— Наконец-то я могу посещать
занятия!
Гермиону
наконец-то выписали из лазарета. Она начала понимать, что была плохой пациенткой, из-за того, что постоянно суетилась и спрашивала медсестру о том, как у неё дела. На восьмой день она объявила, что её моча была чиста от крови уже три дня, и это, несомненно, означало, что она может выйти. Мэгги пригрозила привязать её к кровати, если она не вернётся прямо сейчас, и Гермиона вернулась туда, чтобы продолжать дуться.
Было также верхом странности услышать, что Том Риддл полностью согласен со старшей медсестрой, когда он посетил её в тот день.
(«—Я прослежу, чтобы она не утомлялась, мадам Эдельштейн»).
С другой стороны, он, вероятно, просто хотел отомстить ей за то, что она его нервировала. Он так не любил, когда его выводили из равновесия.
Брюнетка с облегчением раскинула руки в стороны, чувствуя прохладный ветерок на своей коже. Было приятно чувствовать, как ветер треплет её волосы, даже если они могли взъерошиться. До неё донёсся свежий запах трав, дуба и ивы. Что бы ни случилось, Гермиона была полна решимости сначала насладиться прогулкой по территории Хогвартса. Сзади послышались шаги.
— Я не думаю, что занятия настолько увлекательны, — прокомментировала красивая блондинка, которая теперь стояла рядом с ней. В её голосе слышался лишь лёгкий акцент. Её шарф, как и у Гермионы, был окантован синими и бронзовыми полосами Рэйвенкло. Каким-то образом цвета всё ещё умудрялись сочетаться с её перваншо-синим платьем.
— Когда ты пробудешь в лазарете две недели, Эжени, ты сможешь сказать мне, что занятия скучны. В противном случае, ты
понятия не имеешь, — настаивала Гермиона.
— Я думаю, что тебе не хватает больше свежего воздуха, — сказала другая ведьма.
— Не совсем так. Я
знаю, что хотела пойти в библиотеку Хогвартса с того самого дня, как проснулась, и я легко могу провести там неделю, не выходя на улицу, — сказала Гермиона. И это была чистая правда.
— Книжный червь, — ласково сказала Эжени.
— Да, это я, — небрежно ответила Гермиона. — А
ты слишком заботишься о том, что говорят люди.
Увидев, как покраснели щёки блондинки, Гермиона поморщилась. Она не хотела быть той милой, услужливой девочкой, какой была Гермиона Грейнджер во времена её учёбы в Хогвартсе, такой милой, что люди продолжают ожидать, что она возьмёт их работу и сделает её за них. Возможно, она не хотела так сильно стараться быть милой, что сдерживала так много вещей, которые хотела сказать, но она также никогда не хотела быть чёрствой.
— Я имею в виду, что ты умна, красива, и это делает людей неуверенными в себе. Добавь тот факт, что один из парней, который нравится другим девушкам, может на самом деле предпочитать смотреть на тебя, а не на них, и это снова хрестоматийный случай зависти, — объяснила Гермиона, повернувшись к старосте Рэйвенкло с протянутой рукой. — Да ладно тебе, Эжени. Ты лучше большинства из них, зачем беспокоиться о том, что они думают о тебе? Давай спустимся вниз и устроим пикник у озера!
— Хм.
— Я знаю, что у тебя нет занятий. И смотри, у меня есть корзина для пикника под рукой!
Гермиона с размаху подняла корзину для пикника, которую поставила на землю. Она видела, что Эжени слабеет и поддастся искушению. С таким же успехом она могла бы извлечь максимум пользы из сегодняшнего дня, потому что, как только занятия начнутся, её внимание к ним вполне может стать мономаниакальным. Она даже потрудилась попросить у домашних эльфов любимые блюда блондинки и приготовить их именно для этой прогулки.
— Давай просто наслаждаться последними днями лета, бездельничая, — уговаривала Гермиона.
— Гермиона, сейчас
октябрь, а это значит, что практически уже
осень, — поправила белокурая ведьма.
— Осень, лето, какая разница? Погода всё ещё
почти летняя, и я определённо не собираюсь упускать этого, — сказала брюнетка.
Её однокурсница всё ещё смотрела на неё с сомнением.
— Я проверила температуру. Я думаю, что территория Хогвартса оказывает на неё какое-то странное влияние, которое помогает дольше сохранять тепло или что-то подобное, потому что для осени всё ещё довольно тепло. Пойдём, Эжени, у меня есть твои любимые блюда, — сказала Гермиона, покачивая корзинкой для пикника и наблюдая, как решимость другой ведьмы начинает уступать неизбежности. Ведьма на это и рассчитывала.
«Жди, жди...»
Пока она ждала, мысли её путались.
Прошло две недели с тех пор, как она прибыла в Хогвартс.
