Пернатые: Соколиный

— А давайте я вас поцелую, — перебивая его, неожиданно сказал Серпенко. Сказать, что Клавдин опешил — ничего не сказать. Он остолбенел, удивлённо уставившись на Олега. В какой-то момент он задумался над ответом. Одна часть говорила: откажись и влепи наглому лейтенанту устный выговор; другая — соглашайся. И что самое отвратительное, та, что была согласна, с каждой секундой кричала громче и громче, и сердце, бухая в груди, аккомпанировало ей. Серпенко ждал ответа, но Клавдин продолжал хранить молчание. Серпенко, не дождавшись разрешения, сделал шаг, и Матвей поразился тому, насколько быстро он оказался рядом. Схватил Клавдина за голову и прижался к губам. Горячо! Матвей не ответил, но и не оттолкнул. Что удивило тоже. Вот Серпенко оторвался от него, Клавдин в изумлении уставился в зелёные, горящие желанием глаза и понял, что в этой маленькой схватке он проиграл, даже не попытавшись сопротивляться. Олег снова поцеловал его, потом слабо укусил за губу, провёл языком, попытался толкнуться внутрь, но Матвей не дался. Вот ещё! Губы — это личное, это важное. В губы целуют… Додумать не успел. Серпенко подхватил его, развернул и перекинул через бедро, мягко уложив на пол. Нагнувшись, прижался к губам, оседлал бёдра, расстегнул куртку, быстро скинул её и одним движением сбросил футболку. — Я сверху, — сказал довольно он и снова поцеловал. И на этот раз Матвей приоткрыл рот, позволяя шальному языку Серпенко скользнуть внутрь. В ответ Клавдин вяло шевельнул своим языком и осознал, что отвечает. А Серпенко проехался задницей по его паху, и рассудок Клавдина забил тревогу. Член отозвался на этот наглый, старый, как вселенная, приём. Разорвав поцелуй, Олег быстро спустился вниз, расстегнул ремень, ширинку, оттянул резинку трусов и обхватил член ладонью. Клавдин так и продолжал лежать, ошарашенный происходящим. Разум вопил, перед глазами мелькали красные лампочки, внутренний голос орал, что система перегружена и корабль подбит. Матвей не понимал, что происходит, но тело смело отзывалось на ласки, и когда по всё ещё полувялому члену скользнул влажный язык, оно тут же покрылось испариной. Матвею стало жарко, и это вывело его из ступора. Он приподнял голову и посмотрел на Серпенко. Тот жадно вылизывал его член, покрывал поцелуями и слегка, лишь слегка, прикусывал. Потом обхватил губами головку, принялся её посасывать. Пенис налился кровью, выпрямился. Теперь Олег мог смело брать его в рот, что и сделал незамедлительно. Клавдин уложил голову на пол, уставился в потолок, тяжело задышал. Перед глазами больше не мелькал красный свет, теперь на него наваливалась реальность, и эту реальность следовало осознать и принять. Надо было оттолкнуть Олега, но руки всё ещё не слушались, а тело продолжало жить своей жизнью. Когда Олег выпустил член, Клавдин вновь посмотрел на него, осознавая, что ему не понравилось, что процесс прервался. Он хотел попросить продолжить, но осёкся. За это время Олег быстро стянул с правой ноги ботинок и штанину, потом снова оседлал его бёдра, завёл руку за спину — Матвей понял: разрабатывает себя. Длилось это всего лишь мгновение, после чего Серпенко решительно начал опускаться на член. Клавдин закрыл глаза, а когда открыл их — утонул в зелёном море пошлости. Олег облизал губы, поморщился. Больно было и Матвею. Слюна — не смазка, но головка вошла в анус легко, будто Серпенко перед приходом подготовился к сексу. Мысль, не укрепившись в голове, улетела прочь, и Клавдин потянул к Олегу руки. Не отдавая отчёт своим действиям, схватил его за бёдра и надавил вниз, сам подался навстречу и насадил Олега на стояк. Серпенко замычал, закусил губу, закрылся руками, будто наркоман, которому не угодил дневной свет, ему лишь бы дозу. Вот тебе доза, бери! Ощутив волну ярости, гнева, наслаждения, нереального желания и много ещё не понятых чувств, Клавдин толкнулся снова, потом немного сместился, лёг удобнее. Олег открылся, глянул на него, тяжело дыша, нагнулся, распластавшись на груди, провёл языком от подбородка до губ и вновь поцеловал. На этот раз Клавдин ответил. Схватил его за волосы на затылке, толкнулся языком в горячий рот и