«Каждый живет, как хочет, и расплачивается за это сам» Оскар Уайльд
Он уходит раньше меня, и я выжидаю десять минут, прежде чем, отвиснув от коматоза, выйти за дверь, скинув бычок в урну. Мне приходится привыкать к Демитренко, потому что он — моя новая часть жизни. И к тому, что он меня ненавидит, тоже. И если ему хочется самоутвердиться за мой счет и сыграть в какую-то неведомую херню, то, значит, правила я выучу быстро, чтобы научиться ставить «шах и мат». Нам придется как-то делить эту ненависть на двоих. И, видимо, сигареты тоже. Я все еще чувствую его дыхание на губах, и мне не хочется думать о том, что я бы не прочь… превратить злость в мимолетный поцелуй. Просто чтобы проверить, чтобы убедиться, что мне всё еще претит его общество. А вдруг я влюблюсь? Говорят же, что от ненависти до любви один шаг? Или, может, как раз эта одна скуренная сигарета и его теплые пальцы на моем подбородке станут шагом? Смеюсь от одной мысли и вытираю тыльной стороной руки влажные губы. Я и любовь? Невозможно. Звонок от Тимура беру сразу, настойчивый и ревущий: — Ты где? — Курил. — Герцинков поставил тебе «хорошо» за практику. Чудо какое-то. Обычно лысый хрен азартно выводит «удовлетворительно». — Похоже на сказку, но я рад. Ты ждешь меня? Он не отвечает сразу, и я уже догадываюсь, по какой причине: — Опять Стас? — Нам нужно готовиться, Тох. Обещаю, что завтра я весь твой. — И даже сходишь со мной в «Чависе» за пластинкой? — Схожу-схожу, купим мы твои дурацкие пластинки. Я улыбаюсь, потому что выбирать винил в одиночестве не люблю, и легкий скрип иголки по канавке люблю слушать с кем-то на пару. И обычно тихий шепот Карецкого на ухо в эти минуты — лучший аперитив перед прослушиванием. Вечером закупаюсь в продуктовом и наконец-то решаюсь на садистский эксперимент. На стол ровным рядком выкладываю пять банок холодного пива, крекеры с солью и полуфабрикаты вместо ужина. Ставить опыты планирую на пьяную голову, так как трезвым к Кириллу я еще не приходил своими ногами. Мне хотелось поиграть в волшебника и проверить радиус телепортации: могу ли я, дурной и зеленый, пересечь порог собственной квартиры, чтобы двадцать минут мозолить ноги по холоду и осесть в излюбленном месте на ледяной плитке подъезда? Самостоятельно сделать шаг от жаркой батареи отопления к промозглому ветру, а оттуда — к Кириллу. Чтобы опять глотать минералку. До этого все мои перемещения начинались с клуба, и ни разу — из дома, так отчаянно бухать тянуло только под стробоскопами. Под техно-музло и горячее дыхание в ухо от очередного привет-я-Миша-Паша-Толя. Первую банку тяну долго, залипая в потолок, листаю ленту ютуба и ржу с тупых видео. Вторая уходит быстрее, подгоняемая адреналином и проснувшейся жаждой. По-быстрому сбегаю в туалет, опустошаюсь и опять присасываюсь к новой, чтобы поскорее накрыло. В голову уже лезут сомнительные идеи — забить, лечь, уснуть. Отгоняю от себя, чтобы с громким «пш-ш» открыть следующую.***
Через час шатаюсь у клуба, либо пива не хватило или оттого, что уже давно как заправский алкаш. Пропускают внутрь, когда куртка успевает пропитаться влагой от вечернего ливня. Я скидываю шмотки в гардеробе, плетусь в сторону бара, наугад тыкаю в меню. Мне приносят Май Тай с трубочкой, оплачиваю картой и высасываю одним глотком все пойло разом. Бармен если и удивлен, то хорошо скрывает эмоции. Сразу прошу второй, повторяю фокус с исчезновением миндального ликера, рома и Orange Curacao в одну харю. Меня ведет еще на стуле, приходится держаться за стойку, вслушиваясь в биты из колонок, и благодарить столицу за пару-тройку клубов, в которые можно притащиться в любой день недели. Каких-то пять минут, и я уже сосусь с первым попавшимся муднем в углу, и он неосторожно прикусывает шею, зализывает липким языком и елозит в моих штанах. Мне мерзко, но я отпускаю себя в пляс, потому что эксперимент, уже проваленный моим приходом, не отменяет желания почувствовать член в заднице. И я виляю ей под его грубыми руками, сдерживая в себе неприятие. Черт с ним, сойдет. Но взгляд цепляется за парня в другом конце бара, а мужик как раз перегибает палку, чтобы всунуть мне пальцы прямо здесь, на танцполе, поэтому я грубо отталкиваю без извинений и плетусь к мальчишке. Лучше с ним, у меня