Пернатые: Соколиный

В тюремный отсек Клавдин шёл быстро, но когда перед ним выросла высокая металлическая дверь и дежурные отдали ему честь, Матвей приостановился. Неожиданно пришло осознание того, что он сюда торопился. Олега Клавдин не видел пять суток. Или шесть. Не видел почти неделю. Много или мало? И почему это показалось столь важным? Матвей запутался. В космосе дни и ночи сплетались воедино, и порой казалось, что это бесконечное утро или бесконечный день, течение времени делилось на завтраки, обеды и ужины. Даже сон казался нерегулярным, и только желудок работал как часы, напоминая о необходимости поддерживать силы. Капитан тюремного отсека медленно провёл Матвея вдоль камер по длинному коридору. Комнаты были одинаковые. Вместо дверей и решёток — стеклянные перегородки. Некоторые были затемнены, чтобы не видно было их обитателей, некоторые прозрачные — они пустовали. Пока Матвей шёл, он задавался вопросами, прислушивался к себе, хотя совершенно этого не хотел. Ему не нужны были чувства или эмоции, ему вообще не хотелось того, что на данный момент творилось в его душе. Просто невидимой склизкой ниткой скользило осознание того, что сейчас он увидит Серпенко спустя… шесть дней. И что? Значили ли эти дни что-то? Отчего проклятой занозой засело в груди чувство, от которого сердце чуть убыстряло темп и становилось тяжелее дышать? Он не любил Серпенко. Он хотел от него избавиться. Хотел за время, пока Олег будет на Глубине, разобраться в себе и успокоиться. Матвей до сих пор любил Кузьму. Это важно. Пусть чувства останутся без ответа и пусть он и Кузьмин больше никогда не будут вместе, но любовь к первому своему мужчине останется в его душе навсегда. Она не должна исчезнуть. Не должна испариться или покрыться паутиной прошлого. Или, что самое отвратительное, не должна прогнуться под другие чувства к другому человеку и в конце истаять, как истаивает туман, когда солнце поднимается всё выше и выше над безоблачным горизонтом. Вот оно что! Всё дело в Кузьме. Клавдин не мог его забыть. И не хотел. Даже когда надевал кольцо Вале на палец, думал о нём. И когда ложился с ней в кровать, вспоминал только его. И когда разводился, тоже в его мыслях был Кузьмин. И после. И сейчас. Матвей считал это правильным. Заменить его не сможет никто. Да и сама мысль о замене была отвратительной. Куда какому-то мальчишке, наглому и амбициозному Серпенко, тягаться с Кузей! Та любовь вечная и крепкая, она неповторимая, чистая и светлая. А поглядишь на Серпенко и видишь только грязь. Грязь, ложь и отвращение! Но стоило Клавдину переступить порог камеры, как эти мысли, утвердившись в голове за пару секунд, каким-то проклятым образом ускользнули, утекли, будто вода сквозь пальцы. Они поблекли, став ничтожными, и растворились в реальности, от которой Матвей уже устал. Но Клавдин упрямо хватался за них, вскрывал потаённые уголки души, чтобы дотянуться до Кузьмы и задавить необратимо ползущие на свет иные чувства, заставляющие его сердце пропускать чёртовы удары. Олег гадкий! Наглый! Хам! Самолюбец с невозмутимыми зелёными глазами и прячущейся за многодневной щетиной лёгкой улыбкой. Ему бы побриться. Его маленькая бородка, укрывающая подбородок, и тонкие усы потеряли форму, но от этого Серпенко не утратил своей необычной и дрянной притягательности. Заманчивости. Загадочности. Уникальности. Сейчас он стоял перед ним в белоснежной с синими линиями больничной пижаме, с грязными волосами, чуть завивающимися на концах, слегка осунувшийся, но всё тот же. Живой. И это… радовало! — Спасибо, капитан, — с запозданием поблагодарил проводившего его в камеру капитана Клавдин, чуть повернулся к нему, сохраняя превосходство. Офицер кивнул и вышел. Тонкая дверь опустилась на место и слилась с остальной частью перегородки, будто её и не было. Линия стекла стала гладкая, без щелей и трещин. Новейшая