Фантом нашего прошлого

Так проходили дни. Поведение да Винчи после того, как Микеланджело прямо заявил о том, что согласен быть его другом, почти не изменилось. Он начал более открыто выражать свои чувства, ведь теперь ему не приходилось мучиться сомнениями о том, взаимно его желание общаться или нет, но в остальном всë осталось так же. А вот Микеланджело буквально пришлось открывать для себя их взаимоотношения заново. Дружить с да Винчи довольно непривычно и странно, особенно когда ты на протяжении долгих месяцев отрицаешь, что такое вообще возможно. Приходилось иногда одëргивать себя, когда какое-нибудь грубое слово так и норовило слететь с языка. Но даже если это случалось, да Винчи никак не реагировал на колкости. Улыбался и отвечал с той же саркастической усмешкой, сводя напряжение, охватывавшее скульптора на нет. Микеланджело и не заметил, как начал потихоньку расслабляться рядом с мальчиком, чувство угрозы отступило, как и навязчивое желание остаться в одиночестве. Да Винчи общался с ним практически каждый день, как минимум они всë время виделись за завтраком или ужином. Да Винчи всегда улыбался ему, садясь рядом или напротив, а Микеланджело, немного смущëнный этим, кивал ему в ответ или незаметно махал ладонью в знак приветствия. За работой они встречались регулярно, рисуя картины и отрабатывая техники при рисовании вместе. Тренировки не прошли даром, и к ноябрю ребята чувствовали себя достаточно свободно, почти отучившись от неловкой реакции друг на друга. Никто, казалось, не удивлялся этому кроме них двоих. А может единственным, кто с трудом мог привыкнуть, был Микеланджело. Он до сих пор не понял этого. Однако Микеланджело был далеко не единственным, с кем общался да Винчи. Взаимодействия с другими художниками музея были важной частью как минимум его рабочего графика. Но и болтать на самые разные темы вне стен ателье мальчик не брезговал. Правда часто барьером служило восприятие коллег да Винчи его как ребёнка, и ему это совершенно не нравилось. Так, Джотто никогда не упускал возможности поднять его на руки или потрепать по волосам, лицо и голос Куроды всегда смягчались, когда да Винчи обращался к нему, а Хокусай при любой удобной возможности пытался ущипнуть мальчика за щёчки, стоило им где-то пересечься. Конечно, да Винчи всё это жутко не нравилось, и он в открытую выражал своё недовольство. Но то ли он делал это недостаточно убедительно, то ли взрослые были не слишком догадливы, потому что они лишь с умилением смеялись и продолжали баловать Леонардо как ни в чём не бывало. Микеланджело был, пожалуй, единственным среди всех, кто почти всегда общался с да Винчи на равных. Он не отрицал, что мальчишка действительно по-детски мил и невинен, но душой он был взросл, рассуждал настолько здраво и разносторонне, что у Микеланджело просто язык не поворачивался даже сюсюкаться с ним. И сам да Винчи был ему благодарен за это. И всё же Леонардо проводил немало времени без общества скульптора. Причина была в уж очень разных взглядах на проведение досуга, о которых Микеланджело давно было известно: мальчик никогда не упускал шанса прогуляться по городу, особенно в хорошую погоду, или же совершал вылазки в сад музея, где часто натыкался на других художников, скрашивающих его одиночество. Микеланджело же так и остался тем домоседом, предпочитающим лишний раз не высовывать носа из комнаты. То, что он регулярно спускался на кухню к застольям, уже было для него подвигом. Улица же была совсем другим. Да что там, Буонарроти вспоминал те первые дни, когда он бегал за да Винчи по городу, выходил ради него в парк и торчал в кондитерском магазине, и поражался тому, что всё это не было сном или