Фантом нашего прошлого

На следующий день выход из комнаты был запланирован самим Микеланджело, и это была не вынужденная мера, а его личная инициатива. Хотя, скульптору даже не пришлось себя убеждать, это всё же действительно было необходимостью. На завтраке в этот раз он решил поприсутствовать и даже съел свою порцию, почти ничего не оставив на тарелке. Аой была приятно удивлена и рада такой активности Микеланджело, а вот некоторые художники смотрели на него с подозрением. «Странные, — думал про себя скульптор, доедая свой омлет, — я уже несколько дней веду себя иначе, а они всё никак не привыкнут. Не такие уж и подвиги я совершаю». Но заострять внимание на недоверии коллег Мике не стал. Мысли были заняты совершенно не этим. В голове крутились воспоминания о вчерашнем дне: встреча с да Винчи, разговор с владельцем, новые воспоминания, которые, вопреки ожиданиям парня, принесли ему отнюдь не облегчение. Он размышлял об этом ночью, пытаясь понять, что делать дальше. Тогда и пришёл к решению, которое убедило его не сидеть всю ночь не смыкая глаз. Сегодня утром Мике собирался встретиться с да Винчи вновь. Парень понимал, что проблем от этого будет немало. Знал бы он да Винчи хорошо, имел бы представление, где он обычно проводит время, не избегал его, найти мальчика и начать беседу было бы намного проще. Но Буонарроти не собирался отступать и оставлять попытки хоть что-то вернуть из своей старой жизни. Он вернёт да Винчи. Ну… Или хотя бы попытается. Микеланджело делает глубокий вдох, укладывая в сумку блокнот и карандаши. Когда он в последний раз делал это сам? Пожалуй, в тот день, когда был вынужден идти с директором и да Винчи за покупками, когда упал в ту реку, и его… Осенило. И всё же, да Винчи был его единственной причиной продолжать рисовать, пусть он сам того и не хотел. Но сейчас, когда мальчика нет рядом, скульптор по-прежнему занимается подобными вещами. Похоже, разорвать этот замкнутый круг Мике всё же не в силах. Странное волнение охватывает парня, когда он открывает входную дверь музея. Нет, его беспокоит даже не выход на улицу, хотя Микеланджело был уверен, что именно это является причиной дрожи в руках и коленях. Скульптор понимал, что не может отделаться от мыслей о добровольной встрече с Леонардо, на которую он идёт по собственной воле. Он действительно собирается сделать это? Ведь раньше все разговоры с маленьким художником пресекались на корню. И теперь отсутствие практики наверняка сыграет с ним злую шутку. Ведь, какой к да Винчи нужен подход, он не имел ни малейшего понятия. Микеланджело спустился по лестнице и резко остановился. Кстати об этом… Куда ему теперь идти и где искать Леонардо? Парень понял лишь сейчас, что даже не разработал план действий и маршрут, по которому он пойдёт. Обходить весь город в поисках мальчика он не хотел и не собирался, но и конкретных мест для посещения не мог назвать. Возможно, стоит прогуляться до кондитерской? Да Винчи ведь любит сладкое, не так ли? Шансы крайне малы, но нужно попробовать. А по пути можно снова зайти в магазин для творчества и спросить продавца о нём. А ещё… Стоит пойти к реке, где состоялась их первая и последняя совместная прогулка. Сам Микеланджело был там лишь пару раз, но вот да Винчи, кажется, ходил туда нередко. Мог ли он быть там? Буонарроти стоит проверить. Это были самые вероятные места, и если скульптор не найдет его где-то здесь, то у него попросту не останется вариантов. Да и у него в любом случае нет другого выбора. Парень натянул капюшон на голову и пошёл по тротуару в сторону сквера. Недалеко от него — река, а рядом — кондитерская. Много ходить не придётся, всё находится рядом, и за это Буонарроти любил их район. Весьма удачное расположение всех необходимых объектов, благодаря чему ему не приходилось ходить слишком много, если выход на улицу был необходим. Кондитерская попалась ему на пути раньше. Микеланджело замедлил шаг, подходя к магазину, и прислушался: не раздаются ли там голоса покупателей? Но, кажется, было тихо, а может просто щебетание птиц и разговоры проходящих неподалёку людей мешали услышать больше. Но, тем не менее, парень решил, что заходить прямо в кондитерскую он не намерен. Продавец сразу обратит на него внимание, и так скульптор останется один на один с незнакомым человеком. «Бр-р-р…» Буонарроти поёжился от пробежавших по его телу мурашек. Ну уж нет, так жертвовать своими нервами из-за да Винчи он не готов. Вместо этого он прислонился к стеклу витрины и, прищурившись, всмотрелся в помещение. На его удачу, продавец был занят расставлением больших леденцов на полках позади прилавка и не смотрел в его сторону. Это дало Мике возможность спокойно, хоть и не без доли опасений, осмотреться. Никого не было. Ни одного покупателя. И да Винчи не было тоже. Значит тут парню делать больше нечего. Он отпрянул от витрины и облегчённо вздохнул, поторопившись пройти мимо, чтобы