ожесточённо принялся вылизывать его, злясь на самого себя. Серпенко с чавканьем оторвался, закусил губу — Матвей почувствовал боль. Олег выпрямился, потом прогнулся в спине. Клавдин понял, что такого красивого, гибкого и шикарного мужика у него в жизни ещё не было. Впрочем, кроме Кузи он ни с кем не спал, и сейчас сравнивать его с Олегом не следовало. Они разные, Кузьма всё равно лучше, но Олег… Демон. Змей-искуситель… Хорошее тело: небольшая растительность на груди, маленькие соски, шикарный пресс, не кубики, но натренированный. Тело у Олега было ладное, словно выточено из мрамора. Клавдин тоже держал тело в тонусе, но до Серпенко ему было далеко. Олег начал двигаться. Сначала медленно, потом всё быстрее. Смотрел на Матвея сверху, кусал губы, облизывал их, приоткрывал рот. Сменил угол и Матвей, толкнулся вверх. Серпенко вобрал воздух через зубы — ага, вот она, та самая точка. Схватившись за бёдра Серпенко, Клавдин продолжил, и Олег подмахивал, отклонившись немного назад и уперев руки в его ноги. Два дыхания слились в одно, глаза смотрели в глаза. Желание затопило рассудок, заставило сердце биться так сильно, что в груди заболело. Кровь забурлила, разогналась по венам, билась колотушками в ушах, пульсировала в члене. Тело бросило в нестерпимый жар, захотелось открыть окно. Но там космос. Секунды сложились в минуту, и вот Олег уже скакал на Клавдине, как заправский ковбой, только шляпы не хватало. Прыгал, ускорялся — сначала плавно, а теперь уже резче и грубее. Клавдин, забывший, что это такое — впрочем, Кузьма редко на нём ездил, — не щадил своей поясницы, толкаясь навстречу жаркой дырке. От удушающей атмосферы казалось, что плавились пластик и металл, комната как будто наполнилась клубами дыма — ещё немного, и сработает внутренняя противопожарная система... Матвей поднял руку и коснулся живота Олега. Серпенко протяжно застонал, потом захрипел и замолчал, лишь прерывистое дыхание вырывалось из груди. Обхватив член ладонью, Клавдин принялся дрочить Серпенко, хотелось кончить вместе. Так сильно хотелось, что перед глазами расцвели дивные цветы, а затем рассыпались россыпью звёзд. Наверное, и Олегу было хорошо. Потому что он начал постанывать, и Клавдин почувствовал, что он вот-вот кончит. Несколько движений рукой, и Олег содрогнулся, выплёскиваясь в ладонь Клавдину. Мышцы ануса сжались, и Матвей кончил следом, открывая рот, но не издавая ни звука. Закрыв глаза, он продолжал изливаться в Олега, а когда закончил, обмяк, тяжело дыша и глядя на сидящего на нём Серпенко. Олег упирался ему в живот, пытался восстановить дыхание и не смотрел в глаза. Несколько секунд прошли в тягостном молчании, а потом Олег нагнулся и собирался уже поцеловать его, когда Клавдин очнулся. Реальность сдавила виски, навалилась тяжестью произошедшего. В голове клубком зароились мысли, и Матвей произнёс: — Теперь вы можете слезть с меня, лейтенант Серпенко. Произнёс холодно и даже равнодушно. Внутри, в районе груди, поднялся ураган новых чувств и эмоций, но Матвей сдержал их в себе. Серпенко быстро встал и принялся одеваться. — Прошу меня простить, — сказал он. Неуклюже натянул штанину, и Матвей отметил, что Олег был без трусов. Клавдин поднялся тоже, вынул из кармана платок, вытер руки и принялся приводить себя в порядок. В душ бы, но разговор ещё не закончен. — Возвращаясь к нашим тараканам, — всё тем же отстранённым тоном произнёс Кладвин. Серпенко чуть качнул головой, облизал губы, отвернулся — до этого он стоял к нему вполоборота, а теперь спиной. Загремел бляшкой ремня, протягивая карабин дальше, чтобы защёлкнуть его на нужной дырочке. — Я буду снова и снова повторять вам, что ничего не знаю и не понимаю. И это действительно так, — наконец сказал Олег, стопоря карабин, а потом заправляя конец ремня в хлястики. — А я буду настаивать на том, чтобы вы ответили мне на вопрос, — голос дрогнул. Смешанные чувства готовы были вырваться наружу. Он поправил китель, собрался быстрее Серпенко, который не особо-то и торопился, будто ожидал продолжения. Но продолжения не будет! — Хорошо, тогда я спрошу вас… — Не разрешаю! — А я спрошу, — настаивал Олег, поднимая футболку и быстро