видением. Да Винчи не был бы собой, если бы не пытался изменить это. Безусловно, он звал Микеланджело гулять вместе, вытягивал чуть ли не за руку и дулся, когда скульптор оставался непреклонен. Но результат был тем же из раза в раз: дальше музейного сада парень выходить намерен не был, и то, даже туда он брëл с неохотой. — Ну и сиди в своей духоте, — обиженно говорил ему да Винчи и уходил со своей любимой сумкой через плечо или смеющимся жёлтым чемоданчиком для художественных материалов. А потом Микеланджело с досадой и злостью на себя торчал часами у окна своей комнаты, наблюдая за мальчишкой, рисующим возле голубой воды их садового озерца или бродящим между желтеющими кустами, некогда усыпанными бутонами цветов. Да Винчи был ярким всплеском красок на фоне увядающей природы, и не заметить его было крайне трудно. Это и бесило. С каждым днём Микеланджело всё сильнее стал замечать, что ему не нравится просто смотреть из его окна. Да Винчи рисовал, бесцельно бродил по каменистым тропинкам, говорил с коллегами, которые выходили в сад в то же время, а иногда принимал участие в играх Яна и Мунка, пускай чаще всего в качестве судьи. Микеланджело недовольно ворчал, что его не должна интересовать эта ерунда, и открывал окно, чтобы лучше слышать голос своего новоиспечëнного друга со второго этажа жилого дома. А потом злился на себя и на мальчишку, слушая его оживлённую болтовню. В эти моменты он чувствовал себя багажом, который просто бросили в комнате, хотя он сам напрашивался на это. В любой другой ситуации он бы не возражал остаться забытым и предоставленным самому себе, но сейчас ему это не нравилось. Так события шли по кругу. Молчаливые гляделки за завтраком и один из двух сценариев: либо они вдвоём идут работать, а потом да Винчи сидит в его комнате, болтая о всякой ерунде и отчитывая скульптора за разные мелочи, либо мальчишка шёл куда бы то ни было и с кем бы то ни было, оставляя Микеланджело сидеть одного и злиться. На что, он сам до конца ещё не понимал. Так бы продолжалось и дальше, если бы в один из дней Микеланджело не перевернул привычный ритм жизни обоих. — Мы с Джотто-саном и остальными пойдём рисовать у реки в городском парке, — сказал да Винчи как бы между делом, когда они возвращались с завтрака в комнаты. — Кто остальные? — спросил Микеланджело, надеясь, что да Винчи не заметит его искреннего интереса. — Ну, — да Винчи приложил палец к подбородку, — Ван Гог-сан и Моне-сан хотели пойти. А, и Губерт-сан с Яном-саном! — Губерт снова будет рисовать с Яном? Микеланджело нахмурился. Занимаясь подготовкой к параду, он ни разу не видел, чтобы Губерт тоже готовился к нему. Чаще всего, ван Эйк-старший работал с Яном или помогал ему же закончить его заказы. Будто всё никак не мог свыкнуться с мыслью о том, что на параде он будет один. — Кто знает, — пожал плечами да Винчи, — хотя, если делать выводы из того, как и над чем он работает обычно... Скорее всего, да. В ответ на это Микеланджело лишь пожал плечами. На самом деле в его мыслях крутился не Губерт или кто-либо ещё. Микеланджело даже не понял того, что ждал момента, когда да Винчи позовёт и его вместе с ними. Но да Винчи будто не торопился. Наоборот, он затих и больше не обмолвился ни словом, пока они не приблизились к комнате скульптора. Заговорил лишь в тот момент, когда Микеланджело смирился и настроился на очередной вечер наедине со своими каменными ваяниями. — Тебе случайно не надоело сидеть в комнате? — спросил он, останавливаясь возле своей двери, — Серьëзно, я боюсь, как бы мы в один прекрасный день не обнаружили тебя лежащим на полу без сознания от отсутствия свежего воздуха. «Ну, это я могу», — горько усмехнулся про себя