его не заметил продавец. Посчитали бы ещё, не дай Бог, вором или… Как тогда сказал да Винчи? Сталкером? Ужасно. Микеланджело встряхнул головой, отгоняя от себя подобные мысли. Возможно, его шаг был слишком быстрым, потому что парень даже не заметил знакомого шума воды. Он так быстро оказался возле реки? Скульптор поправил шапку и с удивлением обнаружил, что ему стало спокойнее. Даже компания людей, на самом деле совсем далёкая от него, не вызывала у него какого-то волнения. Это место… Действительно очень живописное. Может, поэтому его натура творца и нашла свой покой здесь, когда он всматривался в умиротворяющий, зеленеющий травой пейзаж. А потом на его фоне мелькнула знакомая макушка, закрытая красным беретом. У Микеланджело перехватило дыхание. Нашёл. Он нашёл да Винчи. Причём, к его удивлению, даже быстрее, чем ожидалось. Мальчик сидел у воды, спиной к скульптору, и с расстояния, сейчас разделяющего их, ему было трудно понять, чем он занимается. Казалось, что он и вовсе сидел неподвижно. Парень сделал глубокий вдох, пытаясь унять бешенное сердцебиение. Кто бы мог подумать, что разговор с да Винчи вызовет у него такое волнение. Особенно учитывая то, что раньше он подобных разговоров попросту избегал. Микеланджело попытался сделать шаг вперёд, но понял, что не может сдвинуться с места. Беспокойство охватило всё его тело, сковав точно цепями, и Мике зарылся пальцами в волосы, сдвигая шапку почти на затылок. «Давай уже, чёрт возьми, — убеждал он себя, — ты эту кашу заварил — тебе и расхлёбывать». И убеждение помогло. Не уняло дрожи в коленях, но помогло. Микеланджело выпрямился и неуверенно зашагал в сторону мальчика. То ли трава смягчала его шаги, то ли да Винчи погрузился слишком глубоко в свои мысли, но скульптору удалось остаться незамеченным, даже подойдя достаточно близко, чтобы увидеть: Леонардо рисовал. Делал какие-то наброски в небольшом блокноте на кольцах, время от времени поднимая голову. Уже в паре метров от него Мике остановился, желая увидеть, что он будет делать дальше, но да Винчи с тяжёлым вздохом медленно закрыл блокнот и убрал в сумку, лежавшую рядом с ним. Оба застыли в неподвижном состоянии. Да Винчи явно о чём-то задумался, глядя на воду, а Микеланджело наблюдал за его слегка напрягшейся фигуркой и ожидал дальнейших действий. Но никаких действий далее не следовало, а стоять просто так Микеланджело не был намерен. Всё же, он здесь по делу. Он сделал пару шагов вперёд и кашлянул. Мальчик, вырванный из глубоких размышлений, резко повернулся к нему, и Микеланджело увидел, что испуг и удивление на его лице сменились раздражением и каким-то странным опасением. Да Винчи прижал колени к груди, принимая удобную позицию для того, чтобы в любой момент встать и уйти. — Опять Вы!.. — Подожди, подожди, — Микеланджело сразу поднял руки в примирительном жесте, — не уходи… — С чего бы? — да Винчи, с трудом сдерживая свою тревожность, уже сел на колени, когда Микеланджело опустился рядом с ним. Они молча смотрели друг на друга: взгляд, полный недоверия, пытался найти хоть намёк на какую-то опасность в глазах Микеланджело, но те не выражали ничего кроме смиренного спокойствия, уколотого какой-то непонятной мальчику надеждой. Нахмуренные бровки Леонардо поползли вверх. От этого человека не исходило какой-то опасности, выглядел он уж больно безобидно. Сможет ли он навредить ему? Да Винчи не был уверен ни в чём. Но что-то во взгляде надоедливого парня его заинтересовало, и он осторожно сел обратно. — Л-ладно, — Мике видел, что Леонардо старается выглядеть серьёзно и холодно, но получалось плоховато из-за его волнения, — давай просто покончим с этим. Что тебе нужно? — Правда, — скульптор решил не ходить вокруг до около и начал с главного. Да Винчи удивлённо посмотрел ему в глаза, и Мике, отчего-то смутившись опустил взгляд на воду. — Не понимаю… — тихо ответил мальчик, намекая на необходимость в более точном объяснении. — Я хочу знать, почему ты бросил рисовать. После этих слов Леонардо, несколько секунд смотрел в лицо скульптора, после чего резко встал, поднимая сумку с земли. — Вас не касаются подробности моей жизни, — с тихим возмущением сказал он, — мы даже не знакомы, и вообще... — Микеланджело. Парень прервал да Винчи, и тот с непониманием уставился на него. — Простите, что? — Ты сказал, мы не знакомы, — спокойно объяснил Мике, — я это исправляю. Меня зовут Микеланджело. Микеланджело Буонарроти. И он, несколько секунд колеблясь в сомнении, медленно протянул мальчику руку. Тот не спешил отвечать на этот жест, уставившись на ладонь теперь не такого уж и незнакомца, но и уходить, кажется, уже не собирался. Что за странный человек: так старательно добивается разговора… Наконец, после молчания, достаточно долгого, чтобы Микеланджело уже подумал убрать руку и сдаться, он вдруг почувствовал, как чужие пальцы касаются его. — Леонардо… Да Винчи, — представился