натягивая её. Наглость лейтенанта взбесила. — Смирно! — Разрешите одеться? — тут же выпрямился Олег, сжимая в руках одежду. Матвей заскрипел зубами, схватил с пола куртку и ботинок и швырнул ему. Серпенко поймал, прижал к груди, перехватил в кулак и опустил руку. Матвей открыл было рот, чтобы заговорить, но понял, что сейчас вернётся назад, к тому, что произошло. Осознание ничтожности произошедшего заставило плотно сжать губы. И, наверное, медлительность Матвея позволила Серпенко нарушить устав. — Откуда у вас такая информация? Кто вам это сказал? Вы видели лично, как я принимаю этот препарат? Или, быть может, медики обнаружили его у меня в крови? И почему вы настаиваете? Это настолько важно? — он чеканил вопросы один за другим, говорил ровно, слегка волнуясь. Что это могло значить? Неважно. Важно то, что вопросы подпитали ярость, клубившуюся внутри, как чёрный дым, идущий от тлеющей резины. — Это важно! Раз! — еле сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик, произнёс Матвей. — Второе, вопросы здесь задаю я. И не вам, это третье, решать, отвечать на них или нет. Вы должны исполнять приказ! Серпенко промолчал. — Знаете, что я думаю? — неожиданно сменил тему Клавдин и вскинул подбородок. — В дальней курильне вы сказали, что ненавидите воду. И я пришёл к выводу, что вы её боитесь. Лимкотрилл вам нужен для того, чтобы держать страх под контролем. Но он вырвался. Вполне вероятно, на Глубине вы не смогли его обуздать и посему ударили капитана Грищука. Но история с избиением старшего офицера уже позади. И меня сейчас волнует, принимаете ли вы лимкотрилл на данный момент. Пока Клавдин говорил, Серпенко стоял вытянувшись в струнку, глядя куда-то мимо него. Он крепко сжимал челюсти, но не играл желваками. Был напряжён и судорожно дышал, будто замёрз. Это казалось мимолётным явлением, но Матвей приметил эти мелочи. — Отвечайте на вопрос! — Заезженная пластинка. Клавдина самого разозлило то, что он пытается выведать у Серпенко его тайны. А ещё бесил тот факт, что он прицепился к лимкотриллу, будто в нём была погибель всего человечества. Олег молчал. Пялился в иллюминатор, не смотрел на него, но при этом был не дерзок, а… Хотелось сбросить всё, оставить в прошлом, переступить через проблемы, но Клавдин по какой-то непонятной причине не мог. — Я сказал отвечайте на вопрос! — выкрикнул Матвей. Олег напомнил Грищука. Тот тоже нёс ересь, обвинял других, молчал, скрытничал. Серпенко ни на кого пальцем не показывал, не кричал в ответ, соблюдал субординацию. Вернее, сейчас он её соблюдал, а несколько минут назад скакал на Клавдине, как ковбой. — Лейтенант Серпенко! — Я. — И посмотрел так, как если бы Клавдин был единственным человеком во всех трёх, нет, уже четырёх галактиках, единственным родным и дорогим. — Вы всего лишь лейтенант, — процедил Клавдин. — Вы никто. Я здесь командир! И вы подчиняетесь мне! Подчиняетесь! Вы решили, что особенный?! Так знайте, особенных здесь нет! Вы как все! И ваш долг — защищать Землю и эту чёртову планету! И если я скажу завтра отправиться на Посейдон снова и переплыть весь океан — вы это сделаете! Матвей уже кричал, не владея собой. Что-то ломалось в нём, и он чувствовал, как этот надлом сводит с ума. При каждом слове взгляд Олега менялся, а под конец стал таким, что впору было брать верёвку и мыло. — Завтра же я назначу тренировки в бассейне, — распалялся Клавдин. От боли, мелькавшей в глазах Олега, становилось хорошо, и это заставляло говорить и говорить. А может, ему только казалось, потому что от зелёного взгляда сердце сжималось так, что становилось тяжело дышать. — И тогда посмотрю, насколько верны окажутся мои догадки! И тогда уже не будет вопросов! Тогда я увижу ответы своими глазами! Ваш статус здесь — подчинённый, так будьте готовы соблюдать эти правила! Клавдин замолчал, тяжело дыша. В голове опустело, и злорадство, которое испытывал Матвей буквально минуту назад, сменилось горечью. — Я могу идти? — безжизненно и хрипло спросил Серпенко. — Пшёл вон, — выплюнул Матвей, и когда Олег резко развернулся и быстрыми шагами вышел за дверь, сипло вдохнул, задержал дыхание и, закрыв лицо руками, зарычал.

