between you and me;

любовь — не слабость; а если это так, давай будем слабыми вместе

      Дверь скрипит противно, блондинка, в руку вцепившаяся, за собой тянет, в тень куда-то, подальше от неоновых всплесков чертовски дорогого ночного клуба, где они и познакомились минут семь назад; Брэндон шею ее поцелуями покрывает, ниже спускается, девчонка кричит, всем телом прижимается, бедрами вертит, стонет истомно так, башню мгновенно сносит.       — Эй, голубки, как закончите, возвращайтесь, шоу вас удивит.       Голос за спины слегка ироничный, обладательница явно молодость всю с сигаретой между зубов провела, Брэндону даже поворачиваться не нужно, он представить может ее по аромату парфюма горьковатого, что в воздухе разлит, негромкому стуку ногтей острых по чему-то железному, звону каблуков по асфальту пробитому, чьей-то кровью залитому; незнакомка мимо проходит, напряженной спины его касается неощутимо почти, в шею дует дыханием ледяным и за дверью клуба, которая сейчас, почему-то, не скрипит, исчезает.       Брэндон оборачивается невольно — мотоцикл небрежно у стены стоит, шлем черный сбоку висит, за наручники розовые прицепленный, цветочками и мордочками чьими-то украшенные, Брэндон хмыкает и девицу из объятий своих выпускает — перед ним загадка иная, интереснее и интригующе, то, что в руки плывет легко, наскучивает быстро слишком, блондиночке не повезло, он даже имя ее запомнить не успел; в клубе неон роговицу жжет, у бара сияния нет, и путь у Брэндона один.       Джин стоит дороже, чем положено, но Брэндону плевать — он взглядом ведет лениво, силясь в незнакомке каждой ту единственную найти, что голосом своим цепануть успела, девицы на месте кружатся, руки к потолку подняв, талии их узкие, ноги длинные и платья короткие здорово сбивают, и Брэндон машинально успевает каждую в отдельности оценить, как свет мигает, желтый луч к сцене мчится, Брэндон шот очередной сглатывает нервно: это она, не может ею не быть; у девицы плечи широкие, взгляд хмурый, в котором отнюдь не тонуть хочется, в волосах змеи запрятаны, извивается она плавно слишком, будто и не ей опасность смертельная угрожает, будто и не она от могилы на расстоянии в укус один находится.       Она на шесте кружится — Брэндон не может иронию не оценить, он стрипом на жизнь с Гладиаторами своими зарабатывает — она подобна жрице-вуду, ведьма какая-то, явно не светлую магию практикующая; она кружит, ногами подтягивается, делает все настолько изящно, просто и великолепно, что Брэндон в ней все то видит, чего ему не хватает, даже Пиковые Дамы на фоне ее меркнут, прости, Миранда, твоя девочка новая не справится с этим великолепием, с богиней этой, явно с Олимпа никчемного сошедшей; Брэндон глоток последний делает — алкоголь пищевод обжигает, и к ней шагает, ближе и ближе, под самый край сцены, куда даже остатки света не долетают — он знает, она его в и д и т.       Она прямо в руки его спрыгивает — он ловит, как иначе? — и шепчет, гласные растягивая: "укради меня, лапу-у-ля", и от запаха ее Брэндона ведет, он сжимает ее, вдаль ведет, к той же двери скрипящей, ему на воздух нужно, подальше от тьмы и неона, подальше от людей этих, что готовы на кусочки его разорвать, они все хотят ее, ну, конечно же, хотят, а она на ухо его смеется глухо, вырывается внезапно, за собой тянет, под гардины тяжелые, что двери в другую часть клуба скрывают, и он, ведомый, за ней следует, усмешку с лица не стирая.       Они в каморку влетают, и там тесно так и узко, Брэндону только это и нужно было, он к стене ее прижимает — змеи исчезнуть успели — руки в волосах путаются, дыхание спертое, да и ногти ее в спину его сквозь дубленку вонзаются, боль отрезвляет слегка, но недостаточно, он тело ее исследует жадно, под колени подхватывает, ноги на талию закидывает, она целует-кусает, дразнит-играет, она вести ему не позволяет, дергается плавно, бедрами пожар разжигает; он дышит часто, воздух в легких едва ли не взрывается, одежда на пол куда-то летит, под слои пыли, в коврах исчезает, которые не чистил никто.       — Мишель, ну, не здесь же!       Брэндон на крик поворачивается машинально, паренек с гривой львиной, устало на еле различимый косяк прислонившийся, явно глаза закатывает; Мишель фыркает, но Брэндона в грудь толкает, с подоконника, на который сесть успела в порыве страсти их бешеной, спрыгивает и к парню как кошка подходит, ластится и улыбается, на ухо непонятное шепчет что-то, тот не слушает, отмахивается и прочь гонит, не забывая, впрочем, и одежду в путь последний запустить, Брэндон только и успевает дубленку собственную схватить, да и кожанка женская на локоть как влитая ложится — Мишель язык показывает и за собой манит, палец хрупкий — безымянный — кольцом сияет, но Брэндон об этом думать не хочет, они вместе, здесь и сейчас и, коль это секс на ночь одну, это точно будет лучший секс в жизни ее, уж он об этом позаботится.       У бара по-прежнему людно и ярко, Мишель к стойке пробирается, запрыгивает и рукой не дрогнувшей водку подцепляет, не глядя по стаканам разливает щедро и Брэндону протягивает, глотком одним стопку свою выпивает — Брэндон не отстает, в нем уже такой коктейль намешан, что если он здесь вырубится, это будет весьма логичное завершение вечера, не особо красивое, но уж точно закономерное; столик в центре находится — ну, а где же еще? — и Мишель ему место яркое самое с улыбкой коварной уступает, ногой своей по его ведет, водку воде подобно хлещет, и Брэндон все понять не может, кто кого склеил-то в итоге?       — Так, значит, Мишель, танцующая на шесте?       — Это пилон, лапуля, не шест, на носу своем заруби.       Брэндон выдерживает час, может, минут сорок, его на улицу тянет, табак в легких пару декад назад закончился, Мишель настрой его улавливает, закуривает мгновенно — ей, королеве местечка этого злачного, и не такое позволено — сигарету из пальцев его выбивает щелчком идеальным: "это мое место, немного еще подожди", счет не оплачивает и улыбается знойно так, что Брэндон не справляется: на руки ее подхватывает, на улицу тянет, не криков, не стонов не слушая, но Мишель и не сопротивляется, на публику играет, губами к вене яремной прижимается, укусами награждает, что завтра явно пятнами чернильными по коже светлой разбегутся.       Мишель в губы целует неожиданно, ладошками под футболку ныряет, узоры вычерчивает лишь ей одной ведомые, Брэндон останавливается, целовать себя позволяет, к стене толкает, они друг друга на волю тянут, из коридора этого, огнями освещенного, где на них зал весь смотрит, спотыкаются, теряются, с ритма сбиваются, то ли летят, то ли ползут, пальцы в волосах, в одежде, всюду, куда дотянуться можно; Мишель в рот Брэндону стонет, он спиной во что-то врезается, контроль на нуле, эмоции на пределе, взрыв галактики и неон в зрачках — они на улицу вываливаются шумно.       Дверь, конечно же, скрипит.