he's my girlfriend

В туалете Сехун проводит по меньшей мере десять минут, роясь в своей голове на предмет «какого хрена я творю?», что уже далеко не ново, и «неужели я начинаю симпатизировать этому придурку?», что ещё вчера было принципиально невозможно. Ну, не может ему нравиться Ким Чонин, с этим своим фирменным взглядом, диким, неконтролируемым смехом над только ему одному известными шутками и пафосным парфюмом. Это, черт возьми, немыслимо. Ну, не может аксиома вдруг превратить в теорию без известных миру доказательств. – О Сехун, мужик ты или не мужик? Хватит заниматься пиздостраданием, – решительно заявляет парень, важничая и кивая, за своими размышлениями разматывая под ноги уже второй рулон туалетной бумаги. Для приличия нажав на кнопку слива (история повторяется), Сехун подтягивает на ногах гольфы, понапихивает в лифчик парочку оторванных квадратиков бумаги, придавая грудям форму, заправляет рубашку в шорты и оттягивает врезающуюся в паху ткань подальше от своего «сокровища нации». На выходе из кабинки он, не обращая внимания на охреневших и очевидно ставших свидетелями его маленького секрета представительниц слабого пола, проходит к умывальнику, брызгает на руки и лицо прохладной водой. В отражении розоволосая красотка подмигивает ему и, повертевшись, чтобы оценить себя со всех ракурсов, отправляется покорять и разбивать сердца. Но удача сегодня явно отвернулась от него, потому что прямехонько на выходе из женского туалета Сехун сталкивается со своим одноклассником – Ким Чондэ. – Чесон хамнида, – склоняет голову парень, пока Сехун успевает придумать тысячу и один способ избежать столкновения взглядов, но выбирает самый действенный – бежать. Если Чондэ увидит его в таком виде (а он сто процентов его узнает, иного не дано), то не исключено, что уже завтра Сехуна подвесят голым к столбу позора. И первым, кто это сделает, будет Ким-чертов-Чонин. Он впервые радуется длинным волосам, потому что стряхивает их на лицо в быстром поклоне и семенит к Чонину, который напряженно прослеживает его взглядом до их столика. – Что случилось? – спрашивает он, вставая со своего места и хмуро рассматривая побледневшую девушку, – На тебе лица нет. – Ничего, просто пойдем отсюда, – просит Сехи торопливо, хватая свой рюкзак и спинным мозгом чувствуя, что Чондэ идет в их сторону. Подозрительность и чутье этого парня работают как лондонский часовой механизм – без промашек, а самые свежие сплетни и байки для него как хлеб с маслом, Сехун неоднократно слышал именно из его уст о кровожадности и жестокости короля школы «Виктория». – Почему? – прикосновение Чонина, как пощечина, отрезвляет Сехуна и создает неудобства. Скинуть его руку как отвергнуть, и это уже не спишешь на простое девическое смущение. Девушка замирает, открыв рот, но парень её опережает: – Сехи, что произошло? – Извините, что отвлекаю, но вы обронили, – голос Чондэ в паре шагов от огромной катастрофы вынуждает Сехуна судорожно молиться, чтобы тот обращался не к нему. Он знает, что это уловка, потому что он не мог ничего уронить, кроме, разве что, своей гордости. То, что он стоит к однокласснику спиной, спасает ровно до тех пор, пока Сехун не слышит приближающиеся шаги. «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста» – как мантру повторяет парень, хотя знает, что его никто не услышит. Либо он сейчас провалится сквозь землю, либо прилетит Аркадий Паровозов и спасет его. Но случается немного иная картина, с участием неизменно главных героев. Чонин дергает девушку на себя, прижимая и в успокаивающем жесте поглаживая её между лопатками. Напуганное лицо Сехи, мелового цвета губы и её заломленные пальцы, которыми она снова теребит лямки рюкзачка – больших объяснений ему не требуется. – Вы обознались, – категорично заявляет Чонин, и твердый властный тембр выдергивает Сехуна из культурного шока. Вот оно, Чонин показал свое истинное лицо, которое Сехун непременно увидит, когда правда раскроется. По-другому