Фантом нашего прошлого

Утро следующего дня встретило Микеланджело яркими лучами солнца, бьющими прямо в лицо. Он просидел возле своей скульптуры всю ночь и действительно сделал невероятный по его меркам на данный момент объём работы, пока оранжевый свет не залил всю комнату в первые рассветные часы. Надо же, он и не заметил, как пролетело время. Должно быть, слишком погрузился в дело. Усталость накатила на скульптора лишь в тот момент, когда он подумал об этом, и вот он, потягиваясь и зевая, облокотился на избавившийся от своих незаслуженных мучений кусок камня и провалился в сон. Отдохнуть, правда, успел недолго, потому что уже через несколько часов услышал стук в дверь. Слишком громкий и настойчивый, чтобы игнорировать его. До Микеланджело далеко не сразу дошло, кто именно решил потревожить его с утра, но по мере пробуждения воспоминания о событиях вчерашнего дня вернулись к нему, и он всё понял. Похоже, да Винчи пришёл напомнить о вчерашнем обещании. Нехотя встав и отряхнувшись от пыли, осевшей на его одежде после работы, Микеланджело поплёлся к двери. Незванный утренний гость продолжал стучать, и стук этот отдавался у скульптора в голове. «Ради всего святого, зачем так шуметь», — раздражённо подумал Буонарроти, щёлкнув замком. Только тогда навязчивые звуки соизволили прекратиться. Микеланджело открыл дверь и увидел абсолютно бодрое, будто светящееся лицо да Винчи. — Доброе утро, — поздоровался он, улыбнувшись, после чего осмотрел скульптора с ног до головы, — ты не спал? — А, да нет, — хриплым голосом ответил Микеланджело, потирая щёку ладонью, пытаясь прогнать остатки сна и окончательно взбодриться, но в итоге лишь измазав лицо остатками белой пыли на руках. — Прости, если разбудил, — неловко сказал мальчик, — Губерт-сан просил позвать тебя на завтрак. — А что, уже... Микеланджело бросил взгляд на часы на стене — маленькая стрелка медленно и незаметно уползала от цифры «десять» на циферблате. Действительно, в это время его обычно и звали, вернее, пытались звать, чтобы потратить время на приём пищи. Не то чтобы теперь Микеланджело был против. В последнее время с его организмом будто произошли метаморфозы, приучившие некогда способного жить без еды сутками скульптора к её регулярному потреблению. Возможно, началось на почве стресса, а потом уже в привычку вошло. — Я... Подойду, да, — тихо сказал он и стал ждать, пока да Винчи отойдёт, чтобы закрыть дверь. Но да Винчи не уходил. Он будто тоже ждал чего-то, вот только мысли читать Микеланджело не умел, а потому разгадать паззл сознания мальчика по одному лишь взгляду не мог. Он вопросительно изогнул бровь, пытаясь подтолкнуть да Винчи. — Ой, — он будто очнулся и суетливо отошёл в сторону, — ладно, мы будем ждать тебя там. И быстро зашагал по коридору к лестнице, стуча каблучками своих ботинок. Микеланджело несколько секунд смотрел ему вслед, наблюдая за тем, как Леонардо удаляется от него. Ему показалось, или мальчик хотел сказать ещё что-то? Да Винчи всегда был решителен в своих речах рядом с ним, но сейчас мысли свои высказывать отчего-то не собирался. Должно быть, это просто было что-то не самое важное, и да Винчи не хотел забивать голову ерундой ни себе, ни Микеланджело. Спасибо и на том. С тихим вздохом Микеланджело закрыл дверь. Не сразу до скульптора дошло, что ему следует сменить свою изрядно перепачканную рабочую одежду. А ведь он чуть было не решил идти на завтрак с остальными в таком виде. Не то чтобы ему было дело до того, как представать перед коллегами. Они видели его в самых разных состояниях: и измазанного краской, и усыпанного с ног до головы крошкой от мрамора, и уставшего настолько, что мешки под его глазами могли сравниться с цветом волос Рембрандта. В его старой жизни товарищи по