Когда они добрались до библиотеки, Гермиона захватила с собой несколько книг, и Том тоже взял одну или две для собственного чтения. Он видел, как она прислонялась к книжной полке, и даже несколько раз повисла на нём, чувствуя, как слабеют конечности. Он не жаловался, даже если она поклялась бы, что он рассматривал её с таким же вниманием к деталям, какое Чарльз Дарвин уделял новому виду зябликов — вплоть до того момента, когда он мог даже подумать о сохранении её туши как интересного экземпляра, в комплекте с биркой на щиколотке.
Она проигнорировала его, так как он не собирался так поступать.
Откровенно говоря, она стала действительно хороша в игнорировании чего-либо, кроме прямых физических или психических атак, после того, как применяла чары в своей квартире и кабинете.
Там, где действительно обеспокоенный староста спросил бы её, не хочет ли она вернуться, и, возможно, спросил бы, не слишком ли она уже устала, он просто наблюдал за её борьбой с ровным спокойствием.
В нём не было ни капли сочувствия. Удивительно, но Гермиону это вполне устраивало.
Она устала от постоянных расспросов о том, как у неё дела, когда к ней заглядывал кто-нибудь из профессоров или даже сама сестра Эдельштейн. Беседы, в которые она вступала с ними, были приятными, Бог
* свидетель, иначе она избавилась бы от скуки, но она могла обойтись и без этих почти удушающих взглядов.
Несмотря на все провалы в памяти, внутреннее чувство подсказывало ей, что она пережила и худшее.
Так они очутились в одном из частных кабинетов библиотеки, сидя под прямым углом друг к другу. Гермиона опустила книгу, которую читала, и пристально посмотрела на Тома.
—
Пожалуйста, прекрати это.
— Прекратить что?
У него хватило наглости казаться слегка озадаченным.
— Ты уже давно смотришь на меня, когда думаешь, что я не смотрю. Не говори, что это не так, потому что я знаю, что вижу. Поскольку я предпочла бы сразу перейти к делу, ты можешь просто спросить меня, что у тебя сейчас на уме.
Гермиона могла бы заглотнуть наживку, будь она менее опытной — как, скажем, случилось с её знакомством с волшебным миром в идеалистическом Хогвартсе. Она обнаружила, что реальный мир полон людей с неясными мотивами и принятие вещей за чистую монету не очень хорошо ей помогает.
(«Тот, кто сказал тебе, что ты можешь изучать политику по книге, должен получить Аваду. Да, это относится и к офисной политике, Грейнджер». Драко сказал это с раздражением. Ещё одно воспоминание в памяти, которое она не могла вспомнить. Она узнала измученное выражение его лица и своего по отражению в окне Флориана Фортескью — они оба только недавно поступили в Министерство, оба всё ещё были перегружены работой).
Его любопытство было явно больше, чем желание вести себя нормально.
— Ты выразила желание помочь мне, — сказал он.
— Ты ведь не забыл о сделке, о которой мы договорились? — она приподняла одну бровь.
— Вот так легко.
Это было простое утверждение, но за ним скрывалась сотня вопросов. Его глаза были бездонны и холодны, как полярные моря, и он обладал хищным спокойствием, к которому большинство людей могло только стремиться. Он не ёрзал и не постукивал ногой. «Змея в траве», — подумала она. Как это уместно.
— Ну, я так решила. А почему бы и нет? — спросила она.
— Это кажется слишком лёгким.
— Это последнее, что может быть легко, — возразила она. — Любое соглашение, которое выходит за рамки одной единственной цели или простой задачи, постоянно пересматривается, неявно или явно, просто потому, что будущее никогда не бывает настолько предсказуемым.
— Верно, — согласился он, — и всё же ты всё ещё держишь меня за дурака.
— О, поверь мне, ты один из очень немногих людей, к которым я отношусь совершенно серьёзно. В самом деле, в чём проблема? — в этот момент она почти вскинула руки вверх. Будь прокляты слизеринцы и их паранойя до самых глубин
Мории.
— Если ты поклянёшься мне в верности...
— Я
не одна из твоих прихвостней, Том, и
никогда не буду, — предупредила она.
— Смелые слова для полуживой ведьмы, — указал он на её состояние.
— О, смерть меня не страшит. Что я на самом деле потеряю, если буду сражаться с тобой? Я могу убить тебя и тем самым избавлюсь от потенциального Тёмного Лорда раньше, если мне повезёт, а если нет, то, возможно, я снова увижу свою семью и друзей, если умру. Кто знает? С моей точки зрения, я выигрываю в любом случае. — Она улыбнулась, точно так же как её кошки, когда те обнажали клыки перед чересчур самоуверенными грызунами, пытающимися прокрасться на кухню и украсть еду.
— А если бы я остался жив, разве ты не потерпела бы неудачу? — спросил он. К его чести, она едва могла различить напряжение в его идеально ровном голосе.
Она пожала плечами.
— О нет, это просто заминка. Ты слышал, что я сказала, не так ли? Ты будешь меняться, и это заставит неожиданно большое количество людей объединиться. Рано или поздно ты всё равно умрёшь позорной смертью, если продолжишь свой нынешний путь. Прямо сейчас твоя смерть и падение — это просто вопрос
когда, а не
если.
— Если бы мы дали клятвы на крови, мы бы обошлись без этих утомительных споров, — пробормотал он.
Многие подумали бы, что он имел в виду только клятву на крови, но её воспоминания давали более тёмный смысл: использование магии крови, чтобы подчинить её своей воле. Это было менее мощным, чем Империо, поскольку её можно определить только в начале, и она не могла быть общей, но её было бы труднее обнаружить.
Одна из часто конфискуемых фамильных реликвий авроров, которые передаются невыразимцам, — это обручальное кольцо, которое связывает владельца с любым, кто носил другое кольцо. Некоторые из этих колец имеют зубцы внутри.
Их взгляды встретились, оценивая друг друга — его, спокойно наблюдательный, в то время как её взгляд был суровым предупреждением, говорящим ему, что она
точно знает, о чём он говорит.
Мир сохранялся только потому, что они могли видеть руки друг друга на столе.
«На данный момент».
Она была откровенна в своём ответе.
— Как будто я когда-нибудь соглашусь связать себя с кем-то. Ты собираешься сражаться со мной
сейчас? Если и так, то только до самой смерти.