Том Риддл приходил в лазарет почти каждый день, хотя она понятия не имела,
почему он так часто это делал, даже когда сестра Эдельштейн наблюдала за ним с подозрением бульдога всякий раз, когда она оказывалась поблизости. Мэгги достаточно часто бывала поблизости, когда он приходил, и обычно они говорили о занятиях только тогда, когда медсестра была достаточно близко, чтобы подслушать. Он не унимался даже тогда, когда подозрительная Мэгги иногда отнимала у него время, чтобы поговорить и «узнать его получше».
(«— Тебе не нужно его допрашивать, Мэгги. Я сама могу о себе позаботиться, — фыркнула Гермиона.
Мэгги не согласилась.
— Мне это
очень нужно. Мне нужно знать его намерения.
— Мы просто напарники по учёбе!
—
Мои напарники по учёбе никогда не приносили мне цветов, — возразила медсестра.
— Ну, ты ведь никогда не проводила две недели в больнице, не так ли?»)
На пятый день её заключения профессор Декстер снова посетил её и увидел, что она работает над другим домашним заданием с другим набором библиотечных книг. Когда он спросил её, как ей удалось раздобыть все эти книги, её простой ответ «Том, конечно» заставил его пробормотать себе под нос: «
Теперь ты браконьерствуешь у соседей, Гораций? Неужели?» — и другие, более непечатные проклятия от фурункулов в неприличных местах до мозолей (хотя Гермиона записала его творчество), прежде чем он сообщил ей, что назначит её старостой Рэйвенкло, чтобы помочь ей акклиматизироваться в Хогвартсе.
Ну, это, и ещё потому, что «слизеринцы бесстыдны», но он не хотел говорить это вслух в её присутствии.
Так профессор Декстер представил её на следующий день Эжени Делакур.
Она была членом клана Делакур (Гермиона легко произносила её имя на французский манер). Её родители были достаточно бдительны в отношении напряжённости на континенте, чтобы перевести её в Хогвартс на третий курс. Волосы цвета льна водопадом ниспадали ей на спину, а глаза были голубыми, как незабудки. Она двигалась, как принцесса из сказки, и улыбалась тоже. Это слабое, очень слабое мерцание нереальности вокруг неё сказало Гермионе, что она, вероятно, наполовину вейла.
Староста Рэйвенкло навещала Гермиону через день. Расписание её визитов никогда не совпадало с расписанием Тома Риддла, за исключением одного раза (Эжени обычно обедала с Гермионой, а Том предпочитал посещать её по окончании занятий). В тот день разговор был более формальным, чем обычно.
(Она догадывалась, что Том и Эжени знали друг друга не очень хорошо, разве что только по делам старост).
Кроме этого времени, у Гермионы не было никаких проблем с разговором с Эжени и расспросами о башне Рэйвенкло.
Честно говоря, Гермиону не очень заботило, что блондинка привлекает взгляды большинства парней, когда они идут вместе (как сейчас, когда они идут рука об руку к краю озера, разговаривая о разных вещах). Она никогда не считала себя великой красавицей и поэтому не испытывала никаких разочарований на этом фронте. Кроме того, это означало только то, что у этих парней нет умственной стойкости.
Гермиона фыркнула, увидев, как парень из Гриффиндора упал в озеро, когда увидел, что Гермиона и Эжени наклонились, чтобы расстелить на земле одеяла для пикника.
— Гермиона?
— В десяти метрах позади тебя стоит ещё один дурак, — сказала Гермиона.
Когда Эжени обернулась, он с чрезмерным энтузиазмом взмахнул рукой, что закончилось тем, что он толкнул локтём другого парня в живот и отправил
его в воду. Блондинка покраснела, а Гермиона рассмеялась.
— Ну, по крайней мере, они знают, как развлекаться, — прагматично заметила брюнетка.
— Но бедный парень...
Гермиона глубоко вздохнула.
— Эжени, если остальным его друзьям удалось остаться на месте, пока он падал, значит
он был самым беспечным из них. Видишь ли, он не единственный, кто смотрит на тебя с интересом.
Староста Рэйвенкло быстро отвернулась от непослушного подобострастия парней, её щёки всё ещё были красными, когда она закрыла лицо руками.
— Всё это
так неловко.
Это удивило Гермиону. Она понятия не имела, что существуют застенчивые вейлы. С их красотой и очарованием, она думала, что они были в основном уверенными или отчуждёнными.
— Э-э... ну, ты хочешь уйти?
Блондинка с удивлением уставилась на Гермиону.
— Уйти? — она пискнула. «Боже, она такая очаровательная. Как она может быть такой очаровательной?»
— Кажется, ты больше не чувствуешь себя комфортно. Это же не пикник, если ты не можешь расслабиться, верно? — Гермиона успокаивающе похлопала её по руке. — Пойдём куда-нибудь, где нет парней.
— Ты не возражаешь?
— Ты моя подруга, Эжени. С чего бы мне возражать?