мальчик (скорее из вежливости, ведь имя его скульптор знал и так, и сам Леонардо это понял), обхватывая ладонь Мике. Они обменялись рукопожатием. «Такая маленькая…» — удивился скульптор, осторожно сжимая руку новоиспечённого знакомого. Он ни разу не касался ладони да Винчи и теперь был удивлен тому, насколько она мягкая и крошечная. Как и сам да Винчи, впринципе. О чём он вообще думает сейчас? Он трясёт головой, отгоняя ненужные мысли, и слегка тянет мальчика за руку вниз, побуждая сесть обратно. — Останься. Чем быстрее я получу ответы на свои вопросы, тем быстрее ты от меня избавишься. — Не пытайтесь говорить так, будто это звучит, как выгодное предложение, — фыркнул да Винчи, но всё же поддался и вновь разместился возле парня на траве, — я всё ещё не доверяю Вам. «Я не удивлён», — горько усмехается про себя скульптор и снова подаёт голос. — На «ты». Мы же уже знакомы. И хоть я и старше, но разница у нас небольшая. Микеланджело впервые говорил это. Обычно он дулся, когда маленький художник принижал значение их разницы в возрасте, смеялся и говорил: «это такие маленькие цифры». Но сейчас он и сам понимал, что как-такового смысла в этом не было. Возможно, так он просто пытался построить ещё один барьер между ним и мальчиком. Но сейчас это было попросту ни к чему. Да Винчи спустя несколько секунд неуверенно кивнул, и Мике выдохнул. Слышать от да Винчи обращение «вы» после всего того, через что они прошли вместе, было очень странно для него. — Ну так что? — Нет, для начала я задам вопрос, — Леонардо смотрит на него исподлобья, с недоверием и опасением, — мне нужны гарантии, что Вы… Ты не собираешься использовать эту информацию против меня. — Э?.. Да для чего мне это? — Мике удивлённо уставился на хитрое лицо да Винчи, на котором уже появилась лёгкая полуулыбка. — Я ведь не знаю кто ты. Вдруг тебя кто-то подослал, а может ты хочешь попортить мне репутацию. Благо, я сам спрятался в тени, но в этом городке слухи распространяются быстро, раз уж живёшь тут, должен знать, — объяснил да Винчи, наблюдая за тем, как меняется выражение лица Буонарроти, — поэтому нет мотивации — нет ответа. Ясно? Микеланджело задумался. Что ему сказать? Его единственная мотивация так же абсурдна, как и вся эта ситуация в целом. Не озвучивать же её да Винчи, который и так с трудом верит в его безобидность. А других причин быть и не может. Так что же делать? Микеланджело задумывается, хмуря брови и прожигая взглядом траву, а потом выпаливает первый пришедший ему на ум правдоподобный вариант. — Моему другу очень нравились твои картины, — начал он, стараясь говорить как можно твёрже, — с тех пор, как ты перестал рисовать, он очень подавлен, не может понять, почему так произошло. Вот я и хочу узнать… Да Винчи внимательно вгляделся в лицо Буонарроти, и оттого он лишь сильнее занервничал, чувствуя, как забилось быстрее сердце. Он не умел врать, всегда был честен с людьми, и выдумывать ложь на ходу было для него чем-то из ряда вон выходящим. — Врёшь, — да Винчи не делал предположение, а без всяких сомнений констатировал факт, — я даже не сомневался. Отвечай честно, если не хочешь, чтобы я прямо сейчас ушёл. — Я… — голос Мике дрогнул. Его будто переклинило в голове, когда он понял, что действительно не может солгать. На ум совершенно ничего не приходило. Именно поэтому он пошёл по пути наименьшего сопротивления. — Я… Не могу сказать. Леонардо тяжело вздохнул, приподнимаясь. — Я не удивлён. Одного рукопожатия мало, Ми-ке-лан-дже-ло, — отчеканил он его имя голосом, полным раздражения, — найди другой объект для сталкерства и оставь меня в покое. И да Винчи развернулся с намерением уйти, когда Буонарроти заговорил с ним снова. — Ты действительно больше не рисуешь? Совсем? Мальчик замер, не делая ни шагу вперёд. Он стоял к Микеланджело спиной и поворачиваться не собирался, потому скульптор не мог знать наверняка, какие чувства у него вызвал этот вопрос. После недолгого молчания да Винчи небрежно бросил ему через плечо: — Да, совсем. Всего хорошего. И ушёл быстрым шагом, скрываясь в парке, оставив Мике наедине с собственными мыслями. Совсем? Но как же тогда те эскизы, что он рисовал в блокноте, прежде чем скульптор завёл с ним диалог? Леонардо уверен, что Микеланджело этого не видел? Пожалуй, он и не хотел, чтобы кто-то знал об этом. Вряд ли бы он взялся за карандаш, будь люди рядом. Но Микеланджело знал, что было на самом деле, и понимал: как бы да Винчи не отпирался, рисование он не оставил, ну или не хотел расставаться с ним. А это значит, что надежды скульптора вернуть всё на круги своя не такие уж и пустые, как ему уже начало казаться. Разве что усилий приложить придётся немало: Леонардо явно не собирался так просто идти на контакт, пусть и позволил Мике представиться и пожать ему руку. Но это уже был маленький шаг к тому, чтобы всё исправить. И раз уж скульптор начал это, он обязан довести дело до конца.