и быть не может. – Но я точно уверен, – отзывается Чондэ, но Сехун слышит в его голосе неуверенность и сомнение. Ещё бы, хмыкает Сехун, будь ты какой угодно хитрожопой гиеной, в схватке со львом тебе не выстоять. – Мне повторить? – угрожающе усмехается тот самый лев, и, честное слово, это все паника и страх быть раскрытым, но Сехун утыкается лбом в чониновское плечо. – Нет, я обознался, – с явной неохотой соглашается Чондэ, страшась перечить Ким Чонину, – приношу извинения. На этот раз спинной мозг видит, как одноклассник разворачивается на каблуках и уходит, униженный и оскорбленный. Маленький внутренний Сехун ликует и салютует недругу средним пальцем, а потом вспоминает, в каком положении находится и отлетает от Чонина на полметра, будто ошпаренный. – Спасибо, – бормочет Сехи, старательно не поднимая глаза и продевая руки в петли рюкзака. Чонин хмыкает, принимая благодарность, и берет девушку за руку, таща к выходу из бабл-кафе, из-за чего у Сехуна случается крошечный инфаркт миокарда. «Сейчас он всё поймет, мысленно истерит Сехун, и я схлопочу кулаком по роже». Но Чонин, и глазом не моргнув, только крепче сжимает сехуновскую ладонь, буквально волоча теперь уже к выходу из торгового центра. Сехун вспоминает себя, живого, целого и невредимого, стоя на остановке, причем в противоположную от своего дома сторону. Но он не успевает спросить, куда они едут, как подъезжает автобус и Чонин в прямом смысле заталкивает туда девушку. Свободного места – ноль целых две сотых, поэтому, как только автобус трогается, Сехун налетает на какую-то агрессивно-настроенную ачжуму, а сзади в него впечатывается Чонин. – Извини, – шепчет парень около уха Сехи, обдавая горячим воздухом чувствительную мочку (до сих пор Сехун был не в курсе таких подробностей, касающихся своего тела). Некоторые пассажиры начинают протискиваться к следующей остановке, так что Сехун кривится и беззвучно матерится, когда ему наступают на ноги. Так получается, что рядом с ним даже не оказывается поручней, поэтому парню приходится балансировать на своих двоих, чтобы не свалиться на все ещё бурчащую проклятия ачжуму. «WARNING», бьет тревогу подсознание, когда парень чувствует, что начинает заваливаться вперед от резкого торможения. Но рука, обхватившая его поперек талии, не дает сдвинуться с места. Сехун от неожиданности оборачивается и, господибожемой, его губы чуть не прикасаются к чониновским. Блять – простое и ёмкое слово, чтобы описать весь тот спектр чувств, который он испытывает в этот момент. – Молодежь совсем стыд потеряла, – ворчит ачжума, цыкая на них и качая головой. От понимания, что теперь, благодаря этой старой ведьме, на них обращено внимание всех людей в этом автобусе, шею и лицо заливает краска (наверное, за всю свою жизнь Сехун впервые краснеет настолько сильно). Чонин вполне миролюбиво усмехается, а щеки девушки по цвету сливаются с волосами. Вот же черт. Они выходят за одну до конечной остановки, когда сумерки уже опускаются на Сеул. Сехун тщательно скрывает удивление, ведь он считал, что Ким Чонин – звезда, богатенький сыночек и прочее, прочее, живет как минимум в пентхаусе какого-нибудь шикарного отеля, как максимум – в собственном загородном доме с дворецким и сексуальными горничными. Реальность обрушивается на него с лаем, когда парень открывает дверь обычной квартиры в типичной для столицы высотке. Инстинкт самосохранения, который обязан включиться и воспротивиться добровольному вторжению в логово врага, игнорит по всем фронтам. – Познакомься, Сехи. Это мои девочки, – улыбается Чонин, поднимая на руки одного из трех рыжих пуделей, – Монгу, Чжангу и Чжана – самая младшая. Восторг, который не в силах скрыться даже за мужественным кирпичем, вырывается наружу, когда Сехун садится на корточки (ей-богу, шорты это адский ад) и протягивает руку к одному из пуделей – Монгу, если он правильно заполнил, – и та облизывает шершавым язычком его пальцы. Отец никогда не