Гермиона и сама сомневалась в своей способности хладнокровно убивать, но ему не нужно было этого знать. Был также хороший шанс, что её инстинкт выживания победит, как только он начнёт посылать тёмные проклятия в её направлении.
Его губы беззаботно изогнулись вверх.
Она так же легко улыбнулась в ответ, хотя улыбка и не коснулась её глаз.
Была причина, по которой Гарри (и она, и ещё несколько человек) подписали открытое письмо, которое должно было быть распространено в их офисе — ни под каким предлогом никто из подписавших его людей не должен был получать сюрпризы на день рождения или что-то неожиданное. Однажды Рон вышвырнул бедного посыльного через дверь своей квартиры и дальше по коридору, потому что его тогдашняя подружка была настолько глупа, что послала ему неожиданный подарок, предоставив доставщику доступ в его квартиру. Удивительно ли, что он решил, что это незваный гость?
(«И я подумала, что он не мог бы сделать хуже, чем Лаванда», — размышлял в её голове зрелый голос).
Она могла чувствовать магию, собирающуюся вокруг него, поскольку намерение применить её было, вероятно, на ближнем крае его ума прямо сейчас. Она не моргнула и не отвела взгляд, а просто сделала то же самое, скользя кончиками пальцев по острию палочки. Несколько невербальных заклинаний, пришли ей на ум — ей нужно было время, чтобы продумать их, так как она специализировалась на заклинаниях широкой области всякий раз, когда она поддерживала авроров Гарри или Рона в полевых условиях.
Ведьма не знала, что заставило его пока воздержаться: то ли то, как она держалась под давлением, то ли ещё что-то, о чём она понятия не имела. Когда в следующую минуту он не стал действовать опрометчиво, Гермиона фыркнула от скуки и раздражения.
— Чёрт возьми, Риддл! Если ты хочешь отступить, просто скажи, и я пойду своей дорогой.
— И тогда ты оставишь меня в покое?
— Кто сказал что-нибудь о том, чтобы оставить тебя в покое? Я буду стоять на страже — я терпеть не могу настоящих убийств и пыток людей, помнишь? Но иначе я не буду вмешиваться в твою жизнь. — Она ещё раз глубоко вздохнула, прежде чем отодвинуть книгу, которую читала, назад. — Чёрт, единственный раз, когда я пытаюсь кому-то помочь, всё просто взрывается. Почему я вообще беспокоюсь? Действительно, может быть, мне стоит просто...
Ведьма, вставая, что-то бормотала себе под нос, Том встал так же быстро и преградил ей путь. Она только сложила руки на груди и бросила на него измученный взгляд.
— Не уходи.
— Это приказ или просьба? Потому что я не хочу слушать первое, а если это второе, то ты упускаешь волшебное слово.
— Пожалуйста.
Это было сказано с совершенно неискренней прямотой, но она предположила, что он никогда не практиковал это, говоря это по-настоящему, а не притворяясь.
— Хорошо.
Поговорим.
— Ты можешь поклясться, что не выдашь моих секретов?
Она не удержалась от желания хлопнуть себя по лбу.
— А кто будет решать, что является «секретом», а что нет? Боже мой, Том! Что я получу, согласившись на такую обязующую клятву? Ты же не подаришь мне чёртову
Британскую библиотеку, чтобы я могла требовать от тебя так много! Не мог бы ты, я не знаю, начать
действительно переговоры, а не просто требовать чего-то?
— Я могу связать всех подчинённых мне людей клятвой никогда не покушаться на твою жизнь.
— Разве это не то, что большинство людей в цивилизованном обществе считают само собой разумеющимся? Ну, знаешь, чтобы люди вдруг
не пытались их убить? — недоверчиво переспросила Гермиона. Не говоря уже о том, что он легко освободит себя от такой клятвы, чтобы всё ещё попытаться убить её, если ему вдруг захочется.
Она снова села, как только показалось, что слизеринец действительно собирается поговорить с ней, а не требовать чего-то. Ну, она не слишком стремилась проверить пределы своей нынешней выносливости. Том тоже вернулся на своё прежнее место.
— Клятва верности за клятву защиты от любого, кто попытается убить тебя с континента, — сказал Том.
У него получалось лучше — по крайней мере, это начинало звучать как сделка, а не односторонняя команда. Она покачала головой.
— Во-первых, в Хогвартсе есть
фантастическое, плотное переплетение защит, наслоенных не одним поколением, как любезно сообщила мне «История Хогвартса». Во-вторых, я прекрасно умею защищаться, и, если этого недостаточно, я всегда могу залечь на дно.
По сравнению с большинством волшебников, она
знает, как жить в мире магглов и как залечь на дно.
Она подняла руку, чтобы он пока не говорил.
— И наконец, я
никому не даю клятвы верности. Даже если это был бы, скажем, гипотетический кто-то, кто оказался одновременно моим лучшим другом
и героем волшебного мира. Я защищаю свою семью, потому что люблю её. Я буду поддерживать своих друзей по той же причине, и потому что я уважаю людей, которыми они являются. Если это уважение когда-нибудь будет утрачено, если...
У неё пересохло в горле. Гермиона ущипнула себя за переносицу, на мгновение прикрыла глаза и взяла себя в руки.
— Если кто-то из них вдруг станет тёмным лордом или тёмной леди, поверь мне, я буду первой, кто пойдёт против них.
«По крайней мере, я должна буду услышать объяснение из их собственных уст». И она хотела лично увидеть их явное зло и разрушение, чтобы у неё не осталось места для сомнений и любви.
Она увидела, как в его глазах вспыхнуло любопытство, и он полностью сосредоточился на ней.
— Даже если они твои друзья?
Она прикусила губу.
— Надеюсь, до этого никогда не дойдёт, но да.
На самом деле Гарри был единственным, кто спросил её об этом. На самом деле она не удивилась, что это воспоминание было выжжено в её сознании сильнее, чем другие подробности её собственной жизни.
(«— Если когда-нибудь найдётся тёмный маг, который завладеет душой и превратит меня в какое-нибудь чудовище, обещай мне, что ты убьёшь меня, Гермиона. Ты единственная, кого я знаю, кто может это сделать и действительно сделает»).
— Было бы проще, если бы я просто убил тебя, — нарушил молчание Том. Его лёгкий вздох прошёл мимо раздражённых взглядов других людей.
