Гарольд
Постепенно разговор перешёл к обсуждению недавнего убийства ректора. Марго одобряла действия убийцы, а Аликс считала, что это приведёт лишь к большей анархии: — Подумайте сами. Кому выгодна его смерть? Всяким преступникам и Тёмным Богам. — А мне кажется, что его давно пора было сместить, — ответила Марго. — А то он рано или поздно поднял бы мятеж против Империи и начал бы новую войну, в которую бы втянулся весь остальной мир, в том числе, и культы всяких нехороших. Как считаешь, Гарольд? — Я считаю, что вы обе в чём-то правы, — ответил я. — Надо было как-то разобраться с его сепаратистскими настроениями, пока не поздно. Всё-таки не зря говорится, что рыба гниёт с головы. — Рыба-то, может, и гниёт, — согласилась Аликс, — но порядок-то должен быть. Просто… всё-таки лучше уродливая голова, нежели её не будет вообще. Ведь, кто придёт на его место, мы не знаем. Может быть, и ещё хуже. Ректор всё-таки изображал преданность Императору. А если бы хотел поднять откровенный мятеж, то давно бы его уже поднял. И потом на этот случай есть войска, Инквизиция, да и народ бы поддержал всё-таки, скорее всего, законную власть… — Давайте оставим политику, а? — предложил я, расправляясь с аппетитным окороком, который буквально был весь пропитан маслом. — Не самое лучшее дело — рассуждать о таком во время хорошего ужина. — А давайте песню? — предложила Марго, судя по блеску в глазах, количество выпитого ей алкоголя приближалось к критическому порогу. — А то давненько не было хорошей музыки. Всё дела, да дела… — Музыка? — недоверчиво спросил я. — Ну, я по лирике и прочей лабуде не очень, честно говоря. Как-то жизнь воина не предполагает песнопений, ну, разве что на праздники, когда славим Одина… И то, скорее, это боевые гимны… И потом инструментов нет: ни лютни, ни флейт… Надо бы Андуина сюда, он бы нам… ик, помог. — А нам особо и не надо, — улыбнулась подруга моей ненаглядной, — ритм можно и так поотбивать. Тем более ложки у нас есть. А в традициях древличей есть такой вид игры. Приходилось видеть пару раз… — Ну попробуй, — улыбнулся я, пригубляя пинту. Марго потянулась к ленте, опоясывающей её русые волосы, сняла её, создав небольшой водопад, разметала его несколькими взмахами головы и, немного прокашлявшись, начала отстукивать ложками несложный ритм. Через минуту она запела, низким грудным голосом, в котором одновременно сочеталось чувство и любительская нотка: — За извилистой рекой Есть пещера под горой. Старше даже чем Земля. Да драконы в ней живут. Если только нам не врут. Ведь никто не проверял… — О, ты про эту байку, — улыбнулась Аликс, — где-то я это тоже слышала. И, к моему удивлению, морская волчица тоже втянулась: — Нет огня без пепла. Нету дыма без огня. Только что там полыхает в самом деле?! Воздух разогретый Разжигает полымя. А огнедышащий дракон живёт в пещере. Ой, в этом многовековом дурном ущелье. Не ходи к нему — умрёшь! И с камней не соскребёшь. То ли байка, то ли ложь — не поймёшь! — Ничего себе, — произнёс я, когда девушки закончили музыкальный номер, уперев взгляды в меня, явно ожидая оценки, — Аликс, милая, чем дольше мы общаемся, тем больше интересного я о тебе узнаю. — Ну, ты так-то тоже оказался не так прост, — засмеялась Аликс. — Ведь тогда, когда мы встретились впервые, ты показался мне сразу очень интересным человеком. — Хах, ну, конечно, не каждый горец — хранитель Косы Инферно, хотя я и не из тех, кто кичится, — улыбнулся я. — Кстати, про дракона интересно было. Я вот вспомнил вдруг стаи драконов, что у нас живут. Если бы что-то