Гей. Это слово накрепко засело в его голове. Казалось бы, ничего особенного, и вообще, какое дело Клавдину до ориентации Серпенко, но это, словно заноза, впилось в мозг, и никакими средствами его оттуда нельзя было вытащить. Уже полчаса Матвей пялился в пустоту, на кресло, в котором совсем недавно сидел Серпенко, на стол, на стену, на лампу. Сидел и думал о трёх буквах в одном маленьком слове. Признание ввергло в шок.
Матвей выдохнул, потёр лицо ладонями и выматерился. Затем закурил. К чему вообще был этот разговор? Зачем он позвал к себе Серпенко? Посмотреть на него, проверить, не шпион ли, провести свой тест? И к чему это привело? К лишним нервам и ощущению того, что он в чём-то или, скорей, в ком-то завяз. Хватило одной встречи, нет, двух, чтобы почувствовать. И не принять.
Гей. И что? А то, что его можно нагнуть, если, конечно, Серпенко нагибается. По виду не скажешь, первое впечатление, что он актив. Но Клавдин иногда ошибался. Как ошибался до этого, думая, что Олег натурал. Хотя, если честно, он об этом не думал вовсе, просто ответ на вопрос о личной жизни сбил с толку и все мысли закрутил вокруг этого открытия.
То, что геи есть — не секрет. Они были, есть и будут. Матвей не задумывался о том, какая ориентация у него. В школе у него была девушка, затем появился Кузьма. Если девушка пришла и ушла, то Кузьма остался навсегда. Сначала он был рядом, потом превратился в незримую тень за спиной. Сейчас он всего лишь голография, но до сих пор близкий и родной. Клавдин о нём никогда не забудет. Потом у Матвея была жена-красавица, молодая и активная. Правда, с ней в постели Матвей был пару раз, не больше. И кажется, вставало. И вот сейчас он один. Но неожиданным образом мысли занял болтливый зеленоглазый лейтенант, который гей. Однако с которым не хотелось. Потому что он не нравился Матвею.
Да. Не нравился. Шумный, энергичный, весёлый, общительный, уникальный. Беспардонный, хотя субординацию соблюдает. Он заставляет людей прислушиваться к нему, каким-то невероятным образом притягивает их к себе. Клавдин это почувствовал, и именно это его беспокоило. С Серпенко не хотелось связываться, от него стоило избавиться. И лучший способ — отправить на Глубину. Конечно, он вернётся через несколько дней, но за это время волнение внутри Клавдина уляжется, и он сможет оценить обстановку.
Волнение… Действительно, Серпенко вызвал непонятные эмоции. С одной стороны, что-то теплилось внутри, хотелось дольше смотреть ему в глаза, окунуться в его весёлость, соприкоснуться с тем, что скрывалось глубоко в его душе. Коснуться сердца. С другой — оттолкнуть. Подальше отстраниться от него, может, причинить боль или дать понять, что Клавдин не собирается играть с его… самолюбием. Серпенко считает себя неотразимым, красивым, идеальным, а Матвей таких людей не любил. Хватило Вали, которая видела и видит лишь себя. От подобных людей Клавдина тошнит. Вот почему от Серпенко надо было избавиться. Чтобы дать понять себе, что Серпенко на его пути — худший вариант спасения от одиночества.
Клавдин встал и вышел из кабинета. Время по земному показывало восемь пятнадцать. Рабочий день закончился, дежурство следовало передать второму помощнику Лутгину. Оказавшись на мостике, он принял доклады от экипажа, передал полномочия и вышел, направившись в столовую, а потом в каюту. Всё это время он думал о чём угодно, только не о Серпенко. Даже уделил пять минут размышлениям о Вале. Чего хотела? Почему звонила? Зачем беспокоит его после развода? Снова поговорить о глупостях, пожаловаться на жизнь и ухажёров? Матвею это не надо. У него своих проблем достаточно.
