he's my girlfriend

Ночью Сехун плохо спит: то и дело ему снятся кошмары, он выныривает из зыбкого забвенья, трет ладонями лицо и ворочается в кровати. В мыслях вертятся, словно на американских горках, крутятся и скачут варианты развития завтрашнего дня. Нет ничего страшного в том, чтобы захлебнуться в собственной крови или сдохнуть от разрыва селезенки, когда Чонин со своими дружками будет мстить за уязвленное самолюбие. Честное слово, Сехун готов к такому раскладу и, собрав всё своё мужество в кулак, достойно встретит смерть. Только обидно будет немного, что он так и не скажет Чонину самого важного. Да бог с ним, с девчачьим прикидом, с блекло-розовыми вихрами, с гладкими, как попка младенца, ногами (они от природы такие, он вовсе не бреет ноги, нет), с тем, что, возможно, О Сехун весь какой-то неправильный, женственно красивый и худенький. Он должен сказать Чонину, что он ни разу не гей. Да, именно так. Не педераст, не гомосексуалист, даже не пидарас – можно долго подбирать вариации, суть останется одна и та же. Сехун не гей, но ему нравится Ким Чонин. Не просто как человек или как добросердечный и милый парень (Сехун долго подбирает нейтральные эпитеты), а в том плане, что Сехун не прочь целовать его каждое утро, день и вечер. Держать его руку под одеялом и в тёмном зале кинотеатра (осен, что за ваниль?) и вообще быть с ним предельно откровенным, а главное – быть с ним. Но всё это глупо, наверное. Завтра последний день его бесполезной и скучной жизни, и пусть будет, как будет. Жизнь преподнесла ему хороший урок. Утром, в без пятнадцати семь, Сехуна сталкивают с кровати. Миссис О бурчит, чтобы он кончал прикидываться шлангом и дул в школу, а парень тихонечко стонет, потирая ушибленную задницу, и снова забирается в кровать, накрываясь с головой одеялком. «Пожалуйста, иди нахуй», мысленно хнычет подсознание, но на деле он лишь старчески скрипит и говорит, что заболел. – Не выдумывай. Вчера с тобой всё было в порядке, – отзывается женщина, попутно собирая разбросанные по полу вещи сына. Пустые коробки из-под дисков, рубашки, толстовки, школьная форма (девчачья и нормальная), конфетные фантики и мини-версия ритуального джембе – мама сваливает все в кучку на крутящийся стул. – Вчера было вчера, а сегодня у меня болит голова, – жалуется Сехун приглушенно. Он надеется, что мать поверит его лжи и разрешит не ходить в школу, потому что нахер. Нахер Чанёля, и Чонина тоже нахер. Сехун просидит дома всю оставшуюся жизнь, если потребуется, станет домохозяйкой и будет украшать родительский дом своим присутствием. – Голова, значит, – хмыкает женщина, недоверчиво усмехаясь. Она присаживается на край сехуновской кровати, отгибая уголок стеганого одеяла, и притрагивается ко лбу сына. – Температуры нет. – И живот, – продолжает врать Сехун, картинно вздыхая, – и спина тоже. Он поворачивается и надувает губы, как делал это в глубоком детстве, когда хотел какую-то вещь, без которой, разумеется, не смог бы пожить ни дня (теперь весь этот хлам валяется и пылится в кладовке, но парень до сих пор не признает его лишним). Миссис О качает головой и хлопает его по плечу. – Никаких прогулов, у тебя экзамены на носу, – строго говорит она, вставая, но Сехун – абсолютно здоровый, только замученный бессонной ночью и бесконечным круговоротом тревожных дум – подскакивает и садится на кровати. – Мам, ну пожалуйста, я не хочу сегодня в школу. Она останавливается у двери в комнату и оборачивается, складывая на груди руки и хмурясь в притворном недовольстве. Притворном, потому что не умеет злиться на своих детей. Как было со старшим сыном, так же происходит с непоседливым Сехуном. Но на этот раз, пусть он и переходит границу дозволенного, что-то в его напряжённом взгляде заставляет её усомниться. – В чем дело, солнышко? Ты поссорился с Чанёлем? Сехун вздыхает, отрицательно мотая головой. Длинные, волнистые от сна волосы вкусными брызгами распадаются на его плечах. Мать улыбается, подходя ближе и присаживаясь рядом с ним, накрывает его сжатую в кулак руку своей мягкой ладонью и заправляет за ухо спавшую на глаза молочно-клубничную прядь. – Или ты влюбился? Сехун поджимает губы, пальцы крепче сжимаются, больно впиваясь ногтями в ладонь, и женщина чувствует это, понимающе хмыкает и расплывается в улыбке. – Не бойся своих чувств. Я уверена, ты тоже ей нравишься. Маленький внутренний Сехун, вылезая из тени подсознания, горько усмехается, обнимая себя руками за плечи, и крепко зажмуривается, как если бы был готов заплакать. О да, Чонину нравится Сехи, но вряд ли ему понравится Сехун. Чертовы правила чертовой игры в натурала. И кто сказал, что все люди от природы бисексуальны? В рот ему лампочку. – Не ходи, если не хочешь. Ничего страшного, если пропустишь разок, – говорит она минуту спустя, но Сехун уже передумал. Он это начал, и он должен это закончить. Раз и навсегда расставить все точки над ё.

