Strange Attractors (Странные Аттракторы)

      Они снова сидели на покрывале для пикника, и лозы жимолости касались её волос время от времени. Она не отмахивалась от них, а только собирала вместе и придумывала, как соединить их в одну цепочку. Стоп, она была уверена, что Луна говорила ей о более элегантном решении этой проблемы раньше...       — Ну ладно, — задумчиво произнесла Гермиона, оглядываясь в поисках более длинной ветки. — Полагаю, мы можем всё это прибрать и вернуться в замок.       Она не знала, почему Том поднял бровь при её словах.       — Ну, Эжени уже вернулась, и я уверена, что у тебя есть другие дела. А я ещё не была в башне Рэйвенкло...       — Может быть, ты просто немного насладишься этим днём? — наконец спросил он.       Гермиона стояла с палочкой в руке, срезая несколько молодых веточек жимолости для своей идеи: достаточно прочных, чтобы обеспечить структуру, и в то же время достаточно гибких, чтобы их можно было свернуть в круг. «Прекрасно». Она оглянулась и увидела, что он пристально смотрит на неё. Это был не первый раз с тех пор, как они вернулись — его взгляд иногда скользил по ней, а не задерживался на её лице. Нет, это не была ухмылка (или что-то такое).       Том проверял, как она.       — Я в порядке, — настояла она на своём, как только поняла, о чём он думает.       Он встретился с ней взглядом на три секунды, и она поняла, что он вежливо скрывает своё недоверие.       — Рад слышать, — сказал он. Стоп, она не ожидала такого ответа. — Боюсь, я хотел бы немного отдохнуть после всего. Ты ведь не будешь сильно возражать, если мы немного задержимся с возвращением?       Его улыбка была обманчиво невинной.       Для человека, чьё заявление было явно полным дерьмом, он был слишком спокоен. У неё было такое чувство, что он был готов либо принять её просьбу, либо оспорить её, но то, как неторопливо он начал ковырять лимонный торт, говорило ей, что он был готов и к тому, и к другому ответу.       Если она будет настаивать на том, чтобы вернуться прямо сейчас, у неё возникло подозрение, что он обратит внимание на её далеко не безупречное здоровье более неловким способом, чем эта вежливая выдумка о его предполагаемой усталости. Поэтому она смирилась с этим.       Гермиона фыркнула и снова принялась сплетать веточки в корону. Осторожно делая небольшие диагональные срезы коры палочкой, она осторожно вставляла опавшие почки в каждый надрез. Она подержала их там, восстановила надрез заклинанием, а затем наложила ещё одно заклинание роста. Надрезы и стебель цветка соединились, как будто они всегда были одним целым. Этому её научил Невилл. Это всегда помогало привитым им ветвям укорениться за один день.       — Что ты делаешь? — спросил он.       — Цветочную корону, — ответила Гермиона. — Очевидно.       «Цветочный венок всегда помогает чувствовать себя лучше в плохой день», — сказала ей однажды Луна, сразу после того, как она подарила Гермионе венок из роз за обедом (она получала розы в течение дня, когда они обе работали в Министерстве). Было приятно, когда сладкие ароматы следовали за тобой весь день. Луна заколдовала их, чтобы они выпускали свой аромат волнами, а затем сдерживались и просто собирали его в другое время, «чтобы мы, конечно, не стали нечувствительными к запаху».       Конечно.       Это также заставило её чувствовать себя лучше в тот несчастный день в офисе, но она была невыразимцем. По степени странности, которую они видят в офисе каждый день, цветочный венок едва заставлял кого-то моргать. Ведьмы, которых она встречала в коридорах, на самом деле хвалили её за это и спрашивали, как она это сделала.       — Ты не используешь заклинание для цветов, — заметил он с любопытством.       — Ну, это был бы обычный цветочный венок. А я хочу необычный венок — живой цветочный венок. Если бы я собрала все свободные цветы к одной ветке, все элементы стали бы одним организмом, одним растением. Оно может прожить несколько дней, нет, недель в воде. Ну, я бы добавила питательных веществ в воду, чтобы быть уверенной, но это тривиально, — ответила она, пожав плечами. Крайне заинтересованное выражение его лица говорило об обратном, и она не смогла сдержать лёгкой усмешки.       — На самом деле это не так уж трудно. Важно знать, как устроены двудольные растения — нужно растение, которое расположит свою сосудистую сеть в ряд аккуратных концентрических кругов.       Она снова принялась разрезать нужное расстояние между флоэмой, камбием и ксилемой. Она критически осмотрела цветочные стебли, прежде чем вставить цветы в разрезы, а затем пробормотала сначала исцеляющее заклинание, а потом, заклинание регенерации.       — Эти сосуды, эти мини-трубки, которые несут минералы от корней вверх, и те, которые несут питательные вещества, вырабатываемые листьями? В двудольных листьях они расположены в виде концентрических кругов. Сосуды флоэмы находятся на внешней стороне, камбий между ними, и после этого сосуды ксилемы. Как только узнаёшь, как они расположены, можно соединить соответствующие сосуды из любых двух ветвей, из любых двух растений, чтобы они стали одним целым.       Она на мгновение замолчала.       — Ну, они, конечно, должны быть очень тесно связаны, с магнолиями и апельсинами этого не сделаешь. Но всё же, представь себе возможности! Мастер-герболог теоретически может создать беседку, сделанную полностью из растений, и гарантировать, что, когда она расцветёт, она расцветёт сотней видов роз.       