Переступив порог, Клавдин разулся, скинул китель, заварил кофе. Зацепился взглядом за голографию и уставился на Кузьму, сначала бездумно, как казалось, но потом понял, что сравнивает его и Серпенко. Неосознанно. Кузьмин тоже весёлый и энергичный, и особенность у него есть: начинает волноваться на пустом месте, а когда дело совсем серьёзное, вдруг успокаивается и начинает мыслить рационально. А как Серпенко действует в таких ситуациях? Он волнуется, поддаётся панике или также успокаивается, чтобы потом принять верное решение? Есть ли у Олега особенности? Или он просто болтун, который наболтал, а может, даже и натрахал свои резюме?
Раздражённо выдохнув, Клавдин допил кофе и решительно направился в ванную, но потом передумал. Вытянул из шкафа лёгкие штаны и рубашку, накинул куртку, подхватил полотенце. Снова посмотрел на Кузьму. Какая же чистая у него улыбка, открытая, естественная, добрая. У Серпенко не такая, да, откровенная, широкая, но чистоты в ней нет ни капельки. Сейчас она казалась грязной, неестественной, надменной, самовлюблённой. Клавдин вдруг понял, что Серпенко человек тщеславный, а значит, в нём не может быть естественности. Только притворство. И правильно Матвей сделал, что отправил его на Глубину. Надо бы посмотреть, каков он в незнакомых ему условиях.
— Контр-адмирал, — перед ним появилась Лиза, отчего настроение испортилось ещё больше. — У меня есть донесение!
— Что там? — встрепенулся Матвей.
— О лейтенанте Серпенко.
— Серпенко? — удивился Клавдин, сразу же подумав о том, что он учинил драку. А что, он же гей и не скрывает этого. Вполне возможно, пристал к кому-нибудь и получил по щам.
— Сейчас лейтенант беседует со своей бабушкой, — отозвалась Лиза, отчего брови Клавдина поползли вверх ещё больше. Не драка? Простая беседа со старухой? И что? — Буквально несколько секунд назад лейтенант упомянул в разговоре о том, что принимает лимкотрилл. Поспешу заметить, что это сильное успокоительное, но оно не запрещено и выводится из организма в течении десяти часов. Однако действие одной таблетки может продлиться до двадцати.
— Погоди, — остановил Лизу Матвей. — Я правильно понял: ты подслушала личный разговор лейтенанта Серпенко в его свободное время?
— Так точно.
— А разве я не говорил, чтобы ты этого не делала? — И Клавдин, почувствовав гнев, уставился на Цифровой Разум так, как если бы хотел её сжечь.
Лиза моргнула, а потом сказала:
— Мы на военном положении.
— И что?! — стараясь не срываться на крик, скрипя зубами, вопросил Клавдин. — Я дал приказ блокировать систему и не влезать в личное время и пространство членов экипажа. Меня это тоже касается. Достаточно того, что ведётся отдельная запись, которую можно обнародовать только в особых случаях и с разрешения наблюдаемого человека.
— Я подумала, что вопрос о лимкотрилле очень важен для «Соколиного».
— А я не вижу в этом причины для беспокойства. Ясно?
— Так точно. Но я занесла в протокол…
— Без моего ведома ничего в протокол заносить не надо! Я здесь командир! — выкрикнул Матвей. Лиза молча уставилась в стену, её сенсоры уловили гнев контр-адмирала, значит, не стоит больше говорить ни слова. — Теперь понятно?
— Так точно.
— Исчезни, — махнул на неё рукой Клавдин.
Лиза ушла, оставив внутри Матвея злость и раздражение. Какого чёрта! В последнее время Цифровой Разум совсем распоясался. Делает что ей вздумается. Совсем недавно Матвей запрещал ей подсматривать и подслушивать, так она всё равно продолжает! Надо бы поговорить с программистами, пусть подправят ей цифровые шестерёнки!
— Пиздец какой! — ругнулся Клавдин, резко выдохнул и вышел из каюты.
До бассейна, что находился на третьей палубе, он добрался за пятнадцать минут. Шёл сначала быстро, а потом медленно, даже остановился в курилке перекурить. Лимкотрилл. Если честно, он об этом препарате ничего не знал. Он вообще не ведал о том, что существуют такие таблетки. Вопрос, конечно, оставался открытым: к чему Серпенко успокоительное? Чего он боялся? От чего скрывался? Что волновало? На шпиона он не был похож, но кто знает — может, хорошо маскируется. Или дело в воде? Лишь одна фраза, чуть слышная, но наполненная эмоциями, сказанная Олегом, заставила Клавдина обратить на это внимание.