***

Двери кондитерского магазина распахнулись под нежный звон колокольчика над ней. «Нет, и всё-таки это место слишком неуютное. Много сладостей, и совсем ничего полезного. И что да Винчи нашёл в этом?» Микеланджело осторожно стягивает капюшон с головы, ёжась под уж больно дружелюбным взглядом продавца, и пробегает глазами по полкам вокруг. Вопрос: «я могу чем-то помочь?» от доброго усатого мужчины за прилавком он намеренно проигнорировал, стараясь даже не смотреть в его сторону. Сегодня утром Губерт собирался сходить за кое-какими художественными принадлежностями, но, как потом он рассказал попавшемуся ему на пути Микеланджело, совершенно не успевал из-за бытовых дел в музее. К удивлению Губерта и своему собственному, Буонарроти предложил помочь и вызвался сходить в магазин вместо него, чтобы купить всё необходимое. Безусловно, старший ван Эйк был рад любой помощи, поэтому не раздумывая согласился и почти сразу вручил парню список из нескольких пунктов. Уже по пути обратно, когда всё было куплено, что-то заставило Микеланджело зайти в кондитерский магазин, мимо которого лежал его путь. «Поздравляю, ты рехнулся» — говорил он сам себе, переводя взгляд с одного пирожного на другое, прекрасно понимая, что ему это даром не нужно. А ведь только вчера боялся к этому месту даже на метр подойти. Должно быть, причиной была глупая, ничем не подкрепляемая надежда на очередной знак свыше. Что-нибудь доказывающее, что он верит в лучшее не зря. А вот имеет ли смысл ждать этого знака — уже другой вопрос. Подумать только, за эти несколько дней он изменился настолько, что самому страшно. — Так Вы будете что-нибудь брать? — голос продавца, уже не такой приторный и дружелюбный, а скорее удивлённый и даже обеспокоенный вывел Мике из раздумий. Он промычал что-то неопределённое, поближе подходя к случайной полке, пытаясь сделать вид, что он просто очень долго и тщательно выбирает. Хотя в чём смысл всего этого, он действительно не может понять. Ему всё же стоит уйти… Колокольчик над дверью звонит снова. Скульптор машинально поворачивает голову к источнику звука, и глаза его округляются. Надо же, не зря ждал знака свыше. В дверях, удивлённый не меньше, чем сам Микеланджело, стоял да Винчи. Он резко остановился на пороге, не заходя в магазин, видимо, испуганный присутствием здесь того, от кого уже третий день пытается скрыться. Микеланджело же застыл, прокручивая в голове все возможные варианты начала разговора, на которые у него хватит духа, а у да Винчи терпения. Мальчик попятился назад, собираясь выйти, и Микеланджело протянул к нему руку, желая остановить. — Подожди. — С чего бы? — тихо огрызнулся да Винчи, уже стоя снаружи и лишь придерживая дверь. Буонарроти не знал, что ответить. Говорить что-то при кондитере он не собирался: вопрос не для обсуждения при посторонних. Но как убедить да Винчи пойти с ним и попытать счастья ещё разок? Ответ пришёл почти сразу, когда взгляд парня вновь зацепился за сладости на прилавке. Он подошёл к кассе, на ходу достав кошелёк, и рассмотрел пирожные за стеклом. Честно, Микеланджело не разбирался в сладостях от слова совсем, а во вкусах Леонардо и вовсе ничего не смыслил, но это вряд ли бы сейчас сыграло большую роль. Он знает, что мальчик любит сладкое, и надеялся, что этого будет достаточно. В итоге он задержал свой взгляд на кусочке с шоколадным бисквитом и мягкой кремовой шапочкой. По виду десерт выглядел хорошо, и скульптор надеялся, что на вкус он так же неплох. Всё это время он вслушивался, пытаясь уловить звук закрывающейся двери за спиной, обозначающей уход да Винчи, но с облегчением понял, что тот остался на месте и, вероятно, наблюдал за его действиями. — Дайте вот это пирожное, — тихо сказал Микеланджело продавцу, слегка подрагивающей рукой указывая на выбранное лакомство, и прибавил в конце неловко, — пожалуйста… Продавец снисходительно улыбнулся ему. Наверняка он видел волнение парня, но ничего не сказал, лишь поддел лопаточкой нужный десерт и уложил в контейнер. Мике с облегчением отдал ему деньги и забрал покупку. Наконец он уйдет из этого приторно-сладкого места. Хоть бы трата денег оказалась ненапрасной. Он подходит к да Винчи, который резко дёргается и отходит на шаг при его приближении, и протягивает ему контейнер. Тот лишь с непониманием переводит взгляд с парня на коробочку в его руках, и Микеланджело видит в глазах Леонардо уже не только тревогу, но и некий интерес. — И ч-что это значит? — мальчику не сразу удаётся собраться, когда он задаёт вопрос. — Это тебе, — неуверенно произносит Мике, натягивая капюшон на голову, пытаясь скрыть собственное смущение. Странное чувство дежавю. Что-то подобное, кажется, уже