Покажи мне любовь

      Я стремительно увеличивал расстояние между мной и оторопевшей Сэди. Земля и грязь разлетались в разные стороны из-под подошв моих кроссовок.       Она так и застыла в той неподвижной позе. Её будто окатили жидким азотом. А меня, тем временем, выжигало изнутри сжимающим горло чувством.       Я заметил в затонированном стекле одного из трейлеров своё краснеющее лицо. Мне стало понятно, что выгляжу я багровее пика, учитывая, что у тёмного стекла плохая цветопередача.       Но эти мысли не помогли мне отвлечься от злости, страха и стыда сражающихся внутри меня за абсолютное первенство. Не отвлекли меня и молитвы о том, чтобы никто не вздумал попасться мне на глаза или попытаться взаимодействовать со мной. Хотя, будем честными, молиться стоило бы им. Ведь я смог сорваться на Синк, а значит теперь никто не будет в безопасности от моего гнева.       Даже забавно, ведь я натурально пыхтел от злобы. Как в мультфильмах, как в театре. Я злился, пыхтел и не понимал от чего.       Лишь приближаясь к трейлеру, я осознал, что сам виноват в той двусмысленности, возникшей между нами с Синк. Это из-за меня она подумала о Лоуренс. И я подтвердил её догадки. Чёрт, она ведь просто пыталась помочь, а я как последний псих наорал на неё. Может оно и к лучшему. Может я и правда псих, и ей будет лучше поодаль?       Эта мысль ускользнула от меня, стоило трейлеру оказаться в шаговой доступности. Я надеялся не застать там Уны. Её присутствие привело бы к очередному крику. Я бы не сдержался перед ней, ведь я не смог сдержаться даже перед Сэди. А Лоуренс со своими навыками дознавателя не осталась бы без пересказа только что произошедшего кошмара.       И вновь в голове сразу возникли навязчивые зарисовки. Как скетчи, после которых принято не смеяться, а рыдать. Сцена за сценой. Герой признаётся девушке в любви, а его язык постепенно немеет. Она не понимает, что с ним происходит. За ней приходит её хахаль и забирает с собой. А герой так и остаётся жевать свой проклятый язык, провожая этих двоих взглядом. В главной роли, разумеется, я.       Я постарался стряхнуть с себя цепи самобичевания и пнул дверь ногой, чтобы открыть её. Лишь через долю секунды я вспомнил, что она открывается рывком. Мои глаза закатились куда-то под веки, и с выдохом я открыл дверь.       Очередной такой выдох вырвался из моей груди в следующее мгновение, когда я встретился глазами с Уной. Она взволнованно подпрыгнула, видимо испугалась, что её ждёт участь двери. Увидев моё лицо, больше напоминающее кратер проснувшегося вулкана, ей не пришлось долго думать, что произошло. Она держала в уме, с кем я ушёл на встречу, и переживала, наверняка, не меньше моего.       — И что же пошло не так? — осмелилась спросить она привычным стойким голосом. Её волнение выдала книга, которую Уна продолжала сжимать напряжёнными пальцами.       — Прошу тебя, не сейчас. — Моя усталая и от чего-то трясущаяся рука прошлась по лицу, будто надевая на него маску равнодушия. — Сходи прогуляйся, — продолжал сдерживать гнев я. У меня, на удивление, неплохо получалось. И обличив моё двуличие, Лоуренс скривила губы в какой-то недоброй улыбке. Она скрестила руки на груди.       — Ты вон уже погулял, — усмехнулась она, — мне не нравятся побочки…       Я с отвращением встретил её саркастичную маску, но принял подобную позицию. В конце концов она реагировала нечестностью на мою нечестность. Мне удалось себя пересилить, чтобы проигнорировать подругу и пройти мимо неё.       — Я не оставлю тебя! — прикрикнула Лоуренс, не выдерживая созданного нами обоими напряжения.       — Уна… — я резко схватил её за кисть, встретив её заботу гневом в глазах с лопнувшими от давления капиллярами.       В её напуганном взгляде прослеживалось любопытство. Ей ещё не приходилось видеть меня таким. Таким взбешённым.       Кажется, честная подача эмоций сработала так, как мне было нужно. Лоуренс соизволила послушаться.       — Ладно, — она вырвала свою руку из моих пальцев, вскинув бровями. Я вспомнил типичную женскую истерику, которую так любят показывать в кино и сериалах. Для полноты картины Уне не хватало только бросить «делай, что хочешь!» и громко хлопнуть дверью. — Вернусь через пару часов… — прошептала она.       Я не смотрел на неё. Лоуренс схватила джинсовку, выходя из трейлера. Может быть это было своеобразным «делай, что хочешь» в её исполнении. Я так и не понял. Но дверью, по всем канонам, она всё же хлопнула. Это послужило для меня триггером. Я столкнул стоящую по правую руку вешалку. Этого было явно мало, и я взялся за книгу, оставленную Лоуренс. Я моргнул и вот литературный труд, разорванный в клочья валяется на полу, рядом с вешалкой.       