Микеланджело. Этому да Винчи он ещё не успел потрепать нервы, чего не скажешь о том мальчике, которого он оставил в прошлом. И ведь тогда он волновался. Неизвестно, как Леонардо отреагировал бы на его неподвижное тело посреди комнаты сейчас, когда он вроде как интересовался состоянием скульптора. — А что, ты предлагаешь идти с вами? — Микеланджело уставился в стену. Делать вид, что ему всё равно, было не очень просто. — Ну естественно, — со всей серьёзностью да Винчи посмотрел на него, — ты почти никогда не соглашаешься, но ничто не мешает мне ещё раз попытаться тебя образумить. — Завидую твоей настырности, — буркнул Микеланджело и заметил, что делает успехи — подобного рода фразочки из его уст больше не звучали так, будто он огрызался. — Сочту за комплимент, — беззлобно хихикнул мальчик, — но то, что ты продолжаешь диалог, что-то значит, верно? Микеланджело промолчал, сунув руки в карманы. Так и было. Это значит, что скульптор окончательно поехал крышей. Сам хотел покончить со всем этим, а теперь был готов навязаться мальчику (хотя тот сам ему предложил). Да, это было необычно для него, но никто ведь не запрещал время от времени менять обстановку. В голове Микеланджело всплыли моменты из прошлого: поход в магазин за краской для Хокусая, помощь Аой с уборкой сада и их жестокие водные бои с коллегами, спортивный фестиваль, конкурс эскизов... Выходы на улицу уже не казались смертельно страшными и опасными, скорее скульптор просто не привык к ним да и считал пустой тратой времени. Но если да Винчи спокойно совершал эти траты чуть ли не каждый день, потеряет ли Микеланджело что-нибудь, если разок составит ему компанию? — Очнись, Микеланджело, — парень очнулся, когда услышал, как смеётся да Винчи, — я так понимаю, ты идёшь с нами? — Ну... Предположим. Микеланджело втянул голову в плечи, стараясь убедить себя в том, что его действия ничего не значат. Действительно, он ведь может один разок поддаться. — Здорово, — мальчик, похоже, оживился после этих слов, — тогда собирайся, я подожду тебя здесь. И скрылся в комнате. Микеланджело сделал то же самое. Он медленно бродил по комнате, собирая вещи и до сих пор думая, правильно ли он поступает. Скульптор скинул в мешковатую сумку блокнот и карандаши, а больше ему ничего и не было нужно. Фактически, даже рисовать у него не было как такового желания, но, как бы ему не хотелось отрицать, он понимал, что скорее всего снова будет злиться, если останется в четырёх стенах. Пускай это будет своеобразным экспериментом, который докажет да Винчи, что выходить из своей зоны комфорта Микеланджело более чем умеет. Чёрт возьми, он делал это на протяжении почти трёх месяцев, конечно он умеет. Набросив любимую кофту с капюшоном, парень вышел из комнаты. Удивительно, но да Винчи действительно собрался раньше него и уже ждал в коридоре, смотря в окно. Микеланджело с неким умилением отметил, что для этого мальчику потребовалось встать на цыпочки. Но стоило да Винчи заметить появление друга, он тут же повернулся к нему с улыбкой на губах. — Ты быстро, — сказал он, поправляя ремешок своей довольно крупной сумки. Микеланджело показалось, что любой багаж в руках да Винчи кажется больше, чем он есть на самом деле, из-за того, насколько этот мальчишка крошечный. Отвечать он не стал, лишь неопределённо пожал плечами, мол а на что время тратить? Да Винчи ничего против не имел и направился к выходу вместе со своим попутчиком. У самой двери их ждали ребята.