работе лицезрели его даже больного, дрожащего в лихорадке после пробежки под холодным дождём или в полуобморочном состоянии после недельных голодовок. Можно сказать, что художники музея Баретта были закалены, и никакое состояние Микеланджело не смогло бы их удивить. Но да Винчи наверняка не одобрит его появление на завтраке в грязном рабочем комбинезоне, поэтому переодеться всё же стоило. Непонятно, было ли это важной причиной, но, тем не менее, Микеланджело позволил себе ей оправдаться. Буонарроти взглядом отыскал уже сухую тряпку, оставленную за ненадобностью на тумбе, и протёр ей руки. А потом лицо. В этот момент он всё же жалел, что не видел себя в зеркало и не мог оценить свой внешний вид. Было забавно вообще думать об этом, ведь Микеланджело никогда не интересовало то, как он выглядит, в той степени, в которой этот вопрос интересовал других. Ван Дейк постоянно упрекал его за это, — как можно жить, не смотрясь в зеркало каждые десять минут? — Курбе не раз советовал взглянуть на своё лицо, по его словам, бледное от недосыпа, да и да Винчи в своё время регулярно настаивал (на самом деле принуждал) Микеланджело искать ближайшее зеркало и смотреться в него, спасибо колким замечаниям и бесконечным упрёкам. Но его комната была зоной его комфорта, а комфорт в его понимании в зеркалах не нуждался. Потому сейчас он мог лишь догадываться о том, остались ли ещё на его щеках белые пятна, и удивляться тому, что подобные мелочи впринципе его волновали. Рабочая одежда быстро оказалась на полу. Уберёт потом, не до этого сейчас. Натянув шапку на растрёпанные волосы и ещё раз быстро осмотрев себя, Микеланджело вышел из комнаты. Едва ему стоило перешагнуть порог столовой, скульптор тут же встретился с внимательными карими глазами да Винчи. Казалось, что он не просто поднял взгляд, услышав приближение кого-то, а намеренно следил, ожидая. И, видимо, дождался — уголки его губ едва заметно приподнялись в довольной улыбке, и Леонардо, расслабившись, принялся поедать свой завтрак. Осмотрев комнату, Микеланджело понял, что здесь не было почти никого. Помимо да Винчи он увидел только Яна, пытавшегося разговорить маленького художника, и Губерта, который стоял у мойки и разбирался с оставшейся после завтрака грязной посудой. Похоже, Микеланджело пришёл поздновато, но тем же лучше: огромные толпы были ему ни к чему, спокойствие, царившее сейчас в столовой, устраивало его гораздо больше. Младший ван Эйк, заметив появление Буонарроти, развернулся на стуле и приветственно помахал ему. — Доброе утро, Мике-нии! — Микеланджело-сан, — Губерт взглянул на него через плечо и мягко улыбнулся, — доброе утро. Ты сегодня поздновато. — Заработался, — пробормотал Микеланджело в ответ и направился к столу. Он не стал заморачиваться с выбором места и сел у самого края, по привычке ссутулившись. Краем глаза он заметил, что да Винчи слегка нахмурился, но ничего не сказал, лишь продолжил поедать свою порцию рисового омлета. Задумавшись о своём, Микеланджело подпёр ладонью подбородок и отключился от окружающего мира. Разговаривать ни с кем он намерен не был, и никто из троих присутствующих в столовой даже не собирался рушить его планы, что радовало. Ну, по крайней мере он так думал. До тех пор, пока не услышал, как напротив него на стол с тихим стуком опустилась тарелка. Подняв взгляд, Буонарроти вновь столкнулся с внимательным взглядом да Винчи. — Чего тебе? — парень удивлённо поднял брови. — Да так, ничего, — как ни в чём не бывало ответил да Винчи, продолжая свою трапезу. При этом теперь он сидел напротив Микеланджело и уходить, судя по всему, не собирался. Его ступор прервал ещё один стук тарелки. Это Губерт поставил перед ним такую же порцию омлета. Рассеянно кивнув в благодарность, Буонарроти