Ведьма ещё не считала их лучшими подругами, но почему-то улыбка, которой одарила её Эжени, была ослепительной. И тут ей пришло в голову, что Эжени Делакур, как и прежняя Гермиона Грейнджер, не из тех, кто легко заводит подруг, и совсем по другим причинам. Добавьте её светлые волосы и эльфийскую грацию, и она напомнила застрявшую во времени Луну.
Улыбка Гермионы была немного ностальгической, когда она встала и сложила тарелки обратно в корзину.
— Пойдём, найдём местечко получше.
Снова взявшись за руки, девушки пошли прочь, не обращая внимания на разочарованных парней.
Судя по тому, что знала Гермиона, блондинка, вероятно, будет чувствовать себя более комфортно с пожилыми джентльменами, чем с их ровесниками.
На самом деле это был всего лишь вопрос усилий. Она знала по собственному опыту, что Гарри приложил немало усилий, чтобы создать сопротивление природному обаянию вейлы, так что это не было ни невозможным, ни слишком трудным. Отчасти это было похоже на медитацию. Многие дамы из родов вейл искренне интересовались им, поскольку он умудрялся не только нормально разговаривать с ними, но и поддерживать продолжительный зрительный контакт. Он не разговаривал с их грудями.
Большинство подростков ещё не обладают такой силой ума — добавьте к этому гормональную бомбу, которая была половым созреванием, парням было
действительно трудно сохранить свой ум перед лицом даже частично-вейлы.
— О, ты видела это дерево, Эжени?
—
C'est magnifique, — прошептала Эжени с каким-то благоговейным трепетом.
— Да, я согласна. Мы обязательно туда пойдём.
Они расстелили одеяло для пикника под деревом, которое было задрапировано огненными цветами необычной, поздно цветущей жимолости. Аромат привлёк Гермиону, и Эжени понравилась красота этого места. Это было не слишком далеко от первой из теплиц гербологии, что означало, что они были довольно далеко от любого другого места. По крайней мере, больше не будет глупых парней, чтобы нервировать белокурую ведьму.
Гермиона выгрузила богатый фруктовый десерт, который напоминал лето, улыбаясь, когда глаза Эжени также загорелись при виде некоторых из её любимых блюд. Здесь были воздушные безе с кусочками клубники и лёгкие лимонные пирожные, которые тают во рту. Так же хрустящие миндальные хлопья и пышное малиново-ежевичное суфле. Гермиона обожала всё, что связано с апельсинами: апельсиновый, мятный пирог, апельсиновый джем, который она щедро намазывала на кусочки хлеба и апельсинового пирога. Там же была засахаренная апельсиновая корка, обмакнутая в шоколад, которым щедро закусывали ведьмы Рэйвенкло. Апельсиновые цветы, украшавшие крышки банок с мармеладом, освежали своим ароматом.
Она осторожно сняла их с крышек и отложила в сторону. Они были слишком красивы и слишком сладко пахли, и ей не хотелось их выбрасывать.
Там же стояли два охлаждённых кувшина с напитками: лимонад и мятный чай. Они с Эжени подняли друг за друга тосты обо всём и ни о чём в частности. Прохладный ветер и аромат цветов и деревьев наполняли их ощущением лета, в то время как лёгкое жужжание насекомых призывало к закату, до которого оставалось ещё несколько часов.
Она хотела бы сделать снимок сегодняшнего дня и сохранить его навсегда. «На этой ноте я задаюсь вопросом, кто фотограф в Хогвартсе в этом времени?» Это надо выяснить завтра.
Именно на эту идиллическую сцену и вышел Том Риддл.
Он шёл прямо к ним, и это подсказало Гермионе, что он знал, где их найти, его волосы были такими же безупречными, как костюм и галстук, а в руке он держал сумку. Эта мысль заставила её нахмуриться, поскольку она была уверена, что никто не знает, где они находятся — они сами даже не планировали быть здесь. Краем глаза она заметила, как Эжени выпрямилась, и лёгкое напряжение вернулось к её плечам. Сначала Гермионе показалось, что она боится Тома. Теперь она поняла, что блондинка была застенчивой; Эжени просто очень хорошо скрывала свой дискомфорт от других людей большую часть времени.
— Добрый день, леди.
— Добрый день, мистер Риддл.
— Как ты нас нашёл? — спросила Гермиона.
Она чуть не закатила глаза, увидев его поднятую бровь.
— Да, да. И тебе добрый день, Том. Просто мы никому не сказали, что мы здесь, и всё же ты здесь. Прости, если я нахожу это более интересным, чем просто банальные приветствия.
— Заклинания поиска не были потеряны на морском дне вместе с Атлантидой, Гермиона.
Её губы изогнулись от его сухого тона.
— И я сделала всё возможное, чтобы меня не нашли, потому что я с нетерпением хотела провести этот день с подругой.
Как будто она не ожидала, что кто-то из учителей будет искать её (*кашель*Слизнорт*кашель*).