Она усмехнулась с облегчением, потому что не хотела даже пытаться вспомнить, что заставило Гарри сказать это. Что-то зловещее висело в глубине её сознания: пылающее ночное небо, трава цвета крови. Даже если она не могла вспомнить ничего, кроме странных вспышек образов и слов Гарри, всё, что было связано с этим событием, окутывало чувство беспокойства.
Том только что дал ей удобный повод отвлечься.
— Ну, было бы также проще, если бы я решила просто убить тебя и действовать в соответствии с этим. И всё же жизнь, достойная того, чтобы её прожить, состоит не из лёгких выборов.
Это было самое странное: Гермиона чувствовала себя более опустошённой разговором, чем прогулкой в библиотеку.
— Послушай, если ты решишь, что не можешь доверять мне настолько, чтобы позволить мне советовать тебе и быть твоим другом,
тогда уходи.
— Мы ещё не закончили, — его тон не допускал возражений.
— Тогда решайся, чёрт возьми!
Его палочка в мгновение ока оказалась у её горла, но её палочка с такой же скоростью оказалась нацеленной прямо ему в сердце. На самом деле, она очень хорошо справилась с заклинанием искусственного дыхания — это пришло ей в голову через секунду. Очень
нецелесообразно добавлять дополнительный электрический ток к сердцу, которое уже работает нормально. В конце концов, можно просто заставить сердечные мышцы сжаться.
И это заклинание было лишь одним из многих, которые она уже придумала за эти две секунды.
— Ну, это неловко, — сказал Том, и мягкость его голоса противоречила его собственным словам.
— Нет, это просто... как бы это назвал чистокровный учитель по этикету? Ах,
неудобно. Это всего лишь небольшое
неудобство. — Бодрый тон, который она использовала, был тем, которому она научилась у Дафны, когда ей приходилось разговаривать с упрямыми волшебниками.
Тома, казалось, совершенно не волновала угроза, которую она представляла. Гермиона всё ещё была слегка ошеломлена тем немногим, что она могла вспомнить, и потерей мира, который, как она боялась, навсегда остался позади, так что она наплевала на него. Она не лгала ему — она всё ещё была довольно равнодушна к жизни и смерти прямо сейчас, хотя и надеялась, что со временем это изменится.
— Ты должна понять моё положение. Ты — угроза, Гермиона. — Он очень осторожно провёл палочкой вниз по её яремной вене, к ключице. Она прочистила горло. В этом было что-то пугающее для неё, и не в смысле смертельной опасности.
— Я не представляю для тебя угрозы, если ты не заставишь меня.
— Ах, но ведь ты — сила
добра, разве ты не говорила этого? Я уверен, что ты легко отметишь кого-то вроде меня как
нехорошего, не так ли? И где мы тогда будем? — он говорил так разумно. Если бы только он не постукивал кончиком палочки по её ключице.
«Он был бы фантастическим джазовым певцом», — совершенно случайная мысль пришла ей в голову. — «Этот голос был создан, чтобы петь».
— Но что такое добро, что такое зло? — спросила она, быстро оправляясь от этого мозгового сбоя.
Том посмотрел на неё с лёгким недоверием.
— Мы действительно собираемся углубляться в онтологию
прямо сейчас?
— У меня тоже не хватает терпения на философию, — ответила она, медленно передвигая книгу по арифметике на стол, чтобы поддержать правую руку — через пять минут у неё начнётся судорога, если ей придётся всё время держать палочку наготове. Она всё ещё была прижата прямо к его сердцу. — Но ты считаешь меня угрозой именно потому, что у тебя есть представление о том, что такое «хорошо», и ты чувствуешь, что не подходишь под это определение, и поэтому я буду против тебя. И всё же ты даже не подумал, что моё определение «хорошего» может быть не очень похоже на то, что ты относишь к «хорошему».
— Ты упомянула о своём отвращении к убийствам и пыткам.
— Ну, ты собираешься собрать некоторое количество молодых людей, чтобы убить их в кровавом жертвоприношении, чтобы дать тебе больше власти? — прямо спросила она. Он действительно обдумал её вопрос.
— Хм, не думаю, что я читал о таких ритуалах, которые не имели бы сомнительного успеха или побочных эффектов, так что, к сожалению, пока нет.
Гермиона сердито посмотрела на него, но ничего не сказала. Невинность в его ответной улыбке могла бы пристыдить Серафима, тёмно-синие глаза сверкали юмором. Его палочка всё ещё была у основания её шеи.
— В самом деле, Том, если ты хочешь власти,
ты не из тех, кто рискует своей душой, даже самим собой, с помощью сомнительных ритуалов.
— Но магия — это такой мощный источник силы, — лениво размышлял он.
— Не все риски стоят того, чтобы их вознаграждать — есть и другие, менее опасные пути для человека с твоим интеллектом. Ты мог бы стать королём всего волшебного мира, мне всё равно, лишь бы не начинать с бессмысленных убийств, пыток и тому подобного. — Она раздражённо вздохнула. — Слушай, может, мы оба опустим свои палочки? Мы можем сделать это медленно, если хочешь, но у меня уже судороги.
У неё
ещё не было судороги, но это был упреждающий шаг, так как она не хотела, чтобы до этого дошло.
Он кивнул, и Гермиона медленно подняла палочку, направляя её вниз. Он последовал её примеру. Теперь обе их палочки лежали на столе. Это, вероятно, имело значение только на секунду или две, если один из них решит заколдовать другого и начать сражение прямо здесь и сейчас, но это было, безусловно, более удобно.
— И всё же у нас есть
Министр магии, Гермиона, в отличие, скажем, от одного из волшебных германских королевств или одного из нижних королевств Италии.
Было странно вспоминать, что суверенные границы в магическом и немагическом мире не всегда совпадали до самого последнего времени, когда границы национальных государств стабилизировались и длинная рука государственной бюрократии протянулась повсюду, даже к магическим нациям.
— Король у власти не всегда должен быть королём по статусу, — ответила она ему.
— Король... неужели?
Его взгляд был тёмным, завораживающим, и она встретилась с ним взглядом. Гермиону даже не волновало, что он уловил немного больше, чем её поверхностные мысли, потому что её мысли были о том, что ей
действительно было всё равно. Она была уверена, что её друзья думают так же. Она хотела, чтобы у авроров был бюджет, необходимый им для поддержания себя в боевой форме, и чтобы они могли сражаться с людьми, стремящимися стать тёмными лордами (в отличие, скажем, от Фаджа). Она хотела, чтобы Визенгамот контролировался достаточно тщательно, чтобы гарантировать, что сам он не может быть саботирован и использован в качестве суда, как в случае Сириуса. Она хотела, чтобы невыразимцы не оставались без внимания всякий раз, когда они предупреждают о какой-то эзотерической ветви магии или о каком-то странном артефакте. Она хотела, чтобы жалобы и недовольство людей в волшебном мире были услышаны Министерством...
