***
Думая, что да Винчи послушал его, Микеланджело ни за что не беспокоился. Кажется, его слова всё же имели вес для его маленького друга. И это подтверждалось первые несколько дней. Они спокойно работали, не разговаривая о Губерте и его проблемах, и занимались собственными проектами. Да Винчи пришёл заказ на картину — они возобновились далеко не сразу из-за страхов заказчиков, но всё же начали появляться после того, как ответственно подошёл мальчик к работе в музее — поэтому он несколько дней провёл в своей комнате за рисованием. Микеланджело не отвлекал его и тоже не терял даром время: занимался скульптурой, пока мог потратить на неё ещё больше ресурсов, чем обычно. Пару раз они забывали об ужине, и уже ночью, когда время шло к полуночи, Микеланджело был уверен, что да Винчи отдыхает и мирно спит в своей комнате, а потом слышал стук в дверь. Мальчик на пороге с виноватой улыбкой тянул его за собой на кухню, и только тогда скульптор вспоминал о том, что почти ничего не съел за день. Теперь в музее резко появилось сразу два ночных вора продовольствия, рыскающих в поисках чего-то съестного. Каждый раз, открывая холодильник, Микеланджело находил там тарелку сэндвичей с сыром, кажется, никем не тронутых. А да Винчи мог брать печенье, которое Губерт обычно убирал в шкаф, прямо на столе. Должно быть, ван Эйк старший заранее думал о голодающих работягах и оставлял еду для них. Раньше он делал так только для Микеланджело... Но теперь их было двое. Они даже не замечали того, что могли провести на кухне полночи. Сидели за столом, разговаривая вполголоса о своих заказах, а потом и вовсе переходя на более житейские темы. В темноте, рассеиваемой лишь лунным светом, проникающим в окно, они с трудом различали лица друг друга, внимательно вслушивались в голоса. Пока глаза не привыкнут, да Винчи неосознанно хватался за рукав Микеланджело, чтобы не упасть и ни обо что не удариться. В первый раз парень испугался. Ещё бы! Кто-то в темноте вдруг резко тянет тебя за куртку. Но, поняв, что это просто его маленький друг, успокоился и позволил ему идти рядом. Микеланджело должен был признать, что разговоры один на один в какой-то мере были для него умиротворяющими. Леонардо — пример утончëнности и воспитания для каждого, с кем он общался — на деле был простым мальчишкой, таким же ребёнком, как Ян или Мунк, только более спокойным, что нравилось Микеланджело. Он так же болтал ножками, сидя на стуле, порой случайно ударяя скульпьтора по ноге носком ботинка, смеялся, капризничал. Был искренним и настоящим. Но всё это продолжал прятать за куполом из тишины, будто самые яркие эмоции он прятал за ширмой, не позволяя себе больше, чем положено. Это смущало скульптора: ни в той вселенной, ни в этой да Винчи никогда ни с кем не был до конца честен. В какой-то момент Микеланджело показалось, что, как только у него появится друг, что-то поменяется в нëм. И в самом Микеланджело в том числе. Но да Винчи, тянувшись к нему, будучи рядом так, как никто ещё не был, до сих пор что-то недоговаривал. Это озадачивало. Но он старался об этом не думать. В общем, будни проходили обыденно. Но спустя несколько дней Микеланджело всë же пришлось вспомнить о недавнем разговоре с да Винчи. Это случилось в момент, когда парень вышел из своей комнаты в обеденное время, желая перекусить. Сказать по правде, он ожидал, что Леонардо позовёт его с собой, предложит поработать или хотя бы просто зайдёт перекинуться парой слов. Но нет, ничего этого не было. Поэтому Микеланджело, обречëнно вздохнув, тихонько прошмыгнул в коридор. Его шапка так и осталась лежать на столе — он положил её на самое видное место, каждый раз обещал себе, что наденет, а потом на выходе, небрежно махнув рукой, плевал на всё. Спускаясь на первый этаж, Микеланджело почти достиг кухни, когда увидел своего маленького друга, идущего в сторону выхода из жилого корпуса. Микеланджело окликнул его. — Да Винчи! Мальчишка испуганно повернулся, но, увидев скульптора, улыбнулся. — Привет! Ты не работаешь? — Да так, вышел... — Микеланджело бросил взгляд на кухонную арку. — Так и скажи, что проголодался, — хихикнул да Винчи, проследив за тем, куда он смотрит. — А ты-то куда? Разве