***

Весь путь до парка, который и был целью компании, прошёл в шумных разговорах. Ян заливисто смеялся, сидя на плечах Джотто, и с восторгом оглядывал улицы. Конечно, их вид менялся для ребёнка, смотрящего с такой высоты. Микеланджело замечал, что да Винчи глядел на это с некой тоской в глазах, улыбка на его лице дрогнула как минимум раз. Но скульптор объяснял это самому себе тем, что мальчик крайне увлечён темой высоты и полётов, потому был бы не против занять место Яна. Ван Гог и Моне шли рядом, громко болтая о том, о сëм, пока Губерт излишне обеспокоенно крутился рядом и просил младшего брата быть осторожнее на плечах мужчины, хотя не доверять Джотто у него не было причин. Включали в разговоры и да Винчи, физически и морально придвигая его ближе к компании. Мальчику было крайне неловко от внимания, но он вежливо и дружелюбно отвечал каждому. В очередной раз он удивлял всех своим взрослым мышлением и уж очень грамотной для столь юного ребёнка речью. Но собеседником он был хорошим, об этом нельзя было даже спорить. А вот Микеланджело всю дорогу до самого парка провёл в молчании. Его, как не странно, старались особо не трогать. Наоборот, появление Микеланджело рядом с да Винчи озадачило ребят. Но компания была хорошей, каждому из них Микеланджело в малой степени, но доверял, потому не чувствовал негатива по отношению к себе. Разве что молчание, создавшее кокон вокруг него, теперь казалось внезапно удручающим. Особенно когда рядом с мягкой улыбкой и смешинками в глазах с их коллегами общался да Винчи. Стоит отдать мальчишке должное: он не раз окликал Микеланджело и задавал вопросы, заданные ранее ему, со словами: «а что ты думаешь об этом?». Он был единственным, кто так старался не дать скульптору оторваться от группы. На секунду парню даже показалось, что он плетëтся за ними следом не зря. Уже возле реки они разложили свои вещи. Губерт постелил мягкие пледы на ещё зелёную траву, пока остальные осматривали окрестности, ища место получше с красивыми видами для пейзажных этюдов. Да Винчи и Микеланджело стояли будто отдельно от остальных в поисках нужного клочка берега. — Где тебе хочется разместиться? — Да мне всё равно, — пожал плечами Микеланджело, а затем немного тише добавил, — куда ты сядешь, там и я буду. Да Винчи услышал это, и щёчки его довольно порозовели. Он принялся внимательно изучать всё вокруг, приседая на корточки и оглядываясь. Наконец он решил остановиться на небольшом пространстве вдали от деревьев и совсем-совсем близко к воде. — Не боишься упасть? — неуверенно спросил скульптор, кивнув на реку. — С чего бы? — пожал плечами да Винчи, — Я же буду сидеть. Я не так неуклюж, как Рембрандт-сан. «Что ж, справедливо», — подумал Микеланджело, идя к Губерту, чтобы попросить у него плед. Тот с улыбкой протянул ему пушистый клетчатый свёрток. Ходить было недалеко: место, выбранное да Винчи, находилось совсем близко к маленькому лагерю, разбитому Джотто и братьями ван Эйк. Если немного повысить голос, они вполне могли переговариваться, не вставая с мест. — Почему именно здесь? — устало спросил Микеланджело, расстилая плед. — Сегодня красивые облака, — сказал да Винчи, вглядываясь в небо, — было бы здорово изобразить на картине именно небо. Оно порой во сто крат волшебнее и загадочнее зелёных крон или городских улочек. Микеланджело поднял голову и мельком пробежался взглядом по небу. Ничего необычного. Небо как небо. Облаков и правда было много, разных размеров и форм, но ничего интересного поначалу скульптор в них не заметил. Пока он пытался понять, о чём говорит его друг, да Винчи уже успел сесть на плед и достать скетчпад. — А по ночам, — продолжил он, — по ночам в этом парке лучше всего видно звёзды. Они такие яркие, что можно без труда отыскать многие созвездия. Хотя всё зависит от времени и удачи, но здесь её уровень гораздо выше. Я сам убедился. Микеланджело не интересовался астрономией, звëзды для него