Гербологом, которого она знала, был, конечно же, Невилл, и результат, конечно же, не был теоретическим. Он сделал это для своей жены. Это было потрясающе красиво, хотя и не так, как выражение полного обожания, которое она видела на его лице при виде счастья в её глазах.       — Это требует терпения и усилий, но в отличие от маггловского мира, нам определённо не нужно было ждать, пока растение заживёт и восстановится. Всего лишь минута или около того в руках мастера.       (Жаль, что беседка не совсем пережила восстание невредимой).       «Стоп, что?»       (Впрочем, её ещё можно восстановить. Она была только повреждена, но не мертва. Это совсем не то, что случилось с...)       «Дерьмо. Только не сейчас». Гермиона с усилием проигнорировала воспоминания. Или то, что у неё сохранилось не одно воспоминание о том, как выглядела беседка. И размытые фотографии Невилла, стоящего с кем-то. Ведьма на них, похоже, тоже была не та. «Что же это такое? У меня не может быть двух воспоминаний об одном и том же времени!»       Её рот, к счастью, был в состоянии продолжать говорить, и её пауза была не слишком долгой.       — У монокотов, однако, они распространяются случайным образом. Вот почему никогда не сделать это с ними.       Гермиона оторвалась от своих непрерывных попыток пересадить все цветы жимолости на одну ветку, потому что он был удивительно спокоен. Она прищурилась.       — Ты не понимаешь большей части того, что я говорю, не так ли?       — Не совсем, но я уверен, что ты не оставишь меня с вопросами.       — Ну, просто спроси обо всём, чтобы я пояснила.       Ей пришлось объяснить, что такое монокоты и двудольные.       — В отличие от монокотов, двудольные не являются монофилетическими.       — Что, прости?       — О, ничего. Это излишние и ненужные детали. Забудь.       Она жевала во время объяснений, и прежде чем она протягивала руку к тому или иному блюду, Том уже видел и предлагал ей это. Он даже сделал бутерброды с мармеладом.       Гермиона не рассматривала возможность того, что добросовестный Том Риддл, прекрасно осведомлённый о её физическом состоянии, может быть в некотором роде раздражающим. Его манеры всегда были безупречны, и ей было лестно быть объектом такой заботы. И всё же напряжённость его взгляда была почти физической лаской по её коже — откровенно говоря, это отвлекало. Она никогда так сильно не желала быть здоровой, как сейчас. С другой стороны, его исключительное внимание к её обширной магии впечатлило её (большинство людей сдались бы и перестали спрашивать больше деталей, когда они выяснили, насколько обширны и технические её знания могли бы быть).       В какой-то момент он поднял оставшиеся веточки апельсиновых цветов, которые она отложила в сторону от баночек с мармеладом.       — И это тоже добавишь?       Она бросила на него подозрительный взгляд.       — Они даже не из одной семьи. Соединять их — выше моих сил.       Он покачал головой.       — Я не говорил о том, чтобы прикрепить их к жимолости, но можно было бы сделать их вторым слоем в венке.       — Это короткие веточки!       Он поднял бровь.       — Ты можешь соединить их в одну длинную лозу с помощью заклинания, не так ли?       Том был прав, чёрт бы его побрал. Его мозг определённо работал быстро с тем знанием, которое она только что передала. С осторожным применением упомянутого обаяния («Не переусердствуй, Гермиона. Медленно и уверенно делай это»), ей удалось заставить оранжевые веточки расти и удлиняться. Она привила их, соединила в единую лозу, чтобы ускорить процесс выращивания. Вскоре она уже была достаточно длинна, чтобы заплести её веточкой из жимолости. Но цветов было недостаточно.       Она попыталась вспомнить, что есть заклинание, чтобы увеличить цветение, оно было на кончике её языка.       — Мультифлора? Нет, я совершенно уверена, что это не то. Флора Максимус? Нет, только не это. Уфф, я не могу вспомнить, — пожаловалась Гермиона.       Том взял апельсиновую лозу из её рук и воткнул срезанный конец в рыхлую землю. Он применил агуаменти и произнёс заклинание, которое она не узнала.       — Коалеско. — Затем он указал палочкой на лозу.       — Флоресценция.       Как и ожидалось, обилие белых цветов расцвело по всей лозе, где раньше были только молодые почки. Их благоухающие ароматы наполняли воздух.       — Это... не то, о чём я думала, но это работает. Погоди, насколько я помню, Флоресценция только побуждает цветы цвести на растениях, а не на почках. — Она была взволнована и озадачена одновременно.       — Ты только что сказала мне, что разница между срезом и растением в том, что первое не отрастило свои корни, — спокойно ответил Том, вытаскивая из земли обрезанный конец лозы. Действительно, тонкие, паучьи корни протянулись от этого конца, благодаря первому заклинанию, которое он наложил на него. — Я просто применил это знание.       Она поняла, что он применил его в течение нескольких минут после того, как узнал об этом. Это требовало безумного уровня проницательности.       Он взял у неё жимолость, вплетённую вместе с апельсиновой веткой, полной белых цветов, и она удивлённо уставилась на него. Он работал точными движениями, достаточно осторожными, чтобы не сорвать при этом более нежные цветы, более осторожно, чем это сделала бы Гермиона. Когда он закончил, то снова вложил ей это в руки.       Это и правда был цветочный венок.       — Может быть, ты хочешь изменить вид цветков апельсина?       — Зачем?       — Ты сказала, что тебе больше нравятся другие сорта, потому что они более ароматные.       Ах, эти севильские апельсиновые цветы, в которые она превратила его апельсиновые цветы. Что ж, она может сделать это снова. Это было не так уж трудно. Однако, чтобы сделать это изменение постоянным, требуется больше знаний о растениях, чем это очевидно на первый взгляд. Конечно, она могла бы это сделать. Белые цветы стали чуть крупнее, их аромат нёс в себе чуть больше изюминки. Последнее заклинание, будет сдерживать их аромат большую часть времени, выпуская его только волнами.       Она сделала свой собственный цветочный венок.       Том порылся в карманах и достал ещё одну ленту для свитков. Он удлинил её, сменил цвет на бронзовый и протянул ей. Гермиона пожала плечами и приняла.       А почему бы и нет? На этот раз она была в Рэйвенкло. Чем больше, тем веселее. Она обвила ленту вокруг лоз, прежде чем связать два конца вместе в бант.       — Ну, теперь всё выглядит идеально, — прокомментировал Том.       К её удивлению, он выглядел совершенно серьёзным, когда сказал это. Она не понимала, пока не почувствовала себя комфортно в своей собственной шкуре, как невыразимец, что она завидовала лёгкости Луны в Хогвартсе. Они обе привлекали людей, которые сплетничали и унижали их по разным причинам, но только Луна была полностью довольна тем, кем она была. Гермиона бессознательно хотела бы получить всеобщее одобрение, как бы нелепо это ни звучало, когда она произносила это вслух много лет спустя.       А теперь? Теперь она не собиралась просить ничьего одобрения. Подростковое давление сверстников может пойти к чёрту.       — Что ж, спасибо. Я думаю, что с венком закончено. — С этими словами Гермиона взяла свой венок и осторожно надела его на голову. Поначалу он был немного кособоким, но, зацепившись за волосы, его было трудно поправить. Гермиона вздохнула. Она забыла о своих густых кудрях.       — Вот, позволь мне.       Не успела она опомниться, как он уже был позади неё и освободил её волосы от единственной заколки. После этого он... что-то делал с её волосами. Случайные поглаживания, когда он отпускал узловатую прядь или несколько, были странно успокаивающими. Вместо того чтобы завязать ей волосы, он заплёл их в косу. Венок, казалось, сидел надёжно, как только он закончил.       — Спасибо.       Она закрыла глаза, сделала глубокий вдох, и почувствовала аромат цветов апельсина и жимолости. «Прекрасно».       — Передай мне ягодное суфле, Том, и мятный чай.       — Конечно, Гермиона.       Уголок его губ дёрнулся вверх от удовольствия, но Гермиона проигнорировала это, потому что знала, что он смеётся не над ней.       Прошло, должно быть, больше десяти минут, когда не только её сердечный ритм снова успокоился, но и весь адреналин в её организме вернулся к нормальному уровню. Вот тогда-то и проявилась лёгкая слабость в ногах, а также мимолётное головокружение. Девушка ощутила действие чар, наложенных на неё тёплым ветерком. Она напряглась.       Когда она подняла глаза, Том уже убрал палочку, и выражение его лица было непримиримым.       Что ж, она неохотно признала, что его реакция была точна. Это не означало, что она собиралась благодарить его за это. Она чувствовала, как статический заряд магии накапливается в её нервах, и заклинание, которое было на кончике её языка.       — Я должна предупредить тебя, чтобы ты не делал этого, когда я напряжена, Риддл.       Её серьёзность хорошо сочеталась с её тоном, и он ответил ей тем же.       — Не делал чего?       — Применял на мне любое заклятие без моего ведома. Я могу отомстить прежде, чем осознаю это, и мне бы не хотелось причислять тебя к числу моих побочных потерь. — Гермиона ответила суровой правдой, осторожно воткнув рукоять своей палочки в землю — избыток магии был легко рассеян. Она не была ребёнком, выросшим в мирное время, её рефлексы были не слишком хороши. Была причина, по которой всякий раз, когда Гарри или Рон внедряли её в передовой отряд, она всегда работала с другими, кто пережил по крайней мере двух тёмных лордов.       Он воспринял это спокойно и улыбнулся.       — Ах, ты уже скучаешь по мне, Гермиона?       — Если мне действительно придётся причинить кому-то смертельный вред, я предпочитаю, чтобы люди правда заслуживали этого. — Ведьма закатила глаза. Как всё это эго вообще уместилось в его голове?       — Если бы тебе каким-то образом удалось убить меня так неосторожно, я бы это заслужил.       Гермиона застонала. Она должна была догадаться. Как она могла не догадаться, что именно таков будет его ответ?       — Ты придурок, Том, — заявила она.       — И всё же ты предпочитаешь меня таким.       Это было... хм, она даже не могла спорить об этом. Гермиона снова закрыла рот, когда поняла это, игнорируя его удивлённый взгляд. Она предпочла бы поболтать с ним, со всей раздражающей чрезмерной уверенностью и воинственным интеллектом, которые он почему-то не сдерживал, чем поболтать с милым, вежливым старостой, которым он был сначала, который был так же интересен и читаем, как пустая стена. Ей не нужно было, чтобы кто-то был тем, кем он не был с ней. Не то, чтобы она собиралась сломаться при первом же использовании сарказма.       В конце концов, это давало ей прекрасный предлог, чтобы отплатить ему едким остроумием.       — Мне сказали из достоверных источников, что у меня сомнительные вкусы на мужчин, — ответила Гермиона.       Удивлённый смешок Тома был таким же искренним.

