* * *
Эжени догнала её возле класса продвинутых древних рун. — Гермиона! Гермиона. — Её светлые волосы развевались за спиной вместе с мантией, и Гермионе показалось почти забавным, что по коридорам бежит староста. Эжени, вероятно, повезло, что поблизости не было других старост, которые могли увидеть её и сделали бы замечание — они могли бы даже вычесть баллы с факультета. — Успокойся. Нет никакой необходимости бежать. — Прости, я просто забыла. Я должна была сопровождать тебя на занятия, потому что ты не знаешь, где они проводятся, — сказала Эжени. — Ты ведь знаешь, что коридоры и лестницы в Хогвартсе движутся, верно? Гермиона покачала головой. — О, я прекрасно могу справиться сама. Правда, тебе не стоит беспокоиться обо мне. — Неужели? — блондинка была настроена скептически. — О да, действительно. Давай я тебе кое-что покажу. Гермиона сунула руку в сумку с книгами и начала рыться в ней в поисках различных учебных программ, которые Том собрал и дал в первый день их знакомства. Она достала одну из них и произнесла заклинание поиска объектов, используя программу в качестве якоря. Балансируя между большим и указательным пальцами, палочка вращалась вокруг точки опоры подобно примитивному компасу — ей удалось заставить Тома научить её этому определяющему заклинанию. — Видишь? Это учебная программа для... продвинутого класса древних рун. Палочка указывает, где он находится, и я просто следую за ней. Голубые глаза Эжени расширились. — Это правда работает? — Ну, если профессор проводит гораздо больше времени в кабинете и ему не нравится класс, это приведёт скорее к его кабинету, чем к классу. Но даже тогда я могу просто постучать и пойти с профессором в класс. — А может, он уже ушёл, прежде чем ты придёшь, — заметила Эжени. Гермиона пожала плечами. — У всех методов есть свои слабые места. Хитрость заключается в том, чтобы планировать заранее и учитывать эти слабости. Белокурая ведьма всё ещё выглядела немного сомневающейся. — Думаю, будет намного лучше, если я пойду с тобой на следующий урок. — И это мой сигнал вмешаться. Гермиона и Эжени одновременно подняли головы: Том Риддл только что вышел из класса и теперь стоял в нескольких шагах от них. Она подумала, что у него, вероятно, было несколько вопросов к учителю. Щёки Эжени неожиданно порозовели, когда она крепко сжала руку Гермионы. — Я не... я не знала! Гермиона, прости меня! — Хм, что? Всё в порядке. За что ты извиняешься? — растерянно спросила Гермиона. — Я сам покажу тебе твой следующий класс, это не составит никакого труда. В конце концов, мне нужно туда же, — сказал Том. Использовал ли он заклинание Виндзорского узла? Потому что Гермиона была уверена, что её галстук не был завязан так идеально, как у него. Сколько же времени он провёл перед зеркалом, чтобы довести его до совершенства? Том Риддл, как всегда, дружелюбно улыбался. «Да, это его публичная личина». Она почти забыла. — А, доброе утро, мисс Делакур. — Д-д-доброе утро, мистер Риддл, — ответила Эжени. — Я у-уже ухожу, Гермиона. Всем пока! Гермиона с озадаченным выражением лица смотрела, как её бегущая фигура удаляется вдаль. — Она так торопилась прийти, а теперь снова убегает? Просто иногда я её не понимаю. Том усмехнулся. — Ну, я полагаю, у неё могут быть и другие дела, о которых она только что вспомнила? — Ты и сам не очень-то в этом уверен. — Мисс Кюри, я не предполагаю, что разбираюсь в делах ведьм, и не претендую на обратное. — Его тон был кривым, и лёгкая улыбка невольно появилась на лице Гермионы. — Какой умный. — Конечно. Ну что, пойдём? На этот раз ей потребовалось всего две секунды, чтобы понять, что означает его протянутая рука, и она соединила их руки вместе, как только её осенило понимание. Она заметила, что они были далеко не единственной парой парней и девушек, идущих рука об руку, и некоторые из них действительно выглядели просто друзьями. Это было время, когда мужчины всё ещё выдвигают стул для леди. Гермиона полагала, что