были ничем большим, чем белыми точками на чёрном полотне, хотя в ясные ночи он тоже замечал их особенно выразительную красоту. Однако да Винчи, голос которого был пронизан восхищением, он слушал внимательно, вглядываясь в небесную синеву, будто от восторженных комментариев мальчика и он сам сможет разглядеть вселенское величие, заключённое в белых барашках. — Как-нибудь... Тоже посмотрю, — сказал он, прекрасно понимая, что не будет делать ничего подобного. Однако его слова, кажется, обрадовали Леонардо. В приподнятом настроении он начал водить карандашом по бумаге, вырисовывая плавные линии. Микеланджело следовать его примеру не стал, рисовать желания у него не было никакого. Вместо этого он откинулся назад, оперевшись на ладони, и упëрся взглядом в облака над ними и стал внимательно их разглядывать. Да Винчи, в какой-то момент обративший на это внимание, с любопытством и лишь толикой едва заметного разочарования посмотрел на него. — Почему ты не рисуешь? — Не хочу, — честно ответил Микеланджело, — а что, я должен? — Да нет, — сник мальчик и добавил чуть тише, отвернувшись, — я думал, мы сможем порисовать вместе. — Что? — переспросил скульптор. — Нет, ничего. Да Винчи снова взялся за карандаш, и пусть энтузиазма в нём поубавилось, он продолжил старательно выводить на бумаге узорчатые очертания облаков. Микеланджело в это время занимался тем же самым, только он делал это глазами и воображением. — Ты лучше скажи мне, — начал он после небольшой паузы, — что такого интересного ты видишь в этих облаках? — А? — да Винчи удивлëнно поднял голову к небу, — Ну, это сложно объяснить... Можно, но это скорее детское мышление, поэтому ты будешь смеяться. — С чего бы? — внезапно остановил его Микеланджело, и да Винчи стушевался. — Просто я знаю, что так будет. — Ты не можешь видеть будущее, — спокойно сказал скульптор, — и уж точно не можешь знать, что у меня в голове. Посмеюсь я или нет. — Но ведь... — Избавь меня от этого, пожалуйста. И просто честно ответь на вопрос. Я не буду осуждать. — Л-ладно... — после небольшой паузы сказал Леонардо. Было видно, что ему было тяжело говорить в слух то, о чём он думал, — Просто иногда мне кажется, что небо... Словно отдельное государство. Со своими городами, законами, людьми. Я говорю не о Рае, а именно о небе, как о месте. И облака иногда подтверждают мой ход мыслей. Да Винчи затих. Он нервно крутил карандаш в руках, кроша грифель ногтями от неловкости. Подобные фантазии из его уст и правда звучали необычно, в конце концов, мальчишка всегда был за науку и достоверность. А тут города в небесах. Занятная штука. Да Винчи молчал, будто почувствовал незаинтересованность и решил не продолжать. Но Микеланджело было интересно. Как минимум потому что Леонардо никогда не говорил о подобном. — И как же? — Тебе нужно знать? — Не нужно, — пожал плечами парень, — но я хочу знать. Мне интересно, это так странно? «Интересно». Услышав эти слова, да Винчи вздрогнул, должно быть, не на шутку удивлëнный этим. А вот Микеланджело мог лишь фыркнуть. Мальчик явно недооценивает местную ребятню: Ян и Мунк наверняка бы с удовольствием послушали рассказы маленького гения о воздушных замках и людях, гуляющих по облакам. А Джотто и Губерт наверняка составили бы им компанию. — Хорошо, — словно сдался Леонардо, — в общем, я часто наблюдаю за облаками и постоянно вижу в них какие-то формы. Например, вон то облако, — он указал рукой на большое и высокое облако с причудливыми выступами, — похоже на огромный водопад. А вон то, — он показал на облако с треугольной верхушкой, — похоже на дом с трубой на крыше. — Почему именно такие ассоциации? — искренне удивился Микеланджело, — Почему не как у