***

Олег летел по коридору, на ходу одеваясь и обуваясь. Слава богу, никого не встретил! Если бы так вышло, пришлось бы долго объяснять, почему он полуголый на этаже старшего офицерского состава. Спустившись по ступеням, прошёл ещё пару коридоров и ворвался в свою каюту. Некоторое время метался по ней, не зная, что сделать. Будто где-то внутри сломалась педаль тормоза. От стены к стене, от стола к кровати, от кухни до двери, и так далее. Он сам себе напоминал запущенный в куб мячик, бьющийся о стены и меняющий траекторию полёта. Когда Олег успокоился, то рухнул на стул и, поставив локти на стол, уронил голову на руки. Это какой-то… Даже нет подходящего слова, чтобы описать всё то, что сейчас творилось в его душе и в жизни. Чёртов лимкотрилл совсем свинтил мозг Клавдину. Ну зачем он к нему прикопался? Ну для чего ему это? Ну жили же без этих вопросов мирно! Олег смотрел на Матвея издалека, иногда встречался с ним в коридорах, в столовой, несколько раз в курилках. Ничего не предвещало беды. Так почему же в один прекрасный момент их поверхностные отношения переросли во вражду? В голове были сотни мыслей и воспоминания того, что случилось на полу. Всё вышло случайно. Он не планировал и не думал, просто налетел на Клавдина, а тот нет бы оттолкнуть — стоял, как столб. А потом ответил и насадил на кол. А потом… Потом было хорошо, и, если честно, Олег, видя отзывчивость партнёра, наивно подумал, что это начало чего-то нового. Ага, нового. Да, отношения вышли на другой уровень, но совершенно не на тот, которого хотел бы Серпенко. Клавдин никогда его не полюбит, а после такого — секса и разговоров о лимкотрилле — люто возненавидит. Ярость, с которой он выкрикивал последние слова, резала больнее самого острого ножа. Злость, бесившаяся во взгляде, была сравнима с той, когда человека хотят придушить за то, что он грязный работорговец. Много ещё эмоций увидел Олег на лице Клавдина, и все эти чувства Матвей испытывал по отношению к нему. Это убивало. Чёртов лимкотрилл! Ну зачем Матвей вцепился в него! На смену воспоминаниям о ярком сексе пришли воспоминания о том, что завтра они будут сдавать нормативы в бассейне. Олег захватил пальцами волосы и зажмурился. Клавдин осуществит свою идею, в этом не было сомнений. Олегу лишь осталось найти решение неожиданной проблемы. Как найти? Да никак! Наплевать. К дьяволу всё, пусть будет как будет! Он не пойдёт в бассейн — у него больничный и арест. Клавдин, как командир крейсера, всё равно его вызовет, а Олег всё равно не пойдёт! А потом, когда Кладвин придёт за ним, признается, что у него гидрофобия. Сделает то, чего так хочет контр-адмирал. Расскажет всё, потом улетит с «Соколиного». Его закроют в исследовательском центре, чтобы провести тесты. Затем отправят куда-нибудь подальше от Возможной, а после… А после Олег будет продолжать жить так же, как жил до этого. Уже ни о чём не мечтая, ни на что не надеясь. Впрочем, он и раньше мыслил рационально. Это он влюблён, а кто сказал, что Клавдин тоже? Никто. Просто уловил что-то в его взгляде, в его отношении, пошёл на поводу у чувств. И вот итог. «Ты — подчинённый. Ты — никто». — Кто бы сомневался, — буркнул Серпенко, откинулся на спинку стула, вытянул из пачки сигарету, прикурил. Накатила апатия, в голове опустело, душу вывернуло наизнанку, и захотелось кричать. Глянув на ин-тор, Олег уже потянулся к нему, чтобы найти номер бабули, но остановил себя. Она сейчас спит, да и в таком состоянии ей лучше не звонить. Старушка и так перенервничала из-за исчезновения внука, куда ей ещё больше волноваться. Окинув взглядом освещённую маленьким софитом комнату, захотел сбежать из неё. Куда угодно. Хоть на край света. Хоть в космос. Нет, пожалуй, с космосом он перегнул. И то, что под домашним