у неё есть всё время в мире, чтобы привыкнуть к привычкам этого времени. — Итак, куда мы идём? — спросила она. Какое-то время он был странно спокоен, но следующий вопрос подсказал ей, что именно застало его врасплох. — А ты не знаешь? — Я ещё не успела посмотреть своё расписание, меня отвлекла Эжени. Его брови слегка приподнялись. Она понимала, почему — Гермиона в подростковом возрасте наверняка запомнила бы расписание до ада и обратно, а также альтернативные маршруты вокруг Хогвартса. Это было как раз то, что сделала бы её совестливая, неутомимая молодая особа. Нынешняя Гермиона думала, что она уже знает, где находятся все классы (она, конечно, могла бы использовать его последнюю экскурсию по Хогвартсу в качестве оправдания), и Хогвартс был безопасным. — Потом подошёл ты, и я решила, что могу просто спросить у тебя. — Она пожала плечами. — Это ведь не так уж и важно, правда? — Ты можешь заблудиться, — ответил он. — И что самое худшее, что может случиться? Я могу пройти через пять коридоров, чтобы попасть на следующий урок вместо настоящего? Подняться на несколько лестничных пролётов? Я буду жива. — Её ответ был сухим. Никто не будет укушен раздражённым грифоном, если они свернут не туда в Хогвартсе, и ни у кого нет домашних животных (кхм, экспериментальных), которые попытаются как-то навредить, если вы приблизитесь к ним — и она всё ещё могла бы пройти мимо опасностей отдела тайн с похмельем по утрам. Можно даже перемещаться по Хогвартсу во время лунатизма. (У неё было мимолетное воспоминание, как она закатила глаза на свою соседку по факультету по поводу нового проекта ведьмы. «— Нет, Малина, я не думаю, что сторожевой осьминог — хорошая идея. Сколько людей имеют бассейны во дворе, чтобы держать там бедняжку?») Гермиона медленно моргнула, когда поняла, что её стандарты проходимости коридоров были искажены из-за того, что ей приходилось иметь дело с обычными беглыми экспериментами её коллег... Она знала, что пропустила его последнюю фразу или две, так как была слишком погружена в свои мысли. — Прошу прощения? — Я сказал, что не советую опаздывать на первые продвинутые занятия по трансфигурации, — сказал Том. Что-то было за его бесцеремонным тоном. Если бы она не чувствовала себя более-менее так же, она бы пропустила это. Гермиона встретилась с ним взглядом, и в этот момент она не могла не вспомнить время, когда визит Дамблдора в лазарет совпал с визитом Тома, за несколько дней до пикника...* * *
— Добрый день, Гермиона. Молодая ведьма подняла глаза на голос, встретив дружелюбные голубые глаза. Её улыбка была торопливой и неподготовленной: блеск длинных каштановых волос сверкнул в её глазах, когда мужчина вошёл в лазарет. — А, гм, добрый день, профессор... Упомянутая пара глаз оторвалась от неё и встретилась с другой такого же оттенка. И всё же там, где небо было ярким и светлым, другие глаза были такими же глубокими, как синий океан. — Том, — вежливая пауза. — Добрый день. — Добрый день, профессор Дамблдор, — ответил он. Это было произнесено с осторожностью, его акцент был ясен и твёрд. Поклон Тома оказал ему формальное уважение, превышающее то, что полагается профессору. Распустившийся цветок инея не мог быть более совершенным и таким же замёрзшим. Дамблдор понимал, что Том Риддл не очень-то заботится о своих манерах для кого бы то ни было. Самое меньшее, что он мог сделать, — это признать это с такой же деликатностью. Том снова заговорил: — Если вам нужно уладить кое-какие дела с Гермионой, я не посмею вам мешать. — Это совсем не проблема, — быстро ответила ведьма. — Ты можешь остаться. Оба волшебника повернулись к ней и увидели неподготовленную грубую серьёзность. И всё же она не дрогнула под этим наблюдением и не позволила себе передумать. Дамблдор уступил ей. — Только если вы уверены, Гермиона. — О, я совершенно уверена. В конце концов, если мы собираемся говорить о занятиях, профессор, Том рассказал мне сегодня много интересного. Она сама не знала, почему настаивает на этом, но знала только, что не слепа. Гермиона хорошо знала историю, и ей было интересно, что за беседа с ними обоими могла бы получиться. Профессор занял новое тёмно-бордовое кресло. Том спрашивал его мнение на ту или иную тему, старательно втягивая в разговор. Их диалог тёк плавно, как у хорошо натренированных актёров в пьесе. К своему огорчению, она обнаружила, что порой ей самой нечего сказать.* * *
