* * *
Это была одна из тех вещей, которые она любила в магических болеутоляющих. Обычно они просто вырубают её, позволяя поспать подольше, чем обычно, что-то вроде естественного механизма исцеления организма. После того, как период сна пройдёт, она может проснуться в прекрасном настроении и без чувства, которое давали некоторые распространённые опиоиды. Это было почти как включение или выключение — она либо спала, либо была довольно функциональна, когда бодрствовала. Однако всё это было сущим адом для нормальной жизни. Конечно, с технической точки зрения, у человека её нет, когда он практически заперт в лазарете. (Стоп, а откуда она знала о побочных эффектах маггловских обезболивающих? Почему она это знала и откуда?) «Гораздо более эффективны, чем оксикодон, это точно», — добавил её внутренний голос. (Но откуда ей это известно?)* * *
Достаточно было лишь раз попросить сестру Эдельштейн получить программу всех занятий, которые она посещала. По-видимому, староста отдала это за день до того, как Гермиона проснулась. Это было очень мило. Наверное, ей следует поблагодарить старосту и купить ей что-нибудь в следующий раз, когда она пойдёт в Хогсмид. Гермиона спросила, как зовут старосту, в первую очередь потому, что хотела поблагодарить её. — О, девушка староста Агата Эббот. Парень — её брат-близнец, Эндрю Эббот. Они оба из Хаффлпаффа. Ну, она предположила, что они были Седриком Диггори этого поколения. Она чувствовала себя странно, потому что Гриффиндор всегда фокусировал взгляд только на Слизерине и наоборот, но логически она знала, что у Рэйвенкло и Хаффлпаффа тоже есть свои талантливые люди. Почему в этом году старосты не могут быть из одного факультета? И почему этот факультет не может быть Хаффлпаффом? — А она любит сладкое? Девушка могла бы купить что-нибудь в Сладком королевстве. Мэгги Эдельштейн помолчала. — Возможно. Однажды она была здесь из-за очень тяжёлого гриппа, и её брат принёс ей большую шоколадку. Ну, этот подарок наверняка был вручён исподтишка. — Спасибо. А можно мне сходить в библиотеку и взять несколько книг? Я сразу же вернусь в лазарет, обещаю, — спросила Гермиона. Сестра Эдельштейн бросила на девушку суровый взгляд. Учитывая её опыт общения с упрямыми подростками, это впечатляло. Если бы она была настоящим подростком, то испугалась бы. — Ты! Ты же должна отдыхать, Гермиона! Знаешь ли ты, что обычные зелья, которые я здесь храню, не смогли помочь тебе? Если бы профессор Слизнорт не вмешался, чтобы лично проверить твои внутренние органы и приготовить специальное зелье, ты была бы прикована к постели в больнице Святого Мунго! — Но, но... занятия! — Ну уж нет. Я буду следить за твоим состоянием ещё два-три дня. Если тебе покажется, что ты поправляешься, тогда я выслушаю тебя. На самом деле Гермиона не так уж отчаянно стремилась наверстать упущенное — она была уверена, что того, что она знала, будет достаточно, и даже больше. Это на самом деле довольно расслабляюще, иметь возможность сосредоточиться только на учёбе, а не на чрезвычайной ситуации в школе. — О, прекрасно. Но могу ли я оставить себе эту энциклопедию? — спросила Гермиона. (В её памяти была пустота). — Но, если ты будешь ложиться слишком поздно, я это конфискую, — предупредила Мэгги. Гермиона торжественно подняла руку. — Обещаю. С другой стороны, Гермиона знала, что ей придётся часто ходить в библиотеку. Никто не будет задумываться о том, что она снова и снова будет замечена в библиотеке, и её преданность делу не вызовет никаких вопросов. Кроме того, ей даже не нужно было думать о том, как стать книжным червём. Она была одна из них. Это было всё равно что надеть старый костюм, который, казалось, больше не подходит, но на деле всё ещё подходил. Ей нужно было выяснить, почему она здесь, и что она может сделать, если окажется, что нельзя вернуться — она была почти уверена, что ответ не в том, чтобы помочь уменьшить последствия Второй мировой войны. Война уже шла на полную мощность прямо сейчас и должна была закончиться через три года. Какая-то её часть боялась, что у неё не будет дома, куда она могла бы вернуться. (Что если мир потонет в огне? Что, если всё стало так плохо, что все решили, что лучше всего будет отправить одну Гермиону Грейнджер обратно? Так называемая самая яркая ведьма своего поколения?) Если так, то это, вероятно, была отчаянная, бессистемная попытка. Это могло бы объяснить её душевное состояние.* * *