технология. Вот только она не могла спасать людей. Земляне многого достигли, но смерть так и не смогли победить. К чему эти мысли? Чтобы убежать от других? — Здравия желаю, товарищ лейтенант, — сухо поприветствовал Олега Клавдин. Тон ему самому не понравился, но сейчас говорить можно было только таким. — Здравия желаю, товарищ контр-адмирал, — Серпенко вытянулся в струнку. Руки по швам, идеально прямая спина —даже в пижаме он не терял офицерской выправки. — Как ваше самочувствие? — Чистая формальность, но Матвей хотел знать ответ на этот вопрос. И желательно, чтобы он был честный. И положительный, естественно. — Иду на поправку, — отозвался Олег. Клавдин слегка прищурился. Не врёт. И отвечает чётко, по уставу, без улыбки и наигранности, которая в нём иногда присутствовала. Иногда? Матвей разговаривал с ним лично всего лишь несколько раз, остальные разы — это взгляд издалека, случайные столкновения в коридорах, в столовой и в курилке. — Похвально. Вам, наверное, уже говорили и показывали, что именно было причиной вашего тяжёлого состояния, — продолжил Матвей. Пришёл он сюда не посторонние разговоры говорить, а выяснять причины конфликта, который может обернуться трибуналом. — Так точно. Доктор Дарья Викторовна ввела меня в курс дела, — отозвался Олег. И снова был серьёзен. Ну да, а как же иначе, ведь перед ним контр-адмирал, и он команды «вольно» не давал. «И не дам, — подумал Клавдин. — Пусть так стоит. А то снова начнёт…» Улыбаться? Лукаво смотреть на него своими зелёными глазами? Заигрывать? Очернять воспоминания о Кузьме? И чего Матвей ухватился за Кузьму? Ах, точно, так легче бороться. Но не в корыстных целях, а потому что… Кузьма лучше? Какого дьявола он их сравнивает! Нет, не сравнивает, а знает, что Кузьмин лучше, и сам Клавдин не хочет погрязнуть в… — Надо отдать должное господину Пасанкову, он быстро провёл исследования и нашёл антидот. Хорошо и то, что создавать его не надо было, достаточно просто подобрать нужные препараты. «Мы когда-нибудь будем говорить по делу»? — вопросил сам себя Клавдин. — Премного благодарен господину Пасанкову, — тут же отозвался Серпенко. Матвей кивнул, на мгновение задумался. Хотелось ещё что-то сказать, не по делу, но мысли неожиданным образом закончились. Впрочем, это нисколько не огорчило. — Давайте поговорим о том, что случилось на «Белуге» во время боя, — наконец озвучил Клавдин то, зачем пришёл. Серпенко промолчал, взгляд устремил мимо Матвея, будто за стеклянной перегородкой было что-то интересное. — Как так получилось, что вы ударили капитана первого ранга Грищука? Недавний разговор и сам Грищук оставили после себя неприятный осадок. Но Клавдин смотрел на Серпенко, пытаясь уловить его эмоции. Пауза затянулась, и Матвей, неожиданным образом осознав это, слегка удивился. Почему молчит? Не хочет говорить? Или будет врать? Изворачиваться? Говорить, что не бил? И только сейчас Кладвин задался вопросом: а какая вообще обстановка была на лодке? Вроде бы все отнеслись к Серпенко хорошо, что неудивительно. Отчего же тогда никто его не прикрыл? Если бы команда соврала, то слова Грищука можно было посчитать ложью. — Я ударил капитана первого ранга Грищука по лицу. Он не удержался на ногах и упал на пол, ударился головой о край ступеньки, ведущей к капитанскому креслу, — заговорил Серпенко, и Клавдин вздрогнул. Не сильно, но почувствовал, как по телу пробежала стая мурашек. Голос Серпенко был спокойным. Теперь Олег смотрел на Матвея, и Матвей понимал, что врать он даже и не думал. — Потерял сознание. Когда капитан третьего ранга Чиркирин принял командование на себя, я отнёс капитана первого ранга Грищука в лазарет. — За что вы ударили капитана первого ранга Грищука? — продолжил допрос Матвей. — Посчитал его действия необоснованными. — То есть ударили, потому что посчитали, что командир «Белуги» действует неправильно? — Так