Я нашёл себя на полу, вбивающим кулаки в ворсовый ковёр. На стесавшихся костяшках выступила кровь, но не более, чем на царапинах, оставленных особенно агрессивным котом.       В ушах пульсировал ритм бешено колотящегося сердца. Ватное тело спиной повалилось на слегка подпачканный моей кровью ковёр. Не хотел бы я видеть себя со стороны.       Кажется, я успел устать. Я задрал голову назад, упираясь макушкой в пол. Кудри, лежавшие на ковре, шапкой накрыли мой лоб и верхнюю часть лица. Сквозь них я увидел свою кровать и подумал, что именно она мне и нужна.       Я с трудом поднялся и пошёл в свою комнату, попутно откидывая вещи, которые мне мешали, даже не думая их обойти.       В голове вновь замельтешили образы. Улыбающаяся Синк. Плачущая Синк. Отрывки фраз. Её испуганные глаза. Руки всё ещё чувствовали её дрожащее тело.       Я истошно завыл, зарывая их в кудри. Через момент эти же руки срывали первый попавшийся плакат со стены, и под озлобленное шипение бранных слов превращали его в труху, как и книгу Лоуренс минутами ранее.       В ту же минуту, всё находящееся на столе передо мной с грохотом полетело на пол. Краем уха я услышал, как что-то разбилось, и это волновало меня в последнюю очередь. На оставшихся плакатах я видел Сэди, автоматически приписывая себе диагноз шизофреника. Зубы скрежетали у меня во рту, и я начал рвать один за другим плакаты, кидая бумажные хлопья на пол.       Стены стали голыми, но я остался неспокойным.       Смешно, ведь пару минут назад, я думал, что усну, а сейчас разбиваю гитару о поверхность стола. Кричу и разбиваю дерево об дерево.       Чуть позже я буду держать обломки излюбленной акустики, утыкаясь в едва уцелевший грив лицом и тихо плача.       Мне казалось я оглох, ведь в ушах стоял такой звон. Превращённая в помойку комната трейлера, стала кладбищем дорогих мне вещей и образов. Оглядев буйство своих чувств, воплощённое в реальности, я вновь рухнул на пол, безуспешно пытаясь вырывать пряди волос.       Слёз не было. Воющая гулкая пустота, породившая сквозняк в области груди. Два года её заполняло горячее признание, что я сдерживал.       Оно так нелепо вырвалось из груди, с каким-то свистом и ужасающим взрывом. Бессмысленный акт насилия. Над собой и над ней.       Я вновь подумал о ней. Светлой, ещё не омрачённой новостью о моих чувствах, которую я так рьяно и громко подал. Комнату заполнил запах персика. Я огляделся, чтобы найти его источник. Глаза Сэди с клочков плакатов, разбросанных по комнате смотрели на меня с выдуманным мной укором.       Всё, что вдохновляло меня, окружало меня разбитым и разорванным на не собирающиеся воедино кусочки. Таким был и я.       От саморазрушения меня отвлёк стук в дверь. Я недовольно прорычал в сторону звука.       Я встал с пола и быстрыми шагами направился к двери и остановился за пару сантиметров до неё. Интуиция подсказывала, что стучится Сэди. Во рту пересохло, я почти ощущал вкус песка на языке. Я едва дыша прислонился к двери, будто приближался к самой Синк.       — Финн, я знаю, что ты там. Открой, — её голос дрожал. Я понял по звуку, что она подобно мне прижалась к двери. Мои глаза устало закрылись, а ноги перестали держать. Я скользнул на пол, опираясь на дверь спиной.       — Финн, пожалуйста… — Произнесла она. Я услышал, как она повторяет это действие за мной. Мысленно я увидел, как она поджимает колени к своей груди и откидывает голову на металлическую поверхность, глядя в небо.       Мне было страшно открывать ей. Страшно, как пауки для арахнофобов и прогулка по канату, протянутому между крышами небоскрёбов для тех, кто… Да думаю от этого у всех колени подкашиваются…       — Ладно, — отозвалась она, — как хочешь. Но выслушай меня, — очаровательно, Синк. А я как раз планировал переслушать альбомы Nirvana. Ну, раз ты просишь…. — Думаю, я должна извиниться перед тобой…       Я продолжал равнодушно смотреть на пол, думая о том, как хочу проснуться от этого кошмара.       — Знаю, ты говорил мне не извиняться так часто, но… Я должна была увидеть это… — кажется она говорила о моих чувствах. Я еле подавил истерический смешок, — должна была увидеть твои чувства. Прости, что ты так страдал из-за меня, — она медленно выдохнула и на секунду замолчала. — Но ты не должен был вываливать это на меня! Я… Я не знаю, что теперь делать, Финн…       Она пытается сформулировать отказ? Хорошо, это было ожидаемо. Прижав колени ближе к себе, я уткнулся в них закрытыми глазами. Я хотел, чтобы она ушла. В конце концов мне всё было понятно сразу.       — Прости меня. — Завершила она, поднимаясь земли. Я услышал её отдаляющиеся шаги, заполняющие мою голову болезненным звоном.       Желание всё разрушить более не бушевало во мне. Но, кажется, мне хотелось плакать. Я понял это, когда почувствовал первую слезу, пронёсшуюся по моей щеке.