Гермиона не ожидала, что профессор Слизнорт придёт на следующий день. Он выглядел счастливым, когда сел на стул рядом с её кроватью, бедный стул сам по себе слегка скрипел от его веса. Даже его твидовый пиджак имел забавный рисунок. «Где ему удалось его найти?» — лениво подумала она. На его красноватом лице сияла добродушная улыбка. Возможно, потому, что он с нетерпением ждал возможности привлечь ещё один очевидный талант в клуб Слизней. — Моя дорогая мисс Кюри, теперь вы выглядите намного лучше! В последний раз, когда я приходил сюда, я так волновался, переживёте ли вы ту ночь или нет. Её состояние было не настолько плохим, не так ли? Он, казалось, поймал её обеспокоенный взгляд и отмахнулся. — Теперь вам не о чем беспокоиться. Если вам удалось пережить первые два дня, то я уверен, что после вы сразу же встанете и побежите. О, где же мои манеры? Я просто так рад вас видеть. Я — Гораций Слизнорт, профессор зельеварения в Хогвартсе. Я также являюсь деканом слизеринского факультета, так же как профессор Дамблдор является деканом гриффиндорского факультета. Гермиона улыбнулась. Она чувствовала, что могла бы поцеловать его за то, что он дал ей такую хорошую возможность не солгать. — Я с нетерпением жду встречи с вами на занятиях, профессор. Кроме того, мне жаль, если я кажусь такой наивной, но что такое факультет? Профессор Дамблдор тоже упоминал об этом вчера, но я забыла спросить. Глаза Слизнорта расширились. — Разве директор вам не сказал? — Я уверена, что он достаточно занят, управляя школой каждый день, — прокомментировала Гермиона. — Тогда позвольте мне рассказать вам! Видите ли, у Хогвартса есть четыре основателя, и каждый факультет отражает характер этого конкретного основателя... Она позволила Слизнорту продолжать. При наличии достаточного количества ответов в нужное время, она, казалось бы, внимательно слушает. На самом деле он был довольно исчерпывающим в своём рассказе, хотя внимательное ухо заметило бы, что он был более благосклонен к Слизерину по сравнению с остальными — это было место, где амбициозные и талантливые люди объединялись между собой, где они оттачивали свои навыки и фактически находили достижение, к которому они стремились. Он действительно дал хорошее представление о том, как Рэйвенкло ценит интеллект и знания. Он изо всех сил старался найти достаточно хороших слов, чтобы описать Хаффлпафф, но не сдавался, используя странные фразы вроде «необычная тяжёлая работа», так что Гермионе пришлось прикусить губу, чтобы сдержать смех. Вероятно, это было связано с тем, что их точка зрения была довольно противоположной от Слизерина и поэтому ему было трудно понять, почему люди хотят быть в Хаффлпаффе. Однако его описание гриффиндорцев было чистым искусством. Он подчеркнул их мужество, а также их склонность бросаться головой вперёд в опасность, не останавливаясь. Он упомянул об их храбрости и боевом духе, оставляя открытым тот факт, что действительно очень легко заставить большинство людей сражаться за своих друзей, или что редко бывает человек, который интересуется, за что именно сражается друг, и согласен ли он с этим или нет. Он не оскорблял их, но обнажал их слабости. Гермиона усмехнулась. — Ваш факультет и факультет профессора Дамблдора, должно быть, часто находятся в дружеском соперничестве, — сказала она. Густые брови Слизнорта поползли вверх. — Хм, ну да. Дети так любят соревноваться за Кубок факультета. Откуда вы знаете? — Вы даёте самые длинные объяснения о Слизерине и Гриффиндоре, в то время совсем немного о Рэйвенкло и Хаффлпаффе. Она удивила его, заставив рассмеяться. Стул снова заскрипел, когда он двинулся. — Совершенно верно! Боюсь, что вы сразу же проникли в самую суть дела. Если вы даже наполовину так талантливы, как говорят ваши оценки СОВы, мой класс зельеварения был бы в восторге от вас. — Вы слишком высокого мнения обо мне, профессор, — сказала Гермиона всё ещё ухмыляясь. — Я уверен, что на самом деле следую консервативной оценке. Кстати, мисс Кюри, на какой факультет вас распределили? Гермиона нахмурилась. Она надеялась, что выглядит смущённой, а не косоглазой. — Распределили? — Вы хотите сказать, что ещё не проходили распределение? Моргана... — Слизнорт закашлялся. — Клянусь Морганой, Диппет определённо не торопится. По сравнению с первым курсом, у вас будут более сложные мысли и собственное мнение. Если вы хотите узнать больше о Хогвартсе, вы должны прочитать «Хогвартс: история». — Да я бы с удовольствием, профессор! Просто вчера, когда я заговорила о том, чтобы пойти в библиотеку, сестра Эдельштейн бросила на меня очень страшный взгляд. Я полагаю, что всё ещё нахожусь здесь под арестом. Всё, что я хотела сделать, это начать изучать материал для занятий! Она надула губы. — Превосходная рабочая этика, мисс Кюри! Вы отлично впишетесь в Слизерин. Я могу помочь вам с этим. Почему бы вам не составить список из пяти книг, которые требуются для ваших занятий? Я пошлю кого-нибудь, чтобы забрать этот список сегодня