* * *

      Том настоял на том, чтобы нести корзину для пикника. Она всё ещё не могла решить, удобно это или неприятно. Но с ним было легко, и Гермиона только тогда поняла, что ей будет скучно, если она вернётся одна. Конечно, она не видела причин сообщать ему об этом маленьком факте. Её нервировало то, как легко он влез в её рутину.       Пока они шли по коридорам Хогвартса, Гермиона заметила, что не один ученик повернулся в её сторону. Именно тогда она вспомнила, что на ней цветочный венок — она почти забыла о нём, когда венок не выпускал свой аромат каждые несколько минут, потому что Том всё время вёл себя нормально. Он на самом деле не думал об этом дважды. С другими студентами, казалось бы, дело обстояло совсем иначе.       — Ого, Хогвартс, должно быть, очень скучный, — сказала Гермиона, стараясь, чтобы её голос был слышен людям.       — Почему ты так говоришь? — спросил Том, подстраиваясь под её громкость.       — Можно подумать, они никогда раньше не видели цветов. Я имею в виду, цветы, Том! Что вы делаете со здешними студентами? Запираете всех в башне на несколько месяцев?       Некоторые студенты покраснели, когда поняли, что речь идёт о них. Другие только усилили своё презрение, которое Гермиона с лёгкостью проигнорировала. Конечно, были и совсем глупые, но это неважно.       — Ну, надо признать, что такой чарующий вид здесь не часто встретишь. — Она видела, что он улыбался, когда говорил это.       Гермиона фыркнула, потому что альтернативой был бы смех. Это была бы хорошая попытка сделать комплимент, если бы она не знала, что это было только на показ. Всегда такой очаровательный, этот Том Риддл. Она не собиралась скромно краснеть или смущённо пытаться сменить тему разговора.       — Пожалуйста, мистер Риддл, я уверена, что ты не хотел этого говорить. Леди Хогвартса были бы убиты горем, услышав это.       — С того места, где я стою, они кажутся довольно живыми. Я уверен, что они выживут.       Она проследила за его взглядом, и на этот раз Гермионе пришлось прикрыть рот рукой, чтобы сдержать смех. Несколько девушек с Гриффиндора буквально взбесились, увидев Тома Риддла с корзинкой для пикника и её саму с цветочным венком. Гермиона не могла удержаться от улыбки, чтобы не разозлить их — это не её вина, что они прыгали, нет, прыгали с парашютом, делая выводы.       — О, Том, ты водишь меня в такие интересные места. Местные обычаи ухаживания совершенно очаровательны. Охотятся ли дамы стаями или поодиночке? — Гермиона произнесла это чересчур сладким голосом. Она получила явное удовольствие, услышав, как он подавил лающий смех и превратил его в серию неубедительных лёгких покашливаний.       — Их добыча сохраняет право вето? — снова спросила она.       — Я понятия не имею, о чём ты спрашиваешь, Гермиона.       — О, я в этом не сомневаюсь.