было. Не на его ли день рождения? Леонардо удивлённо хлопает ресницами. — Мне? — Ну… Да. После этих слов мальчик сглатывает. Как и ожидал скульптор, он не может устоять перед сладким и сейчас явно колеблется, мечась от мыслей об осторожности к желанию скорее завладеть предлагаемым с такой щедростью десертом. Мике усмехается, когда видит, что второе начинает постепенно вытеснять все страхи да Винчи, и вот он уже тянет ручки к заветной коробочке. Но уже в последний момент, когда и сам Буонарроти планирует остановить его, художник резко отпрянул. — В чём подвох? «Всё же, он не настолько слабовольный», — с тихим смешком отмечает Микеланджело. Но он и так не собирался отдавать покупку задаром. Будет он ещё тратить деньги на этого мальчишку, чтобы не получить ничего взамен. Он и так многим жертвует ради его возвращения, в первую очередь, собственным комфортом. Микеланджело выходит вслед за мальчиком и закрывает наконец несчастную дверь кондитерской. Дожидаться, пока продавец сам выгонит их выяснять отношения на улицу, скульптор не стал. — Ты получишь его только если согласишься ещё раз поговорить со мной. — Хах, — нервно смеётся да Винчи, говоря уже громче, когда продавец магазина больше не слышит их беседы, — бесплатный сыр бывает только в мышеловке, да? Он делает ещё шаг назад и скрещивает руки на груди. — Если под разговором ты подразумеваешь продолжение вчерашней темы, то ешь пирожные сам. — Нет, в этот раз нет, — Буонарроти качает головой, — теперь никаких расспросов о том, почему ты забросил рисование. — Правда? — да Винчи удивлённо хмурится, — в таком случае, разве у нас осталось то, о чём мы можем говорить? — Да. Это будет недолго, обещаю, — вздыхает Микеланджело, после чего добавляет чуть тише, — как будто у меня самого есть желание бегать за тобой. — Так не бегай, в чём проблема, — раздражённо цокает Леонардо, — мне ты тоже особо не нужен. Эти слова прошибли Микеланджело, словно раскат грома. Вовсе не из-за того, что это было обидно, скорее потому что это попросту удивительно. Да Винчи никогда не говорил ему такого и не был так холоден. Вернее, был, но… По-другому. Всё настолько изменилось и заставило измениться, видимо, самого Микеланджело, раз он продолжает эти попытки подружиться с да Винчи, пускай это и не было для него чем-то важным. Он просто хотел вернуть покой в свою жизнь и избавиться, наконец, от идиотского чувства вины, очистив совесть. Однако жертвы, на которые он шёл, с каждой попыткой казались ему всё более бессмысленными. — С огромной радостью, — огрызнулся Мике, но вновь взял себя в руки и продолжил уже спокойнее, — давай просто быстро всё решим. Пусть я и не могу сказать правду, но поверь: это имеет для меня значение. Да Винчи с недоумением слушает скульптора. В глазах всё ещё читается недоверие, но снисхождения в них теперь гораздо больше, и это немного успокоило его. Мальчик внимательно вгляделся в лицо Мике, и тот застыл, пытаясь понять, какую реакцию получит в ответ. Он знал: да Винчи не чуждо сострадание, и если парень действительно, как часто ему говорили, не умеет врать, Леонардо всё поймет. Что ж, по крайней мере он на это надеялся. Маленький художник перестал хмуриться и расслабился. Будто понял что-то. — Что же такого должно было случиться с тобой, чтобы ты так привязался к незнакомому тебе человеку? Мике не ответил. Лишь отвёл взгляд в сторону, неловко переминаясь с ноги на ногу. Будь что будет, врать он не может и не собирается, и всё, что ему остаётся, это молча ждать, что ответит в итоге на эти условия его бывший коллега. — Ну, — вздохнул Леонардо, — если ты не будешь затягивать, и после этого мы разойдёмся каждый по своему пути, то хорошо. Буонарроти оживился. Всё же, да Винчи действительно понял. В его голосе больше не было страха, и даже раздражение, кажется, куда-то улетучилось. Возможно, дело было в честности скульптора с ним, а может и в том, что в этот момент он наверняка выглядел (чёрт возьми) жалко. Хотя Мике был уверен, что в большей степени на решение Леонардо повлиял контейнер с пирожным, который всё ещё был в руках у парня. В подтверждение этой догадки, да Винчи тут же потянул руки к десерту, и в этот раз Микеланджело спокойно протянул ему покупку в ответ. Такой взгляд, которым мальчик обычно оценивает сладкие десерты, парню удавалось застать нечасто, и каждый раз увиденное заставляло его задумываться: и чем же сладости так его привлекают? Ведь точно таким же взглядом Буонарроти обычно смотрел на свои скульптуры: с любовью и трепетом. Да вот только скульптуры он создавал собственными руками, потом и кровью, не жалея сил. Сладкое же было просто едой, причём не самой полезной и, на вкус парня, слишком