Гермиона была более чем осведомлена о настороженности между Томом и Дамблдором: она ожидала, что рано или поздно ей придётся играть роль посредника. Тем не менее, она должна была похвалить их за разговорные навыки, поскольку тема легко перетекла в магическую теорию и интересные вещи о трансфигурации. Её вмешательство не требовалось. Если бы она не знала, то подумала бы, что у них довольно хорошие отношения друг с другом. Конечно, их обмен мнениями на некоторые темы был довольно... показательным. — Я никогда особо не задумывалась о трансфигурации животных, — заметила брюнетка. — И всё же маленькие деревянные кубики регулярно превращаются в мышей на уроках трансфигурации, — заметил Дамблдор. — О, но это временно. Те мыши — это не настоящие мыши. В конце дня они снова превращаются в кусок дерева. Я уверена, что Том не имел в виду это, не так ли? Она посмотрела налево. Странная полуулыбка промелькнула на его лице, когда слизеринец слегка покачал головой. — Нет, я думал о том, что нужно сделать, чтобы превратить мышь в крысу. — Такое простое изменение. Но это совершенно ненужное действие, — сказал Дамблдор. Гермиона знала, что лучше не принимать его слова за выражение своего мнения, поскольку она уже видела, как Дамблдор подталкивал её аргументы, чтобы заставить её защищать их должным образом, независимо от его собственной позиции. — Но это полезный первый шаг, чтобы попытаться, прежде чем начать рассматривать изменения, скажем, начать со льва и превратить его в мантикору, не так ли, профессор? — ответил Том. Последовала секунда или две тишины, с подводным течением, которое она не могла полностью уловить. Гермиона нахмурилась, обдумывая технические требования. — Если рассматривать возможность превращения льва в мантикору, я не думаю, что можно полагаться только на трансфигурацию. — О, я это прекрасно понимаю, — мягко ответил Том и больше ничего не добавил. Его внимание всё ещё было сосредоточено на Дамблдоре, который тщательно обдумывал услышанное. Гермионе потребовалась ещё секунда, чтобы понять, что, если вы можете превратить льва в мантикору, вы также ещё на один шаг ближе к попытке превратить человека в мантикору. На дальнейшие размышления не было времени, так как декан факультета Гриффиндор уже высказался. — Полагаю, вы желаете постоянных перемен? — снова спросил профессор. — Зачем кому-то желать непостоянных перемен, если они могут достичь иного? — его тон был по-прежнему сверхъестественно спокоен. — Чтобы так сильно и так чуждо было изменение, можно подумать, что вы пытаетесь нарушить законы природы, — заявил Дамблдор. — Чтобы найти лазейки в законах природы... можно сказать, что это весь принцип, лежащий в основе самой магии. Что скажет маггл о лёгкости, с которой мы можем бросить вызов гравитации? Том по-прежнему был безупречно вежлив. Гермиона, с другой стороны, задавалась вопросом, не был ли он слишком резок в своих намерениях по отношению к Дамблдору. Профессор трансфигурации глубоко и осторожно вздохнул. — В последний раз, когда всё общество согласилось бы с вами, они были авангардом старой Атлантиды. Он не нуждался в более подробном ответе — любой изучающий магическую историю знал об этом. «Они не только уничтожили свою нацию, но и сумели стереть её с этого плана существования. Их высокомерие было столь велико, что их ошибки оторвали их прекрасный остров от реальности». Была причина, по которой никому не удалось найти археологические останки Атлантиды. Остров больше не существовал. — Итак, — небрежно сказала Гермиона, — может ли кто-нибудь просветить меня, почему мы всё ещё готовим нашу еду, вместо того чтобы трансфигурировать её из базовых ингредиентов? Разговор с этого момента стал менее серьёзным в своей академической теме и более легкомысленным, Гермиона была слишком рада, что он не был нагружен второстепенными смыслами.* * *