такое случилось у нас, то в пещеру бы спустились другие драконы. А там бы уже выясняли чей, откуда, какой клан, какая стая. Если бы оказался достаточно молодым и бездомным, то наши бы его взяли к себе, как родного. — А если бы это был какой-нибудь старый сумасшедший, ненавидящий людей? — предположила Аликс. — Большая часть таких сдохла три тыщи лет назад, — ответил я. — Один некоторых таких лично уничтожал. — Человек? Кучу драконов?! Разве такое бывает? — удивлённо спросила Марго, краем глаза я заметил, что она опять наполнила рюмку, а пальцы девушки ощутимо дрожат, куда же в неё столько лезет? — В горах бывает многое, если не всё, — гордо ответил я, — а Конунг Один — центральная фигура в нашей истории. Как минимум, потому что от его избрания на этот пост у нас пошло летоисчисление. — Погодите, — насупилась Аликс. — Вы тоже слышали этот радостный визг? — Нет, — ответил я. — Может, выйдем на улицу и посмотрим? — Давай, — ответила морская волчица. Стоило нам выйти, как в меня тут же влетело что-то большое рыжее и лохматое. Я упал наземь и почувствовал на себе две тяжёлые лапы, и меня внезапно начали вылизывать. Аликс заливалась громким смехом, а с другого конца улицы доносились вопли старого алик’рансца на его родном языке: — Юичи! А ну хватит! Ну-ка, ко мне! Вскоре я освободился от объятий собаки и увидел, как надо мной возвышается Зарен-сенсей. Удивлению моему не было предела, когда я опустил взгляд на огромного акита-ину, вилявшего хвостом. Я внезапно понял, что этот любвеобильный пёс — это тот щеночек, которого мой мастер нашёл в горах, когда мне было двенадцать. — Здравствуйте, Зарен-сенсей, — произнёс я на идеальном алик’ранском. — Как поживаете? — Гарольд-кохай, — радостно произносит старик. — Вот уж не думал тебя здесь увидеть. Ничего себе ты вымахал, конечно. Если бы не эта наглая рыжая морда, я бы тебя не узнал. Я поднялся на ноги и принялся активно чесать Юичи за ушами, а тот норовил вырваться и игриво покусать меня. — Эх, вот бы и меня кто так почесал, — произнесла Аликс. Я удивлённо посмотрел на неё. Потом обратно на собаку. И снова на неё. Юичи тут же переключился на Аликс и начал искать её внимания. Зарен-сенсей тут же схватил его за ошейник, произнеся: — Не приставай! Простите его, пожалуйста, миледи. Такой любвеобильный, порой его не удержать просто. — Аликс, это Рокун Зарен, мой учитель, — спешно сказал я, — Зарен-сенсей, это леди Александра Рогнейр. — Твоя девушка? — спросил у меня сенсей на родном. — Да — коротко ответил я. — Гарольд! — вскрикнула Аликс. — Я же слышу ваши мысли. — Ой. Прости, — замялся я. Да, облом. Способ шифровки «думай на другом языке» не сработал. — Ладно, приходи как-нибудь на чай, — улыбнулся Зарен и повёл Юичи, который явно хотел нас ещё облизать. — До свидания, Гарольд-кохай. Рад был повидаться. — И я был рад, Зарен-сенсей. До свидания, — я крепко сжал ему руку. — Передавайте привет Мэй-сан. Зарен помахал нам рукой и ушёл. Мы же вернулись в кабак. Не успела Марго отойти от нас, проговорив что-то нечленораздельное, как Аликс тут же раздражённо спросила: — Кто давал тебе право рассказывать этому старикашке про нас?! — Милая, если ты не увидела в моей памяти, этот «старикашка», — я показал кавычки, — близок мне как отец. Он воспитывал меня с семи лет, и именно благодаря ему я и стал тем, кто я есть. И уж поверь, как по мне, так он имеет право знать о том, что со мной и с кем я общаюсь. — Ты б ему ещё сказал, что без ума от меня и что готов на всё. — Но ведь это правда. Более того, лишь часть её, — произнёс я. Вот