***

Кто бы мог подумать, что школа – царство благодетели и обитель знаний – когда-нибудь будет вызывать в нём предательскую дрожь и мурашки размером с мамонта. Сехун уж точно не мог. Он натягивает капюшон до самого носа, смотрит исключительно под ноги и широкими шагами направляется в класс. Ученики провожают его странными взглядами, хотя, в общем, немудрено: толстовка в такое время года сродни плавкам посреди зимы – смотрится по-идиотски и выделяется за километр. Но Сехун плевал с высокой: он тянет носочек, как на параде в честь «дня города», удобнее перехватывает рюкзак (мужицкий, нормальный, с моськой Гокудеры на лицевой стороне) и шевелит булками, словно ему втащили пинка под зад. Завернув за угол коридора и задрав голову, чтобы проверить номер таблички (всё правильно, надпись 3-В), парень зябко ведет плечами, хотя на улице и в помещении больше плюс двадцати, и неуверенно дергает дверь, заходя в кабинет. – СЕХУНИО! Реакция не относится к одному из его достоинств, поэтому Чанёлю удаётся сгрести Сехуна своими лапищами и прижать к себе до хруста вылетевших позвонков. Бэкхён стоит у окна, скрестив на груди руки, и взирает на панибратские нежности с явным скепсисом. – Чанёль, христаради, отпусти его, а то ещё заразишься кимчонизмом. – Да брось, хён, – отзывается Сехун, постаравшись улыбнуться. По ощущениям губы дергаются в провальной попытке, и он пробует снова. Бэкхён, чтоб его, насквозь смотрит, вычисляя каждую мелочь и доставая даже туда, куда младшему удалось зарыть мысли о Чонине. Блядский детектор лжи. – Мы же не виделись все выходные, – продолжает он, пожимая плечами. «Кирпич, надеть привычный кирпич и дело с концом», бормочет внутренний голос. Сехун хочет возразить, мол, это его друзья, и он всегда был с ними открытым и честным, но в памяти всплывают события прошлых лет: предательство Чанёля и их заговор против Чонина – и противоречия летят к чёрту. Он садится за парту, скидывая на пол рюкзак, достает под столешницей комплект учебников по истории и раскладывает по столу. Чанёль приземляется на свою парту и во все глаза таращится на Сехуна, будто ему под силу читать мысли или вроде того. – Ничего не хочешь нам рассказать? – хмыкает Бён, прислоняясь бедром к сехуновской парте. Похоже на одну из тех дорам, которые они смотрели вместе. Сейчас Чанёль должен поднять и вытряхнуть на голову Сехуна содержимое его рюкзака, а потом Бэкхён макнёт его лицом в писсуар. Блядь, о чем он только думает? Совсем ёбнулся? Это же его друзья! – Сегодня после школы я снова приду к нему, – приглушенно отвечает младший, заняв руки карандашом. Тонкое древко танцует меж уверенных пальцев, кружится и вращается вокруг своей оси. Чанёль от удивления приоткрывает рот, а Бэкхён хмурится, вынимая вспотевшие ладони из карманов черных отглаженных брюк. Сехун вздрагивает и ойкает, когда хён больно дергает его за ухо. – Не отводи глаза, придурок, – гневно заявляет тот, и бог свидетель, на них только сейчас обращают внимание остальные в классе. Сехун щурится и сжимает карандаш до побелевших костяшек. Бэкхён усмехается, поддавшись вперед и наклонившись к плечу парня: – Он клюнул, верно? Заглотил наживку и теперь преследует тебя? Сехун качает головой – всё не так. Это он – тот, кто поддался эмоциям, хотя не имел ни малейшего права. Это ему теперь больно до зубного скрежета, потому что он влюбился в парня. И принять этот факт оказалось легче, чем то, что он влюблён в Ким