— Ты ему не доверяешь. В её словах, таких же лёгких, как утреннее солнце, не было сомнений. Гермиона позволила ему проводить её к их классу трансфигурации. Том лишь мельком взглянул на неё. — Почему ты так думаешь? Ведьма фыркнула. — Пожалуй, было слишком много... пауз в моём единственном разговоре с тобой и Дамблдором. Ясно, что у вас есть общая история. — Академические разногласия — это жизненный факт между учёными. — Всё было гораздо глубже, — не согласилась она. — Многие карьеры были сделаны и разрушены на конкурирующих теориях, независимо от области, — бойко ответил он. — Эти различия, безусловно, очень важны, Гермиона. — Том. Гермиона знала, что он почувствовал, как его дёрнули за руку, когда она остановилась в коридоре, и его лёгкое пренебрежение напряжённостью между ним и Дамблдором действовало ей на нервы. Она знала, что не смогла бы дотянуться до него, даже если бы все его защитные стены были подняты, потому что даже когда он отвечал на её вопросы случайным образом, он мог легко обойти её беспокойство. Его ртуть была слишком мягкой, чтобы она могла чувствовать себя комфортно. — Мы можем найти более тихий коридор и поговорить? — Похоже, сейчас у нас нет никаких проблем с разговором. — Разве? Ты избегаешь правды прямо сейчас, и это заставляет меня чувствовать, что я только воображаю вещи, когда я думала, что мы будем работать вместе над общей целью. — В её голосе прозвучало нечто большее, чем просто раздражение. — Ты теряешь меня прямо сейчас, Том. Том обратил на неё всё своё внимание, хотя она ещё не понимала, что означает этот особый наклон его головы. Он снова двинулся под углом, и вскоре они оказались в одном из менее заполненных боковых коридоров. Это почти наверняка означало более длительное путешествие, но основатели были достаточно внимательны к первокурсникам, постоянно теряющихся между классами, так что она знала, что у них всё ещё было достаточно времени, чтобы достичь класс трансфигурации даже с обходом. — Пожалуйста, не прячься и не избегай правды со мной. Это самый простой способ потерять моё доверие. — Разногласия — естественный фактор в критических дискуссиях, Гермиона. Как бы неприятно это не было, даже со Слизнортом у нас есть разногласия. Неудивительно, что я не всегда придерживаюсь того же мнения, что и Дамблдор. Она отпустила его руку и повернулась к нему спиной. В следующее мгновение он схватил её за запястье, но не потянул за руку: вместо этого он позволил ей идти впереди, и у прохожего могло сложиться впечатление, что он идёт за ней. — Ты расстроена. — Чудесная констатация очевидного. — Гермиона. Гермиона почувствовала, как он тянет её за руку. Вздохнув, она замедлила шаг и обернулась, чтобы успокоить дыхание и сосчитать до десяти, пытаясь привести мысли в порядок. К его чести, он подождал, пока она соберётся с мыслями, вместо того чтобы заставить её говорить немедленно. В противном случае, она бы огрызнулась. — Давай начнём всё сначала. Я была там во время вашего разговора в лазарете, и я вижу, что между вами есть некоторые проблемы. Даже если бы я не знала этого, я могла бы попытаться составить карту британского волшебного мира в арифметической модели и построить из неё будущую проекцию. Дамблдор — не тот человек, которого ты хотел бы видеть активно настроенным против тебя. — Ты хочешь сказать, что действительно занималась арифметикой будущего Дамблдора, пока была в лазарете? Это было вполне разумное недоверие. Она, однако, уже придумала ответ для такого случая несколько дней назад. — Конечно, нет. Для возможного будущего. — Зачем тебе понадобилось делать это с Дамблдором? Его