он. Момент настал. Пора сказать ей это вживую: — Аликс… Я люблю тебя. Моя любимая замерла с открытым ртом на некоторое время, после чего потянулась ко мне. Наши руки сцепились в два замка, а в глазах промелькнула искра. Я улыбнулся и поцеловал её. Отныне каждая секунда длилась бесконечно долго. — Я… Я тоже люблю тебя, Гарольд, — тихо прошептала мне в губы Аликс. Я, наконец, оторвался от девушки, ощутив всем своим естеством невероятную радость от того, что наконец-то воплотил свою давнюю мечту, которая преследовала меня, будто суккуб понравившегося человека. Количество выпитого уже откровенно зашкаливало — стол был завален где-то десятком пинт, на донышках которых плескались недопитые капли. Блюда с остатками пищи и даже несколько свежих большой толпой стояли на столе. Я осоловело смотрел на всё это пиршество, понимая, что голова не варит совершенно, на губах глупая улыбка, а в глазах летают звезды. Такое же состояние было у Марго, с трудом покинувшая нас девушка вернулась, шатаясь как контуженная и улыбаясь. Под нос она мурлыкала какую-то песенку. Народу в баре не было совсем: видимо, мой мастер-класс по стрельбе костями, используемых в качестве снарядов, и пояс кимоно в качестве пращи слишком впечатлил непривычных к пьянкам горцев имперцев. — Да уж, Гарольд, не думала я, что это будет именно так, — произнесла Аликс, облизывая губы, хотя на щеках милой играл румянец. — Надо же, в кабаке по пьяни. Вообще-то первый поцелуй полагается в хорошей обстановке, романтической, со свечами и прочим… — О! Неужели ты решилась, Аликс?! — Марго посмотрела на неё мутным взглядом, а затем на меня. — Браво! Как же я за вас рада, ребята… Наконец-то, — в её глазах навернулись слезы, — наконец-то у близких мне людей счастье! Какая же ты счастливая, Аликс! — Марго… — Аликс взглянула на подругу. — Спасибо тебе за то, что ты у меня есть… Не бойся, ты тоже своё счастье найдёшь… Есть много достойных людей, нужно просто верить в лучшее… — Какое там лучшее… — тихо сказала Марго, — у меня и так жених есть. Вильгельм, будь он неладен… Пошляк, сволочь и жлоб. Ему только тело моё нужно, а не я сама… — Вильгельм?! — вскрикнула Аликс, во все глаза глядя на неё. — Ага, — ответила та, — Гарольд свидетель, как он ко мне приставал. До свадьбы, между прочим… — Да, — подтвердил я, — пытался, за что поплатился. Не головой, к сожалению, но воспитательную беседу я ему провёл. Теперь не подойдёт и близко до нужного часа… Неожиданно нашу беседу прервал звук флейты. Она играла очень нежную мелодию, как будто специально неведомый музыкант дожидался подходящего момента. Но вместе с тем музыка была довольно ритмичной, из-за чего ноги против воли пустились в пляс. Но полной неожиданностью стал высокий, хоть и с хрипотцой, довольно мелодичный голосок, обладателя которого здесь просто не могло быть: — В самый полный штиль и в самый сильный ураган Ходят в синем море корабли. Может, потому-то и понятно морякам, Что такое океан любви! Дверь внезапно распахнулась, и я в прямом смысле грохнулся на пол. Потому что в ресторан вбежал… Нет, влетел… Нет, ворвался Падший. Но в каком виде! На голове у него красовалась шляпа с довольно узкими полями, на плечах, поверх мантии, болтался алого цвета плащ, сделанный из грубого холща. В довершение всего от него несло жутким перегаром, который доставал до нас, сидящих в глубине зала. Но самое удивительное было, когда я увидел, что крылья моего вассала светятся лёгким желтоватым свечением, и таким же вокруг глаз, а на устах играет самая что ни на есть благожелательная