Чонина. Это он – тот, кто бегает за ним, кто задыхается от волнения в его близости. И это полный пиздец. – Хён, послушай... – начинает Сехун, но дверь с тихим шорохом отъезжает и в кабинет заходит учитель. – Потом, ладно? – отзывается Бэкхён, взглянув на младшего, и, дождавшись неуверенного кивка, возвращается к своей парте. Не проходит и половины урока, как в спину Сехуна прилетает бумажный самолетик. Он оборачивается на Бэкхёна, но тот усердно пишет в тетради, записывая за учителем материал, поэтому не вариант. Разворачивая аккуратно сложенную конструкцию, Сехун замечает имя «Чонин» и нервно облизывает губы. «что с тобой, друг? Чонин сделал тебе что-нибудь? он же не догадался или..?» И подпись: fenix. Просто к сведению: Чанёль регается под таким ником на всех блогах и сайтах, это что-то вроде пароля ко всем его программам и папкам. Короче, универсальный пин-код для раскрытия всех тайн Пак Чанёля. Сехун улыбается, когда пишет ответ, потому что эта забота заставляет его снова почувствовать себя в безопасности, за крепкой стеной дружбы. «всё нормально, правда тебе не о чем волноваться сегодня я пошлю его куда подальше и больше мы его не увидим». Сехун заново складывает самолётик и, дождавшись, чтобы учитель отвернулся к доске, ловко запускает через плечо, чуть не выдав их маленькие шпионские штучки, когда заостренный «нос» самолёта врезается Чанёлю в глаз. – Я подбит, я подбит! – полушепотом шелестит старший, изображая эпилептический припадок, а Сехун прячется за спиной одноклассника, сотрясаясь от смеха. Но это неправда – то, что он написал. У него духу не хватит сказать Чонину нечто подобное, разве что юбку задрать да пуститься бегом. Сехун даже не надевает женские трусики – нахуй, решает он, это и неудобно, и ни к чему. Есть призрачный шанс добежать до дома и запереться на все замки, пока парень будет пребывать в своего рода культурном шоке. Всякая любовь рано или поздно проходит, думает он, и в его случае, чем раньше, тем лучше. Пусть это будет сюрприз – проснись утром и ты больше не чувствуешь ни тепла, ни холода глубоко внутри себя, потому что разлюбил. Сехун не знает точно, бывает ли всё так просто, но надеется, что способ вылечиться от этого все же есть. Бэкхён с Чанёлем наотрез отказываются отпускать его одного на встречу с Чонином, и интуиция (самая мужская из всех) подсказывает, что они в курсе истинного основания их встречи. Сехун боится, руки дрожат и не слушаются, когда он надевает юбку и застегивает лифчик, неравномерно распихивая по чашечкам туалетную бумагу. В школьных сортирах она не такая мягкая, как в СОЕХ, и ощущение, будто по груди наждачкой скребут. Чёрные гольфы пришлись ему больше по вкусу, чем белые (и дело не в том, что они подходят по контрасту, а просто – ой, всё). Распуская волосы и зачесывая их пальцами от лица, Сехун понимает, что уже почти привык к этому – к маскараду и образу жгучей красотки. Отказавшись от бэкхёновской подводки, он переступает с ноги на ногу, разглядывая себя в зеркале. Чанёль сторожит на входе в мужской, вежливо провожая всех на верхний этаж, потому что на этом, типа, ведется уборка. Бэкхён ухмыляется, разглядывая в зеркале подлинное совершенство. – Мне будет этого не хватать, – честно признается старший и терпеливо сносит тычок от Сехуна. Унизительно, отвратительно и мерзко, и он никогда не скажет вслух, но, кажется, он тоже будет скучать по Сехи. Потому что она нравится Чонину. Она, которая