ты не работаешь? В этот момент парень почувствовал, что что-то не так. Леонардо нервно теребил свои пальцы, бегая глазами по коридору, словно не желая отвечать, но видя, что Микеланджело не уходит и ждёт его слов, как можно более непринуждённо сказал: — В сад пойду. Прогуляюсь. — А... Хорошо. Да Винчи скрылся так быстро, как только позволяло ему его воспитание. А Микеланджело постоял на месте некоторое время и, оставив идею с кухней, пошёл следом за ним. Он чувствовал, что художник что-то задумал. Разумеется, идея с садом более чем правдоподобна, поэтому Микеланджело собирался просто взглянуть, убедиться, что да Винчи не солгал, и вернуться к своим делам. Вот только зря: в окно Микеланджело видел, что его друг даже не смотрел в сторону сада, а уверенно шагал к зданию музея. Отчего-то в сердце скульптора закралось подозрение. Что столь секретное на уме у мальчика, если он даже ему, своему другу, говорить не желал? Ходить вокруг до около и тем более шпионить Микеланджело не собирался — не такой уж у него был характер. Поэтому он выбежал из здания и догнал да Винчи. Тот, поняв, что его слова были опровержены, виновато опустил голову и отвернулся. — Ну и зачем обманывать? — на ходу хмыкнул парень, подходя к Леонардо, — Скажи как есть, задумал что-то? — Ну неужели тебе принципиально? — как можно слаще улыбнулся мальчик, — Или у тебя снова появилось желание погулять со мной? Микеланджело никак не изменился в лице. Провокации. Но только на него не подействует, и да Винчи, вроде как, тоже должен был это понимать. Должно быть, всё же цеплялся за последнюю надежду на то, что сработает. Поняв, что не судьба, художник отвёл взгляд. — Хотел с Директором-сан поговорить... — О Губерте, — это был не вопрос, а констатация факта. Тем более, когда Микеланджело не без раздражения дополнил его, мальчик тяжело вздохнул, — я думал, ты согласился с моей идеей предоставить его самому себе. — Я тоже так думал, — пожал плечами Леонардо, — но «думал» – не значит, что на самом деле согласился. В общем, мне просто хочется узнать, как у него дела, ясно? — Яснее ясного, — скрестил руки на груди Микеланджело. Они помолчали. — Ладно, раз уж ты знаешь, прошу меня извинить, я иду к Директору-сан, — да Винчи шутливо поклонился и, развернувшись на носках, пошёл в сторону входа в музей. Глупая, бессмысленная идея появилась в голове Микеланджело. «Я об этом, наверное, пожалею» — подумал он, прежде чем окликнуть друга. — Мы идëм. Да Винчи удивлëнно остановился. Что скульптор только что сказал? Мальчик бы даже усмехнулся, не будь он так озадачен тем, что Микеланджело был готов поддержать его идею. — Ты же против, — Леонардо вопросительно вскинул бровь, на что парень раздражённо сунул руки в карманы. — Против, — он помедлил, — пойдём уже, раз решил. Скульптор нехотя прошёл мимо да Винчи и поплëлся к двери. Да Винчи следил за ним с любопытством, ожидая, что в какой-то момент Буонарроти передумает, развернëтся и уйдёт, оставив задачу о разговоре с директором только на него. Но нет, он продолжал идти, нарочито громко прочистив горло, чтобы заставить своего друга наконец следовать за ним. «Когда это ты стал таким податливым?» — думал художник, в глубине души всë же безмерно благодаря Микеланджело за содействие. Они петляли между залами, в стенах которых ещё звучали голоса посетителей, обсуждающих невероятные художественные работы. Пару раз да Винчи оглядывался, желая вслушаться в разговоры, но не собирался тормозить Микеланджело при выполнении их миссии. Ребята направлялись к левому крылу музея, где среди множества дверей располагался кабинет директора. Постучав и получив торопливое: «Войдите!», они вошли. Аой сидела за своим столом, окружённая кипами бумаг. Ручка беспорядочно крутилась в её руках, подписывая одни документы и что-то зачëркивая в других. Она подняла голову, чтобы улыбнуться своим посетителям, при этом совершенно не отвлекаясь от работы и продолжая перебирать листы. — Привет, Микеланджело-кун, да Винчи-кун. Что-то случилось? — Здравствуйте, Директор-сан, — вежливо поздоровался да Винчи, кивнув головой. Микеланджело молча повторил его жест, — ничего срочного, я вижу, Вы заняты... — Нет, нет, работа