остальных детей? Я имею в виду, обычно они видят в облаках зверушек да цветочки. — Я не ребёнок, ясно? — нахмурился да Винчи. — Ребёнок. — Нет! — Да. Раздражённый да Винчи бросил в парня карандаш, но тот увернулся. Карандаш затерялся в траве за его спиной. — Ладно, а если серьёзно? Какие ещё ассоциации вызывают у тебя облака? Микеланджело не понимал, зачем он это спрашивает. Ему не должно быть интересно. Он не должен интересоваться такими вещами, тем самым отвлекая да Винчи от работы. Но что-то побудило его, тем более что скульптор сам начал разглядывать необычные фигурки в кусках небесной ваты. — Ну, вон то, — да Винчи указал куда-то в сторону, — оно небольшое, но мне напоминает... Женщину. В деревенской одежде. — Почему именно в такой? — не понял Микеланджело. — Она свободная, — да Винчи нахмурился, — не знаю как объяснить. — Допустим, — Микеланджело долго всматривался в облако, которое показал да Винчи, но с трудом мог разглядеть в нём женщину, а уж тем более понять, в какой она одежде. Ему оно почему-то напоминало порывы метели, — а ещё? — Те несколько маленьких, — да Винчи указал на скопление облаков на чистом клочке неба, — похожи на стайку птиц. Будто они далеко, но летят сюда. Рисование отошло на второй план. Да Винчи даже подполз на пледе ближе к Микеланджело, но никто из них не заметил этого. Они сами не поняли, как увлеклись поиском причудливых фигур на небосклоне, полностью погрузившись в этот разговор и не замечая даже смешков со стороны коллег. — Ну а это? — Микеланджело решил усложнить мальчишке задачу и указал на то облако, которое приметил он. Ему самому, к слову, оно напоминало сжатую в кулак ладонь. — Лицо, — после нескольких секунд пристального разглядывания ответил Леонардо, — с усами. — Что? Да где? — А ты видишь другое? — Предположим. — И что, не скажешь, что именно? — А чего тут скрывать? Кулак. — Где ты увидел кулак? Совсем же не похоже. — Я скульптор, я так вижу. Да Винчи надулся и скрестил руки на груди, глядя на Микеланджело. — С чего ты взял, что скульпторское видение правильно? — Скульптор не может быть прав? — Может, — цокнул языком мальчик, — ровно настолько же, насколько может быть неправ. — Пытаешься намекнуть на то, что видение художника совершеннее видения скульптора? — усмехнулся Микеланджело, — Спешу предъявить ультиматум, я не только скульптор, но и художник к тому же. — Пошёл нечестным путём? — внезапно да Винчи развернулся к нему всем телом и посмотрел в упор с вызовом в глазах, — Ну, может ты и решил освоить роли творца и ремесленника, но на моих плечах исследования в медицине, астрономии и музыке. Один-один. — Почему мы вообще спорим? — Микеланджело глянул на него с непониманием. — Это не спор, а простая беседа, рассматривающая объект нашего разговора с двух разных точек зрения. — Мы говорили об облаке, понимаешь? — Более чем. Они смотрели друг на друга с серьёзными, будто во время крайне важных дебатов лицами. Тишина сопровождала их — да и не только их, коллеги, сидевшие в нескольких метрах позади, тоже смолкли, наблюдая за разговором — несколько секунд. А потом да Винчи резко переменился в настроении. На его лицо наползла улыбка, и как итог, он не смог сдержать собственного смеха. Микеланджело, недоумевая, уставился на мальчика. — Что не так? — Ты... — Леонардо попытался унять себя, и у него даже получилось. Смех затих, но широкая улыбка по-прежнему озаряла его личико, — ты бы видел свою физиономию. — Более чем уверен, что она ничем не отличалась от твоей. Микеланджело не понял, в какой момент ему стало так легко. Настроение да Винчи будто передалось и ему, иначе он не мог объяснить, почему в нём проснулось желание безудержно хохотать, будто