давно не было ровесников. Пробираюсь через толпу слишком долго для того, у кого уже давно стоит в джинсах, а трахаться хочется до смерти. Касаюсь руками его плеча, шепчу на ухо, предлагаю себя по дешевке, бесплатно, но слишком поздно понимаю свою ошибку. Он оборачивается резко, и глазами встречаюсь не с незнакомцем, не просто с парнишкой в клетчатой рубашке. Кирилл. Его губы изгибаются в ухмылке, он наклоняется ко мне и говорит сквозь техно, звуки потных танцев и лазер: — Ваше предложение убогое, морды после будем бить, — я с трудом узнаю в тексте «про джина» Высоцкого. Никогда его не любил и, видимо, не полюблю, но хрипотца Демитренко оседает где-то в горле, и я делаю неудачную попытку сбежать. Не выходит. Он тянет меня за руку, я послушно иду следом, чтобы через секунду повернуться, впечатанный в стену. Кирилл одним глотком допивает пойло из хайбола и, поймав зубами пузатую вишню, наклоняется, чтобы поцеловать. Язык проникает внутрь, и я матерюсь про себя, но в реальности — отвечаю. Сам обхватываю его шею, сам скольжу по зубам, сам трусь об него пахом. Демитренко наверняка чувствует мое возбуждение, и очередная усмешка не заставляет себя ждать. Мы целуемся под новые сэмплы, под механические ритмы техно, и в какой-то момент он сжимает ладонью мои ягодицы. И в эту же секунду я ощущаю вишню на языке, сладкую, десертную. И весь поцелуй превращается в сплошной сахар, и мне уже начинает казаться, что я сам теку куда-то вниз. Но музыка уходит на резкий взлет, а Кирилл — на отступление. Отстраняется и смотрит оценивающе: — Я с блядями не трахаюсь. Найди себе кого-то под стать, но не смей заявляться ко мне с утра. Ясно? — он ждет моего кивка, и я киваю по инерции, потому что мозг не контролирует сам себя. На губах — остатки вишневой приторности. Кирилл пренебрежительно лохматит мои мокрые волосы и двигается в сторону бара, как будто не он сейчас по-свойски лапал меня за задницу. Я иду следом и подсаживаюсь к стойке, но в отдалении, чтобы не вдарить по его нахальной роже. Меня все еще трясет, но я подзываю бармена и тяну ему две тысячи налом. Мужик, зажавший меня в углу, опять рядом, игнорирует мое недовольство и снова лобызает шею. Кирилл на меня даже не смотрит, игнорирует, делая заказ. И я хватаю мудня за галстук, тащу в вип-комнату, на ходу цепляя бутылку мартини. Проснусь у Демитренко, так хоть с шиком.***
10:27 на часах, а я всё еще соревнуюсь с деревянным оленем в гляделки. Ожидаемо, у Кирилла дома, но в этот раз — с ворохом жалости к самому себе. Чем я занимался ночью? Раздвигал ноги, а думал о вишне? Ну не дурак? А Кирилл? Какого черта он забыл в этом клубе? И на моих губах? И чем все кончилось в итоге? Обломал, искупал в ненависти и еще, падла, будильник поставил. Урод! Лучше б с ноги в челюсть вдарил, а не так — грубо и надменно. Пью минералку жадно, рассматриваю закорючки на бумаге. У — урод, Е — ебнутый, Б — бездарь, Ы — пропуск, Б — блядь, В — выродок, А — аутсайдер, Й — пропуск. И все верно, все про меня. Смеюсь уже в голос, хотя хочется, наверное, сломать оленю рога или бить посуду. Горько, короче. Паскудно. Слышу, как открывается дверь спальни и приглушенный шепот. Он не один? Привстаю аккуратно, чтобы не тревожить растраханное тело, и выглядываю, чтобы запнуться на недосказанном «привет». Кирилл целует мальчишку на голову ниже, голого, и я не могу не залипнуть на ягодицы. Тот весь из себя горная лань — ножки тонюсенькие, талия девичья, спина в струну вытянута, сам тянется за ответным поцелуем. А я — за взглядом Кирилла, потому что он и не смотрит на парнишку, а вовсю изучает меня, вкопанного в половицы неловкостью. Демитренко — не дурак, знает, что я пялюсь на него, и заставляет глазеть, практически предлагает присоединиться. И я не отвожу взгляд, сжимаю губы. Никакой вишни больше не чувствую, только болезненный укол в районе груди. — А говорил, что это я пидор, — как-то вырывается из нутра с обидой тихий голос. Мальчишка дергается в испуге, а вот Кирилла это, кажется, ничуть не изумляет. — Ты уже проснулся? Вали. Я не люблю советы, но к этому прислушиваюсь. На них даже не смотрю. Хватаю одежду, одеваюсь, путаясь в штанинах, не киваю на прощание и выбегаю на лестничную клетку. Опустошенный, в неадеквате, взлохмаченный.