днём и помочь вам получить эти книги, пока вы находитесь в лазарете. Что вы думаете об этом? — Я думаю, вы очень великодушны, профессор Слизнорт. Спасибо. — О, не думайте об этом, дорогая. Я легко могу представить как вам здесь скучно. — После этого его общительность, казалось, немного поутихла, и в глазах появилось что-то вроде беспокойства. — Действительно, мисс Кюри, с вами всё в порядке? Это было серьёзнее, чем всё остальное, о чём он спрашивал или говорил. — Я полагаю, есть некоторая болезненность, но это должно быть ожидаемо после того, как меня сильно ранили. Но больше всего мне не нравится эта слабость. — И никаких внезапных острых болей? Что-то в этом вопросе привлекло её внимание. — Ну нет. Это забавный вопрос, профессор, потому что сестра Эдельштейн всегда спрашивает меня о затяжных болях, но она никогда не спрашивала меня о внезапных болях. Слизнорт кивнул. Он не стал ничего отрицать. — Я не удивлён, что она не спрашивала об этом. Когда стандартное зелье против восполнения крови и тому подобное не совсем сработало, профессор Дамблдор и я связались с директором школы. Я узнал довольно много проклятий, использованных против вас, и профессор Дамблдор тоже. Многие из этих проклятий темны и редки, поэтому мадам Эдельштейн не могла распознать их. А что касается нас двоих... у нас, хм, весьма специфическая специальность. Слизнорт скрыл большую часть своей собственной и Дамблдоровской истории. На самом деле это не было сюрпризом, но что действительно удивило её, так это то, насколько плохим было её состояние. Он замолчал на некоторое время, прежде чем сделать один долгий вдох. — Между нами говоря, я думаю, что мы определили худшие из проклятий и сумели стабилизировать ваше состояние достаточно, чтобы медсестра, которая пришла позже, могла творить свои чудеса. Но если бы мы были заняты в первые часы вашего прибытия... Гермиона знала, что Слизнорт даже не говорил о больнице Святого Мунго. — Я... — девушка глубоко вздохнула. Нет, она не собиралась избегать этого. Она знала кое-какие навыки медицины, и самое меньшее, что она могла сделать, это смотреть на это с открытыми глазами. — Насколько всё было плохо, профессор? — Я уверен, что сейчас вам вообще не нужно об этом беспокоиться. Вы уже идёте на поправку. Она покачала головой, не желая, чтобы её отвлекали. — Может быть, я потеряла часть тонкого кишечника? Нет, этого не может быть, потому что разрыв кишечника такой величины обычно обозначается жгучей болью. — Гермиона сделала паузу, думая: «О! Я вспомнила ещё один симптом — возможную рвоту кровью. Но я не помню, чтобы меня рвало кровью. Я была в плохом состоянии, но не настолько. Никакой последующей лихорадки не было. Я не думаю, что проспала бы только один день, если бы это было так». Её пристальный взгляд был твёрд, когда она встретилась глазами со Слизнортом, не реагируя на его удивлённый или заинтригованный взгляд. — Я вспомнила о постоянной боли в нижней части спины. Что с моими почками? Там были синяки? По тому, как Слизнорт поморщился, она поняла, что с этим у неё не всё в порядке. — Теперь всё в порядке, мисс Кюри. Правда, вам не нужно беспокоиться об этом. — У меня всё ещё есть кровь в моче. Я не думаю, что мои почки «в порядке». Слизнорт всё-таки ответил. — Там всё ещё есть лишняя кровь, от которой нужно избавиться. Теперь, я уверен, что, услышав больше, вы начнёте чрезмерно беспокоиться об этом. — Я всё равно буду волноваться, даже если не знаю, профессор. Разница лишь в том, что это было бы более иррациональное беспокойство, которое труднее сдержать. Гермиона даже не заметила, как опустила глаза и сжала кулаки. Для неё всё ещё было шоком столкнуться лицом к лицу со своей собственной смертностью, особенно когда она даже не могла вспомнить, как это произошло. Хорошо ли она сражалась против сил, превосходящих её? Была ли она небрежна и из-за этого попала в засаду? Если это была засада, если она была небрежна, она не могла не задаться вопросом, кто ещё был с ней тогда? Кто ещё умер из-за того, что она их подвела? — Тсс, тише. Всё в порядке, мисс Кюри, Гермиона. Теперь всё будет хорошо. Слизнорт несколько мгновений пребывал в замешательстве, прежде чем решительно придвинул свой стул и начал похлопывать её по плечу. Его большая левая рука неловко похлопывала её по руке. Она оценила этот жест. Он может быть трусом, и он может быть странным, но при всех его усилиях быть амбициозной социальной бабочкой, никто никогда не сможет обвинить его в том, что он не заботится о своих учениках. — Это просто... — начала она. — Может быть, я оставила кого-то там — может быть, я оставила много людей позади. Может быть, люди остались позади, потому что они пытались спасти меня. Я не знаю. Почему я оказалась одна? Я не могу точно вспомнить, что произошло, но я хотела бы быть сильнее... — Вы уже сильнее многих ведьм, которых я знаю, Гермиона. Это не ваша вина, слышите меня? Что бы ни случилось, это не ваша вина. Она позволила себе поплакать на плече Слизнорта, потому что так устала сдерживаться.* * *