улыбка. С открытыми глазами и таким же ртом на него воззрились мои спутницы. А Даниил (а может, это был и не он), совершенно несвойственной ему походкой, которая была чем-то средним между танцем и ходьбой, двинул к нам, продолжая петь: — Любите, девушки, простых романтиков! Отважных ангелов и моряков. Бросайте, девушки, домашних мальчиков! Не надо им дарить свою любовь! — Жёванный твой пёс… — прошептал я. — Он точно свихнулся. — А по-моему, наоборот, романтично, — возразила Аликс. — Да на моей памяти он ни разу не пел, — ответил я. — А тут ещё и про любовь. И взгляни на его глаза и обрубки рогов. Утром они у него тоже светились. — Но фиолетовым, а не золотым, — уточнила Аликс. — Как мы знаем, фиолетовый — это цвет Арканы и Бездны, а золотой — Света. Из этого следует, что Даниила твоего контролирует адепт Света. — Что-то не припомню, чтобы жрецы кого-то брали под ментальный контроль. — Аргумент, — задумалась Аликс. — А у него спросить — религия не позволяет? — как бы между прочим поинтересовалась Марго. — Его слова делу не помогут, — ответил я. — Одержимый никогда не признает, что он одержим. Между тем Даниил приблизился, окинул нас взглядом, неожиданно для меня поклонился Аликс и Марго (Я так и замер с открытым ртом) и обратился ко мне: — Друг мой, Гарольд. Как же я рад встретить вас в этом амплуа, а не как бесчувственная машина для шинковки ваших врагов. — Каком ещё амплуа? — недоумённо спросил я. — И что это за фамильярность? Мы не друзья. Ты мой вассал, я твой сюзерен. Не больше и не меньше. — Кто-то сказал «фамильяр»? — раздалось у меня над ухом. Я оглянулся и увидел знакомого ворона. — Та-та-там, не ждали, а Мунин тут как тут, — захохотал он и вспорхнул к потолку. — Кто это, Гарольд? — поинтересовался Даниил. — Мунин, — ответил я. — Невероятно приставучая птица. Хуже него только дрозды и сойки. — Смирись! — раздалось с потолка. — Я с тобой на все твои жизни! Знаешь что, надо кое-что тебе продемонстрировать. Мунин слетел с потолочной балки и на лету бросил на меня своё перо. Стоило ему коснуться меня, как я тут же стал уменьшаться и обрастать перьями. — Какого х*я?! — только и вырвалось из моего… клюва?! Я попытался дотронуться до него, но просто не мог повернуть руку в нужную сторону. — Итак, начнём с азов, — Мунин приземлился передо мной и расправил крылья. — Крылья широко, упор на лапы. Отталкиваешься, ловишь ветер и взлетаешь, активно работая крыльями. — Эй, а ну-ка расколдовывай меня! — завопил я. — Колдун чёртов! — Не колдун, а фамильяр, — ответил он. — Это ты у нас колдун. И способ превращения в человечка я тебе скажу, конечно. Но только после успешного облёта этого трактира. А теперь давай работай, как я показал! Я закатил глаза и попытался взлететь, но получалось лишь подпрыгнуть. Аликс наконец отошла от шока и взмахом руки отправила поток ветра мне прямо под крылья. Благодаря этому, я без проблем сумел вспорхнуть на стол. Что ж, не сможем набить человеческое брюхо — набьём воронье. Я принялся клевать недожёванный кусок хлеба. На стол поднялся Мунин и начал толкать меня к краю. Я спьяну едва не упал, но всё же сумел вспорхнуть. Всё вокруг меня было таким быстрым, что я не заметил приближающейся колонны и смачно врезался на полной скорости. — Итак, ты усвоил первый урок: не летать пьяным, — произнёс Мунин. — Теперь просто представь себя человеком, и всё. Меня подхватили чьи-то маленькие тёплые утончённые ладошки. Открыв глаза, я увидел, как меня держат три плавно плывущих в моём взгляде пальца Аликс. — Какой ты крохотный… — промурлыкала