всегда при мне, но я могу вас выслушать, — поспешила успокоить их Аой. Делала она это на ходу, пока искала что-то в ящике стола, — чем я могу помочь? — Простите за то, что беспокоим Вас, — неловко извинился Леонардо, поклонившись. Микеланджело считал все эти формальности бессмысленными, поэтому не понимал настроя друга. Возможно, всё из-за того, что в Аой Микеланджело уже давно видел кого-то вроде матери для себя, — Мы хотели поговорить о Губерте-сане... — А-а, Губерт, — неожиданно разговор о парне оживил Аой, её лицо приобрело радостное выражение, — сама присматриваюсь к нему в последние дни. Вы тоже заметили, что он стал лучше работать, да? — Э? Ребята даже не заметили, как синхронно склонили головы в удивлении. Их рты слегка приоткрылись, и лишь девушке было дано увидеть то, как забавно они выглядели. — Чему вы так удивляетесь? — не поняла она. — То есть, у Губерта нет никаких проблем? — осторожно, даже с подозрением спросил Микеланджело. — Нет? — Аой пожала плечами, снова садясь за стол и вытаскивая из стопки рядом несколько листов, — На самом деле, ещё недавно я переживала за него. Губерт с такой неохотой брался за работу, это было совсем не похоже на него. Она быстро поставила свою подпись на одном бланке, а второй, пробежавшись по нему глазами, отложила в сторону. — Но несколько дней назад его будто подменили. Он стал готовиться к параду с таким усердием, гляжу и не могу нарадоваться. Микеланджело с трудом верил в услышанное. Они точно говорят об одном и том же художнике? Неудивительно, что и Аой озадачена такими изменениями в поведении одного из их коллег. — А что вы хотели спросить? С ним что-то не так? — обеспокоенное выражение появилось на лице девушки. Микеланджело и да Винчи замялись. По сути, ответ на свой вопрос они получили, пусть и совсем не ожидали именно такого результата. Значит, пока они отступили, Губерт сам разобрался в себе и решил не отказываться от участия? В глубине души, скульптор хотел, чтобы всë было так. Старший ван Эйк был талантливым парнем, к тому же ему выпал такой хороший шанс. Потерять его было бы просто кощунством. Итак, проблема Губерта была решена. А вот их... «И что нам отвечать?» — Микеланджело судорожно перебирал возможные убедительные варианты. Аой смотрела на них выжидающе, пока пальцы неторопливо крутили в руках слегка покусанную у края ручку. Первым из положения решил выйти Леонардо. — Мы уже всë узнали, спасибо, Директор-сан! — он широко улыбнулся, схватив Микеланджело за руку и потянув в сторону двери. — А? Но... Договорить девушка не успела — за друзьями уже захлопнулась дверь***
Микеланджело чувствовал, как внутри него растекается приятное чувство торжества. И в этот раз победа в негласном споре с да Винчи была за ним. Как чувствовал, что не нужно торопиться с идеей предлагать Губерту помощь, и вот — результат такой, какой он и ожидал получить. Парень прекрасно справился сам, и именно это было лучшей частью всей этой истории. Микеланджело слегка расправил плечи и искоса посмотрел на хмурого да Винчи. — Не то, чтобы я хотел хвастаться тем, что я прав, но... — Это странно. Мальчишка, похоже, не разделял его спокойствия. Он угрюмо смотрел в пол, держа ладонь у подбородка, и думал о словах Аой. Микеланджело тяжело вздохнул. Почему этот ребёнок не может просто расслабиться? Им не требуется вмешиваться ни в чьи дела, разве это не счастье? — Что именно? — Он не мог приступить к подготовке месяц, а теперь справился со своим страхом всего за несколько дней. Да ещë и в одиночку. И ты в это веришь? — Верю, — пожал плечами Микеланджело, постараясь скрыть тот факт, что после слов да Винчи ему ситуация тоже стала казаться немного натянутой, — Губерт умный парень, я думаю, он в состоянии сделать нечто подобное. — Но... — Послушай, — Микеланджело остановил друга жестом, и тот замолчал, — я понимаю, что ты волнуешься. Но пойми и ты, вмешиваться в чужие дела без спроса – гиблое дело. Может ему это и вовсе не нужно. — Ты ведь сам делал то же самое, когда мы встретились, разве я не прав? От этой фразы у Микеланджело за секунду повылетали из головы все слова, что он собирался сказать до этого. Да Винчи имеет в виду те дни, когда скульптор бегал