Всё остальное после этого было в основном деталями.
Ваши приоритеты меняются, когда вы некоторое время охотились за подражателями тёмных лордов и видели, какой хаос они сеют в обществе. Она просто хотела
покоя.
— Король, премьер-министр, Министр магии — все должности имеют свои пределы, и всё, что идёт вверх, может пойти вниз, — Гермиона сказала это с лёгкостью.
Однажды в доме семьи Поттеров Гарри и Рон, разыгрывали сценарий, где их команды фактически должны были уничтожить Министра магии, который стал марионеткой Тёмного Лорда, вместе с несколькими другими людьми, которым они доверяли из корпуса авроров. Она даже не моргнула, когда они замерли при её появлении, только спросила их всех, что каждый хочет на обед, потому что она могла бы также заказать еду для всех, пока находилась там. Единственным признаком того, что она слышала облегчённые вздохи, раздававшиеся по комнате, был лёгкий изгиб её губ.
Он ответил ей не сразу, лишь некоторое время наблюдал за ней своим непроницаемым взглядом.
— А, понятно. Ты хотела бы стать создательницей королевской династии.
Гермиона потёрла лицо левой рукой, сдерживая стон разочарования. «Говоря об однонаправленном мышлении многих слизеринцев относительно амбиций...» — она подняла голову, собираясь сказать, что ей
всё равно, есть ли у неё какое-то положение или нет, когда увидела, что выражение его лица стало более задумчивым, а не уверенным, которое она видела раньше. Он мог бы сделать это ошибочное заключение несколько мгновений назад, но он мог ясно прочитать эмоции на её лице и немедленно пересмотрел своё мнение.
— Ты загадка, Гермиона. — Он задумался, слегка постукивая правой рукой по рукояти волшебной палочки. — А я не люблю загадки.
В его ответе было больше, чем один слой. При этих словах она слегка усмехнулась.
— На самом деле нет. Я просто очень отличаюсь от большинства людей, которых ты знаешь, тебе нужно скорректировать свои предположения — я предполагаю, что большинство людей вокруг тебя очень амбициозные слизеринцы.
— Было бы ложью, если бы ты сказала, что у тебя нет честолюбия. Ты движима своей глупостью.
Она кивнула, соглашаясь с его мнением о её упрямстве, хотя и знала, что у них совершенно разные мнения о том, что считать глупостью, а что нет. Он мог бы думать, что её обладание и поддержание её совести — это одно, в то время как она считала его расщепление души совсем другим.
— И ты тоже. И всё же я не нуждаюсь в уничтожении своих соперников, для того чтобы вырваться вперёд, или в ненужное насилие.
Он слегка наклонил голову влево.
— Ты считаешь, что насилие необходимо.
Было трудно не поморщиться от лёгкости, с которой он читал между её строк, и она была уверена, что он заметил даже прерывистое подёргивание её лица. Она вздохнула.
— Если бы это было не так, но мир не так хорош, как мне хотелось бы.
Напряжение и настороженность между ними было не так сильно, как во время их первой стычки, но она чувствовала, что они ещё не совсем обошли возможность сражения. Их кажущаяся непринуждённость прямо сейчас была просто осторожностью двух опытных хищников, постоянно наблюдающих друг за другом в поисках слабых мест, просто на случай, если другой решит перекусить яремную вену соперника.
— Я всё ещё недостаточно тебя знаю. Ты не станешь давать мне клятву, которая легко снимет с меня всякие сомнения. Ты веришь в вмешивающуюся силу добра, от которой я на самом деле видел мало хорошего.
Гермионе пришлось подавить рефлекс, чтобы оправдаться, что только потому, что у него не было опыта общения с Дамблдором, он должен был нарисовать всех остальных, кто хотел сохранить то хорошее, что всё ещё существует в мире, той же кистью. Она вынуждена была признать, что, по крайней мере, они всё ещё разговаривали, а не ссорились.
— Если бы ты позволила мне очистить твою внешность с помощью разумного использования боли, чтобы я мог увидеть, кто ты есть под оболочкой цивилизации, я бы доверял тебе больше.
Она фыркнула.
— Ну,
я думаю, что это слишком дорогая цена для меня, чтобы платить за что-то с дрянной политикой возврата.
— Ты знаешь, насколько чувствительнее руки по сравнению с большинством других частей тела? Я прочитал о том, как много у них нервных окончаний, почему наше осязание там очень острое. Это очень интересно. Неудивительно, что существует так много методов пыток, которые применяются к рукам. Трудно не оценить элегантность того, кто придумал загонять иголки под ногти — такая изысканная
боль. Конечно, обратная сторона такой физической пытки заключается в том, что вы также разрушаете тело, когда делаете это, возможно, также разрушая нервы и делая это менее болезненным в следующий раз, когда кто-то попытается сделать это снова.
Молодая ведьма даже не потрудилась скрыть свою гримасу или взгляд, который она послала ему. У неё было чувство, что она пожалеет о том, что сказала ему, что простые угрозы ничего не значат, пока ни один из них на самом деле не пытался убить другого. Гермиона начинала сочувствовать криминальным психологам, чьи книги она читала, особенно тем, кому приходилось снова и снова брать интервью у нескольких психопатов в тюрьмах строгого режима, чтобы составить свой криминальный профиль.
—
Ха-ха. Ты сейчас совсем не забавный, Том.
— Ты отказываешься от своего предложения помочь мне? — он слегка наклонился вперёд. Грация в его движениях, эффективность его действий не изменились. Он напоминал ей ленивую пантеру.
— Если ты примешь моё предложение по доброй воле — и никаких разговоров о клятвах тебе или плате — я сделаю это. Прямо сейчас, — ответила Гермиона. Она знала, что поступить правильно не всегда будет
легко. — Это не значит, что я просто не уйду, если ты будешь вести себя как надоедливая задница, как сейчас.
