Фантом нашего прошлого

Подготовка к параду шла полным ходом. Микеланджело с головой ушёл в тренировки, сам факт того что времени оставалось всë меньше, вынуждал его работать усерднее. Это был его первый парад, и он не хотел ударить в грязь лицом. Не подвести коллег, не опозориться перед да Винчи в их парной работе и доказать Рафаэлю, который по-прежнему не доверял скульптору, что тот ошибается было основными задачами Буонарроти, ради выполнения которых он не брезговал попотеть. Леонардо, рисуя с ним вместе, светился от счастья: «Наконец я вижу, что ты вкладываешь всего себя». Возможно, он казался даже слишком довольным, чего Микеланджело понять не мог, но к чему забивать этим голову, если у него и так работы по горло? Парень просто продолжал делать то, что должен был. Дела Губерта шли в гору, поэтому да Винчи и Микеланджело перестали волноваться за его участие в параде. Эль Греко и Ван Гог сработались достаточно быстро: позитивная аура постимпрессиониста смогла прорваться даже через барьер закрытого и молчаливого художника. Наблюдая за тем, как они работают, Микеланджело не приходило на ум ничего кроме слова «хаос». Ваг Гог творил вне рамок и правил, а Доменикос не мешал ему в этом, и все были счастливы. Рембрандт и Муха срабатывались неспеша, но результаты всë равно были заметны. Альфонс нашёл подход к Рембрандту, и это во многом упростило работу для них обоих, в то время как сам Рембрандт просто веселился и ни о чём не думал, как он делал это всегда. Легкомысленная позиция, но пока он не падал и ничего себе не ломал, Микеланджело было всë равно, что он будет делать. Трио художников, запланированное на финал парада, беспокоило его куда больше хотя бы потому, что там был Рафаэль. Мужчина продолжал вести себя странно и несколько надменно, что не нравилось Микеланджело и игнорировалось всеми остальными. Да Винчи, казалось, тоже пытался не замечать: закусывал губу, слыша за спиной недовольное ворчание художника, хмурился, но ничего не говорил. Пусть Рафаэль и старался вести себя вежливо с ним, в памяти Леонардо наверняка отпечатался день конкурса эскизов и тот момент, когда Санти устроил скандал на берегу реки. Именно поэтому Микеланджело старался держаться подальше и... Держал от него на расстоянии да Винчи. Потому что даже спустя месяцы не забыл одну брошенную Рафаэлем фразу. «Он упал из-за твоего крика! А потом ещё этот мальчишка...» Да Винчи тогда не сделал ровным счётом ничего, чтобы разозлить Рафаэля, но за что-то всë же заслужил неприязнь со стороны художника. И Микеланджело не понимал, как. Разве раньше, когда всего этого ещё не произошло с ним, Рафаэль не восхищался да Винчи, да и им самим? Тогда как же так вышло? Буонарроти не понимал и, если честно, не хотел знать, что произойдëт, если он спросит напрямую. Шестое чувство подсказывало ему, что ничего хорошего. Итак, кое-что в работе Микеланджело всë ещё было неизменно — мастерской более уютной, чем его комната, он так и не смог найти. Поэтому сейчас они с да Винчи рисовали, сидя на полу, который Микеланджело — о Боже, неужели правда — заранее подмëл после трëхдневной непрервывной работы над скульптурой по ночам. Художник при свете солнца и ваятель под сиянием звёзд, он будто и не уставал вовсе от творчества. Это было частью его жизни, в конце-концов. — Ты выглядишь неважно, — обеспокоенно сказал да Винчи, покосившись на Буонарроти, — в мешки под глазами килограмм мармелада поместится. — Кажется, эта фраза должна звучать не так, — усмехнулся Микеланджело, но не мог мысленно не ударить себя по лбу. Как бы он не был бодр для самого себя, у отражения в зеркале было другое мнение. Его тело не собиралось искать компромиссов и требовало поспать больше четырёх часов в сутки, но скульптор был настойчивее своего бренного, а потому каждый раз побеждал в этой негласной битве. Сон сном, а работа по расписанию. Да Винчи не одобрял такого, поэтому Микеланджело просто перестал честно отвечать на вопросы в духе: «хорошо ли ты спал сегодня?». Но рано или поздно мальчик должен был сам заметить, и