***
Матвей сам не заметил, как в круговерти дел пролетело двое суток. В какой-то момент он ощутил сильную слабость, дополз до каюты и сразу же рухнул на кровать, даже не раздеваясь. Когда проснулся, подумал о том, что уже не настолько молод, чтобы три ночи подряд не спать, много думать и сходить с ума от огромного количества информации. Даже помощь Кручина не сняла с него того груза ответственности, который он нёс, пытаясь разобраться в случившемся на «Белуге». Кстати, Кручин помогал как мог, из них получилась неплохая команда, но капитан десантно-штурмового дивизиона тоже занятой человек, и у него есть свои обязанности. Он взял под своё крыло двадцать человек, командиром которых был Серпенко. На первый взгляд казалось, что всё просто. Но это только казалось. История была запутанная. Клавдин допросил сначала подводников, осторожно, без нажима, потому как не имел достаточных полномочий, и в случае, если кому-то не понравится его тон, этот кто-то может накатать жалобу. Ведь подводники подчиняются ему только на время пребывания на крейсере. Как ни странно, допрос прошёл легко, они охотно отвечали на вопросы, шли на контакт, не грубили и ничего не скрывали. Программист был честен и признался, что сам толком не понял, как случилось так, что бортовой интеллект заметил пиратов уже на подходе к «Сирене». — Видно, бортовой интеллект к тому моменту уже сбоил, — сказал он. — Перед переброской его прокачали, загрузили карту Посейдона. Когда я перезагружал его на Глубине, понял, что в базах какая-то абракадабра. Потом лейтенант Мальцев, программист с «Белуги», долго объяснял Клавдину, что да как, но Матвей ни черта не понял из его слов и попросил свои мысли перенести на бумагу. Лейтенант тут же взялся за дело. Это занятие заняло не больше часа, после чего Матвей попросил Агату просмотреть документ, а сам решительно направился к учёным. На время Клавдин не смотрел, и, как оказалось, на территорию «очкариков» он ступил ровно в три часа ночи. Однако «ботаники» не спали. Собравшись в общем зале, громко что-то обсуждали, и в центре большого стола красовалась голокартинка того самого монстра, который прицепился к Олегу. Вспомнив про Серпенко, Клавдин на мгновение отвлёкся от реальности, но вернуло его в действительность безобразие — учёные устроили настоящую драку. Пришлось разнимать взбесившихся по только им ведомым причинам «ботаников», вызывать Кручина с ребятами, пригрозить арестом и прочим. Арест, конечно, никого не напугал, тогда Клавдин добавил, что конфискует отданное Пасанкову чудовище, и — вот чудо! — все сразу успокоились. Пасанков говорил много, чуть не захлёбываясь словами. Сто раз одно и то же, при том что Матвей его не просил этого делать. Но на каждый вопрос Пасанков сначала отвечал, но потом всё равно возвращался к тому моменту, когда «Белуга» начала от них отдаляться. — Мы закрепились в нужной нам точке, «Белуга» висела рядом в нескольких метрах. Неопознанный объект я приметил ещё за шесть минут до того, как пираты подошли совсем близко. Капитан третьего ранга Чиркирин принял информацию, но сказал, что у них на радаре всё чисто. Он отдал приказ программисту проверить базу и бортовой интеллект, но в тот момент на мостике появился Грищук и сказал, что у нас сбоит сканер. У нас! Сбоит! Это у него сбоил интеллект! Я всё это знаю потому, что был ещё на связи. А после начался дурдом. Пока я пытался доказать ему обратное и даже делал копии записей бортового интеллекта, пираты подошли совсем близко. И тогда этот говнюк Грищук… — Пожалуйста, без оскорблений, — прервал возмущения Пасанкова Клавдин. — Но он же говнюк! — выкрикнул вскакивая со стула Пасанков. — Продолжайте. — Тогда Грищук, — исправился Пасанков, снова присаживаясь — за время разговора он уже раз двадцать вскакивал и садился, — отключился, и потом мы смотрим — а «Белуга» уходит от нас! Я снова пытался выйти с ним на связь, но он не отвечал. Тогда я послал сигналы бедствия на близлежащие базы, но и они промолчали. В общем, мы такой шок испытали, что мама не горюй. Я потом, когда пираты шарахнули по нам ракетами, включил сигнал бедствия, чтобы хоть как-то сориентировать тех, кто нас будет искать. Но затем, прошло достаточно времени, около часа точно, на горизонте показалась «Белуга». И такое