арестом — наплевать! И то, что нарушит приказ — насрать! Главное, избавиться от гнетущего одиночества. Завтра всё закончится. Завтра весь его мир перевернётся с ног на голову, поэтому надо отметить крах хорошим выпивоном и компанией! Писк ин-тора заставил Серпенко вздрогнуть. Закусив фильтр зубами, он глянул на высветившийся номер, ухмыльнулся. Выдохнул дым, потёр ладонью лицо, вдохнул-выдохнул и нажал на кнопку. — Товарищ капитан, какая честь! Вы соизволили позвонить самому лейтенанту Серпенко. — Привет, арестант, — хмыкнул Кручин. Боря хотел сказать что-то ещё, но его нагло отодвинули и перед Серпенко появилась голограмма другого человека. — Олег, здорова. Как там на нарах поживается? — спросил Тараскин, капитан элитной штурмовой группы, которая летает только в качестве сопровождения контр-адмирала, если тому угодно прогуляться на «Соколе» по космосу. Конечно, в других операциях они тоже участвуют, но только с дозволения контр-адмирала. — Я, вообще-то, в родной каюте, товарищ капитан. Сижу тут, скучаю без вас, соколиков. А вы, как я понял, — к тому моменту в экране появились ещё знакомые рожи, — без меня отрываетесь. Слишком много не пейте кофейного напитка — обоссытесь. — Ты хотел сказать — не спать? — вопросил лейтенант Голиков. И мужики заржали. — Я хотел сказать… А знаете что… — задумчиво начал Олег. — Даже не думай, — опередил его Кручин. — Я, пожалуй, сейчас приду к вам в гости, — продолжил Серпенко, нисколько не испугавшись своего непосредственного начальника. — Олег, я серьёзно, сиди в каюте. Застукают — всем шею намылят, — рыкнул Кручин, но злости в этой фразе не было. — Да-да, я уже лечу. — Олег! — Через пять минут буду, — отозвался Серпенко и отключился, игнорируя маты Кручина. Сунув пачку в карман, Олег сменил штаны и футболку, потом прыгнул в ботинки, схватил деньги и выбежал из каюты. Пролетев по коридорам и встретив нескольких офицеров и солдат, с серьёзной миной поздоровался, затем, завернув за угол, припустил снова. Пробравшись таким образом в машинное отделение, прикупил две литрушки кофейного напитка и три ягодного и три пачки сигарет. В столовой уже никого не было, поэтому спокойно вытянул из автомата две большие пачки чипсов, крекеры, шесть бутербродов и шесть больших банок паштета из печени индейки. После этого Олег вновь взлетел на этаж старшего офицерского состава, почувствовал укол боли в груди, глянул в тот коридор, по которому можно было попасть в кабинет и в каюту контр-адмирала, свернул в другой проход и быстро пролетел несколько метров. Дверь в каюту Кручина была открыта. Голиков его уже ждал, проверяя периметр на наличие нежелательных свидетелей. Олег влетел в открытые двери, Голиков хлопнул его по спине, окинул коридор суровым взглядом, закрыл дверь. Серпенко сразу же угодил в лапы Тараскина, потом ещё кого-то, затем за шею утянул Голиков, растрепал волосы. — Товарищ капитан, лейтенант Серпенко по вашему приказанию явился, — отрапортовал Олег Кручину и несильно стукнул его кулаком в грудь. — Иди сюда, балбес, — сказал Борис, обнимая его и похлопывая по спине, словно брата. — Да ты, никак, побег совершил, — прорезался через общий гомон знакомый голос. Олег оторвался от Кручина и прыснул от смеха. — Товарищ капитан третьего ранга, вас каким ветром сюда занесло? — удивился он, хватаясь за протянутую ладонь Чиркирина, чтобы стукнуться с ним плечами и снова увеличить дистанцию. — Блядь, всё тем же, — заржал Олесь. — У нас тут внеплановое собрание. Пытаемся выявить классовую принадлежность новой пиратской субмарины. — А-а, это дело. А я для такого случая принёс подзарядку, чтобы выявлять было легче, — и раскрыл сумку. Мужики заголосили, довольно похватали бутылки, Кручин на них прикрикнул, чтобы были потише. И пьянка продолжилась