этот день, похоже, настал. — Это не так важно. Важнее то, что... Мне кажется, ты недостаточно спишь. Леонардо без раздумий отложил карандаш и попытался вглядеться в лицо Микеланджело. Тот же с напускным усердием начал выводить бессмысленные линии там, где они совсем не нужны. Он давно заметил за собой, что начинал портачить когда волновался. — Та-а-ак, — протянул да Винчи, — молчание как знак согласия? — Чего ты хочешь от меня? — Скажи, тебе хватает сна? — Вполне. Микеланджело надеялся, что на этом разговор сможет исчерпать себя. И может так бы оно и было, не будь да Винчи таким настырным. В следующую секунду скульптор почувствовал, как что-то касается его лица. Это маленький художник взял лицо парня в свои ладони. — Ч-чего... — Скажи честно, — нахмурился да Винчи, держа лицо друга так, чтобы он смотрел на него, — высыпаешься? — Я... Я... Неловкость сковала всë тело Буонарроти и отключила разум. Его взгляд заметался по комнате, пытаясь найти хоть что-то, за что можно зацепиться, кроме янтарных глаз да Винчи. Какого чёрта этот мальчишка себе позволяет? Нет, даже не так. Какого чëрта Микеланджело позволяет ему это? Да Винчи ещё несколько секунд пытался заставить скульптора смотреть ему в глаза, после чего наконец выдохнул и сделал очевидный вывод. — Врëшь. Как всегда, — мальчик отстранился, и только тогда Микеланджело позволил себе сделать вдох и пошевелиться. Кажется, будто время застыло, когда да Винчи прикоснулся к нему, и возобновило ход, стоило этому моменту растаять, — Знаешь, я понимаю, что у тебя есть секреты от остальных, но необязательно постоянно обманывать меня, ладно? Чувствовать атмосферу не было коньком скульптора, но ему это и не нужно было, чтобы понять, что голос да Винчи звучал... Расстроенно? Нашёл причину обижаться. Очевидно, что о своëм настоящем режиме Микеланджело распространяться вообще не стоило. Менять его он всё равно не будет, а да Винчи станет волноваться (а он станет). И какой от этого толк? Кому от этого польза? Мальчишке ещё повезло, что он не знал о голодных обмороках, которые раньше были для Микеланджело обычным делом. — Сегодня ты ляжешь вовремя, — притворно строго сказал да Винчи, вздëрнув подбородок и беря в руки карандаш. — Вот ещё, — ответил Микеланджело, хмурясь, — как ты собираешься это проверить? — Останусь с ночëвкой у тебя? — Леонардо посмотрел на друга, и пусть сами слова звучали как шутка, во взгляде мелькал крохотный лучик надежды. Ну нет, Микеланджело ещё не настолько мягкотел. — Размечтался. Не вздумай даже. — Ну и ладно, не очень и хотелось. Здесь Микеланджело уже не нужно было быть гением, чтобы понять, что мальчишка обманывал. — Но кое о чём я правда не шучу, — серьёзно сказал Леонардо, — работа может слишком тебя вымотать. Ты ведь не хочешь грохнуться в обморок, правда? Микеланджело хотелось мысленно рассмеяться и сказать про себя что-то вроде: «Да какая разница, мне не привыкать». Вот только в своей голове он уже поставил это под сомнение. У него не было ни голодных обмороков, ни переутомления с того самого дня, как его откатило в прошлое. Поэтому сейчас, думая о том, что он мог бы снова свалиться без чувств... Эти мысли даже пугали его. Он просто промолчал в ответ. — Твои линии... — вдруг подметил Леонардо, — Может, хочешь сделать перерыв? — А что с ними не так? — не понял Микеланджело. — Они слабые. Не такие как обычно. Ты либо задумался, либо устал. — С каких пор ты начал разбираться в моих линиях лучше, чем я сам? — усмехнулся Буонарроти, но карандаш всë-таки отложил, когда посмотрел на то, что выводит в их общем альбоме. Да Винчи был прав, набросок выходил никудышный. — Я, если ты ещё не заметил, понимаю предел твоих возможностей. Но даже если ещё нет, вот это, — он ткнул пальцем в листок, — даже близко не половина того, что ты можешь. — Безграничная наблюдательность. Слова были сказаны саркастическим тоном, но это не помешало да Винчи гордо распрямиться и улыбнуться, словно говоря: «Да. Неужели ты ждал от меня меньшего?» — И что, только мои навыки так подробно изучил? — спросил