* * *

      Она позволила Тому взять инициативу на себя, что, конечно, было нетрудно сделать с той степенью внимания, которую он ей оказывал. Когда они достигли подножия башни Рэйвенкло, чего она никак не ожидала, так это увидеть студентку, держащую дверь открытой. Она была так же прекрасна, как и вечер, её большие глаза с подведёнными веками могли заставить сердце любого мужчины затрепетать, когда она стреляла в них своим янтарным взглядом. Её блестящие чёрные волосы свисали до пояса, а духи представляли собой тонкую смесь жасмина и магнолий с оттенком дамасской розы.       — Гермиона Кюри, я полагаю. — Она говорила по-английски с королевским акцентом, и выражение её лица было на полпути от скуки. Она даже не обратила внимания на венок из жимолости и цветов апельсина.       Гермиона улыбнулась.       — Да, и я рада, что я здесь, чтобы поприветствовать тебя.       Это вызвало у девушки взрыв смеха, когда улыбка Гермионы стала шире. Ровное выражение лица Тома довольно хорошо скрывало его замешательство.       — Я слышала, что ты не недооценена: я рада, что у меня есть реальные доказательства этого. Мистер Риддл, я тоже рада вас видеть.       Том вежливо вмешался.       — Если позволите, мисс Чакраварти.       — Пожалуйста, мистер Риддл.       — Гермиона Кюри, это Лакшми Чакраварти, пятый курс Рэйвенкло. Мисс Чакраварти, это Гермиона Кюри, новая студентка, которая всё это время находилась в лазарете из-за тяжёлой болезни.       Гермиона пожала Лакшми руку. Её ногти были выкрашены в коралловый цвет и красиво украшены изображениями мельчайших цветов.       — Приятно познакомиться. Мне любопытно. Я не думаю, что у тебя вошло в привычку торчать у дверей общежития в летние дни, не так ли? — спросила Гермиона с невинным видом и широко раскрытыми глазами.       Тот факт, что она была там, чтобы открыть дверь, когда они прибудут, вряд ли мог быть совпадением. И снова Гермиона была уверена, что она не показывает свои мысли с помощью движений.       Лакшми улыбнулась.       — А ты не так проста. Хорошо, тебе это пригодится здесь. Заходите, вы оба. Я уже сто лет так не веселилась. Держу пари, что другие девушки будут рады познакомиться с тобой, Кюри.       То, как она это сказала, не было похоже на что-то приятное.       Она широко распахнула перед ними дверь и вошла с непринуждённостью пантеры в её логово. Лакшми села на одно из свободных кресел, довольно далеко от остальных. Её глаза немного привыкли к яркому свету — весь солнечный свет, падающий из окон по всем сторонам башни, напомнил Гермионе, что это действительно была башня Рэйвенкло, в то время как маленькие стены между окнами были покрыты книжными полками от пола до потолка. Это было почти романтично.       В этот момент Гермиона заметила, что в общей гостиной собрались девушки. Якобы они занимались. Конечно, учитывая, что в одной группе девушка открывала учебник по арифметике, в другой — учебник по зельям, а в третьей — по чарам, она искренне в этом сомневалась.       — О, кто это?       Светловолосая, пышногрудая, с не совсем приятным выражением лица и помадой, слишком красной для школы, студентка встала и оглядела Гермиону с ног до головы. И нашла её интересной, предположила она. Лакшми ответила на всю гостиную:       — Это Гермиона Кюри. Она — новая студентка пятого курса, переведённая на наш факультет. Гермиона Кюри, девушки из Рэйвенкло. Ближайшая к тебе — Олив Хорнби.       — Ты была в Косом переулке? Мы можем показать тебе, где находятся лучшие портнихи, и они могут рассказать тебе, что сейчас в моде, — сладко сказала блондинка. Юная Гермиона могла бы принять это за дружбу. Теперь она знала, как оскорбительно её чувство стиля. Не то, чтобы это было неуместно, поскольку Гермиона выбрала платье из стопки потерянных и найденных вещей в лазарете.       — Это определённо не шик, — сказала одна из её дешёвых подражателей, на что Гермиона решительно не обратила внимания. Она обращалась только к Оливии.       — Спасибо за твоё предложение, но я думаю... — Гермиона позволила своим словам затихнуть, поскольку она дала свою собственную видимую оценку тому, что было надето на блондинке, и ясно передала по выражению лица, что она нашла его отсутствующим. — Я думаю, что буду придерживаться практически любых других магазинов, даже подержанных. Мои вкусы не слишком... уникальны, к сожалению.       Гермиона заметила, как глаза девушки сузились.       — Но Оливия — это действительно верх моды, — вмешалась одна из её марионеток, о, простите, друзей, чтобы поддержать своего дорогого лидера.       — Да, довольно авангардная, не правда ли? — Гермиона улыбнулась одновременно мило и злобно. — Ну, я не склонна использовать свою одежду для политических заявлений, так что, боюсь, я не совсем понимаю, к чему это.       — Политические заявления? — спросила девушка попроще.       «Эта бедная, бедная девочка», — Гермиона внутренне покачала головой, увидев, что Олив и другие девушки бросают на неё предостерегающие взгляды. Она просто дала Гермионе то, что ей было нужно.       — О, вы знаете, модные заявления против хорошего вкуса и достоинства. Я имею в виду, хорошо, что у вас хватило смелости пойти против системы! Я просто не настолько смелая или склонная к экспериментам, я полагаю. Я буду придерживаться вечной элегантности, — весело ответила она.       Гермиона демонстративно отвернулась, как будто ей было наплевать на группу девушек.       — Том, спасибо, что проводил меня, я уверена, что сама найду дорогу наверх.       — Не за что, Гермиона. Следи за своим здоровьем: мы только сейчас позволили себе удовольствие побыть в твоём обществе. Было бы очень жаль, если бы его снова прервали.       Ей не удалось полностью подавить раздражение в голосе, когда она протянула руку, чтобы взять у него корзинку для пикника. Он передал её после того, как снова наложил на неё чары.       — Да, конечно, буду. До свидания, Том.       — До свидания, Гермиона.       Он вышел, а Гермиона обернулась и увидела, что девушки всё ещё стоят и смотрят на неё. Да, Том Риддл — идеальный староста, блестящий студент и джентльмен. Она почти забыла о его репутации.       — Если кто-то действительно заинтересован в разговоре с Томом, я уверена, что он в слизеринской гостиной, если вы захотите его найти. Мне, однако, нужно добраться до комнаты.       Лакшми Чакраварти встала с кресла с выражением кошки, которая опустошила дюжину клеток с канарейками. Всё это время она наблюдала за происходящим, и на её лице всё ещё были видны следы наслаждения.       — Не беспокойся, Кюри. Это как раз в этом направлении. Мы живём в одной комнате, дорогая.       Гермиона подошла к ней, снова игнорируя остальных девушек. Она спросила, понизив голос:       — Ты слишком счастлива для того, кто заставляет ещё одного человека драться за туалет по утрам. Почему это так, Чакраварти?       — Ну, башня иногда становится такой скучной. Твоё присутствие обещает оживить ситуацию, а у меня нет лёгких способов сделать это. И, пожалуйста, зови меня просто Лакшми.       Гермиона прищурилась.       — Ты когда-нибудь раньше пыталась «оживить обстановку»?       — Ну, в тот раз были змеи. Они не были ядовитыми, на самом деле это была безобидная забава. Многие кричали и плакали, но Лукреция заставила меня пообещать, что больше такого не будет. И как раз тогда, когда мне удалось заставить её смеяться! — она надулась, как будто её пухлые губы умоляли о поцелуе. Это было совершенно нежное выражение лёгкой меланхолии.       Гермиона легко могла представить её в драгоценностях и богатых тканях, когда отчаявшийся король обещал бы построить ей Тадж-Махал, если бы только он мог заставить её перестать грустить.       — Ты из тех людей, которые готовы сжечь весь мир, потому что им скучно, не так ли? — подозрительно спросила она. Её поразило, что Лакшми была опасной красавицей — из тех, что могут развязывать войны.       Лакшми рассмеялась и похлопала её по руке.       — Нееет. Конечно, нет. Ты смешная, Гермиона. Как же я буду жить в удобстве и достатке, если сожгу весь мир дотла? Откуда я получу надёжную помощь? Это такой глупый вопрос.       — Да, конечно. Мне жаль, что твоё предпочтение скуке видеть душевные муки твоих соседей по факультету заставило меня задуматься, не хочешь ли ты вообще сжечь мир дотла. Я уверена, что тут нет никакой связи, — сказала ведьма, закатив глаза.       Их расстояние заставило её заметить, что Лакшми пользовалась не совсем духами, она просто причёсывала свои густые волосы ароматическими маслами. Это было так тонко, как и завораживающе.       — Не хмурься, Гермиона, появятся морщины. Но и сарказм тоже не нужен, потому что я уверена, что ты способна на большее.       — Почему ты стояла в дверях? — спросила Гермиона.       — Ты всё ещё думаешь об этом? — она искоса посмотрела на брюнетку. — Ну, я, конечно, ждала твоего прихода. Когда я увидела, как бедняжка Эжени вбежала в комнату, вся красная и не желая никому ничего объяснять, я поняла, что должна увидеть, как ты творишь своё волшебство. У меня есть одна домашняя эльфийка, которая ждала в коридоре и сообщила мне, что ты идёшь.       Гермиона застонала.       — Право. Эжени. Я всё ещё должна с ней объясниться.       Улыбка Лакшми стала озорной.       — Ну и что же она увидела? Ты оседлала мистера Риддла и приставала к нему, когда она наткнулась на вас? Вы были без одежды?       — Господи, да ты спятила... — пробормотала Гермиона себе в ладонь.       — Мы все здесь сумасшедшие, Гермиона. По крайней мере, самые интересные.       Трудно было злиться на неё, когда было ясно, что она ведёт себя так забавно, не говоря уже о том, что она читает маггловские книги. На этот раз это был Льюис Кэрролл — у ведьмы был хороший вкус.       — Я просто подарила ему цветы в благодарность за то, что он помог мне с моими занятиями. Эжени случайно нашла мой подарок... чрезмерным и непонятым, — сказала она. Она не возражала против объяснений, потому что другая ведьма не производила впечатления человека, который легко поверит слухам.       Лакшми разочарованно поджала губы.       — Это скучно. Моё воображение гораздо лучше реальности, — заявила она.       — Ну, если ты знаешь, как жить жизнью наших самых заветных желаний, скажи мне. Я буду первой в очереди за этим. — Ответ Гермионы был суше пыли.