— Я изучал проклятие Круциатус, чтобы создать версию, которая может локализовать боль, способность выбрать области, чтобы все нервы не горели и не онемели слишком быстро, — сказал он, безжалостный и неумолимый, как прилив. Он вывел её, и она огрызнулась, прежде чем успела подумать об этом.
— Ты можешь
попробовать бросить это в меня, и я покажу тебе, как много медицинских заклинаний могут легко причинить вред, точно так же, как они могут исцелить. Ты же не хочешь, чтобы я отрезала часть твоей толстой кишки от остальных
и оставила её в тебе, чтобы она сгнила изнутри. — Это было заклинание, чтобы удалить поврежденную секцию, автоматически соединяя оставшиеся вместе. Она просто пропустила логический следующий шаг — наложение ещё одного заклинания, чтобы извлечь отрезанный кусок из тела. Гермиона пожалела об этой угрозе в тот же миг, как произнесла её, потому что это был отвратительный и болезненный способ умереть, и она никогда никому этого не пожелала бы.
Обрывки воспоминаний проносятся мимо её сознания в считанные секунды. (
Чёрный книзл Отелло предупреждающе зарычал на новую белую кошку, которая только что укусила его).
Даже со слишком острым взглядом, который никогда не покидал её, угроза фактически заработала её импровизированную улыбку от него, в то время как магия, которую они оба собрали вокруг, вспенила воздух с летучим треском.
— А я тут подумал, недооцениваешь ты меня или нет.
Ещё одно воспоминание промелькнуло, как старая фотография. (
Снежинка оскалила на неё клыки и зашипела, даже когда она подошла к ней с миской еды. Отелло смерил нового кота суровым взглядом, ему не нравилось, что этот непрошеный гость вторгся во владения его хозяйки).
— Я никогда не могла недооценивать тебя,
сжигатель мира, — ответ её был полон раздражения. Он был... удовлетворён? Это ошеломило её. С какой стати ему
довольствоваться тем, что она сказала?
— И всё же ты всё ещё безрассудна в своём отсутствии страха, так что я не могу не думать, что один урок боли или несколько, могут быть не лишними.
Другие люди могли бы сказать это как угрозу. Для Тома Риддла это было всего лишь замечание того же тона, что и «извините, у вас развязались шнурки».
— Боюсь, мне придётся отклонить твоё предложение, — саркастически ответила она.
— Если ты не расскажешь мне, что заставляет твой мозг так думать, мне придётся самому разбирать тебя на части, — предупредил он.
Угроза насилия всколыхнула невидимым нимбом магии, которая собралась вокруг него, и она была почти готова ударить первой, чтобы рассеять неприятный заряд, который накопился вокруг них обоих. Возможно, они всё-таки дойдут до дуэли, и это наконец положит
конец этой неловкой разрядке.
— Ты всегда можешь
уйти. — Она сказала это так спокойно, как только могла, хотя ей приходилось выдавливать слова сквозь стиснутые зубы.
— Только дурак оставляет спину открытой для удара известной угрозы.
(
Снежинка укусила её за руку, когда она поставила миску с едой слишком близко к ней, прежде чем она убежала. Она зарычала на неё с безопасного расстояния).
— Я не собираюсь ударять тебя в спину без веской причины! Я уже говорила тебе об этом, — рявкнула она, злясь и на него, и на свои смутные воспоминания.
— Как говорят в Слизерине, говорить раздвоенным языком ничего не стоит.
Гермиона уже начала думать, что ей нужен перерыв, чтобы
разобраться в раздражающих образах Снежинки, которые она постоянно видела, и которые никак не могли исчезнуть, когда вспышка озарила её разум. Слова Тома были последним кусочком головоломки. Её карие глаза расширились.
Страх.
Было очень легко превратить страх в агрессию. Это облегчило бы ваши собственные страхи, если бы вы атаковали первыми, вместо того, чтобы с опаской ждать нападения, которое может произойти, а может и не произойти. Это была также одна из самых древних причин, по которой группы людей воевали друг против друга — очевидная угроза, которую представляет другой, независимо от того, была ли эта угроза реальной или просто воображаемой. Страх был необычайным стимулом, который может заставить виды мигрировать, чтобы матери яростно сопротивлялись хищникам, так как они боятся смерти своих детёнышей. Были хорошие шансы, что это была одна из самых древних эмоций от первого существа, которое плавало в океанах, так как это было основой выживания любого вида.
(
Когда Снежинка в первый раз вошла в её переноску в приюте, её шерсть уже наполовину встала, и она была готова к бою).
У него было больше общего с её бывшими дикими кошками, чем она думала, и её подсознание пыталось ей что-то сказать. Она не была обычной студенткой Хогвартса, которая либо приняла бы его чары за чистую монету, либо поддалась бы его запугиванию, и он знал, что её навыки были далеко не посредственными. Том оскалил на неё клыки, потому что считал её угрозой. У Гермионы возникло странное желание медленно протянуть к нему открытую ладонь, чтобы показать, что она не собирается причинять ему вреда, и нежно погладить его по щеке.
— О Боже, — выпалила она, — я не могу поверить, что какая-то часть тебя такая милая.
Она прижала руки ко рту. Гермиона покраснела, как свекла, от словесной блевотины, которую она только что выпалила. Магия, которая собиралась между ними, немедленно рухнула между её смущением и его замешательством. Она была уверена, что никто из людей с его факультета не видел его таким растерянным. Вместо смертельной опасности возникла эта странная неловкость, и она отчаянно желала, чтобы угрозы её жизни вернулись.
Да, действительно, она хотела бы сразиться с ним прямо здесь,
прямо сейчас, даже с частично восстановленным телом, что может означать, что есть больше шансов выиграть при броске монеты, чем остаться живой...
— Ты только что сказала...
— Я имею в виду, я не могу поверить, что твои поклонники, гм,
поклонницы думают, что ты милый. Они были бы очень разочарованы, если бы увидели тебя таким, какой ты есть сейчас! — быстро заговорила она.
Судя по тому, как он всё ещё смотрел на неё с неуверенностью человека, который только что увидел летающего единорога, остановившегося прямо перед ним средь бела дня, она сомневалась, что он купился на её настойчивое утверждение, что он не слышал того, что ему показалось.
— Мои... поклонницы, — медленно произнёс он. К её сожалению, он внезапно обрёл здравый смысл и явно не желал исполнять её самое сильное желание сражаться прямо здесь и сейчас.
— Да. Твои поклонницы, — твёрдо настаивала Гермиона.