«
Ненавижу воду». А Матвей любил. В этом ли проблема? Или в чём-то другом? Но если вспомнить личное дело лейтенанта, то можно спокойно понять, что воды он не боится. Нормативы-то и тесты сдавал, и результаты были хорошие. А может, всё дело в замкнутом пространстве? «Белуга» большая, не таких, конечно, размеров, как, например, «Соколиный», но развернуться есть где. Субмарина сама по себе манёвренная, быстрая и несущая приличное количество оружия, но, с другой стороны, на глубине пусть тех же пяти тысяч километров остаётся уязвимой. Но, опять же, если брать во внимание клаустрофобию, то «Соколиный» тоже можно отнести к коробке, в которой их всех закрыли, ведь за бортом только космос, который не имеет воздуха.
Так зачем Серпенко успокоительное?
С такими мыслями Клавдин дошёл до бассейна. Осмотрел помещение, отметив плавающего Баранова. Вот ещё один раздражитель. Назначили первым помощником ещё полтора года назад. Ни пользы, ни радости не приносит. Пытается командовать, быть важным и постоянно придумывает какие-то правила, суя нос туда, куда не следует. Клавдин подозревал, что его назначили на этот пост, чтобы следить за ним. За него поручились четверо адмиралов, но остальные десять были назначением не слишком довольны. Песков допустил Баранова на «Соколиный» только потому, что за него поручилось трое, а ещё потому, что он племянник какого-то чиновника.
— Здравия желаю, товарищ контр-адмирал, — поприветствовал его Баранов.
— Доброго вечера, — буркнул Матвей.
— Решили поплавать?
— Так точно, — одними губами пробормотал Матвей.
Баранов подплыл к бортику, зацепился за него, смахнул ладонью с лица капли и подтянулся, выбираясь на «сушу». Баранов был среднего роста, не толстый, но и не худой, за фигурой следил. Правда, рожей не вышел и волос на голове было, как говорится, три пера, но за ними он следил тщательно, отращивая примерно на пять сантиметров и приглаживая гелем. Ещё красился в блондина. Впрочем, Клавдин и себя не считал красавцем, хотя волос у него на голове было больше, и светлыми они были от природы, а не благодаря химии. По мнению Клавдина, только Кузьма идеален внешне, остальные так себе.
— Я гляжу, вы тоже решили окунуться перед сном, — сказал Матвей, кидая на лавку полотенце и собираясь раздеться.
— Да. Захотелось немного подправить нервы.
— А что такое? — удивился Клавдин, снимая куртку и глядя на то, как Баранов вытирается своим полотенцем. На самом деле Матвею было неинтересно.
— Да так, — неловко засмеялся Баранов, а потом вдруг рубанул с плеча, правда, стараясь быть до отвращения любезным: — Вы приказали отправить Серпенко на Глубину?
Матвей удивился, слегка вздёрнув брови. Баранов знает Серпенко? С другой стороны, в этом нет ничего удивительно. Но всё же.
— Да, приказал.
— Могли бы и со мной посоветоваться, — продолжил настаивать Баранов. Клавдин, прищурившись, внимательно следил за ним, медленно расстёгивая рубашку. — Всё же я ваш первый помощник.
Клавдин ощутил, что по нему словно проехались танком. Оставаясь скептически настроенным, он ответил:
— Не счёл нужным собирать по этому поводу брифинг. Или вы хотите оспорить моё решение, товарищ полковник?
— О, нет, что вы! — Баранов неловко вытянулся в струнку, всё ещё оставаясь в красных плавках, и это смотрелось глупо. — Я считаю, что вы поступили правильно. А то этот Серпенко совсем распоясался. Нарушает дисциплину и развращает офицеров.
— Совсем распоясался? Развращает офицеров? — переспросил Клавдин, расстегнув рубашку до конца, но не спеша её снимать. — И что же он сделал?
