***
Боль пронзала всё тело, пробиралась внутрь. Олега трясло. Перед глазами всё плыло, было дурно. Дышал он тяжело, но верил, что Раскольников так просто и рано ему сдохнуть не даст. И правда, через несколько минут после разговора с Матвеем к нему подошёл какой-то амбал и вколол что-то в шею. Ещё через несколько минут боль ушла, внутри всё похолодело, по коже пронеслась стая мурашек. И как только полегчало, Олег вспомнил о том, что находится на субмарине, на Глубине. Чёрт! Страх заползал тонкими иглами под кожу, сдавливал сердце и лёгкие. Но, вполне вероятно, всё дело было в сломанных костях и отбитых органах, в конце концов, обезболивающее укололи, а не подлечили. Хотя неприятный холодок по телу мог быть откатом после действия заживляющего препарата. Но Олега почему-то это не волновало. Чёртов страх снова овладевал сознанием. Серпенко гнал его, рассматривал помещение, уговаривал себя не думать о Глубине. Мало ли, может, субмарина уже поднялась на поверхность воды или в небо. Впрочем, тогда бы «Соколиный» уже шандарахнул по ним с орбиты. Хотя нет, Клавдин отстоял два часа, чтобы что-то придумать. И он уж точно расскажет всё Пескову и Романову. И вместе они спасут Олега. Ведь спасут? Или всё же отдадут пиратам, уничтожат его вместе с ними? А может, Клавдин решил всё провернуть сам? Но тогда бы… Олег запутался в своих рассуждениях, попытался сплюнуть на пол. Вязкая слюна с кровью потянулась вниз тонкой ниткой, и он ещё раз плюнул. Неожиданно перед ним возник Дрыщ. Ударил тощим кулаком в челюсть, отскочил и схватился за дрель. С ненавистью глядя на Серпенко, нажал на курок. Дрель прожужжала, затихла. Снова нажал на курок, не двигаясь с места. Олег смотрел на него с жалостью: ну точно дурак, видно, в детстве мать вниз головой часто роняла, и теперь у мужика были не все дома. Ненависти к Дрыщу Олег не испытывал, хотя тот, похоже, не мог его простить за плевок. Башка была перебинтована, видимо, Дрыщ хорошо приложился о трубу, когда упал. — Эй, — хрипло позвал Олег, — мы где? Дрыщ дёрнулся, потом сделал шажок вперёд. Нажал на курок и вытянул руку с дрелью. Кажется, он его не слышал. Длинное сверло закрутилось вокруг своей оси. Олег смотрел на Дрыща исподлобья, даже не собираясь дёргаться. Дрыщ же зыркал испуганно и удивлённо, но тянул руку вперёд. Серпенко вздохнул, а потом печально произнёс: — Дурак ты, Дрыщ. И жалко тебя, и нет. — Сам такой, — ответил быстро Дрыщ. Сверло коснулось кожи, Серпенко дёрнулся. — Бу! — напугал он Дрыща, и тот отпрянул, отпрыгивая смешными шажочками назад. Олег тихо рассмеялся, насколько позволяли раны. Потом подумал, что лучше проводить время с этим ненормальным, чем думать о воде. А ещё лучше освободиться. Вот только как? Ноги связаны верёвкой, морским узлом, хрен развяжешь, руки скованы цепями. Олег запрокинул голову, перед глазами качнулся потолок. Нет, цепи тоже не сломать. Глянул на Дрыща, может, заговорить его? Однако идее не суждено было сбыться. Громыхая сапогами, в поле зрения появился Раскольников. Он шёл по длинному, но узкому коридору, вдоль которого тянулись трубы. Заметив Дрыща, отправил его прочь, а сам оглядел Серпенко. — Выглядишь неважно, — с наигранным сочувствием сказал он. — Спасибо. Оступился, упал. Всякое бывает, — прохрипел Олег. — Знаешь, — Раскольников сделал вид, что задумался, — я твоему контр-адмиралу не верю. Слово «твоему» царапнуло сердце. Раскольников говорил о простых вещах: Серпенко состоит в подчинении у Клавдина и летает на «Соколином», он не мог знать о чувствах Олега, однако формулировка фразы