— Откуда ты вообще знаешь, что они у меня есть? Ты даже не ходила ни на какие занятия.
Она прикусила губу, прежде чем ответить: «Я больна, а не слепа».
— У ведьм есть шестое чувство на такие вещи, разве ты не знаешь? — сказала она вместо этого, надеясь к чёрту и обратно, что её всезнающий тон остановит любой спор. Вместо этого он только медленно кивнул.
— Конечно, — ответил он, и она заметила его недоверие.
— Мне нужен свежий воздух. Слишком легко истощить уровень кислорода в замкнутых пространствах, подобных этому. — Гермиона сказала всё это одновременно с тем, как встала. Том тоже встал.
— И я уверен, что
ни один из основателей не смог бы даже придумать приличное заклинание, чтобы использовать его здесь. Какой
ужасный позор! Кто-нибудь,
пожалуйста, подумайте о падающих в обморок дамах, — его ответ прозвучал насмешливо. Она сделала вид, что не заметила его сарказма.
— Как ты думаешь, профессор Слизнорт не будет возражать, если я попрошу у него два зелья? Я обещала сестре Эдельштейн, что покажу ей, как работает термос. Это хорошая идея, чтобы помочь сохранить зелья, которые будут лучше держаться при определённых температурах, не имея необходимости носить список из сотни согревающих и охлаждающих чар и постоянно проверять, какие из них плохо реагируют на определённые ингредиенты в зельях.
Он снова предложил ей руку, как только она собралась уходить. Несколько мгновений она тупо смотрела на него, потом покачала головой и приняла его помощь.
Они вышли, держась за руки, — само воплощение дружелюбия и вежливости по отношению к любому студенту.
Том позволил ей болтать о термосах, вакууме и передаче тепла (энергии) через излучение, и о том, что это намного медленнее, чем проводимость или конвекция. Они вышли из комнаты и проходили через библиотеку, пока она полностью погрузилась в лекционный режим, который обычно вызывал знакомые стоны у её друзей. По косым взглядам, которые он бросал на неё, когда думал, что она не смотрит, одновременно задумчивая и озадаченная, она поняла, что он ни на йоту не забыл о её небрежном замечании.
Она просто надеялась, что он не вернётся к этому и не ужалит её в зад позже.
* * *
Том не только ещё раз проводил её до лаборатории зелий, но и рассказал Слизнорту о том, почему именно Гермионе понадобились два флакона с зельями разного размера, и похвалил её за блестящую идею о том, как сохранить некоторые зелья при оптимальной температуре, не прибегая к магии. Слизеринец легко проигнорировал смущённый и подозрительный взгляд, который она послала ему в ответ на его непреднамеренный комплимент.
Слизнорт перевёл свои яркие глаза на Гермиону, у которой от волнения кружилась голова.
— Правда, Гермиона? Это так увлекательно! Вы уверены, что магглам действительно удалось это сделать?
— Гермиона может рассказать вам о деталях, — сказал Том, сразу же поставив её в центр внимания и повернулся к ведьме. — Я уверен, что ты сможешь найти время, чтобы восстановить свои силы, пока будешь углубляться в философию радиации?
Слова «восстановить свои силы» вызвали у Слизнорта приступ чрезмерной тревоги и беспокойства, когда он проводил её к самому мягкому креслу, которое было у него в кабинете, побежал за уютным стёганым одеялом и грудой подушек, прежде чем начал выкрикивать Тому приказы о «чае» — староста уже предвидел это и поставил чайник в тот момент, когда Слизнорт начал действовать, и теперь раскладывал фарфоровый сервиз Мастера зелий (он был здесь так часто, что знал расположение многих вещей в шкафу). Всё это заставляло её краснеть и посылать раздражённые взгляды в его сторону.
Том, конечно, не раскаивался.
— В самом деле, полчаса или около того сидения не сильно повлияют на твои планы на день, не так ли? Кроме того, лучше ошибиться в сторону осторожности и не упасть в обморок. Иначе сестра Эдельштейн меня повесит.
— Да, да. Очень предусмотрительно с твоей стороны, Том, — согласился Слизнорт.
Гермиона никак не могла выйти из его кабинета раньше, чем через полчаса. Видя беспокойство Мастера зелий, она, наконец, смягчилась, оставаясь на месте. Это не помешало ей бросить в сторону старосты раздражённый взгляд, ясно говоривший: «Это всё твоя
вина».
Том сделал вид, что не заметил этого, хотя внутренне ухмылялся. Вскоре чайник закипел, и он поставил на стол полный чайный поднос.
— Только две чашки, Том? — спросил Слизнорт.
— Я только что вспомнил, что есть группа по изучению продвинутых чар, в которую мне нужно заглянуть сегодня хотя бы ненадолго. Это не займёт у меня много времени, профессор. Я вернусь раньше, чем вы успеете оглянуться, чтобы ещё раз сопровождать Гермиону.
— Но ты пропустишь мои объяснения, — начала Гермиона.
Он покачал головой.
— Я уверен, что ты объяснишь то же самое мадам Эдельштейн, не так ли? Тогда я смогу тебя выслушать. У меня
есть и другие дела.
Она поворчала, но понимала, что не сможет оспорить все его доводы, даже если не перестанет смотреть на него с подозрением. С этими словами Том оставил их вдвоём.
Ему нужно было провести общее собрание.
* * *
Немного покопавшись в сумке, Том извлёк старый нож для вскрытия писем с выгравированным на рукоятке фамильным гербом Ноттов. Он использовал его как связующее звено в заклинании, чтобы найти его последнего владельца.
* * *
Мельхиор Нотт сидел в одной из читальных и учебных комнат библиотеки. Мельхиор, возможно, и не знал этого, но он делал более или менее то, что говорил ему Том, — он работал над своим эссе для продвинутых чар, когда прибыл другой слизеринец.
Подобно титанам литературы, Александру Пушкину и Дюма (отцу и сыну), Мельхиор мог проследить часть своей родословной до детей африканского континента — в его случае это было в основном потомство королев-ведьм, которые испытывали такую сильную тягу к путешествиям по Европе и в конечном итоге вышли замуж за представителей волшебных семьей там, когда они осели. Это придавало ему тёплый и живой цвет лица даже после того, как он провёл все эти годы под облачным шотландским небом, в отличие от призрачной бледности дневного кальмара, которая была у некоторых его сверстников — наследник Малфоев, как и ещё более несчастный отпрыск семьи Пендлтон.