началось. Я потом узнал, что Грищук голову себе проломил, печальная новость, — с таким скептическим выражением на лице, произнёс Пасанков, что Клавдин чуть не расхохотался. Конечно, сожаления по этому учёный никакого не испытывал, наоборот, его глаза говорили: «Почему он проломил только череп, а не мозги». — И лодкой командовал капитан третьего ранга Чиркирин. Да, вот тогда я видел, что за нас сражаются. Он сделал всё, чтобы спасти нас. Поэтому судить надо этого Грищука, и больше я не хочу, чтобы он был в нашем сопровождении! — снова вскочил со стула Пасанков. Его люди подтвердили слова начальника и директора «Сирены», копируя и его возмущения, и привычки. А совсем молодой паренёк даже скупую слезу пустил по поводу того, что они упустили какого-то мракобеса, потому что в этот момент пираты шарахнули по ним ракетой. Клавдин хотел спросить, не испугались, мол, что смерть косою замахнулась, но понял, что бесполезно. Они ненормальные, эти учёные! Им насрать на смерть, главное, монстров Посейдона изучить! В каюту Клавдин вернулся ближе к обеду. Переоделся, быстро принял душ, пошёл в столовую. Захотелось есть. Перед этим пришло сообщение от Дарьи Викторовны. Опасность для жизни Серпенко миновала, и вот-вот он должен очнуться. Пережёвывая котлету, Матвей позволил себе подумать об Олеге, правда, мысли его не порадовали. Прислушавшись к себе, снова почувствовал странное волнение за его жизнь, что само собой было удивительным. Перебрав в голове все события минувших дней, связанные с ним, Матвей утвердился в своих догадках: Серпенко ему нравился. И чем больше он думал о нём, тем крепче становились странные чувства, от которых тут же хотелось избавиться. Такого поворота событий в своей жизни Клавдин не ожидал. Но сколько бы сил не прикладывал к тому, чтобы отмахнуться от новоприобретённых чувств, ничего не получалось. После обеда Матвей решил опросить парней Серпенко. Удивляться было нечему, все как один говорили о том, что лейтенант «клёвый, классный, уматный, чёткий, с ним хорошо и он охрененый командир». Те ребята, с которыми он ходил за насосом, упомянули о том, что когда они застряли в шестнадцатом, лейтенант рассказывал им историю про гусей, чтобы отвлечь от жутких мыслей — всё же под водой космическому десантнику было неуютно. — Ну, там, короче, на основе детской песни про гусей и бабку с дедом, — смущённо говорил Жуков, первый проболтавшийся. Сначала решил замять тему, но Клавдин не позволил. — Типа решил дед курицу завести, ну и пошёл на рынок, купил куриных яиц. — Матвей слегка удивился, поставил локоть на подлокотник и, подперев щеку, трогал пальцем губы, слушал и чувствовал, что вот-вот начнёт улыбаться, как сидящий перед ним рядовой. — Купил такой, а бабка ему говорит, ты типа что купил, надо было гусиные яйца покупать. Вот. А потом дед взял топор и пошёл к гусям на переговоры. — А зачем топор взял? — прервал его Матвей, искренне удивляясь. И волновали его не столько переговоры, которые как бы тут были неуместны вообще. — Да я х… не знаю, — тормознул себя Жуков, чтобы не заматериться — как-никак, перед ним контр-адмирал. — Ну, когда товарищ лейтенант что-то рассказывает, это смешно и прикольно. Просто слушаешь его, и как-то настроение поднимается и сразу не… страшно, что ли. — Ну и что дальше? — Клавдин задал вопрос и тут же подумал: «Зачем?» Ведь ни капельки не интересно и не по делу, но в глубине души так хотелось услышать продолжение. И Жуков, пересказывая сказку, иногда запинался, потом что-то бурчал непонятное, потом снова говорил. А затем замолчал. — Дальше, — потребовал Матвей, покусывая нижнюю губу. История, пересказанная Жуковым, не была смешной, но сам факт того, что её рассказывал Олег, вызывал веселье. Более того, Клавдин почувствовал жгучее желание услышать именно от Серпенко эту байку. — Так потом у Зайцева ин-торы сработали, и мы продолжили работу. А потом, когда вернулись, товарищ лейтенант свалился. — И на лице Жукова отразились все опасения и тревоги, испытываемые им тогда и сейчас. — Вот как, — постаравшись отрешиться от заинтересовавшей его истории, сказал Клавдин. Задал ещё несколько вопросов, а потом вспомнил про лимкотрилл. — Не замечали за лейтенантом несвойственного ему поведения? — Никак нет, — тут же ответил Жуков, мимолётно