Он вытащил несколько листов пергамента, исписанных её почерком. Это были её библиотечные книжные запросы. Гермиона поморщилась.
— А, поисковые заклинания, действующие на симпатических принципах. Да,
этого трудно избежать.
— Если я помешал вам, я уйду, — сказал он с понимающей улыбкой. — Мне бы не хотелось вставать между друзьями.
Это заставило Эжени энергично замотать головой.
— Нет, нет! Нисколько. Ты можешь присоединиться к нам в любое время.
Его взгляд переместился на Гермиону. Она потёрла лицо. Он оставил мяч на её площадке, и она знала, что он сдержит своё слово и уйдёт, если она так скажет. Потому что именно так поступил бы староста Том.
— Ну, если ты расскажешь нам, что именно привело тебя сюда, возможно, мы сможем решить, нужно ли нам прогонять тебя или нет.
Эжени пришла в ужас.
— Гермиона!
— Это просто шутка, Эжени. Видишь? Том по-прежнему невозмутим, как огурец, потому что знает, что я не скрываю своих мыслей, — сказала она. Правда, Том Риддл выбрал один край покрывала, ближайший к Гермионе и расположенный прямо напротив Эжени. Он вытащил из сумки бутылку.
— Это что, вино? — спросила она.
Её подруга покачала головой.
— Нет, этикетка другая. Это... игристый виноградный сок, я полагаю.
— Ну, сегодня праздник, вот я и принёс это, — сказал Том, открывая её лёгким движением руки и протягивая дамам. Гермиона с удовольствием постучала палочкой по бокалу, чтобы очистить его, прежде чем поднять бокал и попробовать. Белокурая ведьма последовала за ней через несколько мгновений. — Я искал тебя в лазарете, но, очевидно, ты решила выписаться раньше и не оставила никакой информации о том, куда направляешься.
Он выглядел почти неодобрительно. Гермиона без тени вины пожала плечами.
— Мне было скучно, а ты всё равно нашёл меня, так что какая разница?
На долю секунды раздражение в его голубых глазах прояснилось, а потом снова исчезло, как будто его никогда и не было. Игристый виноградный сок был
превосходным.
— Ммм, это очень вкусно, Том. Я никогда не думала, что сок может быть так хорош, — прокомментировала Гермиона. Он кивнул, принимая комплимент с изяществом, прежде чем повернулся к другой ведьме.
— Я рад, что это тебе по вкусу. Мисс Делакур, а вам нравится?
— О, всё в порядке! Это действительно прекрасно, как и говорит Гермиона. — Эжени слегка отодвинулась в сторону. Гермионе снова захотелось уговорить её уйти, но, в самом деле, зачем беспокоиться сейчас? Том Риддл действовал
ей на нервы, и она была довольно закалённой в боях, она не хотела знать, каково это для блондинки.
— Я рад, — Том улыбнулся, и щёки Эжени слегка порозовели. В этот момент Гермионе показалось, что она хочет застонать совсем по другой причине.
— Чуть не забыл. Вот, поздравляю.
Том достал из сумки свёрток, и вдруг перед Гермионой возник маленький белый букет. Он состоял в основном из ландышей с добавлением жасмина. Под ним лежала коробка шоколадных трюфелей «Honeydukes», от одного взгляда на которые у Гермионы потекли слюнки.
— Шоколад для празднования выздоровления? — искоса спросила Гермиона. «Не слишком ли это романтично?»
— Я слышал, как мадам Эдельштейн жаловалась, что ты продолжаешь воровать вещи, присланные ей её кавалером, — ответил Том, и его идеальная улыбка превратилась в хитрую ухмылку. — Я думал, что смогу помочь бедной женщине, доставив тебе новую цель.
«О». Теперь
это было довольно неловко. И вообще, когда он это слышал? С другой стороны, он довольно
часто посещал лазарет; его не пугало ни то, что сестра Эдельштейн скажет о своих попытках завязать разговор, ни то, что Гермиона скажет о допросе.
Он небрежно откинул конфеты назад.
— Или, если ты не хочешь, ну, я уверен, что заслужу её вечную благодарность этой коробкой шоколада взамен той, что была раньше...
— Нет! Я имею в виду, всё в порядке, я могу это принять. Спасибо, Том, — взвизгнула Гермиона.
Её мозг уже дразнил её картинами маленьких сокровищ, сверкающих на своих отдельных местах. Она была уверена, что он не был отравителем, и уж тем более не был настолько экстравагантным, чтобы его можно было легко вычислить. Если бы он действительно хотел убить её, то просто спрятал бы её тело в лесу. Она взяла букет ландышей и коробку шоколадных трюфелей.
— Но ты всё время даришь мне подарки, а я тебе ни одного, — прокомментировала она.
Или, говоря языком слизеринцев, баланс благ сильно наклонился в его сторону, поскольку Драко и Дафна сумели внушить ей важность этого.
— В этом нет необходимости. Мне нравится дарить тебе подарки.