точно. — Вы понимали, что делаете? — Так точно. — То есть тогда вы осознавали последствия ваших действий? — Я осознавал последствия своих действий, товарищ контр-адмирал. «Белуга» отдалялась от «Сирены», я посчитал это нецелесообразным. К лаборатории подошла субмарина пиратов, мне показалось неправильным отдалиться от места стоянки, чтобы сделать разворот и потом нанести удар по правому борту субмарины противника. — Но так решил командир «Белуги»? — Так точно. — Вы не думали, что это стратегия? Тактика? Таким образом капитан первого ранга Грищук готов был нанести, возможно, сокрушительный удар по пиратам? — Думал. — И что? — Общения не получалось. Серпенко ведь балабол. Он сам говорил, что болтает без умолку и может нести всякую чушь. Какого чёрта Клавдин выуживает из него информацию, как из настоящего преступника?! Тут уже и дураку понятно, что Грищук продался. Только надо было это доказать. — Посчитал его действия неправильными, — повторил Олег. — Ладно, — вздохнул Матвей и уже хотел позволить Серпенко присесть, но передумал. Нельзя, чтобы тот расслаблялся. Никак нельзя! — Поговорим о другом. О том, что десантная группа была направлена на лодку по причине того, что пираты могли взять её на абордаж. Вы обязаны были находиться в той точке, где пираты могли проникнуть на борт «Белуги». Как вы объясните то, что в момент нападения были в рубке? — Как командир десантного подразделения, я должен был быть в курсе событий. Для этого я поднялся на мостик. — Без разрешения? — Я спросил разрешение. — Капитан Грищук вам позволил подняться на мостик? — Не помню. — Что было дальше? — Я отметил, что «Белуга» отходит от места стоянки, спросил его почему. Он мне ответил — для разворота. Попросил удалиться. Я остался. Ему не понравилось это. Но меня не устраивало то, что лодка уходила от «Сирены». По внутренней линии от неё шёл сигнал о помощи. Я попросил товарища капитана первого ранга Грищука вернуться на место сейчас же. Он отказался, и тогда я его ударил. Клавдин поморщился. Сухой пересказ. Тут даже времени разозлиться не нашлось. Обычно бьют в порыве гнева или для защиты. А по словам Серпенко он просто ударил Грищука, без эмоций, при том, что Грищук не пытался ударить его. Всё как-то просто. — Почему вы не обождали, пока лодка действительно сделает разворот? — Субмарина пиратов подошла к лаборатории на близкое расстояние. Времени было в обрез. Они могли за это время вскрыть её, перебить гражданских и уплыть восвояси. — И вы решили ударить командира «Белуги»? — Я не думал, что он упадёт и ударится головой. — А о чём вы думали? — О «Сирене» и о том, что могут погибнуть люди. — Но Грищук — командир «Белуги», — Матвей разозлился. — Не всегда помощники могут рационально оценивать ситуацию во время боя. Вы своими действиями подвергли смертельной опасности экипаж «Белуги» и свою группу. Вы это осознаёте? — Так точно. Клавдину стало тяжело дышать. Ему показалось, что Серпенко городит чушь. В его личном деле нет ни одного упоминания о нападении на вышестоящего офицера или о драках. Бойцы его обожают, он для них словно старший брат. И тут неожиданно Олег бьёт Грищука лишь потому, что тот отдал приказ отойти на расстояние. А если у него и правда была такая тактика? Хотя здесь Матвей сам задавался вопросом, к чему такой манёвр, ведь тогда «Белуга» точно угодила бы в лапы второй субмарины. Матвей посмотрел на гладкие металлические стены камеры, мимоходом отметил, что в ширину она была приблизительно метра четыре и метров шесть-семь в длину. Затем глянул на Серпенко, тот снова смотрел на стеклянную перегородку, точно поверх правого плеча Матвея. Клавдин даже обернулся, делая вид, что думает и пытается вывернуть разговор в другое русло. В коридоре было пусто. — Лиза, — неожиданно позвал Клавдин. Мысль ещё не скорректировалась в голове, но он точно знал, что последует чуть