покрутил в руке вилку, стараясь не обращать внимание на время от времени смотрящие на него карие глаза. Вместо этого он отвлёкся на звонкий голос Яна. — Мы ведь пойдём рисовать вместе, да, Берт-нии? — Сейчас, только закончу с посудой, — снисходительно хихикнув, отозвался старший, — ты можешь пойти в ателье и приготовить всё необходимое, пока я занят. — Понял! — мальчик весело спрыгнул со стула и побежал к выходу. Однако остановился на полпути и окликнул да Винчи, — Лео-кун, не хочешь с нами? Да Винчи в изумлении поднял голову, явно не ожидая такого вопроса. На какой-то момент в голове Микеланджело проскочила мысль о том, что он мог бы согласиться. Тогда ему не пришлось бы никуда идти с ним, и он мог бы спокойно продолжить работу над скульптурой, которой ему так не доставало весь этот месяц. Однако да Винчи торопливо покачал головой. — Спасибо за приглашение, но у меня есть планы... Простите. — Не извиняйся, да Винчи-сан, — поспешил успокоить его Губерт, — но Ян в чём-то прав, было бы здорово как-нибудь поработать вместе. В одиночку довольно трудно... Готовиться к параду. На секунду Микеланджело показалось, что в голосе ван Эйка мелькнула нотка тревоги, но он тут же отогнал от себя эту мысль, списав всё на невнимательность, с которой он слушал разговор. Гораздо больше его сейчас беспокоило то, что ему никак не удастся увильнуть от обещания, которое он дал мальчишке, сидящему сейчас напротив него. — Непременно, Губерт-сан, — с улыбкой ответил Леонардо, однако голос его звучал отчего-то обеспокоенно, будто он тоже уловил странную интонацию старшего ван Эйка. Значит, это было не просто разыгравшееся воображение Микеланджело. Ян уже выбежал за дверь, его быстрые шаги ещё некоторое время гремели в коридоре. Губерт разбирался с последними оставшимися тарелками, поэтому не обращал внимание на да Винчи и Микеланджело, к великой радости последнего. Ладно, да Винчи вновь вторгся в его личное пространство, однако ему не привыкать. Хоть бы поесть в тишине. Но неожиданно, едва ему стоило отломить кусочек омлета и отправить его себе в рот, Микеланджело почувствовал прикосновение ткани к своей щеке. Резко подняв голову, он увидел, что виной всему был да Винчи с тканевой салфеткой в руке, сосредоточенно вытирающий его лицо. — Это ещё что? — тихо, чтобы не услышал Губерт, но достаточно возмущённо спросил Буонарроти. — У тебя грязь на лице, — не отрываясь от своего занятия, сказал Леонардо, — видимо, ты после работы решил не умываться. Буонарроти с досадой фыркнул. Всё-таки стоило пойти и глянуть в ближайшее зеркало. И ведь нашёл, к чему прикопаться, заметил, разглядел. Наблюдательность мальчишки удивляла и пугала одновременно. С чего это он так близко подобрался, зачем рассматривал его? Это было совершенно очевидно: вряд ли бы заметил, если бы не рассматривал. Но и, впрочем, вопрос даже не в этом. Какое ему вообще дело до внешнего вида Микеланджело? Ну испачкался и испачкался, такой ли страшный грех? В крайнем случае, мог просто жестом показать, но нет, понадобилось же ему лезть и самому отмывать, будто Микеланджело его об этом просил. Это не укладывалось в голове скульптора. Возможно, даже вызывало возмущение. Но оно сменилось на жуткое смущение, едва Буонарроти понял, что всё то время, пока он думал, да Винчи продолжал протирать его лицо от пыли, и он ничего с этим не делал. Полностью очнувшись, Микеланджело раздражённо, но отчего-то мягко перехватил запястье да Винчи, и тот замер. — Хватит, — нахмурился скульптор. — Да пожалуйста, — как ни в чём не бывало сказал Леонардо, осторожно высвобождая руку из ладони Буонарроти, — всё равно уже не осталось ничего. До чего же неловко. Микеланджело был благодарен судьбе за то, что вся эта неловкая сцена прошла мимо глаз Губерта.