Аликс, а затем буквально прижала меня к сердцу. Я не видел реакции народа на происходящее, но, судя по сдавленному смеху Марго, она была очень весёлой. Сам я чувствовал дикое умиление вперемешку со смущением. Наконец меня посадили на стул, и я приложил все ментальные усилия, чтобы стать обратно человеком. В конце концов, я начал обратно расти и вскоре снова стал самим собой. И тут меня скрутило от боли. Я посмотрел на правую руку и увидел, что она полностью покраснела и опухла. Видимо, впечатался крылом, сломал и не заметил. Нда, хорош вечерок, а храм всё-таки далеко. Но выбора похоже нет… — Гарольд, позволь помочь тебе, — не своим, и причём довольно мелодичным голосом предложил Даниил, всё так же светящийся Светом и улыбающийся, как будто после хорошей ванной. — Я думаю, что легко могу вылечить твою царапину. — Сегодня утром ты уже постарался, — сердито произнёс я, с отчаянием глядя на руку. — Но раз уж тебя нелёгкая принесла, не потрудишься ли объяснить, что происходит?! И наедине. Не хватало, чтоб весь паб нас услышал. — Как скажешь, Гарольд, — произнёс Даниил, и мы вышли из паба на улицу.***
Даниил, около часа назад
Устав ждать, я начал слоняться по городу, пока не услышал ритмичный звон колоколов. Заинтересовавшись, я пошёл на звук и, спустя некоторое время, пришёл к величественному зданию. Его мраморные колонны возвышались над улицей, закатное солнце отражалось в золоте куполов, а от крестов уносилась энергия молитв десятков прихожан. Я заглянул внутрь, и дрожь пронеслась по моей спине от знакомых арий. Молодые архангелы, не старше пятнадцати лет, пели вместе со столь же юными людьми в едином хоре на небесном языке древнюю молитву Свету привести наш народ в землю, где демоны нас не найдут. В Землю Обетованную. Я и сам её когда-то пел в таком же хоре. Это было так давно… Практически вечность назад. Я слушал это песнопение, и по моей щеке покатилась слеза. — Не плачь, Падший, — услышал я сзади себя голос. Он говорил на идеальном небесном, без единой нотки акцента человека или иного смертного. Я обернулся и увидел молодого архангела, не старше ребятишек, поющих в соборе. Вглядевшись, я узнал себя. Что ж, очередная игра моего больного разума. — Какие страхи тревожат тебя? — продолжил мальчик. — Не плачь из-за них, Падший. Не для того ли ты пал, чтобы больше не плакать? Когда у ангела высыхают слёзы, когда он отсекает себя от Света, он становится Падшим. Жалким демоном. Он теряет себя и высыхает вместе со слезами. Так смейся же, чудовище! Дай мне услышать твой смех, столь безумный и надменный! — Нет! — ответил я. — Я не чудовище! Не демон. Я ангел. Я клинок в руках Владыки. Я несу слово Его. — И чем же ты тогда отличаешься от любого демона на его службе? — спросил пацан. — Чем ты отличаешься от других Падших? Я достал из-за пазухи шкатулку со своим последним пером и взглянул на него. Оно всё так же сияет, как и тогда, восемь тысяч лет назад. Глядя на него, я вспомнил что-то из своего детства:***
Остров Санлейр, восемь тысяч лет назад
Мне было двенадцать, я шёл домой после хора и вдруг у дверей собора заметил старого Падшего. Он просто стоял у дверей и тихо плакал. — Простите, я могу помочь? — спросил я. Он посмотрел на меня и надломанным голосом ответил: — Да тут уже ничем не поможешь. Утратил я благодать Света после того, как всех потерял. Людская чума выкосила всех моих. Внук в хоре этого храма пел когда-то. Кажется, вечность назад. Прихожу я сюда каждый день теперь и молю Свет о прощении. — Молитвой прощения не заслужишь, — произнёс я. — Только