При этих словах Гермионе пришлось поднять голову и посмотреть прямо в его тёмно-синие глаза, которые, казалось, были полны смеха. Был ли он в своём дурацком режиме или был честен? Она не могла сказать наверняка. Вероятно, это чушь, потому что рядом есть Эжени, чтобы удивляться, и Гермиона не сомневалась, что ему нравится сбивать с толку странного нового ученика. К её ужасу, блондинка действительно выглядела так, как будто она смотрела на всё это глазами, полными восхищения.
— Хм, да, но это не совсем справедливо по отношению к тебе. Откуда ты знаешь, что мне нравится жасмин? — спросила Гермиона.
Он покачал головой.
— Я не знал, но ты сказала, что тебе больше нравятся ароматные цветы, чем эффектные, лишённые запаха.
Брюнетка кивнула. Это было правдой. Вероятно, это был один из их разговоров о гербологии, когда они говорили о цветах. Она, вероятно, разглагольствовала о том, как она ненавидит одомашнивание растений, которое было либо гротескным (зачем вам нужны бутылкообразные плоды,
зачем?) или лишали растения важнейших функций, необходимых им для выживания.
Как запах.
— А как вы думаете, мисс Делакур? Считаете ли вы печальным, что цветы имеют бесконечные цвета, но не имеют запаха? — спросил Том. Он лучше поддерживал разговор, чем Гермиона, и вовлекал Эжени.
Блондинка покачала головой.
— Я тоже думаю, что это печально. Я бы предпочла выбрать простую дикую розу.
Гермиона вспомнила эту часть своей тирады. Когда цветы навязчиво выращиваются, чтобы быть больше и красочнее, с сотнями лепестков, они начинают терять свой аромат в какой-то момент. Тем не менее некоторые виды насекомых-опылителей призываются к соответствующим цветам их запахом. Затем, когда произошло такое экстремальное размножение, цветы больше не могут размножаться без вмешательства человека.
— Гермиона? — спросил он.
— Подожди минутку, я пытаюсь кое-что придумать.
Её взгляд упал на белые веточки апельсиновых цветов, которые она взяла и чей аромат любила. Она могла бы использовать их, размышляла она, постукивая палочкой по тонкой ветке, бормоча слова. Белые цветы веточки становились всё больше по мере того, как она их трансформировала — Севильские апельсиновые цветы, как она знала, были больше и пахли слаще. Ещё один удар — и все бутоны распустились. Она также на мгновение встала, чтобы взять несколько пучков жимолости, прежде чем сесть: ярко-жёлтые цветы с брызгами бордового. Получившийся букет был едва ли больше её ладони, но она подумывала сделать что-нибудь более похожее на единственную дамасскую розу, которую он подарил ей в первый раз. Она достала из кармана одну из чёрных лент, которыми перевязывала свитки, и привязала ею цветы.
— Вот.
Она не понимала, почему он так удивился. Разве девушки не могут дарить цветы парням? Эх, сексизм в эту эпоху продолжает сбивать её с толку, потому что она никогда не была полностью уверена, где это проявится и споткнётся о неё в следующий раз. Она просто спросит об этом позже и... подумает, как это исправить.
— Это просто знак моей благодарности за всё, что ты сделал, пока я была прикована к кровати. Тебе не нужно было доставать мне все эти книги, но ты это делал, и домашнее задание, и всё остальное. Это было бы настоящей пыткой, если бы вы с Эжени не были там и... — она только что сбила обычно невозмутимое выражение лица Тома Риддла. В присутствии третьей стороны, которая обычно заставляла его показывать свои лучшие качества? Ух ты, она так и сделала. Почему он так на неё смотрит? Что? Почему Эжени краснеет всё больше и больше?
— Это совсем как та дамасская роза, которую ты подарил мне в первый раз, помнишь? — спросила она озадаченно.
— Спасибо.
Его голос был странно серьёзен, когда он взял цветы, его взгляд не отрывался от неё. Что её удивило, так это то, что Эжени вдруг встала с выражением оленя в свете фар.
— О боже! Я чуть не забыла, что у меня встреча со старостой — встреча
со старостой Рэйвенкло! Да, я опаздываю, очень опаздываю, и мне пора идти. Прощай, Риддл, Гермиона! Я... я встречусь с тобой позже! — пробормотала Эжени.
Она была подозрительно торопливой. Гермиона едва успела попрощаться, как девушка уже ушла. Было ясно, что, если бы вежливость не была необходима, она могла бы подумать о
бегстве. Трудно было не разинуть рот. Она узнала выражение лица Тома, которое он напускал на себя, когда изображал полное спокойствие и непринуждённость.
Это означало, что что-то
было не так.
— Что, чёрт возьми, происходит? — в отчаянии спросила Гермиона, ни к кому конкретно не обращаясь.
И тут, к её величайшему удивлению, Том Риддл
рассмеялся.