— Да, в принципе, ничего страшного, но его особенность болтать где ни попадя и что ни попадя когда-нибудь приведёт нас к беде.
— Вот как... И что же он болтал?
— Сегодня за ужином рассказывал какую-то сказку. — Баранов взял рубашку и начал одеваться. А Клавдин вдруг вспомнил про розовых медуз и чуть было не ухмыльнулся. Вовремя себя остановил, осознавая, что разговор о Серпенко с Барановым очень увлекательный. — Про какого-то Незнайку.
— О, так это классика.
— Да? Не читал.
— А мне в детстве родители постоянно её читали, — сказал Матвей, понимая, что разговор становится абсурдным. Он совершенно не понимал, к чему клонит Баранов, но сейчас казалось, что тот был заинтересован в Олеге. — Интересная сказка. Прочтите как-нибудь на досуге.
— Сказку?
— Сказку.
«Тебе не помешает немного окунуться в детство, крашеный блондин», — подумал в свою очередь Матвей, а Баранов явно завис, не понимая, как трактовать слова командира: то ли как приказ, то ли как совет — это же две разные вещи. Матвей в свою очередь ощущал нечто странное, ему хотелось плюнуть в лицо Баранова и в тот же момент рассмеяться.
— И вы считаете, что рассказывать сказки за ужином — это развращать офицерский состав? — задал вопрос Клавдин, когда молчание затянулось. Понимание абсурдности ситуации нисколько не ответило Матвею на вопрос: какого чёрта он всё это выслушивает? Да и само желание послушать о Серпенко было каким-то неправильным. Матвей ждал, что Баранов расскажет ему что-то стоящее, что-то такое, что заставит Матвея рассмотреть Серпенко под другим углом. Хотя зачем ему это надо?
— Офицер должен быть примером для подражания, а в итоге ведёт себя, как… баба на базаре, — возмутился Баранов. — Уставом разговаривать за ужином не запрещено, но нужно соблюдать этикет, а выходит всё наоборот. Бескультурье да и только!
— Я тоже иногда говорю за ужином.
— Но по делу. Товарищ контр-адмирал, я считаю, что Серпенко вообще надо наказать. Несколько дней в карцере ему не помешают.
— Завтра он спускается на Глубину.
— Когда вернётся.
— И вы считаете, что за болтовню за ужином вернувшегося с Глубины лейтенанта я должен посадить за решётку? Человека, который не нарушил устав, который защищал гражданских и выполнял долг, должен осудить?
— Э… Но…
— Артемий Данилович, — прищурился Клавдин, — вы толкаете меня на должностное преступление. Действительно хотите, чтобы я так сделал?
— Нет. Что вы! — по-настоящему испугался Баранов.
— У вас предвзятое отношение к Серпенко?
— Никак нет! — выпучил глаза Баранов.
— Тогда более не стоит возвращаться к этому разговору. Вы согласны, товарищ полковник?
— Так точно! — выпалил Баранов, и Клавдин кивнул. Затем скинул рубашку, штаны и направился к кромке бассейна.
Поднявшись на мостик, подпрыгнул и сиганул вниз головой, погружаясь в прохладную чистую воду. Когда Матвей проплыл до другой стороны овальной чаши и повернулся, Баранова уже не было.
Однако, занятный получился разговор. И что самое интересное, из беседы Клавдин почерпнул кое-что интересное. Например, то, что господин Баранов явно испытывает к Серпенко негативные чувства. За что он не любит Олега? Наверное, за то же, за что не любит его и Матвей. Тогда другой вопрос: почему же его не любит Клавдин? Ведь, по сути, Серпенко ничего плохого не сделал. Просто он не такой, как все. И он каким-то образом интересует Матвея. Хотя не в этом дело. Просто за сегодня он столкнулся с ним четыре раза: два лично, два косвенно. Все одиннадцать месяцев, что Серпенко на «Соколином», Матвей его видел несколько раз, обращал внимание лишь только потому, что тот на него смотрел. И что же сегодня? Сначала курилка, потом Песков с Романовым, затем разговор в кабинете и вот беседа с Барановым. Случайная. Всё случайное. Или нет?