делами. Если вы загладите свою вину перед Светом, то, может быть, Он вас простит. Найдите дело, которое поможет вам успокоиться, и совершенствуйтесь. Тогда, может быть, вы сможете простить себя, а вместе с этим вас простит и Свет. — Даниил! — я услышал гневный голос отца. Он с яростью в глазах приближался. — Я что говорил тебе?! Не смей даже смотреть на эту мерзость! Они не достойны даже твоего внимания. А ты, жалкое чудовище, — обратился он к Падшему. — Убирайся! Ты не достоин даже стоять в тени этого собора. Иди и молись Бездне, чтобы мы вас не истребили, так как вы позорите расу ангелов! Старик посмотрел на отца и произнёс: — Я и сам так же начинал когда-то. Сойдите с этого пути ненависти, пока Свет не отвернулся и от вас. — Он мне ещё и нотации читать будет! Урод! Пшёл вон! — Я-то уйду, но и Свет вас рано или поздно покинет, — сказал Падший и зашагал гордой походкой с высоко поднятой головой. Мы с отцом отправились домой, и там он мне всыпал по первое число, ведь ангелы выше даже разговоров с этими «жалкими существами, не достойными жизни на святой земле».***
— Мне нечего терять, — произнёс я уже исчезнувшему образу мальчика. Я развернулся и пошёл прочь от собора, всё ещё держа шкатулку в руках. Из небольшой часовенки неподалёку слышались песни и звуки гулянки. Неожиданно я задел ногой камень и упал. Шкатулка раскрылась, и перо выпало. Меня окутал страх за моё единственное сокровище. Наплевав на возможные ожоги, я потянулся к нему и стоило мне к нему прикоснуться, как я почувствовал себя максимально умиротворённым. Ничто и никто меня не беспокоило более. Руку будто бы парализовало, а перед глазами засиял образ из колеса с глазом в центре и шестью крыльями на ободе. Оно медленно опускалось, постепенно превращаясь в водопад Света, пока не исчезло. Я захотел встать, но потом понял, что более не контролирую своё тело. В следующее мгновение я обнаружил себя встающим на ноги. Ощущение тела не возвращалось, я видел смещающуюся из стороны в сторону улицу, но не мог направить взгляд хоть на что-то по своему желанию. Между тем мои руки аккуратно, если не сказать любовно, взяли и убрали перо, захлопнули шкатулку и убрали за пазуху. Затем «я» сделал шаг вперёд, после чего едва не распластался на земле, но вовремя подставленная рука сработала в качестве амортизатора. Боль была вполне настоящей, вот только поделать с ней ничего было нельзя. — Эй, ты! — я мысленно закричал, не надеясь, впрочем, быть услышанным. — А ну, отпусти меня! Отвечай, зараза! С тем же успехом я мог бы говорить с деревом. Моё альтер-эго, если и слышало меня, то не желало отвечать. Глядя на веселье в часовне, Утериил, как его назвала та сущность из Косы, направился внутрь. Все находившиеся там тут же притихли. К нам подошёл мужчина и спросил: — Извините, а вы чей родственник и по какой линии? — Да ничей, наверное, — ответил Утериил. — Просто услышал, что тут у вас весело и решил зайти. Может, и сам повеселюсь. А может, вам помощь какая нужна? — А, понятно, — произнёс он. — Что ж, раз вызвался помочь, то скажи: а ты петь умеешь? — В детстве в хоре пел, — ответило моё альтер-эго. Я начал возмущаться: что он себе позволяет?! Раскрывает моё прошлое какому-то жалкому мешку с мясом! — Сойдёт, — ответил он. — Сможешь с листа кое-что быстренько спеть? У нашего певца внезапно горло заболело, и он не пришёл. — Да без проблем, — улыбнулся Утериил. — Несите партитуру. Нас отвели в какую-то подсобку и показали ноты. Утериил применил заклинание Всевидящего Ока, и мы начали их читать. Н-да, ну и какофонию