пятилетний ребёнок. Сдержать себя он смог, но улыбка всë равно непроизвольно появилась и на его лице. Внезапно сзади послышался знакомый голос. — Вы двое, хватит развлекаться в одиночку, идите к нам! — это был Моне, зввлекающе махнувший рукой обернувшимся ребятам. Они переглянулись. Да Винчи, кажется, был не против того, чтобы поболтать с коллегами, по крайней мере, недовольства это идеей он не выказал. А Микеланджело... Ему было, пожалуй, всё равно, но он почувствовал, что желания сидеть одному у него не было. Если скульптор останется, а да Винчи уйдёт, он снова окажется в той ситуации с комнатой и маленькой фигуркой мальчика в окне. А именно этого Микеланджело хотел избежать. Они почти синхронно встали с пледа, разминая слегка затëкшие ноги, бросили ещё один быстрый взгляд на свои вещи и переместились к друзьям. Те тут же всучили им в руки коробочки с бенто. — Губерт приготовил нам обед, — радостно оповестил их Ван Гог, — не будете же вы есть там одни и без нас. — Конечно нет, — хихикнул да Винчи. Хотя Микеланджело наоборот не боялся, может даже был бы и не против поесть без людей вокруг себя. Разве что своего маленького компаньона прогонять бы не стал. — Чем таким весёлым вы там занимались? — как бы невзначай спросил Губерт, хитро смотря на них. Да Винчи стушевался. — М-мы рисовали. — И всё? Мы видели, что ты отложил рисунки, — подхватил Джотто, сощурившись. Создавалось впечатление, что все вокруг понимали какую-то вселенскую тайну. Все кроме двух юных гениев. — Вы следили за нами? — нахмурился да Винчи, выражая своё недовольство, тем не менее, крайне сдержанно. — Трудно не обращать на вас внимание, когда вы о чём-то спорите, в потом смеётесь, — как ни в чём не бывало сказал Моне и подмигнул им, заставив лицо да Винчи порозоветь. Микеланджело остался невозмутим внешне, пусть внутри него тоже кипело немало эмоций. — Ну, мы... Разговаривали, — неуверенно пожал плечами мальчик. — О чём? — не унимался Губерт. Микеланджело всё больше хотелось покончить с этим. К чему это любопытство, они просто проводят время вместе, как друзья. Это ведь нормально для такого уровня отношений, который закрепился между ним и Леонардо, или он просто недостаточно хорош в понимании принципов дружбы? Да Винчи молчал, думая над ответом. А Микеланджело не думал. Когда он думает над тем, что говорит, он устаёт, а скульптор за сегодня и так потратил немало моральных ресурсов. — Об облаках, — он пожал плечами, понимая, что в этом нет ничего зазорного. Наверное. Вот только да Винчи как-то странно посмотрел на него. Поражённо и даже немного обиженно, будто Микеланджело раскрыл важную тайну, которую было предназначено сохранить только им двоим. Он вскинул бровь, вопросительно смотря на мальчишку. Облака были запретной темой для разговоров с другими? Хорошо, на будущее он это учтёт. — Облаках? — не понял Ван Гог. — Об их... Микеланджело всё же начал думать. Если у да Винчи даже простое упоминание истинной причины их разговора вызвало такую реакцию, то над объяснением просто необходимо подумать. Это было очевидно. — О том, как они образуются, — нашёлся он после того, как судорожно перебрал все возможные варианты, — да Винчи вычитал в книгах, решил мне рассказать. — Ого! — глазки Яна, всё это время слушающего разговор с особым вниманием, — А мне расскажешь? Да Винчи смутился ещё сильнее, но виду постарался не подавать. Зато, кажется, от этой маленькой лжи он испытал облегчение. — Конечно, если ты хочешь, Ян-сан, — он улыбнулся мальчику, и тот с гордым и радостным видом начал думать о том, как в скором времени узнает великий секрет появления облаков на небе. Да Винчи снова посмотрел на Микеланджело. Хмуро и немного недовольно. Ну