голос был слишком ровным для того, кто только что услышал такое возмутительное заявление, но его пристальный взгляд был ясным признаком его полного внимания. — Не Дамблдора в частности, конечно. Я не говорила неправды раньше — я рассчитывала на весь волшебный мир. — Это невозможно. — В этот момент его руки были сцеплены за спиной, глаза потемнели. Возможно, потому, что он сдерживал желание... что, вскинуть руки вверх? Неужели он направит на неё свою палочку и потребует, чтобы она начала говорить что-то разумное? — А почему бы и нет? — Ты должна сделать расчёты для скольких сотен, тысяч людей в волшебном мире? И тебе также нужно будет учесть и рассчитать все возможные отношения и влияния между ними, — он сделал паузу, и она встретила его взгляд прямо, без беспокойства или сомнения. У неё было такое чувство, что он скрывает множество предложений и разногласий, прежде чем решиться на последнее. — На это уйдут годы. В каком-то смысле Том был прав. Традиционный арифметический подход начинался как метод гадания — чтобы выяснить, как будет развиваться будущее одного человека. Если попытаться рассчитать, каково будущее двух людей вместе, то это немного сложнее. Расчёты для десяти начинали быть довольно сумасшедшими, и в первый раз, когда она небрежно спросила об этом своего учителя арифметики, сухим ответом было полностью полагаться на астрономию — это может быть более неопределённо, но это определённо было сделано для большего масштаба предсказания, чем арифметика старой школы. — Ты прав — если использовать методы арифметики, доступные в этом году, то да. Ещё несколько десятилетий, и можно будет начать строить график течения истории, — ответила она. — Если нужно рассчитать турбулентность реки, ты сделаешь это, моделируя саму реку вместе с её камнями и препятствиями. Ты не сможешь вычислить каждую молекулу воды в типичном потоке. Даже когда она намеренно отвела взгляд, она чувствовала давление его взгляда на свою спину, где его первоначальный рефлекс отрицать возможность того, что она говорила, боролся с его любопытством и жадностью. Арифметика пережила небольшой ренессанс с 1980-х годов, возглавляемый магглорождёнными ведьмами и волшебниками, которые отправились в маггловский мир, чтобы изучать высшую математику в аспирантуре, а затем вернулись в волшебный мир с новыми идеями и инновациями. Была причина, по которой она написала предложение высшему руководству Департамента тайн, попросив их отправить её в Тринити-колледж. Неудивительно, что они согласились: половина упомянутых магглорождённых экспертов исчезла или умерла во время правления Волан-де-Морта. Какая-то часть её знала, даже без достаточного количества воспоминаний, что она стала одной из лучших. «На это уходят не только годы», — прошептал тихий голос внутри неё. Гермиона глубоко вздохнула и с лёгкостью не стала обострять внимание на это предложение, отказавшись в очередной раз задуматься, сколько же ей лет. К этому времени печаль о потерянных воспоминаниях стала для неё привычной старой болью, а не новой. Она не остановила Тома, который взял её за руку, пока они шли по коридору. — Ты говоришь о многих невозможных вещах, — прокомментировал он. — О луне, куда можно долететь, о прекрасном будущем, которое можно предсказать. Его аллитерация напомнила ей кое о чём другом. — О туфлях, кораблях и сургуче, — пробормотала Гермиона. — О создателях королей и королях, — продолжал Том, и кривые губы были единственным признаком того, что он заметил её удивление по поводу его намеренной (но меткой) неправильной цитаты. — Это действительно возможно, Гермиона? — Ты бы не сказал, что это невозможно, если бы видел уравнения поля, которые я использую, если бы ты мог видеть, как я вычисляю прогноз для всего волшебного мира, основываясь на нём. Я всё ещё ясно вижу это в своём сознании. — Ты знаешь, что настоящие видящие никогда не помнят истинных пророчеств, которые они сделали? — его голос был обманчиво