В бассейне Клавдин проторчал час и всё это время размышлял. И вовсе не о том, как поймать шпиона, а о том, какого чёрта он думает о Серпенко, как получилось так, что за один день этот человек перевернул его жизнь. Нет, не перевернул, а немного изменил. Сильнее прежнего обратил на себя внимание. И почему именно сегодня? Почему не вчера или месяц назад, а именно сейчас? Одни вопросы, от которых пошла голова кругом.
Выйдя из бассейна, Матвей взял полотенце и принялся быстро вытираться, прогоняя прочь лишние, по его мнению, мысли. Натянув рубашку, скинул трусы и быстро надел штаны. В тот момент, когда он застёгивал на рубашке пуговки, снова перед ним предстала Лиза.
— Я же просил не беспокоить меня в личное время, — рыкнул Клавдин. Существует для таких вещей ин-тор и сигнал оповещения, через них и нужно общаться, а не являться неожиданно в образе милой блондинки с холодными безжизненными глазами.
— Звонит ваша жена, — сказала Лиза. Клавдин удивился.
— Я же говорил тебе заблокировать её номер.
Лиза помолчала, потом выдала:
— Двадцать шесть пропущенных, я думаю, вам стоит с ней поговорить.
— А я думаю, тебе стоит слушать командира. — Затем закинул полотенце на плечо, сунул в карман влажные трусы и направился прочь из бассейна.
— Что мне сказать вашей жене?
— Заблокируй.
***
Новое утро принесло только головную боль. До ночи Клавдин рылся в личных делах офицеров, пытаясь по скупым фактам вычислить, кто же из них шпион. Иногда он отрывался от просмотра, перекуривал, и тогда его мысли снова занимал Серпенко. Матвей гнал их, ругался на себя, чувствовал неприязнь к лейтенанту, но снова возвращался к его зелёным глазам, широкой улыбке и к тому, что он гей. В итоге пришёл к выводу, что Серпенко хотел его соблазнить. А что! Был момент, мимолётный, но не оставшийся незамеченным Клавдиным, когда Олег попытался сказать ему, что готов нагнуться, только жопу помоет и презерватив возьмёт.
В итоге Матвей уснул под утро, а через два часа встал. Голова гудела, мысли разлетались, как бильярдные шары. Пришлось минут десять стоять под душем, пока хоть как-то получилось привести себя в порядок. Завтракал Матвей рано, в половину восьмого он должен был быть в ангаре.
Войдя в просторное помещение, Клавдин с удивлением отметил, что Серпенко уже на месте, и двадцать человек его группы тоже. Грищук на повышенных тонах общался с Кручиным, а Пасанков, директор частной лаборатории «Сирена», которую вот-вот должны были спустить на поверхность Посейдона, что-то говорил своим учёным, возбуждённо жестикулируя.
Заприметив Клавдина, Олег скомандовал смирно, затем чётким движением отдал честь. Подойдя, доложил о готовности группы, и Клавдин всмотрелся в его глаза. Всё такие же зелёные, зрачок обычный, не расширенный, поведение нормальное, не нервозное. От лейтенанта немного пахло алкоголем, скорей всего, вечером он принял больше положенного. Матвей запрещал на корабле спиртное, но знал, что механики тайно протаскивают его, подкрашивают ягодой и кофе, а потом продают. Делать ничего не собирался, но следил внимательно, чтобы не было эксцессов. Мужикам нужно выпускать пар и не только тренировками и сигаретами, но иногда и алкоголем. К слову, у Клавдина самого в тайнике лежали водка и вино.
— Готовы к спуску? — спросил Клавдин, удовлетворившись нормальным видом Серпенко.
— Так точно, — отозвался Олег.
Матвей хотел ещё что-то сказать, но в этот момент подошли Грищук и Кручин. Поздоровавшись, Грищук заявил:
— Разрешите высказать недовольство, товарищ контр-адмирал?
— Ну, попробуйте, — ответил Матвей, переводя взгляд на подводника. В этот момент он ощутил, насколько тяжело ему далось оторваться от Серпенко.