* * *
Это была одна из самых странных вещей в мире. Она никак не ожидала услышать его смех — по крайней мере, с явным юмором и безудержной лёгкостью. Это было что-то совершенно человеческое и доставляло ей дополнительные неудобства, заставляя видеть в нём человека, с которым она могла бы по-настоящему подружиться. Не как обучающийся Тёмный Лорд, не как потенциальный Волан-де-Морт, а просто как Том Риддл: волшебник, сирота, умный и хитрый волшебник, который просто оказался одним из старост Слизерина Хогвартса. Ей хотелось, чтобы у него был неловкий или странно звучащий смех.
К сожалению, это был прекрасный звук.
—
Риддл.
— О, значит, я снова Риддл, не так ли? — сказал он, посмеиваясь и делая глубокий вдох, чтобы успокоиться.
— Ну, если ты не скажешь мне, почему смеёшься надо мной. — Она вовсе не дулась. Она хмурилась с суровым выражением лица. Да. Да, это так, хотя она и не знала, почему каждый раз, когда он смотрел на неё, он улыбался так, что в уголках его глаз появлялись морщинки.
— Я не смеюсь над тобой. — Его ответ был твёрдым и бесспорным, и она знала, что он не оправдывается. — Просто всё в моей жизни стало таким невероятным.
Она нахмурилась.
— Что такое?
— Ты просила меня пообещать, что я всегда буду сообщать тебе, если Слизнорт будет обращаться ко мне с просьбами, которые причиняют мне неудобства. С такой же добросовестностью я прошу тебя дать мне небольшое обещание, — сказал он.
— В чём дело?
— Не дари цветы апельсина и жимолости никому, кроме меня, Гермиона.
Он всё ещё улыбался, и смех всё ещё звучал в его голосе, но она также знала, что он был серьёзен. Было что-то в его глазах, неподвижных, как ночь, с едва заметным намёком на звёздный свет, смягчающий темноту.
— На этой ноте, возможно, мне следует попросить тебя пообещать не дарить цветы никому другому, — поправил он себя.
— Эй! Это слишком широко сказано! Не говоря уже о том, что ты слишком прямолинеен, предполагая, что у тебя есть какое-то право голоса в том, как я могу попытаться ухаживать за другими мужчинами, у тебя его
нет.
Его губы слегка изогнулись вверх.
— Ты представляешь
угрозу, Гермиона.
Она помолчала. Была ли это нежность в его голосе? Да, так оно и есть. Ей стало не по себе, когда она, не задумываясь, приняла его предложение налить ей ещё виноградного сока.
— Вовсе нет. То есть угроза. Я следую правилам и борюсь со злом, например, с волшебниками, которые следуют за Гриндевальдом.
Он прочистил горло.
— И всё же, между нами говоря, я не тот, кто рекомендовал бы бдительность.
Она бросила на него испепеляющий взгляд. Он был невозмутим.
— Просто тёмные лорды — это крайнее исключение.
— Ну что, продолжим праздничную трапезу? — спросил он. — К сожалению, у мисс Делакур есть другие дела, но я уверен, что мы сможем извлечь из этого максимум пользы.
Он смотрел на еду, разложенную перед ними, с чем-то близким к одержимости. Какое-то озарение, казалось, достигло его, когда он поднял брови, но он не поделился своим озарением (если оно вообще было) с Гермионой.
— Ты ведь любишь апельсины, правда?
— Да, и мне
действительно хотелось отпраздновать, поэтому я заранее попросила кухню приготовить любой десерт, который у них есть, с апельсином, а также всё, что нравится Эжени. Это в конечном итоге ближе к потворству десертам, чем к правильной еде.
— Тогда это даже лучше, — сказал он. В руке он держал кусочек апельсинового, розового и мятного пирога. — У нас есть сладость, но нет ни капли простоты и скуки. У нас фаза медового месяца вместо всех взлётов и падений брака.
Она нахмурилась, взяв апельсиновый пирог. «Ммм, пирог».
— Почему мы вообще говорим о браке?
Он улыбнулся. Это была одна из его настоящих улыбок, та самая, которая способна напугать старушек и заставить их перейти улицу, когда они увидят её, и убедить бандитов найти другую цель и оставить его в покое. К несчастью для неё, он всё ещё был потрясающе красив, только бесконечно опаснее.
— Ну, это довольно уместно, не правда ли, учитывая, что ты практически сделала мне предложение.
Гермиона подавилась корочкой пирога.
* * *
Том Риддл бесцеремонно вылил содержимое одной из своих бутылочек с зельем на землю, не обращая внимания на удивление Гермионы (не то, чтобы она была способна что-то сказать, пока пыталась выкашлять корочку пирога). Он очистил её с помощью Агуаменти, прежде чем высушить. После того, как он увеличил её, он переместил туда маленький букет цветов апельсина и жимолости, вероятно, после того, как наложил на них какое-то заклинание сохранения и заколдовал стекло, чтобы оно было небьющимся.