***

Нет, всё же он определенно не хотел никуда идти. Да Винчи весело напевал что-то себе под нос, с довольной улыбкой идя по тротуару от музея, время от времени оглядываясь вокруг. Погода была (по меркам того же Леонардо) на удивление хорошей. Скульптор не мог прочувствовать этого в прошлом, ведь преспокойно сидел в своём убежище, никуда не выбираясь и посылая в магазины вечно готовых прийти на помощь Ван Гога или Аой. Однако теперь всё было иначе, и ему приходилось наслаждаться красотами родного города на пару с уж очень прилипчивым мальчишкой. Улицы, по которым они шли, Микеланджело ещё не успел забыть. Всего несколько дней назад, следуя этому маршруту, он так же направлялся к дому да Винчи, чтобы сделать один из первых шагов к его возвращению в музей. Подумать только, сегодня он идёт туда же, чтобы сделать последний. Говоря об этом... Проходя по уже знакомому району, Микеланджело неожиданно понял, что у него в голове крутится один вопрос к да Винчи. Мальчик, идущий рядом, время от времени окликающий скульптора и рассказывающий что-то о работе, о природе и прочей ерунде, даже сейчас говорил, но нить этой односторонней беседы его попутчик даже не брал в руки, чтобы упустить. Вместо этого он, не сумев сдержать любопытства, отвлёк Леонардо и заставил обратить на него внимание. — Эй, да Винчи, — Микеланджело стало неловко, когда мальчик поднял на него заинтересованный взгляд. — Что такое? Парень немного поколебался, но от своего намерения задать этот вопрос всё-таки не мог отказаться. В конце концов, да Винчи всё больше и больше узнавал о нём (пускай лишь половина этого была правдой), так неужели Микеланджело не мог узнать что-то и о Леонардо? К тому же, роясь в своих воспоминаниях, скульптор понял, что ни разу не задумывался об этом. — Как родители отнеслись к твоему переезду в общежитие? И в этот момент он увидел, как расширились глаза да Винчи. Похоже, он не ожидал, что у Микеланджело появится желание поинтересоваться подобным. И даже реакция мальчишки уже была интересной. Буонарроти с особым любопытством искоса смотрел на Леонардо, ожидая ответа. — Положительно, — наконец сказал тот, — я думаю... — Думаешь? — Зачем тебе вообще это знать? — Ну, — Микеланджело неловко почесал затылок, — ты переезжаешь в другое место. Живёшь с незнакомыми людьми один в таком возрасте... Ты всё ещё ребёнок, в конце концов. — Я не ребёнок, — нахмурился да Винчи, нервно теребя край банта на своём пояске, и, прежде чем скульптор успел бы продолжить допрос, воскликнул, — а вообще, мы пришли! И ускорил шаг, уходя вперёд. Действительно, дом, в котором совсем недавно маленький художник прятался от Микеланджело, был в считанных метрах от них. Парню удалось нагнать своего спутника, пока он разбирался с замком двери. За щелчком ключа последовал тихий скрип, и да Винчи шагнул внутрь. Но когда Микеланджело, задумавшись, собирался зайти следом, да Винчи остановил его, прикрыв дверь. — Подожди здесь пожалуйста, — попросил он, — я сам. Просто вынесу вещи и мы пойдём. — А... Хорошо, — Микеланджело не ожидал, что его оставят за порогом, но потом понял, что не сделал ничего для того, чтобы его беспрепятственно впустили, поэтому пожал плечами и кивнул. Едва дверь за да Винчи закрылась, скульптор облокотился на стену и принялся ждать. Ему было не привыкать, Микеланджело не грешил нетерпением, и это во многом упрощало его жизнь. В особенности как творца, ведь ничто не даётся сразу, а искусство и подавно всегда требует много усилий и времени. Должно быть, это и воспитало его. Разве что в последнее время он стал замечать странную стремительность собственной судьбы, и ему иногда думалось, что время просто желает как можно быстрее вернуть всё на круги своя. А может к этому стремился он сам. Он не очень хотел забивать этим голову. Порог дома да Винчи находился в тени, из-за чего прохладный сентябрьский воздух лишь острее ощущался на коже. Микеланджело сунул руки в карманы и неловко пошевелил пальцами, стараясь немного согреть руки. Он никогда не замечал того, чтобы его руки мёрзли. Хотя, когда ты безвылазно сидишь в тёплой комнате, для этого нет даже повода. Но Микеланджело был готов признать, что в этих ощущениях было и что-то хорошее. В голове сразу всплывали воспоминания о прогулке до магазина с Аой и да Винчи, падении в реку, ледяной воде и согревающих лучах солнца. Скульптор тут же сник. Происходило ли это всё с тем Микеланджело, место которого он занял? Скорее всего нет. В таком случае, Аой по-прежнему не знает о его прошлом. И зачем он прикладывал так много усилий над собой до этого, чтобы открыть своё сердце хоть кому-нибудь, если это в итоге оказалось