нынче пишут. И текст также убог. Какой смысл говорить девушкам, кого им любить? Не начнут же. — А неплохо, — ухмыльнулся Утериил. — Романтичненько даже, я б сказал. Романтичненько?! Ух я ему устрою, как только выберусь! — Распеться надо? — спросил мужчина — Да нет, нормально будет, — ответило моё альтер-эго, тут же переоделось во что-то безвкусное, состоящее из алого плаща и шляпы с узкими полями, и выскочило на импровизированную сцену у самого алтаря. Покончив с одной песней, он запел ещё. И ещё. Похабность некоторых меня вгоняла бы в краску, управляй я своим телом: — О как хороша Феририен: Глаза её смотрят косо, Все зубы торчат, нос немного вмят И сисяндры висят до земли, А ноги тонки как спички - Но как же её не любить? И будь бы я чуть симпатичней, Решился бы к ней подкатить! Да, может, пел Утериил и красиво, но при этом такую чушь. Однако ему рукоплескали, кто-то даже бросил букет цветов, угодив прямо по рогам. За что же такие овации? За то, что красивым голосом спел абсолютную бездарность? Как же низко общество людишек, раз считают такие песни искусством. Этот же гадёныш тем временем вышел из часовни и, напевая этот шлак, пошёл… Прямо в паб, где пил Владыка! Нет, я должен его остановить! Я приложил все усилия, зашептал темнейшие из своих заклинаний, но всё тщетно — тело мне не поддавалось. Вот так вот за один день меня взяли в плен дважды: сначала моё же оружие, теперь моё же раздвоение личности. — Теперь ты знаешь, что ощущал я все те века, что ты остаёшься Падшим, — усмехнулся он вслух, но я прекрасно слышал его, точнее свой голос где-то вокруг себя, будто я сам плавал в нём, не имея возможности закрыть уши. — Я буквально кричал тебе в ухо, но ты не слышал. И поверь мне, это очень неприятно — находиться вне тела бестелесным голосом, который даже не слышно. Когда же мне пришлось использовать образ матери, это, казалось, подействовало. Но потом и к её голосу ты стал глух. Так почему я теперь должен слушать тебя? Сиди и наслаждайся барабанами! И, как назло, эти барабаны забили в моей голове свои триоли ещё громче. — Потому что это моё тело! — крикнул я. — Моя жизнь! Если ты сидел века в моей голове и ни черта не делал, кто в этом виноват?! Я думал, что ты мне друг, или, как минимум, не враг, но сейчас ты ничем не отличаешься от Артаниила! — Кстати, о нём, — в голосе моего альтер-эго засквозила сталь. — Что ты намерен делать с Зутом? — Ничего. Власть, которую он мне даёт, более чем меня устраивает. — Да? А потеря собственного тела тебя не пугает? Мери могла погибнуть. Гарольд мог пасть от твоей руки! Я задумался. Если я потеряю Зут, то стану бесполезен для Владыки… — Я понимаю, что от власти магии ты отказываться не хочешь, — произнёс Утериил с сочувствием в голосе. — Так и веди себя как порядочный маг. Сделай посох, напиши толстенную книгу заклинаний, начни учиться. А потом просто откажись от Зута. Прячь, как хочешь, честно.***
Гарольд
— Ну, как-то так всё и было, — произнёс Даниил, облокотившись на фонарь, сняв шляпу и глядя на меня с выражением человека, совершившего подвиг. Я же с удивлением взирал на своего вассала, обдумывая услышанное, — слишком уж невероятно было всё то, что он рассказал. — Хм. Так ты Даниил всё же, да? — Не совсем так, — с нотками грусти сказал ангел. — Я лишь остатки личности того Даниила, которым он был до того дня, когда стал хранителем Зута. Долгое время я был в своего рода стазисе, не имея возможности взаимодействия с… Даниилом, но, когда он встретил Мери и испытал к ней чувства, энергия тепла и нежности достала до