удивившись. Клавдин подумал, что даже если бы и было что-то, этот парень никогда не признается. Серпенко для них не просто командир — он отец, брат и бог. И даже Клавдин, их самый главный начальник, находился ступенькой ниже. — Можете идти. — Товарищ контр-адмирал, разрешите просьбу, — уже у двери осмелился попросить Жуков, вытянувшись в струнку. — Какую? — осторожно спросил Клавдин. — Да нас не пускают к лейтенанту, чтобы проведать. Разрешите хотя бы на пару минут. — Нет. — Почему? Он что-то сделал? Он же нас всех спас! — И такую морду состроил, что прям плакать захотелось. Однако последняя фраза отчего-то отозвалась теплом в районе груди. — Ступайте, — только и сказал Матвей, добавив в голос металла. Жуков козырнул и ушёл. Допросы остальных бойцов протекали в такой же спокойной обстановке, но каждый, уходя, просил разрешить проведать лейтенанта. Под конец Матвей разозлился. И когда у двери остановился щуплый и низкорослый боец, кажется, Зайцев, и открыл рот, чтобы произнести уже надоевшую Клавдину фразу, Матвей опередил его: — Попросите проведать лейтенанта Серпенко — и окажетесь на гауптвахте. Зайцев поджал тонкие губы, ещё сильнее вытянулся, чуть ли не вставая на носочки, и громко — так, что аж уши заложило, — спросил: — Разрешите идти? — Я же сказал, идите. Опрос группы Серпенко длился несколько часов. Глянув на часы, отметил, что уже девять вечера, а казалось не прошло и часа. Позавтракав, Клавдин принял душ, потом выдул ещё одну кружку кофе и принялся за отчёт. Всю ночь он посвятил себя ему и сумбурным мыслям. Утром принял дежурство, но, почувствовав себя не очень хорошо, передал его Баранову, который явно был недоволен. Дойдя до каюты, Матвей подумал о том, что надо бы связаться с адмиралом, но кровать так манила, а глаза закрывались, и Клавдин решил этот не столь значительный вопрос оставить на потом. Проснулся Матвей вечером, а через пятнадцать минут уже собранный, но опухший стремительно шёл по коридорам в столовую, чтобы быстро перекусить и продолжить работу. В кабинете он связался с Песковым, узнал, что на Шибаткова действительно напали. — Пока ведётся спасательная операция. Романов вылетел на «Вороне» двенадцать часов назад. Уже там. Но всё же это ловушка. То ли ждали его, то ли получилось всё спонтанно, но хурбы напали снова. Андрею пришлось принять бой. «Ворон» пострадал тоже. Латают. — А что Шибатков? — Жив-здоров, но вынес весь мозг Дмитренко. Андрей говорит, тот скоро повесится. — Сильно «Стрижа» подбили? — Сильно. Вынесли даже «чехлы». Дмитренко доложил, что напал целый рой. Штурмовую защиту уничтожили, обстреляли даже тяжелогруз, там тоже есть пробоина. Короче, Андрей сейчас по горло в заднице, но завтра к обеду постарается Шибаткова доставить к нам. Что у тебя? Клавдин коротко и чётко рассказал адмиралу о том, что он узнал. — Ясно. Что Серпенко? — Состояние стабильное, идёт на поправку. Завтра утром будет переведён в камеру. — Завтра его и допроси. Утром. Пока Шибатков не прилетел. Так, код доступа я тебе не достал, но кое-какую информацию узнал. Грищук продул в рулетку всё своё состояние. Дом заложил, машину продал. Жена ушла, дочь с ним не общается. — Эту информацию я уже знаю. — Не сомневался. Есть ещё кое-что, мне тут одна птичка шепнула, что пираты затеяли в наших рядах игру «Кому нужны деньги». Так и называется. В военной полиции уже двоих выявили. По сети летают номерочки, на которые можно позвонить и связаться с теми или иными пиратами. За отдельные услуги, сам понимаешь какие, они платят деньги. Я сейчас тебе вышлю рапорты, ознакомься с ними. А с Грищуком разговаривал? — Пока нет. Сегодня хотел, но уже поздно. Завтра поговорю. — Успей до того, как прилетит Шибатков. Если честно, Андрей его немного там придерживает. Он, конечно, будет метать молнии, узнав, что мы тут самовольничаем, но пока его нет, у нас есть козырь. — Я понял. Распрощавшись с Песковым, Клавдин некоторое время изучал рапорты, потом думал, курил, пил кофе, вспоминал Олега. Затем вернулся в каюту и завалился спать.***
