between you and me;

      Когда Карл стреляет, Ким не замедляется даже на секунду — она бросается вперед, это базовый инстинкт: защищать того, кто слабее, кто нуждается в поддержке и опеке; Ким стреляет в ответ, не думая о том, куда именно попадет, где-то близко кричат полицейские сирены, и Ким так спокойно, так легко, что истошный крик Шелли вызывает раздражение; "ну что же ты, Шелли, все же хорошо, ты спасена, вы все спасены, это же самое главное".       Пуля царапает живот, вспышка боли ослепляется, но Ким отмахивается от нее, собственная безопасность даже не замыкает двадцатку вещей, о которых стоит сейчас переживать; Ким видит, как в здание врывается Филлипс, как Карл падает на колени, как Шелли, захлебываясь рыданиями, бьет ее, Ким, по щекам и просит остаться с ней; "куда же я денусь, глупая?" — раздраженно думает Ким, пытается насмешливо вскинуть вверх левую бровь, но сил не остается, и Ким грохается на землю, заливая все алой кровью.       И если в конце туннеля должен быть свет, или видения о прошлом, или возвращение давно ушедших людей, то Ким точно не умерла, потому что перед ней красочная поляна, хрупкое равновесие, вырывающиеся из-под ног камни; последнее, что Ким помнит — крик Шелли, а самое первое — флегматичный голос, вопрошающий: "вниз падешь или в лес уйдешь"?; Ким фыркает, она не какая-то самоубийца, но ее манит что-то, едва не зовет, и она оступается, срывается с обрыва вниз, слыша за спиной недовольное: "еще одна? скоро те, кто уходят в лес, вымрут".       Ким летит вниз, земля приближается, и Ким хаотично пытается было замедлить падение, но быстро приходит в себя: как остановить то, что не подается контролю? Ким закрывает глаза, вытягивается струной, разводит руки в стороны — крыльев нет, а так хотелось; Ким ловят чьи-то сильные руки, забрасывают на плечо и несут наверх, и Ким бы закричала, если бы в первом семестре академии ФБР из нее не выбили бы иррационально неправильные эмоции, она в первую очередь сотрудник элитной службы, не ей кричать, как маленькой девочке, нецензурные слова, да и вряд ли здесь, где бы она не была, за это похвалят.       У ее спасителя темные взъерошенные волосы, красные глаза и татуировка вдоль шеи, тонущая в высоком воротнике черной рубашки; его крылья — крылья? Ким, девочка, держи себя в руках, ты так даже от мороженого не отходила, наркоз слишком крепкий — растаяли буквально на глазах, и хотя Ким понимала, что они за его спиной, проще поверить было в то, что они материализуются лишь на краткие мгновения.       — Ты умерла, бла-бла-бла, попала в школу Ангелов и Демонов, бла-бла, я на руках тебя не понесу, а крылья твои не прорезались, непорядок. — этот странный парень говорил, не ожидая от Ким никакого ответа, и было непонятно, то ли он боится остаться с ней наедине в тишине, то ли просто любит выставлять себя самым умным, Ким таких в академии изучила, они для нее банальны и шаблонны, главное подыграть и он сам раскроется, как в худших карточных раскладах.       — Я не могла умереть, ты ошибаешься, — Ким изменений в себе никаких не ощущает, она все та же Ким, как и день, и два, и год назад; парень этот явно на солнце перегрелся, а рога свои смешные утащил в ближайшем супермаркете. Глядя на него сквозь отросшую челку, Ким не могла не отметить, что он явно на стороне плохишей, Демон, никак иначе.       — Думаешь, твои крылья не появились именно из-за этого? Люцифер, кстати, сын Сатаны. — Люцифер обходит ее еще раз, и еще, и еще, будто действительно ищет эти мифические крылья, и Ким страшно хочется заявить, что он явно не разбирается в матчасти, Люцифер никогда не был сыном Сатаны, это настолько смешно и нелепо, что она фыркает: у Люцифера мигают глаза, из красных становятся кроваво-алыми, и Ким прыскает повторно: таких фокусов она еще не видела, вот это воображение, вот что оно с ней творит!       Ким разводит руками, присаживаясь на крутой камень, Люцифер явно не из тех, кто должен встречать новичков, он взвинчен, разозлен, укусит палец по локоть, если ты предложишь ему шоколадку; Ким это веселит, ее подобные мальчики не цепляют и не радуют, от них хочется зевать — Ким, если честно, от любых мальчиков в сон тянет, ей бы дьяволицу какую-нибудь, какое ужасное упущение! Если она действительно умерла, то подать ей самую страстную демоницу, с раскосыми глазами, огненным характером и ядовитым языком, они точно поладят; Ким на Люцифера беглый взгляд бросает, считать его никак не получается, есть в нем что-то такое, что скрыто под тысячью верхних слоев, и Ким безумно хочется забраться в его нутро.       Люцифер садится рядом, вздыхает тяжело и бормочет скорее для себя, чем для Ким, но она не была бы самой собой, если бы не прислушалась, и то, что он слышит, больше пугает, чем воодушевляет; Ким хмурится, в памяти вспышками мелькают события прошлого — вот Карл стреляет, вот она ловит пулю животом (руки нащупывают шрам от операции; упс, кажется, что-то пошло не по плану, бедная Шелли, бедная Кайла!).       "Если она — мое испытание, то могло ли все изначально пойти не по плану? Мог ли отец Дино…? Да нет, не мог, глупости, отец бы не позволил. Или это его проверка? Что мне делать с ней? Что мне делать _теперь_"       — Если что, меня зовут Ким, и я слышу тебя, сын Сатаны, — Ким щелкает перед его носом пальцами, заставляет обратить на себя внимание; ей все это не нравится от слова совсем, ей хочется укусить Люцифера за нос, ей хочется ответов здесь и сейчас, но все, что у нее есть, мальчишка, что привык главным быть, и за это спасибо происхождению, точно не воспитанию. — Придется тебе меня нести, ну или мы навеки останемся здесь.       — И куда запропостилась предыдущая Непризнанная со своим Фыром, когда она так нужна? — Люцифер встает — и сколько же грации в его обманно-ленивых движениях! Ким взглядом мажет и задерживается там, где не следует, чуть дольше, чем положено — руку ей протягивает и резко дергает на себя, Ким в глазах его отчетливо видит желание скинуть ее обратно вниз, но второй раз ведь не умирают, верно? Люциферу все равно тащить ее обратно на вершину придется. — Держись крепко, новая Непризнанная, путь не будет легким.       Ким цепляется крепко-крепко, Люцифер даже не дергается, когда она ногами обвивает его торс, лишь вскидывает бровь, усмехается — и, о боги, Ким на его растянутые в легкую ухмылку губы ведется — и взлетает, крылья на умирающем солнце блестят чем-то приторно-кровавым, Ким чувствует пульсацию внизу живота; она еще не чувствует себя своей — как можно без крыльев-то? — но она знает, что приживется, она и не из таких ситуаций победительницей выходила, а Люцифер, что тащит ее, ругает сквозь зубы, злится и пару раз едва не врезается в облака от ярости, застрявшей где-то в грудной клетке, все тащит, и рук не расцепляет, аккуратно придерживая за талию.       Люцифер летит вперед, в неизвестность, и Ким на груди у него устраивается чертовски уютно: ну что ж, Ангелочки и Демоны, встречайте свою новую Королеву.