напрасным и ненужным? Победа над собой, которую Буонарроти не рассчитывал одерживать вновь. И, скорее всего, здесь он этого уже не сделает. Ну и к чёрту. Это была его слабая сторона, и нет гарантии, что без её открытия он не сможет вернуть всё назад, верно? Он чувствовал, насколько близок к этой незримой цели. А значит смысла переживать нет. Ручка двери снова повернулась с характерным звуком, и Микеланджело перевёл взгляд на дверь, ожидая да Винчи. Мальчик буквально вытянул большой, набитый вещами чемодан из коридора, и Буонарроти, оценив его взглядом, засомневался в собственных возможностях. Безусловно, он тренировался, чтобы стать сильнее, но он не брал в руки гири с того самого момента, как попал сюда, поэтому никаких гарантий дать самому себе не мог. — Это всё? — казалось, будто надежду в голосе он и не пытался скрыть. — Нет, — ответил да Винчи, чем заслужил тяжёлый вздох от Микеланджело, — но большая часть. Не надо так вздыхать, это же чемодан, он на колёсиках... Да и у меня тоже будет сумка в руках, так что один страдать не будешь. — И на том спасибо, — хмыкнул скульптор, хватаясь ладонью за ручку и вытягивая её. Чемодан был на удивление большой, настолько, что да Винчи казался совсем крошкой рядом с ним. Микеланджело попробовал прокатить его по асфальтовой дорожке перед входом и отметил, что это было не так уж сложно. Возможно, он действительно был сильнее да Винчи, а может дело было в более удобном способе переноски, Бог знает. Леонардо снова скрылся за дверью, видимо, чтобы собрать свою сумку, и Микеланджело ничего не оставалось делать кроме как продолжить ждать. Он, особо не думая, снова задвинул ручку, опустил чемодан и сел на него. Ноги его, не привыкшие к длительным нагрузкам, уже начинали ныть от стоячего положения, и парню казалось, что если бы да Винчи не вынес чемодан, он бы без лишних раздумий сел прямо на землю. Но раз уж подвернулась возможность, грех не воспользоваться. Да Винчи вышел из дома через некоторое время с большой дорожной сумкой. Она казалась такой же тяжёлой, как и чемодан, особенно когда Леонардо чуть ли не пыхтя выносил её двумя руками. С громким шлепком опустив её на дорожку, да Винчи быстро повернул ключ в замке и шумно выдохнул. — Ну всё, можем ид... Ты что делаешь? Микеланджело абсолютно невозмутимо посмотрел на него, продолжая сидеть на чемодане. — Что? — Встань с моих вещей, — возмущённо воскликнул Леонардо, жестами отгоняя парня. Тот пожал плечами и, как ни в чём не бывало, поднялся на ноги, — не хватало ещё, чтобы ты раздавил все мои инструменты своим весом. — Ещё чего, — пробурчал с усмешкой Микеланджело, с трудом поднимая предназначенный ему багаж и вытягивая ручку. Они сразу же двинулись в путь. В этот раз шли они в тишине: Микеланджело попросту не знал, о чём говорить, да и вести беседу не горел желанием, а да Винчи, видимо, был слишком сосредоточен на сумке в его руках. Буонарроти прекрасно знал, как выглядит человек, выполняющий что-то сверх собственной меры, но не желающий ни за что признаваться в этом. Так выглядел сейчас и да Винчи. Микеланджело перевёл взгляд на его ладошки, стискивающие ручки сумки, на его покрасневшие, налившиеся кровью пальцы, и ему внезапно стало стыдно за себя. Маленький, хрупкий мальчишка рядом с ним надрывался, пытаясь тащить тяжёлую дорожную сумку, пока он, скульптор, привыкший работать руками с камнем, расслабленно катил за собой чемодан. Да, Микеланджело не хотел изначально идти сюда, но совесть укусила слишком сильно. — Ну и что ты строишь из себя? — недовольно пробурчал Микеланджело, останавливаясь. — А? — да Винчи удивлённо посмотрел на него, и глаза его расширились ещё больше, когда Буонарроти без лишних слов забрал из его рук сумку. — Сам позвал помочь, а чувство, будто я просто рядом походить пришёл. Микеланджело отметил, что сумка действительно была тяжёлой. Явно тяжелее, чем чемодан на колёсах. Но ничего, до музея донесёт, сам же согласился. Да Винчи в руки он буквально впихнул ручку чемодана, после чего продолжил путь. Леонардо пришлось догонять его, когда он вышел из состояния ступора, в которое ввёл его скульптор. — С-спасибо, — неловко поблагодарил он, отвернувшись. — Зачем тащил то, что не по силам, если я рядом иду? Да Винчи не ответил. Лишь вжал голову в плечи, давая понять, что добиваться от него чего-то бесполезно — всё равно не скажет. Продолжать Буонарроти не стал, пожал плечами и продолжил идти в молчании. Наверняка да Винчи, бросив на него мельком любопытный взгляд, заметил его покрасневшие щёки. Но Микеланджело надеялся, что он спишет это на тяжёлый багаж в руках, а никак не на его смущение от внезапно пришедшего осознания.