заставила задохнуться от нахлынувших эмоций. — А я не верю тебе. Ты обещал, что отпустишь меня, — тихо, но твёрдо сказал Олег. — Конечно, — попытался уверить его Раскольников. — Я не бросаю слов на ветер. Отпущу, как только у меня будет коридор… — Живым, — добавил Олег, дополнив прерванную Раскольниковым мысль. — Конечно, живым, — снова попытался быть убедительным капитан пиратов. — Но, — подошёл к Олегу, захватил его волосы рукой и потянул голову назад, чтобы заглянуть в глаза, — потом найду тебя и этого ублюдка Чиркирина и убью! И уже никому тебя не отдам. Ни живым, ни мёртвым. — И откуда же ты столько много знаешь? — спросил Олег, смотря в тусклые серые глаза капитана субмарины. — Секрет. — Раскольников отпустил Олега и отошёл. — Ты не так давно на «Соколином». Что Клавдин за человек? Олег усмехнулся, потёрся щекой о руку. Боли не почувствовал, но кровь на губе выступила. Ну, раз пират хочет поговорить, он побеседует с ним. Может, благодаря уколу, а может, благодаря обстановке, но страх притупился. Сейчас казалось всё иначе. Будто они в космосе. — Хочешь, чтобы я тебе тут тайны Мадридского двора открыл? Дай подумать, — Олег сделал вид, что задумался. — Нет. Ничего в голову не приходит. — С губы сорвалась капля крови, он попытался языком поймать её. Раскольников смотрел на Олега исподлобья, оценивал, что-то для себя решал. — И тебе не нужны деньги? — Пип, абонент сейчас находится вне зоны действия сети, но вы можете засунуть своё сообщение себе в задницу. — А ты крепкий орешек, — оскалился Раскольников. — Только ломаются все. Даже такие, как ты. — Потом подхватил кнут с электрическими пластинами и начал его вертеть в руке, осматривая рукоятку. — Не буду ходить вокруг да около, ты будешь жить, если согласишься работать на меня. Всё зависит от твоего ответа. — Странный ты, сначала говорил, что убьёшь меня, а теперь вдруг другое. Ты уж определись. Раскольников взмахнул кнутом, плоская змея взметнулась вверх и коснулась кожи на груди, оставляя красный след. Больно не было, но Серпенко затрясло от выпущенного сгустка электричества. Он задохнулся, сплюнул на пол слюну с кровью. В глазах заплясали мушки. — Значит, не держишь ты своё слово, гнида, — прохрипел Олег, когда Раскольников зашёл сбоку, примеряясь для нового удара. — Обещал Клавдину меня отдать живым. — А ты, я гляжу, жить-то хочешь, — рыкнул, оскаливаясь, пират и ударил снова. Олег пожалел, что не чувствует боли. Так хотелось знать, что ещё жив. А то дышит, а не чувствует. Какую гадость ему вкололи? Раскольников ударил ещё раз, только по спине, потом с другой стороны. И снова по груди. Олег про себя отметил, что пират наслаждается. Как можно радоваться тому, что другому человеку больно? Как можно вообще быть таким? Кто перед ним: человек или тварь? Конечно тварь! И таким не знакомо понятие человечности. — В тебе сейчас пульзиран, — продолжил Раскольников, кидая кнут на место. — Через десять минут перестанет действовать, и тогда боль вернётся снова. Твои суставы будет выворачивать, кости ломать так, что ты запросишь дать тебе умереть. И тогда мы поговорим снова. Ведь ты хочешь жить. А пока подумай над моим… — Капитан, — заорал кто-то, быстро несясь по коридору. Раскольников состроил злую морду, он явно не любил, когда его прерывали. Обернувшись, уже приготовился ударить посмевшего прервать речь нахала, но кричавший сунул ему в руки ин-тор. Раскольников нахмурился, глядя на номер, потом хмыкнул. — Ну что ж, поговорим, — буркнул он и ответил на вызов. Голоэкран развернулся, но появившегося человека закрыл