приторной. То ли дело пряная еда… — Хорошо, — наконец художник отвлёкся от изучения пирожного в контейнере и убрал его в сумку, после чего вновь переключил своё внимание на стоящего перед ним Микеланджело, — спрашивай. Буонарроти удивился. Прямо здесь, без возможности собраться с мыслями, подготовиться и чётко сформулировать то, что он хочет сказать? Видимо, да Винчи не видел в этом большой необходимости, уверенный в том, что парень, уже который день пристающий к нему с расспросами, должен уметь выражаться чётко и понятно. Ладно, Мике не спорит, встреть он такого человека, тоже бы так подумал. Да и так уже понял, что стал совсем не похож на самого себя. — В общем… — начал Микеланджело, переминаясь с ноги на ногу, — я хотел узнать, почему ты не согласился работать в нашем музее. Какие причины? Да Винчи переменился в лице: на нём вновь появилось это раздражённое выражение, которое Буонарроти уже расценивал как сигнал к тому, что ситуация становится опасной. Разумеется, он понимал, что художники, особенно такие как да Винчи, не бросают рисование от хорошей жизни. Неудивительно, что мальчику не хочется говорить об этом. Но Микеланджело нужно знать правду, ради его же собственного спокойствия. Он слишком устал за эти несколько дней. — Я могу не отвечать? — Нет, ты забрал пирожное. — Могу вернуть, — да Винчи потянулся рукой к сумке, когда Мике остановил его. — Нет. Пожалуйста… Я просто должен знать. Леонардо цокнул, закатив глаза. Ему эта ситуация явно была не по душе, но что Мике мог сделать? Он действительно сам был не рад тому, что происходило. С другой же стороны… Он понимал, что не сможет поставить точку, пока не добьётся ответов на свои вопросы. Вся эта ситуация была абсурдна, и вместе с тем очень угнетала. «Господи, скорее бы это кончилось». — Тебе не нужно знать подробности, просто… — да Винчи замялся, — Это место не для меня. Там мне не было места. А к чему идти туда, где ты не чувствуешь себя свободно? Он вздохнул. Микеланджело видел, что даже эти слова дались ему с трудом. Да Винчи явно было некомфортно, и парню даже стало стыдно за свой вопрос и вообще за то, что он в очередной раз пытается вытянуть из мальчика хоть какую-то информацию… Стоп. Ему показалось, или руки Леонардо правда дрожат? — Х-хэй, — он не в силах оторвать взгляд от подрагивающих ладоней мальчика, сжимающих ремешок сумки, — ты в порядке? Несколько секунд да Винчи молчит. А потом поднимает взгляд на скульптора. Его лицо спокойно, даже слишком, но вот в глазах… Читается что-то странное. Микеланджело не мог понять, что он видит, и это пугало его. — Да, в полном. Надеюсь, ты услышал то, что тебе нужно. А теперь я надеюсь, что больше тебя не увижу. По крайней мере, не нарочно. Он уже отступил на шаг, собираясь уходить, когда Микеланджело внезапно спросил его. — А будь у тебя возможность попробовать ещё раз… Ты бы это сделал? И тут, он был готов поклясться, в глазах Леонардо что-то промелькнуло. Что-то, чего он все эти дни не видел, и не мог понять. Но этот странный взгляд, неожиданно для самого Мике, заставил надежду, чахнущую в его сознании, оживиться вновь. Однако огонёк потух так же быстро, как и загорелся. — Это прошлое, — грустно усмехнулся да Винчи, — что прошло, то прошло. Вряд ли я… Смогу что-то изменить. — А если появится шанс? — Мне кажется, ты уже перебарщиваешь с вопросами. Здесь мы закончим, — мальчик покачал головой, — спасибо за пирожное. А теперь прощай. С этими словами, не дав Буонарроти ничего ответить, он резко развернулся и зашагал прочь. А Микеланджело так и остался стоять там, смотря в спину уходящего мальчика и чувствуя, как странное противное чувство, чёрной сажей покрывающее его изнутри, словно начало рассеиваться. «Если появится шанс…»

***

В музей он вернулся в подавленном состоянии. Отдал Губерту покупки, как ни в чём не бывало, извинившись за задержку, после чего закрылся в своей комнате и не выходил оттуда до самого вечера. Надеясь на чудо, Мике сел за работу над скульптурой, но в итоге просто просидел рядом с ней в размышлениях, играя зубилом в руках. — Вряд ли что-то можно изменить, да? — он уставился в потолок, ещё глубже погружаясь в собственные мысли. Эти слова да Винчи глубоко врезались в память скульптора. Значит ли это, что мальчик всё же хочет вернуть прошлое и исправиться, переосмыслив принятое решение? Неужели ему тяжело не только потому, что это больная тема, но и потому, что он не может расстаться с тем, что было? Буонарроти знал, что да Винчи не может просто взять и бросить рисование. Он работал с ним в одних стенах не один год и точно был уверен: Леонардо не просто любил искусство, он жил этим. Такую важную вещь просто невозможно взять и