***

Микеланджело впервые был в комнате да Винчи. Что в старой, что в новой своих жизнях, он ни разу не испытывал нужды в том, чтобы посещать его место жительства. Как так получилось, что в итоге всего за несколько дней знакомства скульптору удалось побывать и на пороге дома да Винчи, и у него в общежитии, осталось загадкой даже для него самого. На самом деле, он хотел остаться снаружи, но да Винчи настоял на том, чтобы он зашёл, будто хозяйка, непременно зовущая к чаю любого, кто поможет в самой неприметной мелочи. Да ещё и надуется, если откажут. Микеланджело ничего не оставалось, кроме как поддаться и проследовать за мальчиком в комнатку, залитую солнечным светом. Она была не очень большой, скромно обставленной, даже пустой, из-за чего она казалась гораздо просторнее, чем есть на самом деле. Входить в такую пустоту, по правде говоря, было необычно, навевало ностальгию о первых днях самого Микеланджело в этом месте. Кучи вещей он тогда не имел, как, впрочем, и денег, потому заполнять пустые стены нового убежища ему было нечем. Вот только, судя по набитым доверху сумкам Леонардо, ему явно удастся оживить обстановку. — Спасибо, что помог мне, — сказал да Винчи, двигая багаж в центр комнаты, — остались ещё горшки с цветами, но с этим разберусь уже завтра. — Горшки с цветами? — удивлённо поднял брови Микеланджело. — Не беспокойся, тебя привлекать не буду. — Да я не... Я не об этом, — поспешил объяснить парень, — зачем переносить горшки с цветами из дома в общежитие? — Кому-то ведь надо за ними ухаживать, верно? — ответил да Винчи, доставая из дорожной сумки книги и расставляя их на полках шкафа. Микеланджело прищурился, понимая, что разговор опять сводится к вопросу, оставшемуся без ответа. — Родители? Да Винчи так и завис на несколько секунд с книгой в руке, не дотянувшейся до полки. — Это мои растения, и я должен ухаживать за ними, ясно? — Ясно, — Буонарроти решил не продолжать, услышав злость в голосе да Винчи. Не допытает, значит не допытает. Очень нужно. Они немного помолчали. Микеланджело стоило бы уйти и предоставить да Винчи самому себе, тем более что маленький художник уже погрузился в процесс обживания своей новой комнаты, но он не уходил. Вот да Винчи открывает чемодан и достаёт из него скрученную в рулон схему человека (надо же, сам нарисовал? Анатомически довольно точно). Вот он с кряхтением вытаскивает оттуда же крупный даже в сложенном виде телескоп — тот самый, с которым скульптор не раз замечал мальчишку на террасе — и кладёт его на кровать. А Микеланджело всё стоял и не уходил. Будто ждал чего-то, а чего, сам не знал. Лишь спустя минуту или две он всё же решил ретироваться и не тратить больше своё время на... Он даже не понимал, что конкретно делал в этот момент. — Ладно, я тебе больше не нужен, поэтому я пойду, — тихо сказал он и сделал шаг назад, как вдруг да Винчи окликнул его. — Ты занят сегодня? Скульптор остановился. Этот вопрос изрядно удивил его. — Допустим, а что? — ответил он, возможно, слишком грубо для этой ситуации, в которой да Винчи даже не пытался спровоцировать его. Но тот, кажется, не заметил этого. — Тогда завтра свободен? — К чему это? — Хотел поработать с тобой, — объяснил да Винчи не поднимая на него взгляда, — ну и расспросить про участие в параде. Микеланджело видел его лицо, пускай Леонардо и не поднимал на него глаз, и видел хитрую улыбку, заигравшую на его губах. — Всё-таки хочешь меня допытывать? — спросил скульптор, сунув руки в карманы и отведя взгляд. — А ты всё-таки против? — хихикнул мальчик, — Если у тебя нет неотложных дел завтра, и ты не собираешься заморачиваться и придумывать причины быть занятым, то... — Я подумаю, — отрезал Микеланджело и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Лишь когда щёлкнул замок, да Винчи повернулся к выходу, туда, где всего несколько секунд назад стоял Буонарроти, а потом спрятал лицо в маленьких ладошках, уже не пытаясь скрыть широкой, довольной улыбки.