Слизнорт, по-видимому, отправил одного из старост Слизерина в лазарет — она сразу заметила его значок в тот момент, как он вошёл, тёмные волосы с отблеском и идеально начищенные ботинки. В руке он держал толстый фолиант, и его одежда казалась более тёмной и насыщенной, чем обычные. Он двигался со старомодной элегантностью, приближаясь к её постели медленно и почтительно. С такой грацией он мог бы стать придворным где угодно — от холодных московских дворов до беспощадного декаданса Стамбула. Его утончённость была чем-то, за что Драко готов был убить. — Мисс Гермиона Кюри, я полагаю? — его акцент может резать стекло. — Хм, да, это я. У него были тёмные голубые глаза, и Гермиона с огорчением обнаружила, что подростковое тело означает, что она снова переживёт период полового созревания. Это было раздражающее отвлечение внимания, поскольку она изо всех сил пыталась запомнить, что она была в 1940-х годах. Даже в двадцать первом веке было невежливо набрасываться на человека, не узнав его имени. — А с кем я имею удовольствие вести диалог? — спросила она. Эти слова прозвучали с большей шлифовкой, чем она ожидала, так как Гермиона думала, что она запнётся на этой фразе. По-видимому, все те разы, когда Драко настаивал на том, чтобы показать, как это должно делаться среди чистокровок, гарантировали, что она чему-то научилась. Она видела, как почти улыбка на лице старосты сменилась неподдельным интересом. — Я действительно не против взять это на себя, Гермиона, но ты же знаешь, что я не всегда могу присутствовать на всех встречах. Будет лучше, если ты будешь знать достаточно, чтобы воткнуть кинжал обратно в закон, когда эти ублюдки попытаются воспользоваться тобой, — раздражённо сказал Драко. (Так. Ещё одно воспоминание о Драко. И когда же это было? И о чём же они говорили?) — Том Риддл, староста пятого курса Слизерина. Девушка протянула ему правую руку, но он не пожал её, а поцеловал костяшки пальцев. Его губы были мягкими, и от их касания на её коже распространялось покалывание, пока её память пыталась что-то вспомнить. Это имя ей казалось знакомым, но она не знала почему. — Мне очень жаль, что ты целыми днями находишься в лазарете. Гермиона пожала плечами. — Это раздражает, но я понимаю, что, возможно, упаду в обморок после одного занятия, поэтому я смирилась с этим. — И всё же я нисколько не жалею, что прямо сейчас составляю тебе компанию. Было трудно сдержать усмешку, вызванную его уверенностью. Он был интересен, да, но она не была такой дурой, чтобы её легко было обмануть — она не сомневалась, что у него было много поклонниц. Гермиона не хотела быть ещё одной из многих девушек, идущих за ним по пятам. — Неужели? Ты даже не знаешь меня. Может быть, я надоем тебе до смерти говоря о стандартах толщины котла. Я уверена, что у тебя есть гораздо более интересные дела, чем оставаться здесь, мистер Риддл, видит Бог, я не считаю выполнение поручений для учителей одним из моих любимых занятий. Гермиона встретила его пристальный взгляд с вежливой улыбкой. У неё действительно не было опыта с парнями с большим эго. Она уже чувствовала себя обязанной ущипнуть его именно на этом основании, например. — Вы слишком плохо о себе думаете, мисс Кюри, — ответил он. — Ну, похоже, больше никто не вызвался на это добровольно. Очевидно, что кто-то должен был это сделать, — легко сказала она. — А кто иначе будет сдерживать моё раздутое эго? Она знала, что именно её легкомыслие зацепило его. Девушка заметила, что теперь в его глазах вспыхнул интерес, в отличие от более ровной вежливости, с которой он начал разговор. Его уверенность подразумевала, что он не из тех, кто отступает перед вызовом. Таким образом, если ей всё равно, останется он или нет, то он решит остаться, чтобы выяснить, почему. — Ну и как тебе «Энциклопедия волшебных растений Британии» Кука? — ни с того ни с сего спросил он. Девушка нахмурила брови, не совсем готовая к такому вопросу. — Я ещё не начинала. В этом весь смысл чтения энциклопедий — у меня никогда не закончится материал для чтения в ближайшее время. Он откинулся на спинку стула, его взгляд был слишком понимающим и, таким образом, в целом раздражающим. — Если я готовлю очищающее зелье для крови, то могу ли я добавить красную печёночницу? — спросил он. Гермиона нахмурилась. — Её даже нет в ингредиентах... нет, подожди, ты что-то заменил, не так ли? — она