Утром он собирался долго. Встал рано, минут двадцать стоял под струями прохладного душа, наслаждаясь скользящими по телу каплями. Потом побрился, почистил зубы, побрызгался одеколоном. Причесался. Облачился в чистую сорочку, идеально отглаженные брюки и китель. Почистил бляшку, затянул на поясе ремень. Придал ботинкам свежий вид, начистив их до блеска. Ровно в половину восьмого Матвей покинул каюту, спустился в столовую, быстро проглотил завтрак и уже хотел направиться в тюремный отсек, когда Лиза сообщила ему, что Грищук требует его незамедлительно. Удивившись дерзости капитана первого ранга, Клавдин, допив кофе, отставил пустую кружку, вышел из столовой, свернул к курилке. Насладившись никотином, Матвей поразмыслил, стоило ли сейчас идти к Грищуку, который до сих пор пребывал в медотсеке. Потом всё же решил заглянуть первым делом к нему. Олег подождёт. Хотя очень сильно хотелось увидеть Серпенко, но, будто издеваясь над своими желаниями, Клавдин решительно отстранился от них и направился в медицинский блок. Грищук недовольно таращился на него, говорил гадости про Серпенко, возмущался поведением Олега, уверял Матвея в том, что «этот наглый лейтенантишка» пойдёт под трибунал уже завтра. Некоторое время Клавдин слушал его, внимательно смотрел, размышлял, пытался запомнить каждую чёрточку сидящего перед ним человека. Потом осторожно начал задавать вопросы, но ответы получал не слишком ёмкие, как ему казалось. Помня о том, что давить не стоит, пока что не открывая всех карт, Клавдин мягко толкал Грищука к нужным ему ответам, однако вскоре понял, что такой подход ошибочен. Осознав, что сорокаминутный разговор так ни к чему и не привёл, Матвей решился на отчаянные меры. Он присел на стул, закинул ногу на ногу и, глядя прямо в глаза Грищука, спросил: — Почему вы так сильно ненавидите меня? Грищук ожидаемо удивился. — С чего вы взяли? — Вы понимаете, всё, что сейчас происходит, исходит от высшего командования. Ни я, ни вы на эту ситуацию повлиять никак не можем, только забросать адмиралтейство рапортами, но не факт, что будет толк. Мне так же, как и вам, не нравится то, что десантные группы находятся на субмаринах. Они не для этого существуют. Но в устав внесли кое-какие дополнения к параграфам, где говорится, что на каждой лодке должно находиться десантное подразделение. И любой офицер десантного подразделения в момент боя имеет право присутствовать на мостике без должного разрешения старшего по званию. — Я ознакомлен с новыми подпунктами устава, — выплюнул сквозь зубы Грищук, и в этот момент в Клавдине что-то щёлкнуло. Не часто Матвей вспоминает о том, кто он. То есть он это прекрасно знает, но слишком редко пользуется личным «я». Ни один офицер, находящийся ниже по рангу, не имеет права так разговаривать с ним и при нём. — Но считаю, что это всего лишь временно. И мы не должны забывать о том, на чём держится устав. Прежние правила никто не отменял, а любая поправка по отношению к целому закону — ничто. Матвей резко встал. Грищук дёрнулся. Глядя на полулежащего на кровати капитана первого ранга, который сразу же сообразил, что перегнул палку, Матвей процедил: — Встать. Грищук тут же вскочил с кровати, деланно покривился, но Клавдин не обратил на это никакого внимания. Серпенко было в три раза хуже, но сейчас он находится в тюремном блоке, а этот человек, который, быть может, предал так уважаемый им устав, изображает из себя жертву. — Вы боевой офицер, а ведёте себя, как баба, — холодным тоном проговорил Клавдин. Грищуку сравнение явно не понравилось. — Вы хотите сказать, что слово контр-адмирала, а также его приказы и поправки к уставу, что внесли адмиралы флотов — ничто, по сравнению с вашим мнением, капитан первого ранга? — выделяя звание, произнёс Клавдин. — Никак нет! — отчеканил Грищук. — Я такого… — Вот и хорошо, — оборвал его Матвей, понимая, что ему стоит как можно быстрее покинуть палату, иначе он сорвётся. Вся эта история с «Белугой» уже в печёнках сидит. Вот прилетит Шибатков, и Матвей поднимет вопрос о нахождении десантных групп на субмаринах. Хватит играть жизнями его парней. — Отдыхайте. И будьте поосторожнее со словами, не забывайте, где вы находитесь и о чём и с кем говорите. Обвинив Грищука чуть ли не в измене, Клавдин отметил его задрожавшие губы, выпученные глаза и бледность лица. Потом поправил китель и вышел, не сказав больше ни слова. И, на удивление, почувствовал себя хорошо. Коротко выдохнув, Матвей взял курс в тюремный блок, по дороге завернув в курилку.