* * *

      Здесь были бархатные занавески глубокого сапфирово-синего цвета и пять кроватей — симметрия сохранялась, потому что расположение входной двери занимало место для ещё одной кровати. Конечно, это были кровати с балдахином, подходящие для самых благородных отпрысков. Вход в ванную был незаметно отодвинут в сторону с помощью нескольких складных ширм, чтобы скрыть вход, в то время как с другой стороны складные ширмы просто скрывали бельевой шкаф. В нижней части каждой кровати было достаточно места, а в углу с большими окнами стояли письменные столы. Большой персидский ковёр богато украшенный узорами покрывал пол. И были... картины? Пасторальные картины (слава богу, волшебные картины иногда раздражали её), но всё равно они были очень красивы. Ведьма несколько раз моргнула, глядя на открывшийся вид, поскольку была уверена, что её гриффиндорская комната никогда не была так богато меблирована.       В центре комнаты было достаточно места даже для чайного столика с шестью стульями. Определённо не среднестатистическая комната здесь.       — Итак, как устроена эта комната? — спросила Гермиона.       — У Эжени кровать ближе всего к двери. Очевидно, это потому, что она — староста. Всегда приходится просыпаться раньше всех большую часть времени и приходить позже. Моё спальное место дальше всех от окна.       — Почему ты выбрала именно это?       — Потому что я не люблю, когда солнце светит мне в глаза. — Она встретила недоверчивый взгляд Гермионы и пожала плечами. — Я не утренний человек.       — Ты даже не полуденный человек, Лакшми, — добавил другой голос.       Гермиона обернулась и увидела темноволосую красавицу с волосами до пояса, высокую и элегантную, двигавшуюся с осанкой королевы. Хорошо, что Гермиона дошла до такого состояния, когда ей было наплевать на свою физическую красоту (или, возможно, отсутствие таковой), потому что иначе она превратилась бы в плаксивое, неуверенное месиво на полу.       — Это не так, — с лёгкостью призналась Лакшми. — Ты так скоро вернулась, Лукреция?       — Вальбурга ведёт себя неразумно, — ответила Лукреция, переводя взгляд на Гермиону.       — А, Лукреция, это Гермиона Кюри, наша студентка с пятого курса. Гермиона, это Лукреция Блэк, семикурсница и неофициальная глава нашей комнаты.       Она царственно кивнула головой.       — Я рада познакомиться с тобой, Гермиона. Можешь звать меня Лукрецией.       — Я тоже рада познакомиться с тобой, Лукреция.       Она легко могла представить себе, что эту спальню выбрали бы не многие студентки, потому что с Эжени, Лакшми и, очевидно, Лукрецией здесь любой случайный четвёртый человек, выбранный на это место, выглядел бы просто неряшливо и невзрачно по сравнению с ними. И ещё, Блэк? Лукреция Блэк? Если она принадлежит к тому же поколению, что и Вальбурга, это значит, что она тётя Сириуса.       — А еще, хм, неофициальная глава нашей комнаты? Как это? — спросила Гермиона.       — Формально это её комната, и мы все здесь по её милости, — ответила Лакшми.       — Лакшми, это неправда.       Другая ведьма изящно фыркнула, глядя на Лукрецию из-под полуопущенных век.       — О, это абсолютная правда. Это была комната Лукреции с тех пор, как она прибыла сюда на первом курсе, и она будет принадлежать ей до последнего курса. Её отцу было гарантировано, что у неё не будет соседок по комнате, которые могли бы загромождать её жизнь, если она сама того не захочет. Всё в полном порядке, дорогая, я понятия не имею, почему ты пытаешься это преуменьшить. Ты — жемчужина Хогвартса в твоём поколении, и ты должна пользоваться этим.       — Ну, другим девушкам моего курса выделили собственные комнаты, и они боялись переезжать, когда я спрашивала их, — объяснила Лукреция.       — И потом, у неё есть я, которая переехала в Британию всего за год или около того до того, как поступила в Хогвартс, так что, когда начались приготовления и перестановки в комнатах, другие девушки запутались, куда меня сослать. — Ведьма сказала это со своей обычной скукой в голосе. Тот, кто слушает, может сделать ошибку, предполагая, что у неё нет личной привязанности к этой истории.       — Это было просто несчастье с числами. В начале твоего курса в Рэйвенкло была двадцать одна девушка. Один человек всегда будет лишним, — сказала Лукреция. Она оказалась неожиданно милее, чем могла бы предположить её чистокровная принцесса.       — Ну, я, конечно, не ошиблась, когда второй и третий курс жаловались, что им пришлось взять к себе одного новичка.       — Их комнаты уже были полны, — добавила Лукреция.       — Тогда третьекурсница Лукреция любезно предложила мне место в своей удивительно пустой комнате, и я согласилась, — легко объяснила Лакшми и даже сделала вид, что разглядывает свои ногти. — С чего бы мне вообще отказываться? Пожалуйста.       — Некоторые из девушек не давали тебе покоя по этому поводу.       — Ну, с глупыми ты не справишься, даже в Рэйвенкло, — прагматично заметила Лакшми. — Я уже давно поняла, что ты спрашиваешь не из вежливости, а всерьёз. В любом случае, я обещала отплатить тебе за услугу. Эжени перевелась к нам на третьем курсе, и теперь у нас есть ты, Гермиона. Кроме нашей великой леди здесь...       — Лакшми, пожалуйста…       — ...мы все разного рода изгнанники. Так что, раз уж Лукреция взяла тебя под своё блестящее чёрное крыло, чувствуй себя как дома.       Как ни странно, Гермиона подумала, что это вполне возможно.       — Спасибо.       — Это не проблема, — настаивала Лукреция Блэк.       — Теперь ты можешь выбрать между двумя оставшимися кроватями... — Лакшми направила её прочь от кровати у двери.