— Я считаю нецелесообразным пребывание десантной группы на моей подводной лодке.
— Отчего же?
— Мы сами в состоянии защитить «Сирену». Я не допущу пиратов к ней и близко. Поэтому…
— Поэтому приказы, товарищ капитан первого ранга, не обсуждаются, — оборвал его Клавдин. Раздражало, что в последнее время каждый пытается ткнуть его мордой в стол. — Загружайтесь в шаттл, он доставит вас на тяжелогруз. Своё недовольство будете высказывать адмиралу Шибаткову, он скоро прибудет.
— Есть! — отозвался Грищук, но по его лицу было видно, что он недоволен.
«А что если не мои офицеры шпионы?» — вдруг подумал Клавдин, смотря в спину уходящего Грищука. Об этом надо подумать и порыться в их личных делах. Кто знает, может, там он найдёт что-то более интересное. Подводники на крейсерах гости, у них есть старший офицер, подчиняются они адмиралу, который командует ими с Земли. У них свои задачи. Но у Клавдина свои. И на данный момент первая — найти предателя. Хотя нет, первая — отправить группу десантников на Глубину.
Серпенко скомандовал подразделению следовать за ним, и ребята ровным строем побежали к боевому десантному шаттлу, который через несколько минут выйдет в космос, пролетит небольшое расстояние до висящего на орбите тяжелогруза. Там в просторном ангаре стоят «Белуга» и «Сирена». Команды загрузятся в лодки, и небольшие тягачи спустят их на поверхность Посейдона.
Клавдин некоторое время наблюдал за Серпенко, оценивая, как он руководит солдатами, как пропускает их вперёд, что-то говорит, командует. Последним в широкий проём вбежал щуплый пацанчик. Сколько ему лет? Серпенко улыбнулся, что-то ему сказал, тот кивнул, чуть шлем не потерял, однако ловко пробежал по трапу и исчез в проёме. Серпенко, почувствовав на себе пристальный взгляд, посмотрел на Клавдина. Матвей чертыхнулся про себя, но отворачиваться не стал. Олег чуть заметно улыбнулся, кивнул и вошёл за остальными.
Через двадцать минут шаттл загудел двигателями и начал подниматься. Открылись люки, звездолёт запыхтел, затем проскочил в широкое отверстие и исчез в космосе.
Когда ворота сошлись, Клавдин развернулся и вышел из ангара. Взяв курс на мостик, ощутил странное давление в районе груди.
***
Утро началось с головной боли. Быстро умывшись и одевшись, Олег проверил карманы, нащупал облатки с лимкотриллом. Выпил одну таблетку, потом отправился в столовую. Завтракал рано, в просторном зале людей было мало. Кое-как затолкав в себя два блина и бутерброд с колбасой, выпил кружку чая. Пройдя в отдельную комнату, поздоровался с бойцами, сменил повседневную форму на боевую, взял оружие. В ангаре собрал ребят, зачитал им приказ, проверил боеприпасы, выслушал, как действовать в случае нападения пиратов и что нужно делать, если вдруг лодка пойдёт ко дну. Пока слушал Кабанова, нервно сжимал челюсти и гнал воспоминания. Но стоило подойти Клавдину, как мысли ушли, осталось лишь лёгкое волнение. То ли Матвей на него так подействовал, то ли лимкотрилл.
Чёртов Грищук, с которым Олег познакомился совсем недавно, сбил весь настрой. Оборвал Клавдина на полуслове, а так хотелось перекинуться ещё парой фраз, потому что в груди то и дело сжималось, и Олегу казалось, что это последний миг, когда он видит Матвея. Стараясь не думать о плохом, Серпенко, следуя приказу, загрузился в шаттл. До тяжелогруза летели несколько минут. Оказавшись в ангаре большого корабля, перебежали к «Белуге». Загрузились в лодку. Остановившись, Олег на мгновение прикрыл глаза. Ткнувшись лбом в металлическую стену, несколько раз вдохнул-выдохнул, а потом развернулся к парням. Те вроде и не смотрели на него, только Зайцев уставился внимательными глазами, ожидая приказа.