за ним, пытаясь вернуть в музей, причём сделать это добровольно-принудительно? Он стушевался. Неприятно признавать, но Леонардо снова был прав. — Не всегда те, кому нужна поддержка и помощь, просят её. И чтобы добиться честности со стороны таких людей, порой нужно сделать первый шаг, — сказал да Винчи неожиданно серьёзно, а потом прибавил чуть тише, но Микеланджело всë равно услышал, — разве ты сам не делал так же? Ответа у Буонарроти не было. Вернее, был, но признавать своё поражение он не очень любил, поэтому лучшим вариантом в его случае он считал молчание. Так они и добрели почти до самого жилого корпуса в тишине, слушая, как доносится со стороны сада шелест ещё не опавшей листвы. Голубизна неба постепенно пряталась за облаками, и теперь среди серых барашков виднелись лишь небольшие синеющие клочки. Начало холодать. Внезапно, да Винчи остановился и посмотрел на своего спутника. Тот удивлëнно уставился на него в ответ. — Ты сейчас... Не занят? — А что? — Может, хочешь поработать вместе? — да Винчи сцепил ладошки в замок за спиной, ожидая ответа с вкрадчивой улыбкой. Ему не нужно было уговаривать. Микеланджело ни за что бы не признался, но он ждал этого предложения. Работа в одиночку по-прежнему была его идеальной зоной комфорта, но с каких-то (он так и не понял, когда это на самом деле произошло) пор да Винчи стал частью этой зоны. Так что ему пришлось сделать усилие над собой, чтобы не выдать своей тихой радости. Да и просто так поддаваться мальчишке он не собирался — ведь необходимо помнить о том, что он всё ещё имеет своё мнение и личное пространство, верно? — Разве ты не занят? — он сунул руки в карманы и отвернулся, — У тебя, кажется, заказ есть. — Это так, — кивнул Леонардо, — но я, сказать честно, уже устал работать в одиночестве. Да и смена обстановки и деятельности крайне полезна для продуктивности. Если... Не хочешь рисовать, можем заняться чем-нибудь ещё. Я не против. Скульптор неловко закусил губу. Он ещё ни разу не занимался с да Винчи /не/ рисованием. Они разговаривали, смотрели на облака, воровали еду по ночам, но их так или иначе связывало общее дело. Словно простой алгоритм, через который парню было проще начать диалог с мальчиком. Но... Он задумался: ему хочется, чтобы всё так и продолжалось? Ответ был бы очевиден раньше, когда он не нуждался ни в людях, ни в общении с ними. А теперь Микеланджело почувствовал, что тяжелее в нём становится другая чаша весов и сопротивляться, пытаясь изменить это, у него почему-то не было желания. Взглянув украдкой на своего маленького друга, Буонарроти неловко почесал шею и ответил. — Ты когда-нибудь... Читал Данте Алигьери?***
Боже правый, если бы в прошлом да Винчи попытался обсудить с ним «Божественную комедию», Микеланджело со стопроцентной вероятностью решил бы, что это очередная попытка поссориться, и не стал даже слушать. Но вот они бредут вместе к ателье, поближе к террасе, и обсуждают «Чистилище». Мальчик рассуждал довольно грамотно, и пусть не во всех суждениях скульптор был с ним согласен, ему было даже приятно поспорить с таким собеседником. — Я не знал, что ты так любишь литературу, — сказал да Винчи, когда Микеланджело закончил разглагольствовать, — может, ты ещё и сам пишешь? — Кто? Я? — это был удар под дых, Буонарроти в первые секунды даже растерялся, — Нет, с чего бы мне... — Даже жалко, — вздохнул мальчик, — было бы красиво: угрюмый скульптор, вечно ходящий с одинаковой безразличной миной, в глубине души поэт тонкой душевной организации... — Прекрати смеяться, — Микеланджело слегка толкнул друга в плечо, и тогда тот действительно не сдержался и тихо захихикал. — А похоже, что я шучу? Учти, если выяснится, что ты всё-таки что-то пишешь, я обижусь. — Вот ещё. Ничего я не пишу, — скрестил руки на груди Микеланджело и насупился. А вот с сегодняшнего дня возьмёт и не будет больше писать. Ни единой строчки. Всë. — Верю, так и быть. Да Винчи с той же улыбкой прошëл вперёд скульптора и открыл дверь в ателье. Там же на пороге они оба и застыли. За мольбертом с палитрой и кистью в руках стоял Губерт, который, увидев нежданных гостей в ателье, съëжился, будто испуганный зверёк. Те тоже сконфузились. Им так ни разу