Микеланджело, подпирая щëку кулаком. Когда он не мог настроиться на работу, он был в состоянии спокойно поговорить с да Винчи. Теперь, зная, что этот мальчик не собирается намеренно задевать его, Буонарроти не испытывал неудобства. — Конечно нет, — да Винчи скрестил руки на груди, — я ведь не только с тобой работал. Я немного изучил стиль Губерта-сана и Яна-сана. Они поразительны в своëм внимании к деталям. Мунк-сан приглашал меня порисовать с ним. Это был... Интересный опыт. Внезапно Леонардо сник. — Жаль, что не удалось поработать хоть немного вместе с Рафаэлем-саном... Он не подпускает близко. Скульптор напрягся. Тот факт, что да Винчи пытался сблизиться с Рафаэлем, ему не нравился. Этот мужчина был опасен, его боялся даже самый весёлый и беззаботный ребёнок на свете в лице Яна. На самом деле, теперь да Винчи был единственным в их коллективе, кто не выражал страха. Да, он был насторожен. Да, сентябрьские воспоминания пошатнули его стопроцентное доверие к Санти. Но он не боялся. И был одним из немногих, кто говорил с Рафаэлем напрямую, без нужны заходить издалека. Это вызывало восхищение у всех и опасения у Микеланджело. — Зачем тебе вообще подходить близко к нему? — спросил он, усиленно делая вид, что ему всë равно. Получалось не очень. — Он же мой коллега. Почему бы не узнать, что у него на уме, — пожал плечами да Винчи, — к тому же, в городе он уже давно прослыл «первым гением». Ну... Пока ты снова не начал рисовать. — А? Я-то тут причём... — Разве ты не помнишь, какой фурор произвёл на конкурсе эскизов? И по сей день люди ждут возможности увидеть тебя за работой снова. Держу пари, весь город придёт на парад, когда станет известно, что ты участвуешь. Эти слова заставили желудок Микеланджело сжаться. Он всë ещё не любил внимание, и мысль о том, что он может обзавестись такой же кучей бешеных фанатов, как и Рафаэль, была ему неприятна. Не нужно ему всë это. — Надеюсь, всë будет не так. Микеланджело въерошил волосы. Да Винчи удивлённо посмотрел на него, будто его друг только что сказал самую абсурдную вещь в мире. — Почему ты так говоришь? — Я просто не нуждаюсь в этом, — честно признался Микеланджело. Какая-то его часть ожидала услышать нравоучения и осуждение да Винчи, тем более, что по нему было видно: мальчик хотел. Но он сдержался. — Дело твоё, конечно... — сказал он, вопреки своим словам выглядя разочарованным, — Но мне просто интересно, в чём причина? Все творцы мечтают о том, что имеет Рафаэль-сан. Если и не все, то большинство. — И ты тоже? — спросил Микеланджело, с недоверием смотря на друга. — Сейчас нет, — ответил да Винчи и добавил чуть тише, — просто раньше у меня это было. Он сник и замолчал. Кажется, воспоминания о прошлом всплыли в его сознании, отключая да Винчи от внешнего мира. Вот только... Для сказанных им слов его лицо выглядело слишком разочарованным. Что же такое произошло с мальчишкой раньше? Быть может, он грустил из-за того, что потерял славу и признание? — На самом деле, я не жалею, что всë обернулось так, — будто читая мысли скульптора, ответил Леонардо, — тем более, что сейчас мне не нужны сотни поклонников. Я хочу... Кое-чего другого. Микеланджело с любопытством наклонил голову. — И что же это? Мальчик промолчал в ответ, сохраняя тишину в стенах комнаты. А потом его настроение резко изменилось. Пухлые, детские губки растянулись в загадочной улыбке. — Секрет, — хихикнул Леонардо. — Что? Да брось, мне же интересно. — Ничего не знаю, — сказал да Винчи, явно довольный реакцией Микеланджело, — если тебе можно хранить секреты от меня, то я тоже имею право скрывать что-то от тебя. Он снова взялся за карандаш и посмотрел на хмурое лицо друга. А Микеланджело, пусть и недовольный таким раскладом, всë же понимал, что к чему. В самом деле, неужели он рассчитывал, что всë будет так просто после стольких вещей, которые он скрыл от Леонардо? Но по-настоящему врасплох его застали слова, слетевшие с губ маленького художника в следующую секунду. — Сейчас ты ничего не узнаешь, но... Может, немножко позже я тебе расскажу.