Раскольников. Олег, впрочем, знал, кто это был. — Контр-адмирал, вы решили со мной обсудить нюансы сделки? — Голос капитана пиратов был слегка натянутым. Серпенко хмыкнул — боится. Боится, что Матвей скажет ему, что коридора не будет, и они могут делать с Серпенко, что захотят. Если честно, Олег тоже этого боялся. Боялся больше всего на свете узнать, что Клавдин откажется от него. В эту секунду было наплевать, что вокруг вода, на первом месте оказались чувства, сжимавшие крепкими тисками сердце. — Да. Я получил ваше сообщение о точке, где вы готовы передать нам Серпенко, — холодный голос Матвея остудил поднявшуюся в душе панику. Олег поднял глаза и посмотрел на спину Раскольникова. — Я предоставлю вам коридор на десять минут. Но за Серпенко прилетит лично контр-адмирал Романов. — Романов?.. — Успокойтесь. О нашем уговоре знает только он. — Нетушки. Ноги ни вашей, ни Романова на моём корабле не будет, — процедил Раскольников. — Я отправлю Серпенко в спасательной капсуле. Скину перед уходом в гиперпространство. — Нет. Лично. Ему. В руки. Возражения не принимаются. — И почему же вы не прилетите за ним лично? — Потому что я создаю вам коридор и обеспечиваю себе алиби, — прорычал Клавдин. Олег удивился. Что за тон? Таким обычно Матвей не разговаривал. Вышел из себя? Да, это он может, Олег видел его в гневе. Или играет? Если играет, значит, мастерски. Ему надо было быть артистом. Хотя командир из него шикарный. — Почему Романов этого не делает?! — заорал Раскольников. — Потому что вы позвонили мне, — холодно отрезал Клавдин. — Позвонили бы ему — и может, он решил бы этот вопрос иначе. Раскольников промолчал. А и правда, вроде крыть нечем, хотя тут очевидный подвох, и пират это заметил. Клавдин был убедителен, однако Раскольников с самого начала рисковал, когда предлагал ему эту сделку. — Думайте быстрее, у нас времени в обрез. — И как вы это провернёте? Как создадите коридор? — Догадайтесь сами. Вы же как-то нашли мой личный номер. Сейчас крейсеры стоят в форме треугольника, окружают Возможную, отсюда делайте выводы. Что с вами? — Матвей резко изменил тему. Олег вздрогнул. Если сейчас Клавдин начнёт прессовать Раскольникова, тот сдаст назад. — Вы что, передумали? — И в голосе тревога. Еле слышная, но тревога. — Нет конечно, — фыркнул Раскольников, но уж слишком напряжённо. — Мы договорились? — Да, — выдавил из себя Раскольников. Олег ухмыльнулся: а ты что хотел, сам пожелал рисковать. Надо было стартовать, когда на орбите шёл бой, может, под шумок и скрылся бы в гиперпространстве. — Но если ты меня обманешь… — Если обманешь ты — я сотру тебя в порошок, — оборвал его Клавдин. — Серпенко мне нужен живым. И тогда ты спокойно уйдёшь, куда хотел. Как только выйдешь в космос, подберёшь мой шаттл. Там будет контр-адмирал Романов. Ему передашь Серпенко и позволишь им уйти. Как только шаттл оторвётся от тебя, беги в своё гиперпространство. И на глаза мне больше не попадайся. — Какой ты страшный, ублюдок. Не веришь мне, так же как и я тебе. — Покажи мне Серпенко, — приказал Матвей, оставив без внимания замечание Раскольникова. — Мне нужна гарантия, что он жив. Капитан пиратов отступил в сторону. Да уж, тон у Матвея был не сахар, любой бы сдал назад. И бородач последовал его приказу. Не просьбе, приказу! — Здравия желаю, товарищ контр-адмирал, — прохрипел Олег, глядя на Матвея. В этот момент так сильно захотелось оказаться на «Соколином», прижаться к Клавдину, вдохнуть его запах. Чёрт, каким же офигительным у них был тот вечер. Или ночь, когда они сидели на диване в смотровой