и не выпал шанс поговорить с ван Эйком-старшим за эти несколько дней, а последним их диалогом был тот самый честный разговор с глазу на глаз. Было крайне неловко находиться в таком положении сейчас. Но менять планы из-за чего-то подобного ребята не собирались. Микеланджело в принципе умел игнорировать подобные неудобства. Вернее, научился после десятков разов, когда сталкивался на кухне с Леонардо в прошлом, желая попить воды. Да, быть с ним в одном помещении желания нет, но ведь не станешь игнорировать свои потребности из-за этого, верно? Но сильная сторона да Винчи, увы, была не в игнорировании, а в словестном разрешении любой ситуации. Как минимум, он никогда не оставался в стороне. — Здравствуйте, Губерт-сан, — Микеланджело понимал, что тот нервничал, но восхищался тем, как достойно художник скрывал это, — Вы сегодня один работаете? — Привет, ребята... — кивнул им ван Эйк, приулыбнувшись, — Да. Надеюсь, я не помешаю. — Вовсе нет, — лицо Леонардо не выражало ничего кроме дружелюбия, и это заставляло Микеланджело... Завидовать. Насколько просто было мальчишке обыгрывать ситуации, сводя на нет любое напряжение. Он всегда это умел. Ребята сделали неуверенный шаг и ступили за порог ателье. Губерт не отрывал от них внимательного взгляда, словно думая о чём-то, но когда Микеланджело и да Винчи прошли совсем рядом с ним, направляясь к террасе, он бросил инструменты и догнал их. — Губерт-сан? Что... Договорить да Винчи не успел. Прежде чем они со скульптором успели что-либо понять, ван Эйк-старший остановился перед ними и глубоко поклонился. — Я прошу прощения за то, что тогда наговорил вам, — сказал он, не поднимая головы, — я не должен был доставлять неудобства и втягивать в свои проблемы. — А, но... — Микеланджело попытался как-то закончить неловкую ситуацию, ведь это уже заставляло его чувствовать себя странно, но да Винчи перебил его. — Мы ни в чём Вас не виним, Губерт-сан, — мальчик нервно покрутил в пальцах прядь своих волос, — разве что... Беспокоимся. Микеланджело резко посмотрел на друга круглыми как две монетки глазами. О нет, теперь всё стало ясно. Очевидно, мальчик хочет продолжить тему, которую ранее Буонарроти старался всеми силами закрыть. Но он уже свыкся с той мыслью, что его маленького товарища невозможно остановить, если он что-то задумал, поэтому просто сдался, тяжело вздохнув. «Ладно. Пожалуйста. Пусть говорит что хочет». — Не думаю, что вам нужно беспокоиться, — неловко почесал шею Губерт. — После того раза мы думали, что Вы захотите отказаться от участия в параде, — признался да Винчи. Микеланджело уже ни о чём не думал и ничего не предпринимал. Его друг взял ситуацию под свой контроль, ну а ему... Ему стоит проследить, чтобы разговор не вышел за рамки. За детьми всегда нужен глаз да глаз. Губерт замялся. — Я... Я хотел, — в ателье были только они, и парень, похоже, достаточно доверял им, чтобы излить душу. Иного объяснения такой внезапной смене настроения художника Буонарроти не видел, — совесть не позволила. — Значит, Вы передумали? — Не совсем, — парень вернулся к своему холсту, неловко потирая руки и закусывая губу. Кажется, он хотел закрыть тему и больше не возвращаться к ней, но да Винчи с его пытливым взглядом и гнетущим молчанием явно не разделял этой идеи. Попытавшись найти поддержки у скульптора, ван Эйк тоже потерпел неудачу: тот перевёл взгляд со своего маленького друга, потом на коллегу и, вздохнув, пожал плечами, мол что я могу сделать. Губерт сдался. — Я всë ещё готов отказаться, но... Когда я вижу, как верит в меня директор, мне становится стыдно. Не хочу её подводить. Наверняка, выбери она кого-то другого, ей бы не пришлось так сильно переживать. Микеланджело опустил взгляд в пол. Похоже, тут да Винчи оказался прав. Один-один. Такая неуверенность Губерта в себе была в глазах Микеланджело лишней. Ведь этот парень был действительно талантливым художником. Его навыки всегда заставляли скульпора уважать его как творца и коллегу, ведь становилось ясно, что в музее Баретта он оказался далеко не просто так. Узнать спустя столько времени о том, что на самом деле на уме у Губерта, было как минимум неожиданно. — Но Вы ведь замечательный художник! — да