позже. Цифровой Разум материализовался из золотистой пыли. — Отключите аудио и видеозапись в этой камере. — Есть отключить аудио и видеозапись, контр-адмирал, — повторила Лиза и исчезла. — Там что-то интересное? — приподнял брови Матвей, указывая пальцем себе за спину. Злость прибавила ему уверенности и немного остудила неуместные чувства, которые его пугали и путали. Олег посмотрел на него, во взгляде мелькнуло лукавство, но при этом он остался серьёзным. Перед ответом Серпенко чуть двинул бровями, и в голосе, которым Олег заговорил, появились игривые нотки. — Стекло, — сказал он. Клавдин констатацию факта принял скептическим молчанием. Тогда Серпенко, открыв рот, закрыл его, а потом вновь заговорил: — Стекло… Удивительное… Видно, ему хотелось продолжить говорить, опять нести чушь, но не сказанное Клавдиным «вольно!» мешало этому. И Матвей неожиданно дал слабину, о которой тут же пожалел. — Присаживайтесь. — И когда Серпенко опустился на койку, при этом готовый встать в любую минуту, так как контр-адмирал стоял и сесть ему было некуда, кроме как рядом с ним, Матвей продолжил: — Давайте поговорим о лимкотрилле. — Лимкотрилле? — переспросил Олег, вздёргивая брови. Он сидел на краешке кровати, держась за края. Клавдин старался не упускать ни одной детали, смотрел и в глаза, и на лицо, и на руки. — Лимкотрилле. — Что это? — Вы мне и скажите. — Откуда мне знать? — Оттуда, что вы его употребляете. Серпенко секунду смотрел на Клавдина, затем отвернулся и широко ухмыльнулся, облизывая сухие губы. На мгновение Матвей потерялся. Вот Олег прикусил нижнюю, продолжая улыбаться, потом прошёл по ней языком. Клавдин тихо выдохнул. Неожиданно эти действия выбили из него дух. — Что это? — повторил Олег, глянув на него. — Что? — не понял Матвей, тут же беря себя в руки. — Что такое лимко-как-там-его? Матвей уже готов был ответить, но щёлкнул зубами и сказал совершенно другое: — Вообще-то, вопросы здесь задаю я, товарищ лейтенант. А вы должны отвечать. — Я и отвечаю. — Серпенко встал. — Я не знаю, что это такое. — Знаете, — вдруг твёрдо сказал Клавдин, и в душе поднялась тёмная волна гнева, щекоча нервы. — Это сильное успокоительное. И вы его принимаете. Не запрещённый препарат, но на него должно быть разрешение врача и контр-адмирала, которым являюсь я. К последним словам Матвей разошёлся. Слишком быстро ярость застила рассудок. А всё потому, что ему показалось, что Серпенко, так же как Грищук, считает, что может помыкать и вешать лапшу на уши главному на «Соколином» человеку. — Вы считаете, что весело делать из меня дурака?! — продолжил Матвей. — Никак нет. Даже в мыслях не было, — удивился Серпенко. — Тогда отвечайте на вопросы! Олег плотно сжал зубы и снова уставился в ту точку, что была над плечом Клавдина. Матвей некоторое время ждал, смотрел на него, а потом, резко развернувшись, подошёл к стеклу, шлёпнул по нему ладонью. Голубая линия очертила его руку и уже через мгновение перед перегородкой появился капитан. Он нажал на панели несколько кнопок, и стекло раскололось. Тонкая дверь поднялась вверх, и Клавдин стремительно вышел из камеры. Идя широкими шагами по коридору, Матвей ни на кого не обращал внимания. Когда вышел за толстую дверь отсека, приметил знак курилки. Свернув туда, влетел в комнату. Несколько человек, что там были, быстро затушили окурки, козырнули ему и вышли в коридор. Клавдин проводил их удивлённым взглядом, впрочем, так было всегда: люди, как только он входил в курилку, либо быстро докуривали сигареты, либо бросали их и покидали помещение. Складывалось такое ощущение, что они боялись его или же не хотели находиться с ним в одной комнате. Причиной тому могли быть погоны, а может, и что-то другое. Например, неприязнь. Поступали ли они так, когда Серпенко заходил покурить? «Что за самобичевание? — вопросил сам себя Клавдин. — Чушь собачья. И не стоит ею