— Мельхиор. Я искал тебя.
Он удивлённо поднял глаза.
— Доброе утро, Том. Я думал, у тебя на сегодня другие планы?
— Я знаю. Просто у меня есть время поболтать, вот и всё.
Мельхиор не выражал недоверия тому, что Том случайно встретил его сегодня в свободное время, а просто ждал какого-то приказа или просьбы, которые, как он
знал, должны были последовать.
— Ну что ж, присаживайся и оставайся здесь столько, сколько пожелаешь. — Том остался бы, что бы он ни говорил, парень был чистокровным. Вежливость сделала джентльмена джентльменом.
— Спасибо.
Он слегка повернул своё кресло к Тому.
— Итак, что же привело тебя сюда в моё скромное общество?
Том положил на стол несколько безделушек. Мельхиор узнал их все — ключ с эмблемой семьи Малфоев, маленький мерный стаканчик с выгравированным на боку фамильным гербом Старки, любимая авторучка Галлуса Розье, изысканное технологическое чудо, а также несколько других. Это были личные вещи многих Вальпургиевых рыцарей.
— Найди их. Спроси у библиотекаря разрешение использовать камин, чтобы посетить гостиную Слизерина, и если их там нет, используй заклинание поиска. У тебя есть десять минут.
Мельхиор спросил бы, что это за срочность, если бы не знал, что Том был совершенно серьёзен, когда сказал, что у него всего десять минут. Он больше не был невежественным новичком и не собирался выяснять, что произойдёт, если он потерпит неудачу. Мельхиор просто сгрёб безделушки в сумку и кивнул.
— Конечно.
* * *
— Том!
Когда Том вернулся в кабинет Мастера зелий (прямо рядом с лабораторией зелий), Гермиона посмотрела на него с раздражением и облегчением. Это было так же необъяснимо, как и забавно, и он не потрудился скрыть свои эмоции, даже если это означало, что её взгляд стал более острым.
— Да, Гермиона? — спросил он.
— Разве ты не собирался показать мне остальной
Хогвартс?
— Но, конечно же, нет никакой необходимости спешить, — сказал Слизнорт, и улыбка Гермионы становилась всё более искусственной на её лице, когда она начала оправдываться. На этот раз Том помог ей просто потому, что это отвечало и его интересам.
— Но чем скорее мы закончим, тем скорее Гермиона сможет вернуться в лазарет. Боюсь, что, несмотря на кажущееся обратное, она ещё не совсем оправилась, — сказал староста Слизерина.
— Тогда ещё немного отдыха не помешает, как вы думаете? — спросил профессор с немалым беспокойством в голосе. Его кустистые брови были задумчиво опущены.
Надо сказать, что внимание и забота Слизнорта были на самом деле весьма искренними, и не только по слизеринским стандартам. С другой стороны, чтобы освободиться от его гостеприимства, потребовались их совместные усилия, поскольку разговор продолжался ещё некоторое время. В какой-то момент Гермиона прямо протянула ему руку — безмолвная просьба, на которую Том ответил тем, что легко поднял её, даже когда она опёрлась на его руку для поддержки.
— Право, я отняла у вас слишком много времени, профессор. Я уверена, что есть другие студенты, которых вы хотели бы видеть, статьи и книги, которые вы хотите прочитать... — начала Гермиона.
Похоже, она решила просто сбежать, пока Слизнорт отвечал, чем застрять здесь ещё на полчаса.
Гермиона опёрлась на него, и он заставил себя не напрягаться, заставляя себя расслабиться. Она всё ещё была хрупкой и определённо не представляла для него опасности, но контакт казался
чужим (часть его всё ещё рефлекторно классифицировала её как
угрозу). Раньше он никогда добровольно не позволял людям прикасаться к себе. Не то, чтобы он не знал, что теперь ему придётся привыкать к личному контакту — не то, чтобы это было невозможно, просто неудобно. Она подняла голову с озадаченным выражением на лице, которое он проигнорировал, предпочитая смотреть на Слизнорта.
— Спасибо, что уделили мне время, профессор. Надеюсь, у вас будет хороший день.
* * *
Даже если он мало что знал о Гермионе Кюри, Том может заключить, что она на самом деле столкнулась с ужасными опасностями, о которых только упоминала её нынешняя травма, и это было более чем несколько редких случаев.
Несмотря на то, что она сказала, что видит его в будущем как Тёмного Лорда, она, казалось, не проявляла никакой настороженности по отношению к нему. Вежливость требует, чтобы он протянул ей руку и всегда старался поддержать её, но на самом деле не было никакой необходимости откровенно принимать это в течение секунды и продолжать
полагаться на него, как на какого-то чересчур доверчивого хаффлпаффца. Например, Том мог просто перебросить её через перила возле лестничной площадки или использовать левую руку, чтобы удержать её, в то время как правая бросит смертельное проклятье. Не то, чтобы он намеревался это сделать (зачем? Что он может получить от этого?), но возможность всё ещё остаётся.
Только скорость, с которой она направила свою палочку ему в сердце в библиотеке, убедила его, что она не была беспечной. Ведьма просто настолько доверяла собственным рефлексам и прошла через множество подобных ситуаций, что не считала своё нынешнее положение чем-то экстраординарным. Отсюда её теперешняя лёгкость в хождении под руку с вероятным Тёмным Лордом.
Какая-то часть его была раздосадована тем, что она могла даже считать его в какой-то степени
безопасным.
— А каким было будущее, когда ты его видела?
— Ты должен быть более конкретным, — ответила она. — Я слишком часто видела, что принимаю как должное вещи, которые могли бы быть необычными для других.
— Неужели мы прошли под водой двадцать тысяч лиг?
Она усмехнулась. В нём было неожиданное веселье, которое удивило её.
— Не могу себе представить, чтобы ты согласился стать «Капитаном Никто
**». Ты бы взял себе более напыщенный псевдоним, если бы мог. Ну, давай посмотрим... Марианская впадина — самое глубокое место на Земле, около одиннадцати
тысяч метров. Даже если мы предположим, что одна лига равна одному километру — а я
знаю, что это по меньшей мере вдвое больше, — это всего лишь одиннадцать лиг.
— Значит, всё не так фантастично, как кажется. — Он задумался.