Винчи будто услышал мысли скульптора и произнёс их вслух, — зачем Вам отказываться от участия... Губерт тяжело вздохнул и покосился на стоявшую в углу неоконченную картину. Это был холст Яна, над которым он работал эти дни. — Ничего не могу с собой поделать, — усмехнулся ван Эйк-старший, — я ведь самый обычный, во мне нет большого таланта или изюминки. Если сравнивать меня с Яном, то я... — А если не сравнивать? — не выдержал Микеланджело. Ему хотелось, чтобы ему было всё равно, но он понял, что больше не мог слушать это, — Если забыть о сравнениях с Яном? — Э?.. — Да, — поддержал да Винчи, — Вы постоянно сравниваете себя с Яном-саном, забываете о себе в угоду его таланту, но почему Вы не перестанете это делать? — Да не могу я так, — раздражённо зашипел Губерт и спрятал лицо в ладонях, — всë что я делал с тех самых пор, как стал его единственной опорой, было про него, для него и ради него. А я... Я, наверное, опоздал с тем, чтобы думать о себе... Повисла тишина. Грустная улыбка появилась на лице художника, когда он убрал руки. — Хотя для меня главное, чтобы Ян был счастлив. Простите за это, ребята. Всë будет хорошо, я обещаю. Губерт снова взялся за кисть и уже занёс её над палитрой, когда да Винчи внезапно заговорил. — Я уверен, ничто так не осчастливит Яна-сана, как ваше собственное счастье. Кажется, мальчик собирался бороться с комплексами Губерта до конца, даже если ему придётся делать это в одиночку. Микеланджело мог лишь поражаться тому, насколько упëрт и решителен этот мальчик. Нет, конечно, скульптор и сам прочувствовал на себе его настойчивость, но наблюдать со стороны было не менее удивительно. Старший ван Эйк сам не ожидал того, что разговор продолжится, потому лишь озадаченно посмотрел на Леонардо. — Ян-сан очень хороший, — продолжил да Винчи, — и что бы он не делал, для него всегда важно знать, что люди вокруг него счастливы. Разве он сможет сам быть счастливым, когда его брат несчастен? Губерт поражëнно замер, внимательно слушая мальчика. И тогда произошло то, чего эти двое не могли предугадать: в игру вступил Микеланджело. — Губерт, только честно, — начал он, — ты на самом деле хочешь участвовать в параде? Они пересеклись взглядами. Скульптор видел волнение в янтарных глазах ван Эйка-старшего, видел, как тот нервно царапал ноготь большого пальца, пока думал, что ответить и стоит ли вообще отвечать. Не только Микеланджело, но и да Винчи ждал его слов. Быть честным с собой, похоже, было сложной задачей для этого парня, раз он так долго пытался понять свои собственные чувства. Но он это сделал. Спустя несколько тянущихся неимоверно долго секунд Губерт медленно кивнул. — Хочу... — Тогда в чём проблема? — тон Микеланджело был спокойным, даже несколько отстранëнным, — Если ты хочешь, то не ищи оправданий своему страху идти вперёд. Как и сказал да Винчи, Ян будет счастлив видеть твои успехи на параде. Но лучше уж сделай это для себя. Это не так эгоистично, как тебе кажется. Он устало вздохнул. Читать кому-то нравоучения и наставлять на путь истинный очень утомительно, после такого не помешает провести время в одиночестве. Ну или в тихой компании да Винчи. В последнее время для Микеланджело эти варианты стали равносильны. С книгой Данте в руках он вышел на террасу, бросив другу через плечо короткое: «Ты идёшь?». Мальчик кивнул ему головой и, прежде чем последовать за скульптором, тихо сказал ван Эйку. — Он прав, — если речь Микеланджело звучала серьёзно, и даже осуждающе, то улыбка Леонардо приободрила Губерта, — Вам пора поверить в собственные силы. Знаете, когда подворачивается шанс показать, чего ты стоишь, его нельзя упускать ни в коем случае. По себе знаю. Он быстро подмигнул художнику, уже уходя в сторону террасы. — Так что не совершайте ошибку, а лучше удивите всех нас. И Яна-сана в том числе. Дверь, ведущая наружу, закрылась с тихим стуком. Стараясь делать вид друг для друга, будто разговора пару минут назад не было и в помине, Микеланджело и да Винчи читали, сидя плечом к плечу на стульях с витиеватыми спинками. А Губерт остался в ателье наедине со своим незавершённым холстом, который теперь не шёл ему в голову. Подумать хотелось о чём-то более важном.