засирать мозг!» Выдохнув, Матвей вынул пачку, достал сигарету, прикурил. Явилась Лиза, Клавдин уставился на неё, как на нечто удивительное. — Изменения во внутреннем уставе крейсера «Соколиный». Курение в малых комнатах запрещено, — проговорила Лиза, глядя сквозь него, будто выуживая из памяти заученные до зубовного скрежета строчки. — Что? — переспросил Клавдин, настолько поражённый услышанным, что ему показалось, будто его глаза вылезли на лоб. Лиза повторила сказанное, потом добавила: — Приказ подписан полковником Барановым и вступил в силу со вчерашнего дня. Эту курилку в ближайшее время закроют, переделают под склад. — Какой склад?! — заорал Клавдин, сминая в кулаке сигарету, и даже не почувствовал, что окурок опалил кожу. — По какому праву полковник Баранов распоряжается на моём корабле?! Отменить приказ! Немедленно! Только я имею право вносить поправки во внутренний устав! Тебе понятно? — Так точно. Но капитан Баранов уверил меня, что вы были согласны. — А ты меня спросить не захотела?! — Прошу меня простить, я вчера пыталась вам скинуть просьбу на личный ин-тор, но он оказался заблокирован. — Заблокирован? — Так точно. Я решила эту проблему, но к тому моменту вы уже спали. — А по-другому сообщить было нельзя? — Вы просили вас не беспокоить. Клавдин моргнул, вспоминая, что да, что-то подобное он говорил. Потом выдохнул. — К тому же я посчитала, что это не столь важная информация. Ещё раз прошу меня простить. Такое больше никогда не повторится. — Отменить приказ, — уже более спокойно повторил Клавдин, вынимая вторую сигарету. — И впредь вопросы подобного характера решайте со мной, а не с Барановым или кем-то ещё. Ясно? — Так точно. — Свободны, — буркнул Матвей, чиркнул кремнем зажигалки и присел на лавку. Затянувшись, выдохнул струйку дыма в потолок и прикрыл глаза. День начался говняно. И, кажется, закончится так же.

***

День ничего хорошего не принёс. Сегодня было дежурство Клавдина, потому он провёл некоторое время на мостике. Вроде бы ничего серьёзного, но ему всё время казалось, что поглядывают на него как-то странно, вроде даже с осторожностью. В какой-то момент решив, что у него разыгралась паранойя, Матвей передал дежурство Лутгину и отправился обедать. Допивая кофе, принял вызов от Пескова — адмирал срочно вызывал к себе. Подхватив личный комп, Матвей загрузился в «Сокол» и взял курс на «Совиный». Не нужно было гадать, зачем Песков собирал срочное совещание. Скорей всего, вернулся Романов и привёз на борту «Ворона» Шибаткова. Ещё в полёте Кладвин готовился к войне, а когда ступил в кабинет адмирала, где уже присутствовали и Песков, и Шибатков, и Романов, утвердился в своих предположениях. К тому же в коридоре он столкнулся с Грищуком, тот молча отдал ему честь, Матвей ответил и, более не обращая на командира «Белуги» внимания, шагнул через порог. — Ну и? Рассказывайте, что тут у вас случилось! — рыкнул Шибатков. Вид у адмирала флота был непрезентабельный. Оно и понятно, путешествие выдалось не из лёгких. И даже Андрей, всегда безупречный и идеальный, казался осунувшимся. — Почему этот лейтенантишка до сих пор в тюремном отсеке, а не направлен на Нептун под трибунал. — Потому что расследование ещё не закончено, — смело ответил Матвей. Сегодня дерьмовый день, уже и так ясно, что лучше не будет. А тактичность закончилась ещё тогда, когда он ступил за порог больничной палаты, где лежал Грищук. — Какое расследование! — гаркнул Шибатков. Высокий, подтянутый, хмурый, но черты лица мягкие, совершенно идущие в разрез с его характером. Волосы белые — Шибаткову было около шестидесяти. Говорили, что он отличный командир и пиратов перебил несчётное количество, а его подводная лодка всегда выходила в победители, только раз была подбита. Клавдин верил этим слухам, как и тому, что Шибатков хороший адмирал. Лично он с ним встречался второй раз. Первый — когда адмиралтейство назначало его контр-адмиралом на «Соколиный». — Вы тут с ума посходили! — продолжал рычать Шибатков. — Лейтенант ударил капитана первого ранга, какие расследования могут быть! — И стукнул кулаком по столу. — А такие, что твой Грищук не медовый мальчик! — рявкнул в ответ Песков. — Давай уже успокоимся и поговорим нормально! Шибатков заиграл желваками, но, кажется, слова Пескова возымели эффект. — Контр-адмирал Клавдин, говори, — хмуро приказал Песков. Матвей коротко и чётко рассказал о причинах и последствиях. Привёл доводы, скинул на личный комп Шибаткову рапорты, свои отчёты. Думать о том, откуда Шибатков узнал про ситуацию на «Белуге», даже не собирался. В каждой команде есть хотя бы одно лицо, которое всё знает и быстрее всех докладывает. Как оказалось, эта новость была важнее той, что на «Стрижа» напали. Для Клавдина, впрочем, тоже, что раздражало и удивляло одновременно. — И-и?! — обвёл Шибатков всех суровым взглядом, после того как молча выслушал доклад Клавдина. — А то, что твой Грищук продался пиратам! — рыкнул Песков. — Доказательства! — Их нет, — неожиданно для всех заговорил Романов. Шибатков метнул на него взгляд, хотел уже было что-то сказать, но Андрей встал, что означало — он продолжит, и перебивать его не стоит. — Но легче будет, если мы его лично допросим. Капитан первого ранга Грищук несколько лет назад подсел на рулетку. Казино высосало у него все деньги, из-за чего он заложил дом и продал машину. Жена от него ушла, дочь не идёт на контакт. — С кем не бывает, — защищал своего подчинённого Шибатков, и Клавдин поразился такой крепости. Ощутил, насколько сильно радеет адмирал за своих людей и твёрдо уверился в том, что Серпенко он под трибунал не отдаст. Более того, любыми способами защитит его, хотя и не понимал поступка Олега. — Согласен, со всеми бывает. Но со мной, например, нет. Или же с вами. — Не наглей, сопляк. Шибатков не любил Романова. Его многие не любили, а причина была проста: Андрей получил ранг в раннем возрасте, ему было тогда только тридцать три. За него, как говорится, рвали жопы Песков и бывший командир «Вранового». Назло завистникам Романов оправдал ожидания благодетелей и, более того, утвердился в своей позиции. — Я поддерживаю контр-адмирала Романова, — сказал Клавдин. — Мы имеем право допросить капитана первого ранга Грищука сейчас и немедленно. — Ух, какие важные, блядь. — Вы защищаете своего человека, адмирал Шибатков, я защищаю своего. Лично я считаю поведение командира «Белуги» необоснованным. — Это уже другой вопрос! Песков шарахнул по столу ладонями, Шибатков глянул на него, Романов и Клавдин вытянулись в струнку. — Раиса, — позвал Песков. — Пригласи Грищука. Меня заебала эта история, — продолжил адмирал, когда Раиса испарилась. — Вы, блядь, тут гости, а командуете, как у себя дома. У меня других проблем по горло! — И Песков рубанул по шее ладонью, показывая, где именно эти проблемы. — Я ещё должен прыгать вокруг подводника, которого пизданули по роже. Он что у тебя, фарфоровая кукла?! В этот момент Раиса материализовалась, сообщила о том, что капитан первого ранга Грищук готов войти в кабинет. Когда дверь открылась и Грищук переступил порог каюты, Клавдин отметил, как злобно на него глянул Шибатков, и вдруг подумал: он знает всё про этого человека. Но знает ли, что тот продался пиратам? Грищук отвечал односложно, нудно, пыхтел, изображая праведный гнев, играл желваками, метал взглядом молнии. Шибатков орал, стучал по столу кулаками, смотрел на него так, будто готов был испепелить. Однако даже через полчаса подобного допроса дело с мёртвой точки не сдвинулось. Да, такого не расколоть. — Разрешите мне, — проговорил Романов, когда в кабинете воцарилась приятная тишина, будто давая им возможность отдышаться. Шибатков глянул на Андрея как на муравья, потом выдохнул и кивнул, откидываясь на спинку