***

Муха с интересом в глазах подошёл к мольберту да Винчи и Микеланджело, заметив, что те закончили картину и остановились, чтобы полюбоваться своими трудами. Заметив чужое внимание, Леонардо гордо выпрямился, а Микеланджело спрятал руки в карманы, незаметно наблюдая за реакцией коллеги. Муха постоял возле холста, осмотрел каждый его клочок, даже слегка нагнулся вперёд, желая получше рассмотреть детали. — Это... — на его лице появилась улыбка, — замечательно. Человеческие фигуры прорисованы так детально. Анатомия соблюдена в совершенстве. — Верно, Муха-сан? — да Винчи улыбался так, будто хвалили его самого, но за это время Микеланджело выучил: мальчик старается не перетягивать всë одеяло внимания на себя, — Микеланджело очень старался. — И эта дымка... — продолжал Муха, — Будто сам воздух вокруг фигур плотнее. Такая целостность и однородность... Это ведь ваша техника, да Винчи-сан? — Он чуть ли не с лупой писал, — усмехнулся Микеланджело, чем заслужил смущëнный тычок локтем в бок. — Сфумато требует мелких мазков, умник, — закатил он глаза, но щëчки его от похвалы слегка порозовели. Муха засмеялся, глядя на то, как общаются друг с другом два юных гения. — Вы двое действительно хорошо ладите. — Ну, мы... Микеланджело в смущении отвёл взгляд. Он не стал бы спорить с этим утверждением даже мысленно, ведь то, что они с да Винчи общались гораздо больше, чем хорошо, было очевидным фактом. Он действительно не ожидал, что так получится, но в итоге понял, что ему по вкусу такой расклад. Ссоры с да Винчи утомляли его в прошлом, к тому же, Микеланджело видел в мальчике что-то близкое себе, но никак не мог подобраться к нему — Леонардо не позволял. Это раздражало. Зато теперь, даже если сперва дружелюбие мальчика настораживало и пугало, скульптор был доволен их взаимоотношениями. — Конечно! — слова Мухи о дружбе ребят, кажется, были для да Винчи даже приятнее похвалы, — Иногда Микеланджело может показаться холодным... Но на самом деле у него большое сердце. От этих слов глаза Буонарроти чуть не повылезали из орбит. Да Винчи сказал... Что? Он действительно так думал? Чувствуя, как медленно краснеют щëки, Микеланджело натянул на голову капюшон. До чего же неловко. — Не стану спорить, — Муха очевидно был доволен всем, что видели его глаза и слышали его уши. Внутри Микеланджело бушевал ураган. Как бы он не любил похвалу, сейчас он чувствовал себя настолько некомфортно, что просто не мог смотреть ни на Муху, ни на да Винчи, заставившего его чувствовать себя так. Не желая мучить себя, он стал искать, за что ещё можно уцепить своё внимание, и напоролся взглядом прямо на холодные глаза Рафаэля. Художник смотрел прямо на них, и это вместо того, чтобы работать над своей картиной. Микеланджело стало ещё некомфортнее, чем раньше. Неужели Санти совсем нечем заняться? Чувство дикой неловкости хоть как-то заглушало крохотный червячок испуга, который извивался в груди скульптора. Это чувство непроизвольно появлялось каждый раз, когда Рафаэль смотрел на него таким взглядом. Будто сигнал «опасно» зелёного цвета. Внезапно Рафаэль заговорил. Слава всем Богам, обращался он не к нему и не к да Винчи. — Муха-сан, не могли бы вы посмотреть и мою картину тоже? Мне нужен совет. — О, да, конечно. Муха засуетился, ещё раз похвалил ребят и поспешил к мольберту Санти. Когда внимание обоих художников переключилось на другой объект, Микеланджело облегчённо выдохнул. Да Винчи обеспокоенно посмотрел на него. — Всë в порядке, Микеланджело? Вопрос совершенно ненужный с точки зрения Буонарроти. Что он может ему сказать? «Нет, не в порядке, я чувствую что мой коллега пытается убить меня взглядом» — явно не лучший ответ. Так что скульптор лишь покачал головой. — Я в порядке. Просто немного... Его слова были прерваны громким стуком. Со стороны мольберта Рафаэля послышалось невнятное бормотание Мухи и грохот полетевших на стол инструментов. От неожиданности да Винчи вздрогнул и слегка прикрыл рот ладошкой, будто готовясь сдержать вскрик. Это нехорошо. Молясь, чтобы не увидеть пытающегося накинуться на кого-то неуправляемого коллегу, Микеланджело повернулся на звук, но, к его облегчению, никакой драки не намечалось. Единственным и последним проявлением агрессии со стороны мужчины стал смачный хлопок дверью, от которого скульптор почти подпрыгнул на месте. — Какого чёрта... Срывы ни с того ни с сего у Санти стали случаться всë чаще. Может Микеланджело был слеп, но причин для них он просто не видел, и от этого становилось не по себе только больше. «Как бы он ничего не натворил...» — Микеланджело, — да Винчи слегка дëрнул друга за рукав, и тот резко посмотрел на него. Сердце Буонарроти отчего-то сжалось: мальчик был не на шутку встревожен, — что происходит с Рафаэлем-саном? «Если бы я знал», — зубы Микеланджело заскрипели от досады. Меньше всего ему хотелось, чтобы от всего происходящего страдал да Винчи — ребёнок, который совсем никак не причастен к этому. Зная Леонардо, он скорее всего полезет куда не надо. Но если в прошлый раз они с Микеланджело, останавливающие Санти в пустом коридоре у ателье, более или менее знали, что им делать, то сейчас скульптор был в тупике. И ясно лишь одно: пока он не выберется из него, он не позволит да Винчи совершить глупость, на которую вполне был способен. В одиночку он ничего не решит, зато может неслабо навредить себе. Микеланджело ни за что этого не допустит. Вместо ответа на свой вопрос Леонардо получил тяжёлый вздох и неуверенную просьбу. — Давай ещё немного поработаем?