перевела взгляд на него, думая над его вопросом. — Можно заменить одно, но это также означает корректировку по крайней мере двух других ингредиентов. Красная печёночница богаче металлическими следами, чем большинство других растений, которые плохо взаимодействуют со многими другими. Заменить что-то ей — это не совсем эффективное решение, — заметила Гермиона. — А если я скажу, что нашёл какую-нибудь восьмилепестковую дриасу? Она фыркнула. Это было слишком очевидно. — Здесь? Ну пожалуйста. Я бы сказала, что ты либо найдёшь совсем не то, либо это не то место. Если нужна восьмилепестковая дриаса — то я бы рекомендовала побывать в Озёрном крае... или даже в горах. Они ещё секунду смотрели друг на друга, а потом он удивлённо поднял бровь. Ридлл снова заговорил: — Есть по крайней мере три обычных зелья с ослаблением в качестве одного из эффектов — я могу легко заменить слабительную траву в каждом листьями ревеня. Верно? Всё, что он сказал, было верно. Гермиона уже собиралась кивнуть в ответ, но тут заметила, что его улыбка слегка скривилась. — Подожди, нет! Это был вопрос с подвохом, не так ли? Листья ревеня —листья чертовски ядовиты! И это ближе к вопросу зелий, чем гербологии! — она нахмурилась. Он не испугался её возмущённого протеста и дал ей свою оценку. — Ты уже знаешь примерно половину содержания энциклопедии, — заявил он. — Я... — что она должна была делать, отрицать? Она даже не помнила, как много читала, но это точно была не первая книга, которую она прочитала. Возможно, его догадка даже не так уж и ошибочна. — А тебе какое дело? — спросила она в ответ. — Пожалуйста, не притворяйся, что ты мне скучна, когда мы оба прекрасно знаем, что это не так, — сказал он. — Ты никогда не будешь обычной, мисс Кюри. Я буду тому свидетелем. — Его заявление прозвучало странно, как обещание, и эта торжественность застала её врасплох. Он был серьёзен. Но эти слова... он должен быть более осторожным с этими словами, потому что точно так же, как «я клянусь», «я свидетельствую» были важными словами в различных магических ритуалах. «Что же он хочет сделать?» Эта странная не-совсем-улыбка играла в уголках его губ. Он был слишком интригующим. — Я просто... иногда нет ничего более полезного, чем сидеть у камина и читать. Я всегда слишком много читала. — Она говорила быстро, потому что у неё не было ответа на замешательство, и она не хотела ответить глупо. — А ты? Если я спрошу тебя, где можно найти зимний аконит в дикой природе? Последовала пауза, и ответ прозвучал, как будто он только что прочёл об этом. — Я бы сказал «не здесь», потому что зимний аконит произрастает в Европе, а не в дикой природе в Британии. Это тоже вопрос с подвохом. В его голосе прозвучал едва заметный упрёк. Если он и ожидал, что она растеряется, то это было не совсем так: Гермиона не была юной девушкой, склонной к поведению дурочки перед парнем, даже если он был невероятно красив. Она только улыбнулась. — Ну и ну! Наверняка кто-то с обширными знаниями нашёл бы ответ слишком очевидным. Даже если ясно, что ты скорее Мастер зелий, чем Мастер гербологии. Она ни за что не позволит ему подставить ей подножку, и если он не хочет извиняться, то и она тоже. В комнате воцарилась тишина, пока они долго и пристально смотрели друг на друга. Он кивнул первым, как бы отдавая должное позиции, которую она заняла. — Профессор Слизнорт сообщил мне, что тебе нужна дополнительная информация о Хогвартсе. Это его личный экземпляр книги «Хогвартс: история». — С этими словами он встал и положил книгу на столик. Глаза Гермионы расширились. — Я не могу это принять. — Ты его не забираешь, а просто одалживаешь и вернёшь чуть позже, — уточнил он. — Пожалуйста, не беспокойся о таких пустяках. Если, конечно, ты не сможешь убедить его, что позаимствовала ту же самую книгу откуда-то ещё? Она не могла ответить утвердительно на этот вопрос. Девушка вспомнила кое-что ещё. Обмен и принятие небольших одолжений иногда были игрой среди молодых чистокровок и полукровок в Слизерине, потому что это было случайно, и это был простой способ начать изучать более сложные социальные игры. (Она почему-то знала, что впервые услышала это от Драко, хотя и не могла вспомнить, когда именно). Девушка нуждалась в помощи, поэтому Слизнорт с радостью предоставил ей это. Она, вероятно, могла бы отблагодарить его засахаренными ананасами. — Хорошо. Пожалуйста, передай профессору мою благодарность. — Конечно. Профессор Слизнорт также упоминал, что ты хотела бы взять кое-какие книги из библиотеки. — А! Я записала какие, и уверена, что список где-то тут... Девушка начала перебирать одеяло перед собой, пытаясь найти потерянный клочок пергамента. Именно тогда она почувствовала легчайшее