— Пошли, — сказал Олег и на нетвёрдых ногах последовал за матросом, который повёл их в отсек. На ближайшие сутки та зона станет их домом.
Пока спускали лодку, пока располагались, Олег держал себя в руках. Нужно подождать час-полтора, пока лимкотрилл начнёт действовать. Принял он его в семь, на часах цифры показывали восемь-ноль-семь. Продолжая тихо, но глубоко вдыхать и выдыхать, Серпенко прошёл по коридорам, ничего не замечая вокруг, затем остановился. Матрос указал на общую каюту, где его парни должны были расположиться, ему же на другую дверь, там была отдельная маленькая офицерская каюта.
Отдав приказ к отбою, Серпенко ступил за порог и закрыл дверь. Оказавшись отделённым ото всех, глубоко вдохнул, сполз по двери на пол и, обхватив голову руками, некоторое время так и сидел, успокаивая себя. Первое время казалось, что всё нормально, но стоило лодке качнуться, затем дёрнуться и плавно накрениться в сторону, как Серпенко понял, что спуск завершился, через мгновение начнётся погружение.
— Ладно, спокойно, — сказал он себе шёпотом, потом сделал ещё один глубокий вдох и встал.
Постояв так, Олег прошёл к койке, посмотрел на неё, потом к маленькому шкафу, открыл дверки, бросил взгляд на полки и вешалку. Закрыв дверки, посмотрел на столик. Каюта была примерно метра три на четыре, не больше, имела маленький иллюминатор. Сжав кулаки, Олег выглянул в окно. Будто издеваясь над собой, он смотрел на раскинувшийся океан, поблёскивающий голубовато-зелёным цветом в лучах закатного солнца.
— Прорвёмся, — буркнул он вслух.
Вернувшись к двери, поднял небольшой рюкзак. Ничего особого не брал: пара трусов, пачка носков, униформа, полотенце, крем для обуви, зубная паста с щёткой, бритва, кусок мыла. Последнее можно было и не толкать в походник, но чтобы отвлечься хотя бы на мгновение, можно и рожу побрить.
Кинув рюкзак на кровать, Олег вернулся к иллюминатору. В этот момент он почувствовал — лимкотрилл начал действовать. Страх отступал плавно, сворачиваясь гибкой змеёй в глубине души. И даже когда лодка скользнула по волнам вперёд, а затем начала погружаться, зарываясь в водную пучину, Олег смог совладать с остатками страха и взять себя в руки.
Стук в дверь заставил оторваться от иллюминатора. Пригласив гостя, Серпенко уставился на шагнувшего в каюту уже знакомого матроса.
— Я покажу вам столовую, рубку, ну и прочее, — сказал немолодой вояка.
Следуя за матросом, Серпенко осматривал лодку. Коридоры неширокие, но и не узкие, три человека могли протиснуться спокойно. Убранство скупое, впрочем, тут шика и блеска не нужно. Их зона находилась сразу же за зоной моряков, каюты капитана и офицерского состава располагались по разным сторонам прохода. К столовой они подошли через несколько секунд, она находилась недалеко от его каюты. Маленькая, с несколькими столиками. Соседняя каюта была медотсеком, за лазаретом небольшая комната отдыха для офицерского состава, там можно было курить.
Рубка оказалась просторнее столовки. Несколько кресел, пульты управления, большой иллюминатор, состоящий из нескольких стеклопакетов. Возвышение для капитанского кресла, наблюдательный пункт. Олег бы сказал, что круто, если бы настроение не было испорчено и, судя по всему, надолго.
— Лейтенант Серпенко, — позвал его Грищук, и Олег обратил на него внимание. — Жду вас через десять минут в комнате отдыха.
— Есть, — ответил Серпенко. Подчиняться Грищуку — первая задача, но в приказе, который Лиза скинула на личный ин-тор, была пометка, что если обстановка потребует, то Олег вправе действовать по своему усмотрению. Да и Клавдин об этом говорил. Серпенко догадывался, о чём пойдёт речь, поэтому, вернувшись в каюту, вновь открыл приказ и перечитал его, выделяя для себя наиболее важные пункты.