с новой силой. Олег шлёпнулся на пол, подхватил чью-то кружку, потом вернул, там были остатки кофейного напитка. Кручин выделил ему пол-литровую кружку. Откуда она у него и зачем, Борис не ответил, хотя мужики ржали, строя предположения. Налили, подняли, выпили, закусили. Перекидываясь с сослуживцами фразами, шутя и отвечая на вопросы, рассказывая о своём скучном пребывании в лазарете и на нарах, Олег понимал, что именно этого ему не хватало. Общения. Компании. Живой беседы. Горячего товарищеского плеча. Мирная жизненная круговерть была допингом и антидотом после жуткой командировки на «Белугу», битвы, лазарета, гауптвахты и, наконец, секса и крупной ссоры с контр-адмиралом. Все эти события смешались и заставили его чувствовать себя не так, как обычно. Боль, разросшаяся внутри, странным образом успокаивалась, и уже через полчаса казалось, что произошедшая часом раньше склока между ним и Клавдиным ничего серьёзного в себе не несёт, просто разговор на повышенных тонах. Завтра будет всё по-другому. Завтра наступит новый день. Олег отходил быстро. Долго не зацикливался на одном, не пытался глубоко рыть, хотя душа у него была большая, и тёмные уголки в ней имелись. Уходить в себя, прятаться в скорлупе Серпенко ненавидел больше всего. Обиды были, злость была. Некоторые вещи долго не забывались, помнились до сих пор, но относилось это больше к предательству. А его на службе пусть и было мало, но сталкиваясь с ним, уже никогда не забывал. Он судил о людях по поступкам, и, если честно, с трудом понимал, чем его привлёк Клавдин. Но за одиннадцать месяцев, что пребывал на «Соколином», так и не смог совладать со своей любовью и поменять отношение к Матвею. В гуще других людей Клавдин для Олега так и оставался уникальным. Потому что Матвей не за красивые глаза получил звание и назначение на крейсер. Он был достоин места контр-адмирала. — Ёп твою медь! — шлёпнул себя по лицу Боря, и Олег, отвлёкшийся на секунду, вернулся к реальности. — Ты, блядь, совсем ебанутый! Ты мне чуть пацанов не угробил. — Да ты ж чуть Серпенко в могилу не свёл! — выкрикнул Голиков. — Ты чуть не лишил нас великого Серпенко! Ты понимаешь, что мы без него бы завяли! — Ещё скажи — сдохли бы, — пробасил Тараскин. — Так точно, товарищ капитан, — подхватил Голикова Олег. — Они без меня, как цветочки без солнца. Я их фотосинтез. Влага… — Блядь, — закатил глаза Тараскин. — Давай не будем о влаге… А то у меня мысли куда-то в другую сторону сворачивают. — О-о, — потянул Олег. — Это серьёзно. И печально. — Я готов выпить штрафную! — пьяным голосом выкрикнул Чиркирин. — Обойдёшься! — сказал Тараскин, забирая у того стопку и тут же возвращая её назад. Все уставились на Олеся, тот наигранно вздохнул, после чего компания дружно загоготала. Олег глянул на голограммную запись, картинка застыла на том моменте, когда «Белуга», резко развернувшись, оказалась носом к субмарине. — О, да, — вернулся к насущной теме Олег, — я это помню. У меня в тот момент яйца поджались так, что думал омлет будет. Я увидел анус самого бога Посейдона. Надо сказать, то ещё зрелище. Чиркирин ржал, а после слов Олега заржали все остальные. — Похожа на наш перевозчик и перехватчик хурбов, — сказал Кручин, в который раз эта фраза была произнесена — никто не считал. Выпили. — Не удивлюсь, если эта уникальная хрень, — Олег сунул в рот полбутерброда, — летает в космосе. Не зря она похожа на космолёт. И вот эта часть меня беспокоит, — он ткнул в место на широкой корме под винтом. — В этой части, вполне вероятно, спрятаны двигатели, — подхватил его Сомчик, капитан инженерной группы, той самой, что чинит штурмовики и шаттлы. Ну и крейсеры тоже, если надо. — Вот здесь, — он начал тыкать в голограмму, — открываются порты. Двигатели, скорей