самого сердца нашего друга. Так я и пробудился. Поскольку твой вассал и Мериндиэль были крайне близки, я сумел накопить некоторое количество энергии и, когда Даниил случайно коснулся пера и вспомнил момент из прошлого, мне удалось получить контроль над телом. — Интересная у вас, Падших, форма взаимодействия с этим миром, — улыбнулся я. — Значит, чем больше вокруг тебя Света и светлых эмоций, тем больше у тебя силы? Немного на вампиризм похоже. И что же это за перо такое интересное? — Возможно, но не совсем так. На самом деле, то, что случилось с Даниилом, — редчайший случай. Крайне немногочисленны те Падшие, что после того, как их оставил Свет, сохраняют одно или несколько своих перьев. Считается, что так Свет даёт им шанс искупить свой грех, что привёл их к Падению, и вновь вернуться на сторону Света. — Подожди, — я остановил вассала, — тогда нестыковка. Если Даниил взял в руки перо, то почему он… почему же ты снова не архангел или Серафим? — Серафимом я быть не могу, потому что уродился архангелом. Ответ же на твой первый вопрос ещё проще: к сожалению, пока Даниил не верит в добро, Вознесение невозможно. Да и простого касания недостаточно. Необходимо сжать перо и поднести энергию к сердцу. — Но ведь ты — это он, нет? — Лишь часть, Гарольд, лишь часть. И потом я, как бы это сказать, не доминирую сейчас в сознании твоего вассала. То есть я могу лишь временно проявляться, тратя существующую сейчас энергию на то, чтобы держать тело под контролем. Ну и делать некоторые магические фокусы. Ко всему прочему, нам мешает Зут, который сейчас хоть и подавлен, но вынуждает Даниила исполнять твои приказы. По этим причинам вознестись вместо Даниила я не могу. — Н-да… — протянул я. — Сдать бы вас инквизиции, честно. Чтоб руку поставили, дух закалили и хотя бы попытались помочь. А что, идея. Твоя сестра инквизитор может протолкнуть тебя на особую программу обучения. — А что, идея, — ухмыльнулся Утериил. — Может, даже получу диплом, хоть и липовый. — Не будем загадывать, — произнёс я. — Ты сначала в инквизицию пройди, хорошо? Об этом, к слову, завтра. А пока сними вот эту свою шляпу, зови Мери и иди к нам. — А за что пьёте? За юность? — Да нет. Просто сегодня суббота. Завтра выходной, вот и всё. Та ещё неделька была, расслабиться не помешает. — Хорошо. Даниил убежал в сторону пещеры, а я же зашёл обратно в паб.***
Марго смотрела Гарольду вслед и заговорчески улыбалась. Аликс тут же услышала её мысли и прошипела: — Ты снова к суккубам ходила? — О чём ты? — Марго непонимающе посмотрела на подругу. — Да о твоих мыслях. Ты опять хочешь склонить меня к измене! — Больно надо мне тебя целовать, — процедила маг земли. — У тебя для этого свой личный горец есть, не так ли? — Ты что, ревнуешь? — смутилась Аликс. — Маргарет Марцесия, мы же это тысячу раз обсуждали, а ты всё никак это не отпустишь. — Знаешь что, — Марго стукнула стаканом по столу. — Давай поспорим. Затащишь сегодня Гарольда в постель — и я полностью подавлю всякие чувства к тебе. А если же тебе это не удастся сделать, то ты забудешь про него, и ты — только моя. — А если я откажусь от спора? — То я расскажу Гарольду, что ты приставала ко мне. Подруги напряжённо смотрели друг другу в глаза. Напряжение не снял даже зашедший в трактир Гарольд. Увидев, что его подруги смотрят друг на друга убийственным взглядом, он произнёс: — Хотите драться — переоденьтесь в более подходящую одежду, а то платья вообще не подходят для этого. Девушки усмехнулись, и Аликс произнесла в голове подруги: — Идёт. Я же знаю, что ты блефовала.