и просто болтали. Та курилка стала для них откровением, местом для внепланового свидания. — Как самочувствие, лейтенант Серпенко? — вопросил Клавдин всё тем же холодным тоном, глядя прямо в душу. Олег что-то увидел, что-то цепкое, мелькнувшее лишь на мгновение. Волнение? Сожаление? Злость? Или… Раскольников закрыл экран, не дав Олегу ответить. — Жив-здоров ваш Серпенко. — Хорошо, что Раскольников не понимает, что «твой» и «ваш» для Олега больше чем слова. — Буду ждать Романова в нужной точке. Попроси его не опаздывать, контр-адмирал. Раскольников отключился, потом медленно повернулся к нему. — Что-то Клавдин слишком печётся о твоей судьбе, лейтенант, — сказал он, внимательно глядя на Олега. — На моём месте мог быть любой другой. Думаю, контр-адмирал Клавдин поступил бы так же. Знаешь почему? Потому что мы — люди, а вы — твари. И для нас жизнь бесценна. Раскольников подошёл к нему. — Если из шаттла повалят десантники, я убью тебя. Первым же выстрелом, — прохрипел он, развернулся и ушёл.***
Как только действие препарата закончилось, боль вернулась с утроенной силой. Олега скрутило так, что на мгновение он потерял осознание. Из небытия вырвала его всё та же боль. Как и обещал Раскольников, кости ломало, суставы скручивало, сердце билось в грудной клетке как ошалелое. Такой боли Олег в своей жизни никогда не испытывал. Он пытался не кричать, кусал губы, отчего становилось ещё больнее. Через некоторое время Олег застонал, глаза заволокла алая дымка, и в тот момент он пожелал умереть. Кто знает, быть может, Серпенко попросил бы Раскольникова убить его, но когда тот появился перед ним снова, лишь сильнее сжал зубы. Обойдётся! Никакая физическая боль не сравнится с моральной. Впрочем, разве об этом сейчас речь. Ему что-то вкололи. Олег ощутил это, когда внутрь начало поступать лекарство. Ему казалось, что оно обжигает шею, заставляет мучиться сильнее. Олег застонал, кто-то рассмеялся. Он попытался тоже, но получился хриплый вскрик. Боль отступила, когда его вволокли в ангар, держа под мышки. Всё было как в тумане, лишь только мучительно жгучая, убийственная боль по всему телу, то пульсирующая в суставах и костях, то сдавливающая и раздирающая органы. Бросив Серпенко на колени, пираты отступили. Олег знал — их было много. Кто-то ткнул ему в затылок дуло винтовки. Олег поднял голову. Дверь шлюза открылась, и порог переступил Романов. — Ой-ой, — приподнял руки контр-адмирал «Вранового», останавливаясь. Что за чёрт! Если честно, Серпенко сам думал, что из шаттла повалят десантники под командованием Кручина. Он уже готов был упасть вниз, чтобы избежать пули — шансов при таком манёвре на успех было мало, но порой чудеса случаются, — однако в ангар вошёл лишь Романов. И всё. Больше никого. — Какой тёплый приём, — продолжил контр-адмирал. — Не надо так напрягаться, господа. Я всего лишь за лейтенантом Серпенко. И я один. Честное слово. Пираты некоторое время молчали, кто-то заглянул в шлюз. Там и правда было пусто. — Ну так что, будем любоваться друг другом или быстренько произведём обмен? Знаете ли, время — деньги. Я тоже рискую. Раскольников не стал больше задавать вопросов. Кому-то кивнул, и Олега толкнули вперёд. Серпенко кое-как поднялся. Было тяжело, ноги заплетались. Стопа подвернулась, но он устоял. Ползти он не будет, не дождутся. И не упадёт. Только не надо торопиться и делать лишних движений. А ещё не надо ждать пули в спину. Не надо думать о смерти. Не надо смотреть на Романова так, будто умоляешь забрать тебя отсюда живым, не мёртвым. Олег дошёл до