прикосновение к своему левому локтю. — Сиди спокойно. — Он был слишком близко к её уху. Она почти чувствовала его дыхание на своей шее, чувствовала руку, которая всё ещё держала её за локоть. Она чувствовала жар. Он поймал клочок пергамента, готовый выскользнуть из-под её руки, и вытащил его, отступая назад. — Я полагаю, это всё? Гермиона быстро взяла пергамент, сосредоточившись на названиях книг и надеясь, что её лицо не покраснело. Как будто переживание второго периода полового созревания не было достаточно ужасным событием. — Да, всё так. — Она вернула ему пергамент. — Можешь не торопиться. Он внимательно посмотрел на неё, как будто что-то искал. — Что? — Возможно, я буду свободен сегодня вечером после обхода, — заявил он. — И что? — спросила она. Ей показалось, что он был почти удивлён. Почти. — Что? — Я же сказала, что нет никакой необходимости спешить, верно? Я уверена, что у тебя есть и другие дела, кроме выполнения поручений для Слизнорта или меня. Гермиона действительно понятия не имела, что именно заставило его снова пристально посмотреть на неё, но этого было достаточно, чтобы вызвать у неё чувство сочувствия к бабочке под лупой. — Я навещу тебя сегодня вечером, если это не слишком неудобно. — И с этим заявлением и твёрдым кивком он ушёл.* * *
Она хорошо выспалась после обеда (ей всё ещё нужно было много спать, чтобы восстановиться). Девушка проснулась где-то около пяти и начала бегло просматривать «Хогвартс: история». Гермиона помнила кое-что, какие-то главы. Но она знала, что книга не всегда остаётся неизменной в разных изданиях. То, что она пыталась обнаружить в первую очередь, были различия. Как только у неё появлялось свободное время, чтобы внимательно читать, они всегда оказывались весьма поучительными. Это особенно касалось изданий, вышедших примерно в то же время, когда был избран новый Министр магии. Почему? Потому что будет отражать новую официальную позицию. Так она сможет понять, какие части истории были изменены или скрыты, какие части теперь считаются неуместными или ненужными для детей. Она знала, что нынешнее Министерство любит выделяться; это была канарейка в шахте для будущей политики. Она превратила это в свою личную систему предупреждения. Именно так она получила согласие на новый закон о регистрации оборотней, когда он всё ещё был на стадии планирования. Когда она узнала, кто был ответственен за это, найти их личную слабость одну за другую было не трудно. После этого, садясь за столом переговоров, Гермиона уже знала их семейные истории вдоль и поперёк, и Драко Малфой знал тоже. («От того, что я остолоп из высшего общества, есть своя польза», — сухо сказал он). Драко закатил глаза. Несмотря на всю его скупую похвалу и обидчивое отношение к ней, когда он раньше терпел неудачу в расследовании вместе с ней, сегодня он с радостью поднял свой бокал и провозгласил тост от её имени за всех в этом проклятом зале. Все её шипящие фразы: «Малфой, прекрати!» — были беззастенчиво проигнорированы. Возможно, ему помогло то, что Гарри был на его стороне. Мальчик-который-выжил небрежно опустил руку на её плечо и подмигнул ей, хотя разве это называется подмигиванием, когда у тебя только один глаз? Гарри удержал её от преследования этого придурка. Невилл и Луна также преграждали ей путь, чёрт бы их побрал. Рон был на некотором расстоянии от них, но всё равно поднял свой бокал за неё. Рядом с ним стояла потрясающая блондинка... о, Лаванда. Джинни неуклюже махнула рукой, но Гермиона не обиделась. Она с лёгкостью помахала в ответ. Если Джинни хочет сопровождать своего брата, то почему бы и нет? Они были одной семьёй. Гермиона и Рон взяли ещё один длинный перерыв, и она была удивлена, что любая ревность, которую она чувствовала, была просто мимолётным уколом. Воспоминания исчезли так же быстро, как и появились, но что-то внутри неё расслабилось. Они всё ещё были там, даже если они были беспорядочны, даже если их нелегко было вспомнить. Её воспоминания всё ещё были там. Сестра Эдельштейн заглянула к ней незадолго до ужина, а затем позвонила в колокольчик, чтобы сообщить домашним эльфам, что они могут начать приготовления еды для Гермионы. Именно тогда ей удалось вспомнить, кто же такой Том Марволо Риддл. Ну, во всяком случае, она помнила, кем он стал в её будущем. Он был тёмным лордом Волан-де-Мортом. Сумасшедший с семью крестражами. Тёмный волшебник, который пытался убить Гарри и потерпел неудачу (дважды). Она рассмеялась, свободно и без всяких угрызений совести. Это была просто... чистая ирония встречи. Он понятия не имел, кто она такая. Вообще. Она и сама понятия не имела, кто он такой. Они были всего лишь двумя высокоинтеллектуальными студентами, болтающими