* * *

      У Лукреции были и другие общественные дела, и поэтому ей пришлось извиниться за то, что она не смогла помочь Гермионе устроиться. Ведьма заверила её, что всё в полном порядке, и, кроме того, у неё есть Лакшми. Не то, чтобы у Гермионы было так уж много для переезда, даже после того, как она пошла с профессором Мерритоут, чтобы снять мерку для формы вчера днём. Они прибыли только сегодня, вместе с небольшим количеством платьев, которые Гермиона выбрала из каталога (с выражениями сожаления от швеи и портных о возможном дефиците тканей, который всё ещё не достиг уровня, который она видела в немагических книгах по истории второй мировой войны), основными школьными принадлежностями и учебниками.       Она распаковала корзину для пикника и вспомнила букет ландышей Тома и коробку шоколадных трюфелей (ммм, шоколадные трюфели). Букет неожиданно сохранился — должно быть, Том наложил на него заклинание, когда помогал ей укладывать вещи. Она решила подумать о том, что делать с букетом позже. Может быть, она попросит ещё одну маленькую бутылочку для лазарета и оставит себе? Да, это сработает.       Теперь Гермиона осторожно сняла венок с волос после того, как наложила несколько чар. Она положила несколько книг на прикроватный столик, а сверху положила венок.       — Ты же выбросишь это? — спросила Лакшми.       — Нет! Я приложила все усилия, чтобы убедиться, что весь этот венок состоит только из двух лоз. Выбрасывание уничтожает всю цель обеспечения того, чтобы они всё ещё живы, — сказала она. Девушка окунула отрезанные концы в запасной стакан, который она взяла из шкафа в ванной, теперь наполненный водой. На всякий случай она добавила в стакан минералов.       Лакшми театрально вздохнула:       — Ты сама её сделала? Как скучно. Я думала, что Риддл сделал её для тебя, это точно. Опять этот скучный реальный мир.       Гермиона пожала плечами.       — Ну, он помог мне с некоторыми заклинаниями, когда я не могла вспомнить некоторые из них. Но в основном это моя работа.       Она критически оглядела стакан, накладывая ещё чары, чтобы убедиться, что стекло не будет опрокинуто. Удовлетворившись этим, она села на кровать. Покрывала и постельное бельё на обеих незанятых кроватях были свежими, так как домовые эльфы были проинформированы, что она выписана сегодня.       Черноволосая ведьма повернулась к ней с блестящими янтарными глазами. Это выражение действительно напомнило Гермионе кошку на охоте.       — Знаешь, ты должна сказать всем, что он сделал это для тебя. Учитывая, что он действительно был с тобой на пикнике, я уверена, что он не возражает. Ревность всех девушек была бы такой забавной.       Предостерегающий взгляд Гермионы был пресыщенным. Она даже потянулась за волшебной палочкой.       — Неужели я выгляжу такой наивной? Они соберутся в толпы, чтобы убить меня. С их точки зрения, это тоже было бы вполне оправданно. Кстати, кто эта новенькая? Откуда она взялась? А теперь, очевидно, она публично сделала предложение Тому Риддлу. Это скорее всего Амортенция.       Лакшми надула губы.       — Чёрт, ты знаешь английский язык цветов? Это совсем не весело.       — Ну, не для тебя, а для меня это достаточно весело, — сардонически ответила она, абсолютно не признавая, что не имела бы ни малейшего понятия о том, что означают цветы, если бы Том не сказал ей.       Гермиона напомнила себе, что надо поскорее найти в библиотеке книгу на эту тему.       — В любом случае, они не убьют тебя, Гермиона. Они не настолько глупы. Я думаю, что на самом деле это не продлится так долго, Риддл в это вмешается, чтобы сохранить общественный порядок. Всё будет не так уж плохо, — сказала она.       Ведьма фыркнула.       — Попробуй сама, если тебе так хочется.       — Боюсь, я не настолько храбра, — возразила Лакшми из-под опущенных век. Это было бы стыдно, если бы Гермиона не знала, что она не будет бояться чего-то столь жалкого.       — Теперь ты крадёшь мои слова, да?       — Ну, я, конечно, не из тех, кто носил венок из цветов апельсина и жимолости рядом с Томом Риддлом, пересекая всю школу. Учитывая, что это ты, я бы также поспорила на месячное пособие, что у тебя есть выражение чистого «мне наплевать», приклеенное к твоему лицу, когда ты это делала, что придало бы правдоподобие мысли, что да, ты настолько бесстыдна, что украла Тома Риддла из-под носа всего женского населения Хогвартса, — заявила другая ведьма.       — По крайней мере, они так считают. Я уверена, что ты не удивишься количеству людей вроде меня, которым на самом деле наплевать — за исключением, может быть, тех, кто чисто злорадствует.       — Вот чёрт.       Гермиона позволила себе роскошь выругаться. Много раз. В итоге она использовала большую часть лексики, которую переняла у Рона, но редко использовала, потому что должна была подавать пример молодым аврорам и невыразимцам (во всяком случае, в офисе). Что ж, здесь таких опасений не было.       Лакшми даже не моргнула, хотя её улыбка стала шире.       — Ты — самое интересное развлечение за последние годы, дорогая. Прими мою искреннюю благодарность.       — Неужели студентам больше нечем заняться? Например, домашнее задание? Подготовка к СОВ? ТРИТОН? — прошипела Гермиона. — Может быть, пытаться понять, как мы все выживем и выиграем эту кровавую войну? Гриндевальд всё ещё здесь, и он определённо не просто пьёт чай с королём!       Темноволосая ведьма заморгала густыми ресницами, с любопытством глядя на Гермиону. На её лице появилось почти извиняющееся выражение.       — Дорогая Гермиона, ты действительно хочешь, чтобы я ответила на этот вопрос?       Ответ Гермионы прозвучал в виде протяжного разочарованного крика, приглушённого подушкой, в которую она уткнулась лицом.