всего, выдвижные… И Сомчик начал что-то бормотать себе под нос. Некоторое время все молча смотрели на него, пытаясь вникнуть, а потом Олег сказал: — Товарищ капитан Сомчик, даже если мы все вместе скинемся мозгом и даже если он будет в дупло пьяный и обкуренный, мы всё равно ни хуя не поймём из того, что вы там бормочете. — А? — Сомчик глянул на Олега, будто в этот момент его вырвали из другой действительности, а мужики разом загоготали, как кони, сотрясая несчастную каюту ржачем. — Наливай! — гаркнул Тараскин, и Чиркирин с Голиковым подхватили бутылки. Однако вечеринке не суждено было продолжиться. Сначала раздался звонок, потом в дверь постучали, да так, будто в ней хотели пробить дыру. Мужики вздрогнули, переглянулись и за несколько секунд быстро убрали компромат. Бутылки — полупустые, пустые и полные — одним броском были закинуты в большой рюкзак Кручина, чипсы с пакетом выкинуты в урну, банки с огурцами, пельмени, паштет составлены аккуратно на кухонную стойку, рюмки и кружки разом определены в шкаф. Все дружно зажевали жвачку. В этот момент Кручин глянул на Олега. Мужики тоже. Уже готовы были подхватить его и засунуть куда-нибудь, но спрятать такого детину было некуда. Боря открыл дверь через десять секунд. Выпрямился, зажав розовый комочек жвачки зубами. В личное время можно вести себя вольно, но на пороге стоял Баранов. Потому следом за Кручиным подтянулись и остальные. Даже не согласовывая действия, выстроились — видно, военка уже в крови сидит. Однако Голиков и Тараскин всё равно попытались прикрыть Олега. — Что вы себе позволяете, товарищ капитан Кручин! — зашипел Баранов, переступая порог. — На корабле ночь. Час назад был отбой. — Прошу простить, товарищ полковник Баранов, — по статусу и рангу Баранов был старше Кручина, однако Боря смотрел на него как на мошку, при этом стараясь сохранять серьёзную морду лица. Олег наблюдал сию картину и тихонько ухмылялся. Вот вечно Баранов не вовремя и там, где всё веселье. Кручину сейчас точно выговор влепят. А если увидят здесь его, то и два. — Мы просто обсуждали события минувших дней. — Да вы пьяны! — выкрикнул Баранов, взвизгивая. — Вы в своём уме?! У нас военное положение, пираты могут напасть с минуты на минуту, а вы пьянствуете! Я буду жаловаться! Я так просто этого не оставлю! Лиза! — Слушаю, товарищ полковник, — явилась ЦР. — Вызовите сюда контр-адмирала. — Есть. — Уставом запрещено распитие спиртных напитков на крейсере «Соколиный», и вы это прекрасно знаете, — продолжал Баранов, напирая на Кручина и пытаясь шагнуть дальше порога. Но Боря стоял как скала, не пуская полковника в каюту. Баранов, заподозрив что-то, заглядывал ему через плечо, выхватывая знакомые лица и запоминая их. — Откуда у вас спиртное?! Признавайтесь! Говорите! Нет? Значит, вы отправитесь, вы и все, кто здесь присутствует, в тюремный отсек. На десять суток!.. Ах, Серпенко! — Олег выматерился про себя, его поддержал Голиков, только вслух, но тихо. — И вы здесь! Насколько мне известно, вы под домашним арестом. Выходить из собственной каюты вам строго запрещено! — Я лично пригласил лейтенанта Серпенко к себе в каюту, чтобы расспросить его о событиях на «Белуге» и составить отчёт, — спокойно пробасил Кручин. — Вы не имели на это права! Только я, — выделил последнюю букву русского алфавита Баранов, — и контр-адмирал Клавдин имеем право вызывать Серпенко на допрос. — Я его командир, — стоял на своём Кручин, продолжая смотреть на Баранова как на мошку, но при этом Боря закипал. Олег чувствовал, что надо что-то делать. Если сейчас придёт Клавдин, то будет в три раза хуже. Матвей злой, как собака. Кручина и правда могут закрыть в кутузке суток на пять, не меньше. — Что здесь происходит? — услышал Олег знакомый до боли голос и понял, что опоздал.