а теперь-то что не так? Микеланджело наклонил голову, будто спрашивая его без слов. Мальчик несколько секунд никак не отвечал на его жест, но после этого его лицо смягчилось, и он слегка кивнул, шепнув: «спасибо» одними лишь губами. «Да не за что, — думал скульптор, пожимая плечами на собственные неозвученные вопросы, — что я такого сделал, чтобы благодарить меня?». Да Винчи впринципе был очень странным. И почему Микеланджело до сих пор к этому не привык? Взглядом он зацепился за Яна, уже расправившегося со своим бенто и снова взявшегося за карандаши и бумагу. — Берт-нии, как думаешь, как будет лучше? — сказал он брату, показывая что-то изображëнное на его рисунке. Губерт внимательно посмотрел на альбом (Микеланджело, конечно, не мог видеть того, что там было, да и не стал бы подсматривать в любом случае), но потом, мягко улыбнувшись, сказал. — Это ведь твой рисунок, Ян. Выбери то, что кажется тебе правильным. Скорее всего, оно таковым и окажется. Ян тяжело вздохнул, видимо, разочарованный тем, что не смог услышать от брата более конкретного комментария, и снова опустил взгляд на лист альбома, напряжённо и сосредоточенно вглядываясь в него. Но потом Губерт всё же мягко ткнул пальцем куда-то в лист, и Ян, радостно хлопнув в ладоши, принялся исполнять то, что негласно посоветовал брат. — Да, кстати, как проходит подготовка к параду, Губерт? — спросил между делом Джотто. Парень, казалось, ждал какого угодно вопроса, но не этого. — Да помаленьку, — нервно засмеялся он, — рисую... — Надеюсь, Вы тренируетесь рисовать в одиночку, — сказал да Винчи, делая акцент на последнем слоге. — Д-да, конечно, — Губерт опустил взгляд, задумавшись. Микеланджело знал, что правды в этих словах мало. Он прекрасно видел, что ван Эйк будто нарочно избегал прямой подготовки к параду, предпочитая ей совместные работы с Яном и помощь ему. Очевидно, не один Микеланджело заметил, что Губерт ведёт себя странно. Но вслух об этом говорить не собирались, а парню не хотелось выскакивать и требовать каких-то объяснений. Это неуместно, да и попросту бессмысленно. Очнулся от своих размышлений он лишь в тот момент, когда почувствовал, что кто-то стучит палочками для еды совсем рядом с ним. Микеланджело опустил взгляд на свой контейнер и увидел, как да Винчи с хитрым прищуром тащит оттуда один онигири. — Эй! Это моя еда, — недовольно буркнул на него Микеланджело. Да Винчи невозмутим, но в глазах его пляшут, искрятся смешинки. — Я знаю, — хихикнул он, кладя онигири в свой контейнер. А прежде чем скульптор продолжит возмущаться, подцепил палочками такое же лакомство у себя и переложил его к нему, — у тебя остались с овощами, а у меня с мясом. Ты же помнишь, я с мясом не ем... — А, — Микеланджело успокоился, услышав объяснения, — ясно... Эти тоже с овощами, — внезапно неловко сказал он, указывая рукой, — можешь забрать. — Правда? Спасибо. Глазки мальчика так и сияли благодарностью. Прохладный ветерок коснулся лица скульптора, и ему показалось, что этот ветер тушит пожар на его щеках. Нет, это было абсолютно смущающе и совершенно неуместно. Так казалось ему, по крайней мере. Небольшой кружок их коллег сидел и глазел на них — Губерт, похоже, был только рад отвлечь внимание от себя на кого-то ещё, но Микеланджело предпочёл не думать об этом — с теплотой и маленькой хитринкой. Заниматься всякими дружескими вещами, в которых да Винчи, может, и не видел ничего особенного, скульптор предпочёл бы вдали от посторонних. Моменты эти казались личными, и сохранить их хотелось в тишине. Но это не отменяло того осознания, что он не пожалел о своём решении и даже подумал в ближайшем будущем выбраться с мальчишкой на прогулку ещё один разок.