оторвать от себя. Равносильно тому, что сам Микеланджело решил бы оставить скульптуру и никогда больше не возвращаться к ней. Уму непостижимо. Поэтому да Винчи и продолжал покупать карандаши, поэтому тогда парню удалось застать его рисующим возле реки, поэтому слова о возможности исправить ситуацию оказали на мальчика такое влияние, пробудив что-то в его душе. Все кусочки паззла складывались просто идеально. Но вот как теперь пользоваться этим осознанием — уже другой вопрос. Ведь да Винчи по-прежнему упорно продолжал избегать любых разговоров на эту тему. А в первые секунды их знакомства Буонарроти увидел совсем другого да Винчи: ненавязчивого, доброжелательного и спокойного. Но сами разговоры о его прошлом словно повернули внутри него какой-то незримый рычаг, переключивший его на режим защиты. Мальчик ни разу не среагировал на Микеланджело спокойно, и лишь под конец диалога ему удавалось вытащить из него хоть какие-то его настоящие чувства и эмоции, не спрятанные за хмурым, недоверчивым лицом. Но неужели найти выход так и не удастся? Микеланджело выпустил зубило из рук и, опустив голову, зарылся пальцами в свои волосы. Голова от всех этих размышлений начала жутко гудеть, и теперь парень жалел ещё больше о том, что вообще взялся за это. Привыкший к тому, что да Винчи ходил за ним хвостиком везде и всюду, скульптор был не готов столкнуться с такой резкой негативной реакцией на себя. А ведь раньше Мике был тем, кто убегал в своё жилище, не желая лишний раз попадаться на глаза надоедливому малышу, который цеплялся к нему, словно колючий репейник. Теперь же его, Микеланджело, нужно было отцепить от маленького художника, и он не сомневался, что тот хотел этого так же, как и сам Буонарроти, если не больше. И в какой момент они успели поменяться ролями? Внезапно в голову Мике пришла странная идея. Если с да Винчи трудно поговорить напрямую, можно ли сделать это не с глазу на глаз? Например… В письме? Бывший владелец ведь отсылал письма с приглашением в музей, когда ещё только набирал художников. И директор сейчас делает то же самое при необходимости. Скульптора словно пронзило. — А что если… Закончив свою мысль в голове, он встал и потянулся: даже не заметил, как просидел на одном месте почти без шевеления так долго. На часах было девять вечера. Поздно, но обычно в такое время в музее всё ещё кипит работа. Значит и директор ещё не должна спать. Натянув на голову шапку, парень тихо вышел из комнаты и зашагал по коридору в сторону кабинета.

***

— Директор. Микеланджело обращается к Аой после одобрительного «войдите!», едва переступив порог её кабинета. — Привет, Микеланджело, — девушка удивлённо посмотрел на явно взволнованного скульптора, — что-то случилось? Ты выглядишь немного… — Нет, ничего особенного, — соврал Мике, хоть и понимал, что то, о чём он попросит сейчас, уже выявит его ложь, — на самом деле… Я хотел Вас кое о чём попросить. Девушка удивлённо захлопала ресницами. — Конечно, проси о чём угодно, я постараюсь помочь. Микеланджело делает глубокий вдох, собираясь с мыслями и силами, чтобы произнести эту просьбу. Она слишком странная, особенно для него. — Вы не могли бы… Написать письмо с приглашением работать у нас одному художнику? Парень нисколько не был удивлён тому, что после этого вопроса замешательство Аой лишь увеличилось. — Ты же понимаешь, что приглашение на работу это серьёзно? Тем более после того, как мы хорошо зарекомендовали себя. Поэтому мы не можем брать кого попало. — Да, я понимаю. — Ну что ж, тогда… Кого именно ты так хочешь увидеть в музее? — Леонардо да Винчи. После этих слов глаза Аой округлились, и Буонарроти уже готовился объяснять ей, что именно стало причиной такой просьбы, как он вообще познакомился с Леонардо и пришёл к такому решению. Проще говоря, ответить на те вопросы, которые в этой ситуации для него было бы удобнее опустить, но если их всё же зададут, вряд ли он сможет уйти от них. Однако первым, что сказала ему директор после некоторой паузы, было: — Леонардо да Винчи? Разве он уже не прекратил рисовать? Мике закусил щёку, не зная, что сказать. Ведь это было правдой, а правду он скрывать не умел. Даже если вслух не скажет, Аой прочитает по его виду и всё поймёт, тогда не видать ему согласия на отправку письма. С другой стороны, разве да Винчи прекратил рисовать на самом деле? Парень уже понял, что нет. Так что это не будет ложью, верно? — Он, ну… — Микеланджело постарался собраться, — просто не появляется на людях. Однако рисует. Повисло молчание. Сердце Буонарроти замерло в ожидании ответа директора. Она выглядела сосредоточенной, по-видимому, глубоко размышляя об этом. — Честно говоря, — начала она, — пускай