мягкого кресла. Кажется, адмирал сдался. Больше выгораживать своего человека он был не намерен. И правда — каждому своё. Грищуку пятьдесят, и мир вокруг него не вертится. — Знаете, капитан первого ранга, — с лёгким недовольством заговорил Романов. Клавдин понял: он устал. Так же, как и они. — Эта история нас порядком подзаебала. — Точно устал, раз материться начал, да ещё и при адмиралах. — Давайте вы нам расскажите всё. Не нужно от начала, мы и так знаем, что вы проебали всю свою жизнь в рулетку. Сначала банковский вклад — залезли даже в тот, что оставляли на свадьбу дочери, отчего она с вами сейчас не поддерживает контакта… — Это личная информация! — выкрикнул Грищук. Клавдин удивился, оказывается Андрей много чего знал. Или нет? Может, он просто предположил, как часто бывает. — Потом заложили дом, — будто не слушая его, продолжил Романов. — Продали машину, скорей всего, ту, что купили в подарок супруге на годовщину свадьбы. Вы продали всё, отдали другим людям в обмен на то, чтобы жить. Скорей всего, адмирал Шибатков, прошу меня простить, вам помог: оплатил лечение в клинике, после чего вы завязали с рулеткой. Но долги остались. Как и заложенный семейный дом. И остались шаткие отношения с дочерью. И машина, наверное, была намного важнее для вашей жены, чем вы думали. — Адмирал… — Да сядь ты уже! — рявкнул Шибатков на Грищука и в очередной раз испепелил его взглядом. — Рассказывайте, — таким тоном сказал Романов, что даже Клавдин содрогнулся. — Как на вас вышли пираты? Или, быть может, вы на них? Номеров ин-торов в Сети — как мух на говне. Стоит только позвонить, а там и трава не расти. Киберполиция, надо отдать ей должное, хуёво работает, раз это дерьмище можно даже в рекламе подгузников найти. Грищук уже не казался таким гневным и важным, он смотрел на Шибаткова, но адмирал сидел, откинувшись на спинку и скрестив руки на груди. Он молчал, и Клавдин понял, что защиты Грищук от него больше не дождётся. Это понял и сам Грищук. Сколько можно скрывать и тащить на себе человека, который пользуется твоим расположением и не думает самостоятельно исправлять случившееся с ним? За чужой спиной стоять хорошо, но всё имеет свойство заканчиваться. И рано или поздно человек-скала, за которой ты прятался, исчезнет или разрушится. — Я ничего не скажу, — прохрипел он, губы задрожали. — Для меня это будет конец. — Он настал тогда, когда вы сели за рулетку, товарищ капрас, — забил гвоздь в крышку его гроба Романов. Безжалостно, но Клавдина это удовлетворило. — Имя того, с кем ты связался. Имя и номер ин-тора, — сурово произнёс Шибатков, глядя в глаза Грищуку. — Я больше разговаривать с тобой не буду. Грищук заплакал. В какой-то момент Матвей его пожалел, но осознал, что в этой комнате испытывал такие чувства только он. Даже Шибатков не дрогнул. Не дрогнул и когда Грищук выкладывал всё начистоту, когда рассказывал, что вышли на него пираты, а не он на них, и их ин-тора он не знает. Что заплатили только часть суммы и говорили, что утащат лишь лабораторию, но не сказали о том, что будет вторая субмарина, которая должна была, по всей вероятности, уничтожить «Белугу». Шибатков молча слушал, молчали Песков и Романов, задавал вопросы Матвей. А когда они закончились, Шибатков сказал, что попробует помочь, но в последний раз, однако от трибунала Грищуку отвертеться не удастся. Когда капитана увели, Шибатков вернулся к вопросу о Серпенко. — Я соглашусь только на два дня домашнего ареста, — твёрдо сказал Клавдин, отключая свой комп. — Хм, — хмыкнул Шибатков. — Он ударил старшего по званию. — Только на домашний арест. Два дня. Дальнейшие споры здесь бесполезны, — поставил точку Матвей и так посмотрел на Шибаткова, что тот, подумав несколько секунд, кивнул. Да, ставить жёсткие условия он научился здесь, именно у Шибаткова. Своих пацанов надо защищать, особенно таких, как Серпенко.