контр-адмирала, тот посторонился, пропуская его в шлюз. Не помог, не поддержал. Спасибо ему за это. Олег ступил на холодный пол шлюзового коридорчика. Хорошо. Он в космосе. И следом за ним шёл Романов, а двери закрывались, и казалось, что всё это было таким медленным и нереальным, что Олег готов был биться головой о стену, чтобы проснуться от вязкого, тягучего, как смола, кошмара. Ступив на порог шаттла, тут же угодил в чьи-то объятия. Глянул на этого человека — незнакомый мужик в белом халате. Высокий и сильный. Он потянул Серпенко по коридору. Романов обогнал их и направился в рубку. Уложив Олега на кушетку, что стояла возле маленького иллюминатора, врач сразу же начал прикреплять к нему липучки с проводами, сделал укол, потом другой. Олег припал к иллюминатору. Ему хотелось посмотреть на субмарину с космоса, чтобы запомнить. Чтобы однажды найти Раскольникова и лично отрезать ему голову. Ведь он сейчас уйдёт, исчезнет в гиперпространстве, а Матвей окажется предателем. Его будут судить, его казнят, его не станет в этом мире. И на чьи плечи ляжет этот дерьмовый груз?! На плечи Олега! По вине кого?! Раскольникова, чёрт бы его побрал! — Лейтенант, ложитесь, — попросил его доктор, нажимая на плечи. — Погодите, — буркнул Олег. — Сейчас… — бессвязно пробормотал он. Вот субмарина дёрнулась и исчезла, но уже через мгновение появилась вновь. Ловушка раскрылась за долю секунды до того, как звездолёт ушёл в гиперпространство. Точное время. Слишком точное. Потому что если бы была заминка на мгновение, то субмарины и след бы простыл. Ловушка сжалась, потом разошлась нитками. Сейчас расширится и пронзит пиратский корабль тонкими лазерными иглами. Но этого не произошло. Ловушка испарилась, а рядом с субмариной вынырнул из темноты «Соколиный». Во всей своей красе, готовый нанести сокрушительный удар. — Лейтенант, — не унимался доктор, уже сильнее нажимая на плечи. — Минутку, — шептал Олег, шлёпая по стеклу иллюминатора ладонями, пытаясь за него зацепиться, чтобы не упасть на мягкие и свежие простыни. Не моргая, он смотрел на происходящее. — Ещё… сейчас… «Соколиный» стартовал с орбиты, скорость была малая, но для него этот прыжок опасен. Серпенко был уверен: многие обитатели крейсера сейчас в обмороке. И всё же «Соколиный» раскрыл порты без заминки, и в маленькую песчинку-субмарину, которая после ловушки и резкого выхода из гиперпространства не могла вновь запустить двигатели, устремилось сразу три торпеды. Для такого ничтожества хватит и одной. Но мало того что «Соколиный» выпустил три, так ещё осколочные. — Лейтенант, если вы… — Минуточку… Сейчас… Сейчас… Торпеды разлетелись на мелкие снаряды на полпути к звездолёту и атаковали его разом. Субмарина развалилась на куски, но Клавдину этого оказалось мало — он выпустил ещё одну. Матвей стирал пиратов в порошок, как и обещал, уничтожал осколки и остатки судна, ещё недавно бывшего субмариной, уничтожал части тел, стирал само существование пиратов, посмевших так жестоко обойтись с Серпенко. Олег почувствовал дикий восторг. Клавдин был великолепен. Неповторим. Прекрасен. Кажется, у него появился фетиш, и это заставило Серпенко издать нервный смешок, а потом повалиться на кушетку. Это навсегда останется в памяти Олега. И он долго и всем будет рассказывать, каким безжалостным может быть Клавдин и как прекрасен он на поле боя, командуя «Соколиным». Глянув на доктора, который был им явно недоволен, Олег прошептал: — Теперь всё. Мужчина жёстко надел ему на лицо маску. Ровно четыре секунды Олег ещё пребывал в сознании, а потом уплыл в темноту.