сейчас о да Винчи ничего не слышно, но я помню, каким он был. Девушка оперлась подбородком на руки, подняв глаза к потолку, судя по всему, копаясь в собственных воспоминаниях. — Его картины были невероятны. Помню, как смотрела их на выставках, где он участвовал. Это было настолько прекрасно, что трудно было поверить в существование такого гения. Жаль, самого его вживую мне так ни разу и не удалось увидеть… Микеланджело мысленно усмехается. Знала бы она, что этим невероятным гением является маленький мальчик, которому нет даже шестнадцати лет. Да и не факт, что она бы поверила, даже если бы парень прямо ей об этом сказал. — Ну вот… — он засунул руки в карманы, пытаясь скрыть свою неловкость, — так Вы сможете отправить письмо? — Если ты говоришь, что он всё ещё рисует, то почему бы и нет? — оживилась девушка, — его работы значительно подняли бы репутацию нашего музея. Не знаю, правда, согласится ли, раз больше не показывает работы публике… — Хотя бы попробовать стоит. Микеланджело вдруг удивился, осознав, насколько решительно он звучал в этот момент. Теперь он понимал, отчего его незримые преображения так напрягали художников музея. Он сам не мог поверить в то, что это он. Хотя, учитывая произошедшую с ним ситуацию, вряд ли он может удивляться чему-то вроде этого. — Что ж, в таком случае, я напишу письмо сейчас, и тогда его уже завтра можно будет отправить. Только адрес нужно узнать… — Спросите у бывшего владельца, — посоветовал скульптор, — думаю, он должен знать. — Правда? Он знает, где живёт Леонардо да Винчи? — Аой усмехнулась, — интересно, чего я ещё о нём не знаю. Она улыбнулась. И Микеланджело где-то внутри себя улыбался тоже, пусть лицо его и оставалось так же спокойно и серьёзно. Это оказалось даже проще, чем он думал, и теперь он может попытать удачу ещё раз. Сколько таких разов ещё будет впереди? Мике надеялся, что это прекратится уже совсем скоро. Ему самому это никакого удовольствия не доставляло, поэтому он принял решение в случае неудачи всё же сдаться и попробовать жить дальше в этом новом мире. С новой ролью, новыми целями жизни и условиями. Привыкнет. Как-никак, это была жизнь, о которой он раньше мечтал. Быть может, приспособиться к ней он всё-таки сможет. А отсутствие да Винчи… Микеланджело просто надеялся на то, что в конечном итоге его отпустит, и он поймёт, что в этом не было и нет необходимости. По крайней мере, если его план не удастся, у него попросту не будет другого выбора. Из его груди вырвался вздох облегчения. — Спасибо, директор. Уже на следующий день письмо было отправлено.

***

— Какого..? Мальчик медленно читает строчки письма, которое он пару минут назад вытащил из своего почтового ящика, с красивой восковой печатью и его именем, аккуратно выведенным на конверте. Да Винчи уже давно не получал писем, и увидеть что-то кроме утренних газет он никак не ожидал. Но то, что в итоге он прочитал, заставило его пожалеть о том, что он вообще взял этот конверт в руки. — Ты что… Издеваешься? Леонардо дрожащими руками сжимал лист бумаги, адресованный ему. Приглашение на работу в музей Баретта. Он ни на секунду не сомневался в том, чьих это рук дело. — Микеланджело… Какого чёрта?! Ладони сжали лист так сильно, что он смялся и порвался в нескольких местах, но да Винчи было абсолютно плевать. Он не просил этого надоедливого парня делать это, не просил таскаться за ним, пытаться что-то изменить в его жизни. Они чужие люди. Но тогда для чего всё это шоу? Да Винчи с злостью сжимает письмо в кулаке, сминая его в неаккуратный ком и бросая куда-то в сторону. Бумага падает на стол, отскакивая от так и не раскрытой коробки с пирожным, которое он получил пару дней назад от него. И ведь он даже не знал, что купил его любимое. — Я не понимаю… Мальчику кажется, что он бы закричал, но у него не было ни желания, ни сил создавать лишний шум. Эмоции словно встали в горле мерзким комом, мешая выдавить из себя хоть что-то громче шёпота. Он даже не заметил, как медленно осел на пол, скатившись по стене. Он не плакал. Лишь мелко дрожал от непонятного чувства тоски и холода. Забавно. А ведь год назад, укладывая все неиспользованные холсты в кладовую, подальше от собственных глаз, да Винчи был уверен, что распрощался с этими чувствами навсегда. — Почему?.. Почему ты… Руки сжимаются в кулачки, ногти больно впиваются в кожу нежных ладошек. Как так могло получиться? И для чего всё это? Леонардо не знал. И знать не горел желанием. Чувствовал, что этим сделает себе лишь хуже. И виноват будет в этом уже он сам. Взгляд вновь цепляется за контейнер с десертом и смятую бумажку рядом с ним. В груди что-то болезненно сжимается. — Почему ты это делаешь, Микеланджело?