друг с другом в хогвартском лазарете. Том выглядел таким нормальным — но, конечно, почему бы и нет? Он ещё не был тем сумасшедшим. Люди переоценивают то, как должны выглядеть ненормальные убийцы, как будто должна быть какая-то леденящая аура, которую бы они источали. Но если соседи многих серийных убийц никогда не замечали среди них волка, о чём свидетельствуют их интервью, то почему кто-то должен замечать, что Том Риддл есть или становится сумасшедшим? (Она помогала сортировать различные статьи по криминологии и криминальной психологии, основываясь на их актуальности для Гарри, чтобы он изучал их, когда он поднимался по карьерной лестнице и пытался изменить политику авроров во что-то более современное. Она также узнала много рассказов из первых рук о некоторых наиболее известных преступлениях, и это включало показания свидетелей. Она очень хорошо знала характер сумасшедшего и озабоченного человека). Люди хотят думать, что эти бессердечные убийцы должны выглядеть иначе, потому что им не нравится думать, что они тоже могут легко стать одним из них. Человек не любит думать, что грань между добропорядочным гражданином и чудовищем — это не твёрдая стена, воздвигнутая благосклонным императором для отпугивания варваров, а простая дорожка, прочерченная палкой на песке, рядом с которой стоит директор цирка. Ну же! Подумайте обо всех тех людях, которые причинили вред вам и вашей семье! Проходите сюда, дамы и господа! Шаг прямо сюда, и давайте заставим их заплатить кровью... Если бы Гермиона была младше, она, возможно, была бы в ужасе от перспективы учиться в одной школе с подающим надежды тёмным лордом. Если бы умственный возраст Гермионы соответствовал её физическому возрасту, она могла бы злиться на него за все преступления, которые он ещё не совершил, она могла бы изо всех сил скрывать свою попеременную ярость и настороженность. Но у неё были смутные воспоминания о том, как она и Гарри (и Рон, и все остальные) слышали об ещё одном подражателе тёмного лорда, и её первой реакцией было закатывание глаз. «Только не снова», — пожаловалась она Луне (она тоже была невыразимцем, но из другого отдела), игнорируя благоговейные взгляды младших авроров, когда она шла в офис Гарри, чтобы спланировать их следующую операцию. (Её гриффиндорские друзья всегда вытаскивали её из передряг, когда случалось крупное нападение, независимо от того, сколько они жаловались на межведомственные документы, которые требовались. Она была только рада не позволить своим навыкам в этой области ухудшиться. И она не собиралась отпускать их в поле для рискованных действий без медицинской поддержки, особенно после того, как Гарри потерял свой глаз из-за особенно тёмного проклятия. Он не мог быть восстановлен, так как проклятие задержалось в рубцовой ткани. Но если бы она была быстрее, возможно, оказала бы правильную первую помощь... Несмотря на заверения Гарри, что это не её вина, Гермиона начала изучать медицину и лечение). Конечно, по крайней мере половина этих новых восставших тёмных лордов не могла сравниться с Волдемортом, но дело было не в этом. Она вспомнила, что Гарри рассказывал ей о том, как некоторые из младших авроров были удивлены тем, что эти фанатики на самом деле были похожи, когда они совершали набеги на дома. Многие из них были подростками, всё ещё живущими со своими родителями, мечтающими о несуществующей и полностью вымышленной прошлой эпохе чистокровной славы. Если бы они не были рождены в чистокровных семьях, не имея в наследство ничего, кроме язвительной ненависти, кто знает, кем бы они могли быть вместо этого? Том Риддл был в таком же положении. Осиротевший и покинутый, Том Риддл пережил тяготы жизни в маггловском сиротском приюте 1930-х годов, когда он был странным, владеющим волшебством ребёнком, даже без малейшего представления о том, что магия возможна. Случайность его рождения, нежеланная в обоих мирах, предопределила, что он всегда будет аномалией, отклонением от нормы. Возможно, именно там он пришёл к выводу, что жизнь — это вопрос выживания наиболее приспособленных. Возможно, именно тогда он превратился в Волан-де-Морта — кто знает? Когда-то он был Волан-де-Мортом и, казалось, считал, что природа жизни была отвратительной, жестокой и короткой, — что люди по своей природе жестокие звери. Было ясно, что его личная философия состояла в том, чтобы взять то, что он хотел, и уничтожить всё, что лежало на его пути к этому. Несмотря на то, что она была ведьмой на стороне добра, Гермиона также знала, что она уже не была такой наивной, какой была в молодости. Она не колеблясь бросила заклинание сильного ветра в одного из идиотских кузенов Яксли, чтобы отвлечь его от Луны, когда они попали в