Он бросил бутылку, теперь уже большую, обратно в сумку, пока Гермиона пила мятный чай и успокаивала горло.
—
Предложение руки и сердца? — прошипела она.
— Ну-ну, не говори, что ты уже пожалела об этом. Неужели твои намерения столь же непостоянны, как погода? — Том Риддл, в этот момент, определённо
не был старостой, который выше того, чтобы посыпать соль на рану, когда она была совсем свежа.
Гермиона фыркнула.
— Пожалуйста. Я даже не упомянула о
браке.
— Ну, дай мне слово насчёт цветов, и я тебе всё расскажу.
—
Том, — предупредила она.
— Ты можешь дать мне своё обещание, или я просто уйду, — небрежно сказал он. — На самом деле это просто цветы, Гермиона.
Его улыбка была слишком невинной, чтобы быть искренней.
Она вздохнула. На самом деле это было не так уж и важно. Она действительно может себе это позволить. Ещё до того, как её неожиданно вернули в Хогвартс, когда она в последний раз дарила цветы мужчине? Даже в день рождения Рона, даже в день их первой встречи. Не было цветов и в любой другой день, когда они собирались вместе, ни в день Святого Валентина.
«Это было... хм, это было не совсем светлое воспоминание, не так ли?»
— Хорошо, я обещаю, — наконец сказала она.
— А что именно ты обещаешь?
— Я не буду дарить другим парням цветы, кроме тебя. — Гермиона уступила. — И никогда никому не отдавай букет, который я только что вручила тебе.
Он кивнул.
— Спасибо. Теперь, если ты не изучала Викторианский язык цветов — что я рекомендую тебе сделать, потому что большинство чистокровок свободно владеют им...
— Продолжай, Том, — пробормотала она себе под нос.
— ...цветы апельсина означают брак, плодородие брачного ложа и связанные с ним брачные торжества.
Гермиона застонала и закрыла лицо руками.
— Всё в порядке, я всё прекрасно понимаю, — бойко продолжал Том. Если бы она сейчас подняла глаза, он бы, наверное, ухмыльнулся. — Мне достоверно сообщили, что я неотразим. Я не виню тебя за то, что ты поддалась искушению...
Вот и
всё. Она вырвала пучок травы из-за спины, шагнула в сторону и бросила ему в лицо, прежде чем убежать.
Том должен был вскочить и погнаться за ней с палочкой в руке в ближайшее время. Это было здорово, потому что, когда она так злилась, ей хотелось кого-нибудь избить. Она бежала зигзагообразно, не совсем удобно, но она могла справиться с этим. В какой-то момент она повернулась, чтобы бросить одно заклинание и два проклятия, её волосы почти ожили от растущего статического электричества, когда она привлекла к себе магию.
Он увернулся (конечно), но это дало ей время начать цепочку из четырёх заклинаний сразу, первое из которых было даже беззвучным. Том послал ударное проклятие, которому она даже
не хотела позволить ударить по щиту, и Гермиона пригнулась, когда он поднял щит против остальных её атак. Он держал щит перед собой, его центральная точка, похоже, была его палочкой. Она, вероятно, не могла пробить его, но и он не мог напасть.
Поняв, что он пытается сделать, она применила ту же разновидность заклинания Протего.
— Это что, дуэль? — спросил он.
— Это драка, — поправила Гермиона. — И как долго мы будем этим заниматься?
— До первой крови? — Том, казалось, слишком небрежно согласился на возможность рубить и резать друг друга, но с другой стороны, большинство ветеранов-авроров, которых знала Гермиона, были такими же. Они не откажутся от прекрасной возможности отточить свои навыки.
— Ну,
некоторые из нас недавно были нездоровы. Не думаю, что у меня хватит сил даже на десять минут, — сказала она.
К её удивлению, он снял щит и покачал головой. И... «Было ли это беспокойство? Ух ты, это была настоящая забота», — с удивлением отметила она.
— Ты права. Мы должны вернуться.
—
Что?
— Ты не можешь вернуться в лазарет в тот же день, когда только покинула его. Только не в моё дежурство. — Его голос был твёрд, когда он говорил это, а выражение лица неумолимо. Вероятно, это был один из немногих случаев, когда староста Том
был настоящим Томом Риддлом.
Гермиона свирепо смотрела на него, пока он вежливо, как настоящий джентльмен, предлагал ей руку.
— Но мы только
начали.
— Мисс Кюри, — он просто
стоял и ждал. Гермиона испустила взрывное фырканье.
— О, хорошо. Но обещай мне, что мы сделаем это в другой раз. — Она взяла его за руку, чувствуя себя при этом так, словно играла роль в каком-нибудь фильме этого времени.
— Конечно.
Они пошли назад, рука об руку, и любопытство Гермионы напомнило ей, что есть ещё вещи, о которых она не узнала.
— А что же тогда означает жимолость?
