Гербарий

      Смеркалось. Последние алые блики на стене неизбежно тускнели, сливаясь с невзрачностью побелки. Мир потихоньку засыпал. И только скромный букетик обожаемых сыном незабудок на столе, коим она надеялась хоть сколько-нибудь разбавить серость помещения, будто становился всё ярче.       Вспыхнула одинокая свеча, тут же обзаведясь сестрой-близняшкой в отражении. Хозяйка манора в последний раз повертелась у зеркала, зачем-то поправляя и без того удобно сидящую на нагом теле тинную рубаху, что втайне от мужа ткала собственными руками все последние ночи. Задумчиво обвела пальцами вышитые вдоль ворота переплетения рун… Бросила прощальный взгляд на дремлющего в кресле Люциуса, которому ещё полчаса назад читала что-то из беллетристики, а после с безмолвным смирением шагнула к выходу.       Заколдованные незабудки были не только украшением обедневшего после аврорских нашествий интерьера, отнюдь. Они также являлись единственным доступным способом уйти незамеченной, иначе бы супруг точно вытряс из неё всю правду, после чего обязательно помешал задуманному. Сбрызнутые русалочьими слезами, мелкие голубые цветы едва слышно звенели, и усыпляющие перезвоны эти невозможно было уловить даже в полнейшей тишине. Разумеется, если не знать о них заранее. К утру они утихнут, и Люциус спокойно пробудится ото сна. Он ни о чём не догадается, ведь жена по-прежнему будет рядом.       Сына Нарцисса в этот раз навестить не решилась. Боялась запомнить его таким — жалким, угасающим и уж год как спящим. Про́клятым. Проще было прощаться с воображаемым здоровым и счастливым Драко, пускай это и являлось самым горьким на свете самообманом.       Едва ступив за ворота давным-давно ставшего родным поместья, она тут же перенеслась в условленное место, где её наверняка уже ждали. В лицо ударил тяжёлый речной дух, рубаха моментально стала волглой, в уши ворвалось кваканье лягушек, вплетаемое в шелест камыша. Позади раздалось нетерпеливое:       — Я уж думала, не явишься.       Мурена, как она сама себя величала, была русалкой непростой — не из тех гадких склизких тварей, коими кишило Чёрное озеро. Обросшая илом с макушки и до самого кончика рыбьего хвоста, бывшая утопленница ещё не утратила остатков девичьей красоты. Человеческие черты до сих пор угадывались в зеленовато-белой исхудавшей физиономии, поросшей чешуёй и слизью. Но из прежней жизни она, как ни старалась, вспомнить не могла почти ничего, за исключением мелких деталей. Да и те лишь изредка самовольно врывались в помутнённое сознание, ещё стремительней убираясь обратно в никуда. Однако, сей факт не умалял жажды изувеченной девчонки сбросить балласт нынешней оболочки и вновь ощутить себя живой, и это оказалось очень кстати. Нарцисса силу этой жажды понимала хорошо — настолько же невыносимо сильно она желала выздоровления сына. Любой ценой.       Впрочем, одна из болезненных вспышек в памяти оказалась бесценной для них обеих: ритуал, о коем неожиданно для себя самой вспомнила новая знакомая, как только Нарцисса поведала о своей беде, являлся спасением. Разумеется, русалка тайным знанием не поделилась, зато кровью поклялась избавить Драко от проклятья, и Нарцисса согласилась с единственным её условием. Да и был ли у любящей матери выбор?       Она должна была поменяться с Муреной местами, добровольно заперев себя в чужом жутком теле, — таковой оказалась цена помощи.       Ни за что и никогда не приняла бы она подобного кощунства, имейся хоть один шанс для Драко, кроме этого, но за долгие месяцы болезни излечить его не сумел ни один волшебник. И потому безоговорочно ступила в воду, навстречу судьбе.       Пускай она превратится в нечисть, а былое обернётся сновиденческими обрывками, что мало-помалу рассеются со временем, но сына — единственный свой светоч — Нарцисса не посмеет забыть никогда. Семена незабудок, тайком разбросанные у самого берега, ей в этом помогут.