засаду, хоть она и знала, что это означало, что она столкнула его с утёса. Делает ли это её лучшим человеком только потому что она использовала другое заклинание вместо Авады Кедавры? В конце концов, результат был тот же. Он умер. Она не раз была ранена в бою. Люди, против которых она посылала заклинания, тоже умирали в большом количестве, либо непосредственно, как с тем заклинанием ветра, либо позже из-за осложнений их раны. По правде говоря, Гермиона Грейнджер может быть названной убийцей так же легко, как и Том Риддл. Всё, что ей нужно — это чтобы её заставили защищать себя или людей, которые ей небезразличны. Тогда почему она должна бояться Риддла? Если он когда-нибудь попытается убить её, она даже не будет думать дважды о том, защитить ли себя, и попытаться убить его снова. Но прежде чем дойдёт до этого, она была вполне способна просто сесть и поговорить с ним. Неужели она должна бояться его, потому что он может убить её? Потому что она может умереть? Многие из тех, кого она знала, умерли — размытые очертания, вспышки образов, но ни одного знакомого лица. (Кто, чёрт возьми? Кто умер, чью смерть она не могла вспомнить?) Что такое смерть, как не очередное великое приключение? Она уже видела эту усталость в глазах Гарри после более чем десятилетнего пребывания в волшебном мире. Она легко узнала этот взгляд, поскольку достаточно часто видела его в зеркале. Гермиону Грейнджер больше не заботит призрак смерти. Она этого не боится. «Я не буду бояться», — сказала она себе, почти теряясь от осознания этого. Она чувствовала себя свободной. «Страх — это убийца разума. Страх — это маленькая смерть, которая может уничтожить меня. Я встречусь с ним лицом к лицу и позволю ему пройти сквозь меня. Когда он исчезнет, останусь только я». Она тихонько посмеивалась, когда вошла сестра Эдельштейн. — О, дорогая, с тобой всё в порядке? Гермиона вытерла слёзы, выступившие из уголков её глаз. — Я в порядке, сестра Эдельштейн. Просто... вспомнила кое-что. — Неужели? Что-то о семье? Друзей. Выпускников Хогвартса из её поколения, которые пережили войну. «— Итак, что же заставило тебя заскочить сегодня? Дафна Гринграсс странно посмотрела на неё. Да, она знала, что они нуждаются в более опытных людях, и в такой чрезвычайной ситуации, как эта, это также означало, что нужно было вытащить тех, кто не был аврорами. Она просто не знала, почему Гарри выбрал Дафну. Это будет опасно, а белокурая чистокровная принцесса не походила на кого-то, кто хотел бы сделать что-то, что сломало бы её наманикюренные ногти. — Грейнджер, ты ведь знаешь, что они схватили моего отца? Для убийства им нужно всего лишь использовать тридцать заклинаний. — Её тон был сухим, ироничным. — Моя мать сделала это только потому, что сумела бросить Летучий порох на горящую кучу опорных балок и надеялась, что это сработает. А ты знаешь, что она проползла половину нашей столовой, когда они уже сломали ей обе ноги и даже отрезали левую ступню? И всё потому, что они хотели быть сами по себе, вместо того чтобы сражаться на той или иной стороне. А сейчас? Сейчас Дафна хотела отомстить». После этого, как бы неловко они с Дафной ни чувствовали себя, им всё равно было гораздо уютнее друг с другом, чем Гермионе с людьми, которые не прошли через войну и послевоенное время. — Гермиона? Она моргнула и посмотрела в встревоженные карие глаза Мэгги Эдельштейн. Казалось бы, она снова выглядела неловко. Ей нужно было срочно что-то предпринять. — Семья... — пробормотала молодая ведьма. Выражение лица Мэгги смягчилось. — Если тебе тяжело, мы можем отложить это на потом. — Мы говорим обо всех тех людях, с которыми я вместе прошла войну? —внезапно спросила Гермиона. — Потому что если так, то да, они родственники. Мы — семья, из-за огромного количества пролитой крови и оплакиваемых смертей, мы всегда будем семьёй, пока смерть не разлучит нас всех. Ведьма понятия не имела, что именно вызвало такой печальный взгляд в глазах медсестры, но она не собиралась жаловаться, если Мэгги хотела её обнять. Было приятно, когда её обнимали. Гермиона с довольным вздохом обняла её в ответ. Возможно... возможно, была причина, по которой её память была неполной. Она действительно не хотела знать, в какую глубокую скорбь может погрузиться, если узнает, что слишком много её друзей погибло. (В этой мысли прозвучало эхо правды, которое ей не понравилось, и несколько воспоминаний с неясным проблеском обмякших тел, синяков и крови. Ей не хотелось думать, что за послевоенные годы погибло больше, чем несколько её друзей). Возможно, таким образом, она могла бы продолжать надеяться, что они мирно живут своей жизнью в будущем, которое она оставила позади, и пусть эта мысль успокоит её.