— Привязанность, преданность. — Она
услышала ухмылку в его голосе. Из горла Гермионы вырвался болезненный стон.
— Я не могу в это поверить!
— Ты можешь проверить это, — лениво сказал он.
Удивительно, но Том не был тем, кто склонен собственнически сжимать руку своего спутника, (она встречалась с кем-то подобным однажды — Гермиона не пошла на последующие свидания). Его рука не была безвольным и раздражающим мёртвым грузом. Он быстро приспосабливался к любым изменениям, даже удержал её один раз, когда земля была скользкой и её проклятые Мэри-Джейн были неудобны. Когда она чуть не упала, ему пришлось схватить её за талию, чтобы она не поскользнулась. Она чувствовала его тёплое и твёрдое плечо на своей спине, его лёгкое дыхание на своей шее. Он отпустил её и отодвинулся, как только убедился, что она твёрдо стоит на ногах, возвращая свою руку обратно, не нуждаясь в подсказках.
«Скоро я найду хорошие, удобные ботинки», — подумала Гермиона, стараясь не обращать внимания на то, каким горячим кажется её лицо и как он обнимает её.
Она была за то, чтобы следовать правилам формы, но не в том случае, если это приведёт к её смерти.
— А как насчёт ландыша и жасмина? — спросила Гермиона, чтобы отвлечься. Теперь плед был виден с другой стороны дерева для пикника.
— Ландыш — это «возвращение к счастью», а жасмин — «дружелюбие». — Она представляла себе его самодовольный тон, когда он объяснял.
— О, это
так несправедливо, — проворчала она. — Как тебе удалось найти сладко пахнущие цветы, которые
каким-то образом также полностью подходят для друзей? Мне просто
нравится, как пахнут цветы апельсина и жимолость!
— Те, кто готов, сами создают свою удачу.
Гермиона недовольно хмыкнула, но ничего не ответила. Не было никаких сомнений, что мерзавец
был готов. Вот тогда-то Гермиона и вспомнила, что Эжени
была рядом, когда она дарила Тому цветы. Ну, это объясняет, почему лицо белокурой ведьмы стало свекольно-красным, не так ли?
— Чёрт возьми, — выругалась Гермиона. — Я должна найти Эжени и всё объяснить.
Тому это было безразлично.
— Если она действительно была назначена помогать тебе по поручению профессора Декстера, то я уверен, что вы живёте рядом.
Ведьма случайно взглянула на его профиль сбоку. Это напомнило ей очертания греческой статуи. Он не будет выглядеть неуместно в хитоне на Парфеноне или, может быть, среди статуй философов. (Какого чёрта она сейчас думает о своём последнем отпуске в Греции?)
— Ты, кажется, не переживаешь, — сказала она.
— Мисс Делакур не имеет дурной привычки распускать слухи о своих соседях по факультету.
Брови Гермионы поползли вверх.
— Ну, у меня такое чувство, что она не предаст своих друзей. И всё же, возможно ли, чтобы она сказала, что её беспокоит, что её друзья слишком быстро развивают свои отношениях? Что она хочет спросить совета у других? Новости всё равно появляются таким образом, они всё ещё могут кормить сеть сплетен. Это беспокоит, не так ли?
Он размышлял об этом около трёх секунд.
— Она бы всё равно ничего не сказала в первый же день, так как не очень общительна. В самом деле, Гермиона, тебе не о чем беспокоиться.
У Тома хватило наглости похлопать её по руке, как будто они были самыми
близкими друзьями. Это было бы снисходительно, если бы в его улыбке не было того лисьего намёка. Он
точно знал, как сильно это её раздражает. Это, в свою очередь, придало ей решимости не поддаваться на приманку.
Дерево для пикника стояло среди нескольких других в роще на некотором расстоянии. Лёгкий ветерок пробежал по её волосам, и лёгкий аромат жимолости в воздухе поднял ей настроение.
Гермиона снова фыркнула и шагнула ближе к нему, теперь его рука была прижата к ней. Он напрягся на мгновение, прежде чем снова расслабился, позволив ей зажать его руку между своей и своим торсом — он начал это, и она знала, что это означает, что он не собирается отступать. Она мысленно поздравила себя с тем, что он сохранил очень чёткую дистанцию между собой и любым другим человеком. Отсюда нетрудно было догадаться, что он не был поклонником случайных телесных контактов. Как ни странно, это был один из немногих известных ей способов привести его в замешательство.
Она смирилась с тем, что разберётся с Эжени позже.
— Значит, Эжени может быть в замешательстве, но всё в порядке?
— Да, она может счесть это тревожным, но ничто не заставит её быть более сдержанной.
Нетрудно было поверить мнению Тома, поскольку он
должен был знать здешних обитателей лучше, чем она. В конце концов, он уже много лет учится в Хогвартсе. Кроме того, она ничего не могла с этим поделать, пока не вернётся в башню Рэйвенкло. Гермиона вздохнула и решила вернуться к пледу для пикника.