разрешал завести в доме собаку, хотя Сехуну всегда безумно хотелось домашнее животное. Когда брат переехал в другую страну, тоска стала настолько невыносимой, что он снова попробовал убедить родителей взять домой котенка или щенка, но они были категорически против, даже несмотря на все убеждения, что парень будет вовремя кормить, выгуливать и мыть питомца, что возьмет всю ответственность на себя и не создаст лишних проблем, не прибавит забот. А теперь у него в руках крутится и возится кудрявый щенок, облизывает его руки и покусывает подушечки пальцев. – Они потрясающие, Чонин, – впервые со своего безумного признания, Сехун называет парня по имени. Неподдельная искренность, с которой у него вырываются эти слова, приносит с собой ощущение тепла и гармонии. Тот с улыбкой кивает, наблюдая за тем, как три пуделя вертятся вокруг девушки, буквально не давая ей прохода. Он скрывается на кухне, чтобы поставить чайник, а когда возвращается, то хочет сгонять за фотоаппаратом, чтобы заснять бесценный кадр: Сехи, забравшись на диван и подобрав под себя ноги, между которых расположилась Чжана, чешет кудрявые животики балдеющим Монгу и Чжангу. – Им уже давно не перепадало столько внимания, – усмехается он, опускаясь с другой стороны дивана и поглаживая по груди Монгу. – Это странно, – вздыхает Сехун с промедлением. В голове роются вопросы, ответы на которые есть только у Чонина, но спрашивать напрямую – верх бестактности. Он не планировал влезать в чужую жизнь, не планировал оказаться в доме у заклятого врага своего лучшего друга, не планировал чувствовать себя в безопасности здесь, рядом с Чонином. Но теперь это уже не имеет значения. – Что странно? – То, что ты живешь здесь, – поясняет Сехун в надежде, что Чонин поймет, что он хочет сказать. И тот действительно понимает. Он вскидывает на Сехи такой одинокий и грустный взгляд, что все кирпичные стены ломаются в чужой голове. Становится всё равно, что Чонин может легко отметелить его, как боксерскую грушу, и даже осмеять перед всей «Викторией». Сехун просто хочет узнать правду. – Ожидала увидеть ледяной дворец? – шуточно парирует парень, но, встретив пристальный взгляд из-под клубничной челки, продолжает без тени усмешки: – Идя на поводу у своих амбиций, я потерял голову и забыл о последствиях. Так я потерял доверие отца и лишился лучшего друга. Нервы в теле Сехуна натягиваются при упоминании Чанёля. Сомнений нет – речь идет именно о нем. И впервые за всё время, Сехуну невыносимо хочется рвать на себе волосы и, наплевав на расстановку сил, хорошенько двинуть Чонину по роже. Потому что, блять, заслужил. Но он только поджимает губы и отводит взгляд. Чанёль не единственный, кто жил прошлым и помнил о предательстве и разочаровании. Но он не расскажет другу об этом, потому что – к черту. Вина никогда не ложится только на одни плечи, всегда виноват кто-то ещё, а Сехун точно знает, что Чанёль опустил руки после первой же пощечины. Он не подставил вторую щеку, не попытался разобраться в Чонине, докопаться до сути, до главной причины, заставившей друга так с ним поступить. – Твои мысли сейчас далеко отсюда, – замечает парень, и Сехи резко поднимает голову, встряхивая нежно-розовыми волосами и чуть не сталкиваясь с Чонином носами. По всей видимости, тот придвинулся, пока Сехун лопатой разгребал ошибки прошлого. Парень сглатывает, соображая, что пиздец подкрался незаметно. «Ну же, придумай что-нибудь», верещит внутренний голос, пока Чонин наклоняется ближе, тянется вперед и прикрывает веки, чтобы поцеловать Сехуна. В смысле, он накроет сехуновские губы своими и, возможно, попытается проникнуть языком внутрь. О. Мой. Бог. – Чонин, я… – в панике бормочет девушка, зажмуриваясь и горячо выдыхая в смуглую щеку. Капитуляция откладывается на неопределенный срок, когда теплые пальцы касаются подбородка, а мягкие губы несмело мажут по губам Сехуна. Весь мир замирает в ахуе, когда тысячи прекрасных бабочек взлетают в его животе.