— О, это просто
фантастика. Та жизнь, которая развивается под огромным давлением, практически чужда нам, обитателям поверхности — если кости только собираются превратиться в пыль под сотнями тонн воды, зачем вообще беспокоиться о твёрдых и хрупких костях? Это один из эволюционных путей, по которому идут многие существа. Другие делают свои кости лёгкими только для того, чтобы служить каркасом для своих органов.
Её карие глаза блестели от возбуждения, когда она говорила, её левая рука оживилась, когда она описывала странных обитателей морского дна за пределами даже бездонных глубин.
— Там так темно, еды мало, а рыбы так мало, что у некоторых видов рыб — самец и самка
сливаются вместе после первого спаривания! И всё потому, что вероятность того, что они увидят других рыб того же вида и противоположного пола на протяжении всей своей жизни, невелика. Его кожа растворяется, и его вены и кровеносная система связываются с её, и он может даже принимать пищу и передавать свои отходы. Самка теперь охотится за них обоих, в то время как самец практически является приживалой. Пойми это, у некоторых видов самки даже
собирают мужчин. Это имеет смысл, если знать, что у этих видов она в несколько раз больше, чем он.
Если она ожидала, что он будет удивлён, то ошиблась. Сексуальная жизнь других людей (или других видов, в данном случае) была чем-то, на что он едва моргнул ресницей. С другой стороны, он должен был признать, что это было интересно.
— Это объясняет прилипчивость одной из бывших подружек Абраксаса. Неуверенная в своих будущих брачных перспективах в бездонной запущенности родового поместья, она предпочла бы слиться с ним, — добавил он с усмешкой.
Это заставило её вздрогнуть и рассмеяться.
— А тебе не интересно, достигли ли мы центра Земли или про управляемые летательные аппараты? — переспросила Гермиона.
— А это так?
Гермиона фыркнула, очевидно, не обращая внимания на то, что это был явно неэлегантный ход.
— К сожалению, как только выходишь за пределы земной коры, сразу же сталкиваешься с магмой земной мантии. Самолёты могут перевозить до тысячи или около того пассажиров для межконтинентальных путешествий, и сотни из них пересекают земной шар в среднем за день. Личного летательного аппарата по-прежнему нет, видно — магический мир всё ещё впереди маггловского в этом случае.
— Как обыденно.
— Ну, по крайней мере, марсианских захватчиков тоже нет, — закончила она, заметив, что его губы дрогнули, когда она это сказала.
— А как насчёт менее фантастических вещей? Давай посмотрим... был ли там удивительно компетентный и политически подкованный Министр магии?
— Во снах, — сказала она, не теряя ни секунды. — И только если ты действительно под кайфом от галлюциногенов.
Он глубокомысленно кивнул.
— Вечная смерть, налоги и некомпетентные политики.
— Или, возможно, для того, чтобы что-то изменилось, требуется реальное вмешательство, — ответила Гермиона, выдав свои убеждения и намерения в этой единственной фразе.
Он тщательно всё запомнил. Он ещё не видел, куда направлены её амбиции (он с трудом может поверить, что у такой опытной молодой ведьмы их нет), но только сейчас ему пришло в голову, что она может быть из тех, кто отстаивает свои интересы.
— Есть ли подъём британского волшебного мира как маяка прогресса для Европы? — спросил он.
— Ха! Будто. Люди высадятся на Луну первыми, — ответила она. Она даже не заметила скептического выражения его лица, когда её пронзило понимание. — О боже, я чуть не забыла о посадке на Луну! Чёрт. Если бы только я могла вспомнить точное время. Я думаю, что это было где-то в шестидесятых, хотя я уверена, что это не слишком рано. Я думаю, что видела, как взлетают ракеты с мыса Канаверал — хм, это
был мыс Канаверал, не так ли? Ничего, я не думаю, что это будет так уж трудно проверить...
Том чуть было не выпалил, что это невозможно, но понял, что ей всё равно. Погружённая в свои собственные мысли и будущие события, которые ещё предстояло пережить, она не собиралась делать это ради него. Она действительно планировала быть в решающих местах для посадки на Луну, которые она, по-видимому, могла видеть, и это, казалось, было скорее маггловским усилием, чем магическим.
Этот намёк раздражал его. И всё же это была одна из самых обезоруживающих черт её натуры: она не приспосабливала своё мнение к его предпочтениям, и он подозревал, что она не делала этого ни для кого другого.
— Конечно, если тебе удалось устранить чрезвычайно влиятельного и могущественного Тёмного Лорда, это означает, что ты сумела объединить поразительное количество людей и власти?
На этот раз её улыбка была окрашена горечью и самоиронией.
— Ты ведь так думаешь, правда? — как ни странно, это было направлено даже не на него, а скорее на неё саму. — Война берёт своё, Том, особенно в таком маленьком обществе, как волшебный мир — ты
действительно не знаешь сколько магглов? Но сейчас это неважно, мне всё равно нужно сначала проверить точные цифры.
Он услышал, как она глубоко вздохнула.
— Это не просто смерть, которая является наиболее заметной ценой, ещё менее заметен прогресс,
идеи, которые могли бы внести эти мёртвые люди. Сколько перемен они могли бы совершить, сколько всего нового создать, если бы не были мертвы?
Он почти ожидал, что она сейчас расплачется, но глаза у неё были сухие. Однако глубокая усталость в её словах была очевидна. Возможно, единственная причина, по которой она не сломалась, заключалась в том, что она слишком часто думала об этом, и теперь у неё не было больше слёз.
— Последняя великая война в Европе заставила людей говорить о «Потерянном поколении». Ну, я тебе прямо сейчас скажу, что именно
так выглядело моё поколение в том будущем. Десятки однокурсников исчезли: хитрые вообще покинули Англию в тот момент, когда всё пошло к чёрту, те кто не могли выбрать сторону закончили смертью. Так вот, идеалистические — самые лучшие, самые
яркие — первыми попадают в мясорубку. Мы были тем потерянным поколением. Даже когда безумная версия тебя была мертва, что ж...
Её смех был пустым.
— Победа?
Какая победа? Всё это было довольно пиррово, насколько я могу судить.
Она улыбнулась ему. Даже под пытками он не признался бы, что в этом есть что-то тревожное.
— И знаешь, что? Это был лучший исход, когда победило «добро». По крайней мере, мы не сжигаем всё дотла, как сумасшедший, которым ты мог бы стать. Я подозреваю, что мир даже не продержится в этом конкретном возможном будущем.