почти Сехун, только немножко ненастоящая, придуманная для глупого подросткового розыгрыша. – Хён, знаешь, а ведь я влюбился в него, – произносит младший, неотрывно глядя в отражение. Разбить бы нахер все зеркала, чтобы не видеть себя таким ущербным. – Знаю, – просто кивает тот, наклонив голову к плечу и снова спрятав ладони в карманах брюк. – И мы разберемся с этим, когда всё закончится. Перед воротами «Виктории» снова толпа, девчонки из разных школ, сбившись в группки, держат наготове свои телефоны, фотоаппараты, смартфоны, лишь бы заснять появление Чонина, лишь бы увидеть его хоть краешком глаза. Бэкхён с Чанёлем занимают прежнюю позицию, прячась в траве и маскируясь за флоксами. Сехун теряет уверенность в себе по секундам – одна, две, десять. Сердце прячется в пятки, и взгляды, ревнивые и злобные, ещё помнящие его с прошлого раза, когда он стоял здесь с полной надеждой на провал и хук левой, сверлят в нём дыры со всех сторон. «Господи, помоги мне сделать это», умоляет Сехун, едва не пошатываясь от головокружения и нервного перенапряжения. Чонин выплывает с концом шестого урока, задержавшись на лестнице. Он замечает копну развивающихся светло-розовых волос в прорезях железного ограждения перед школой, и не нужно угадывать, кто ждет его. Сложно представить, но этой девушке удалось его зацепить. Не только внешностью, но и тем, что внутри. Ким хочет целовать её, прижимать к себе, держать за руку в тёмном зале кинотеатра и делать ради неё всякие глупости. Говорить и рассказывать обо всём, слушать и слышать голос, заботиться о ней и каждый день благодарить за то, что она выбрала его. И он знает, – по правде, чувствует – что это взаимно. Переведя дыхание и успокоив дрожь в пальцах, Сехун соскребает с асфальта взгляд, встречаясь глазами с Чонином, стоящим в паре коротких шагов от него. Пульс отбивает дробный ритм, и лицо краснеет от притока крови. Чонин делает шаг навстречу, протягивая ладонь, чтобы заправить нежную прядь волос за ушко Сехи, но та отступает назад. Заламывая брови в недоумении, Чонин снова пробует подойти, но Сехун снова пятится, едва переставляя ноги. – Не надо, – нерешительно просит он, но Чонин отмахивается от её просьбы и подходит вплотную, обнимая девушку поперек талии. – Не говори не прикасаться к тебе, – твердо отзывается он, и от вибрации его голоса что-то ёкает и больно сжимается в груди. За короткое мгновение Сехун становится немым, слепым и глухим. Он утыкается лбом в грудь Чонина и крошится от осознания того, что собирается сделать. А потом тихонько и немного зловеще усмехается. Упирается обеими руками в грудь Чонина и отстраняет его от себя, сохраняя дистанцию. На лице того ни одной эмоции, только толстая стена непонимания. Сехун отвечает колотым льдом во взгляде. – Это оказалось проще простого, – со смешком говорит он, – влюбить в себя такого, как ты. Даже обидно немного, ведь я рассчитывал подольше с тобой поиграть. На задворках сознания он слышит шумные ахи и охи, шепотки, которые в скором времени разнесут по округе то, что здесь случилось. Чанёль с Бэкхёном должно быть похвалят его актерское мастерство, а пока... Словно в замедленной съемке, Чонин опускает глаза к сехуновским стопам, понимает для себя что-то и, небрежно перекинув сумку через плечо, проходит мимо Сехуна, даже не задев его плечом. А внутренний маленький Сехун, забившись в тёмном уголке, сворачивается раненным зверьком и взвывает. Блять.