нежным. — Я знаю, — беззаботно ответила она. — Я ведь не говорила, что я одна из них, не так ли? — Тогда кто же ты, Гермиона? Она слышала тяжесть его вопроса. Слизеринец остановился и повернулся к ней лицом. Её улыбка была искренней, и её ответ был самым честным, который она дала ему о своём прошлом (будущем). — Даже не знаю. Гермиона медленно покачала головой, видя, как в его голове мелькают возражения, даже если он ещё не высказал их. — Я не могу дать тебе полное объяснение, Том, не с моими воспоминаниями, как они есть. Возможно, у тебя всё будет иначе. Возможно, я просто сумасшедшая, — она вздохнула. Она знала, что на самом деле он не верил в это, не тогда, когда она была вполне способна спорить с ним на самые разные темы. — Я никогда не заставляла тебя доверять мне, но теперь тебе придётся выбирать. Ты бы доверил мне правду? Иначе это наше соглашение никогда не сработает. — Но правда всегда зависит от того, кто её говорит. Она закатила глаза. — Да, да, мы оба можем читать Рашомона и спорить об относительности человеческого опыта, пока коровы не вернутся домой. И всё же я не пытаюсь найти ответ на вопрос о смысле жизни, единой теории вселенной или всего остального. Некоторые измерения веса более точны, чем другие: некоторые истины ближе к реальному миру, чем большинство. Картина, построенная из ста точек зрения, обычно более репрезентативна для объекта, чем картина, опирающаяся только на одну точку зрения. Гермионе пришлось сделать глубокий вдох, чтобы собраться с мыслями и прийти к выводу. — Я думаю, в конце концов, всё сводится к следующему: доверяешь ли ты моему взгляду на будущее больше, чем случайному студенту? Если ты скажешь «нет», тогда мы попрощаемся, не так ли? Она не позволит ему легко переключить её на другую тему, чтобы отвлечь интересными вопросами для обсуждения. Ответ, которого она ждала, был прост — да или нет. Теперь в его улыбке появились тревожные нотки. Как и любой хищник, она знала, что Том не любит, когда его загоняют в угол. Это было очень плохо, потому что она тоже не намерена двигаться с места. — Что ты хочешь? — Мы ведь так и не оформили наше соглашение, верно? — спросила она в ответ. — Пора как следует изложить наши условия. Я желаю твоей правды. Недостаточно иметь отсутствие лжи. Я не желаю ни прятаться, ни избегать этого. Она не знала, что он искал, когда просто смотрел на неё какое-то время. Гермиона подавила желание найти отражающую поверхность и посмотреть, есть ли у неё что-нибудь на лице. — Ты ответишь мне тем же? — спросил Том. — Ты просишь меня помочь тебе в чём-нибудь? До тех пор, пока ты не попросишь меня помочь тебе ранить или убить кого-нибудь? Да. Единственное обещание правды, которое я не могу дать, — это относительно самой себя. — Она запнулась, но его мозг быстро нашёл ответ. — Потому что ты не знаешь своей правды. — Да. В её голосе звучала лёгкая горечь, ненависть к тому, что это была брешь в её броне, которую она не могла скрыть от него, даже если её главной заботой было не показать, что она прибыла из будущего. Он, должно быть, увидел каждый тик её лица прямо сейчас, так как почти не смотрел в другую сторону, но, к её удивлению, он вообще не упомянул об этом. — Если ты просишь правды, то я попрошу доверия. — Он поднял руку, прежде чем она успела выразить свой скептицизм. — Я попрошу тебя не делать поспешных выводов. Гермиона закатила глаза. — Я видела одно очень вероятное будущее, когда ты убил многих людей, которых я знаю, моих друзей, и всё же я всё ещё твой друг прямо сейчас, не так ли? Кто Беспощадная Прекрасная Дама в этом уравнении? Уж точно не я... — Не знаю, — пробормотал он. — Ты определённо разрушила мои сны призраками смерти. Ты убила меня в будущем. Леди Смерть. По-моему, это вполне подходящее имя. Гермиона посмотрела на него. Он одарил её самой невинной улыбкой и убрал её непослушный локон за ухо. Его пальцы коснулись раковины её уха, и она почувствовала покалывание на шее. — Ну что? — спросил он. Она прикусила нижнюю губу, принимая решение, и отвела взгляд от его тёмных глаз. — Хорошо. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы этого не случилось. Значит, ты дашь мне свою дружбу? Ничто из того, что она сказала раньше, не удивило его так сильно, как то, что она только что спросила. — Дружбу? — наконец-то ему удалось выговорить. — Вот что такое дружба, понимаешь? Взаимное доверие и помощь? — её взгляд длиной почти в тысячу ярдов заставил его не согласиться с ней или высказать мнение о её наивности, что она верит в такие вещи, как наличие друзей. — Я протянула руку, Том Марволо Риддл. Я знала, кто ты такой, и знала, что ты можешь быть плохим, но всё равно я протянула тебе руку. Если это не я удерживаю себя от поспешных выводов, от доказательства моего робкого доверия, то я не знаю, что это такое. — Она произнесла его имя чётко, тщательно. Он склонил голову набок, и ей показалось, что однажды она видела такое же поведение у дикого волка. Наблюдение: он пытался решить, не убьёт ли его то, что осталось от лагеря. — Ты предлагаешь мне свою дружбу за мою правду и немного самообладания? — Да. Моя дружба за твою. Она удержалась от замечания, что, по её мнению, для этого не потребуется немного самообладания. Фронт по сокращению насилия, вероятно, будет работать в течение некоторого времени. — А что выиграешь ты? — он думал вслух. — Ты хочешь сказать, что твоя дружба даётся легко и дёшево? Что она почти ничего не стоит по сравнению с моей? — она с вызовом подняла бровь. Ей показалось, что она увидела призрак улыбки, прежде чем она исчезла слишком быстро. — Моя дружба, не так ли? — его голос был мягким. Кивок. — Да. — Полагаю, если бы ты была моим другом, ты бы знала, что я убью любого, кто попытается убить тебя. — Он задумался. — Это покажет, что я серьёзно отношусь к угрозам в адрес окружающих, и будет хорошим сдерживающим фактором против будущих дураков, которые думают, что нашли какой-то изъян. Она уже открыла рот, чтобы возразить, когда поняла, что он ждёт от неё возражений. Это было видно по его полуулыбке, понимающему взгляду. Гермиона тут же вспомнила, что авроры не всегда были полноценной полицией, какой она их знала. Столетие назад колдуны и ведьмы всё ещё улаживали семейные распри и разногласия с помощью дуэлей, иногда приводивших к смерти. — Мы не всегда можем помочь актам самообороны, — наконец сказала Гермиона. — Что касается остального, мы поговорим об этом позже. Если выражение его лица и было слишком уверенным, она старалась не замечать этого. Он мог поверить, что сможет заставить её забыть об этом, но она знала, что у неё на уме. Тем не менее, не было никакого смысла искать проблемы сейчас, когда кажется, что они наконец-то смогли выработать основы своих рабочих отношений. Не то чтобы она поверила, что он сразу же воздержится от того, чтобы направить на неё свою палочку — она не была такой наивной. Однако в его глазах всё ещё был тот блеск, который говорил о каком-то особом знании, и это заставило её нахмурить брови. — Что? — Ты можешь убить, — заявил он, и на его лице появилась заинтересованная улыбка. — Ну, иначе я не была бы готова встретиться с любым Тёмным Лордом... — Нет, нет. Я знаю о твоих мстительных наклонностях. Ты такая идеальная ученица, что даже я иногда забываю, что ты не ангел, в чём наполовину убеждены учителя, — он остановил её от отрицания того, что она была далека от совершенства, нежно коснувшись её губ. — И всё же, Гермиона, твои крылья уже не совсем белые, правда? Не тогда, когда ты можешь принять чью-то смерть ради своей самозащиты. — Потому что я знаю, что ты не будешь метать заклинания сдержанно, — она быстро нашла ответ, но Том только усмехнулся, сделав шаг ближе. Она без раздумий отступила назад. — Твои перья забрызганы красным. У тебя уже есть кровь на руках, не так ли? Гермиона? Темноволосая ведьма закрыла рот и послала ему мрачный взгляд, но она не могла сказать ему. — Не знаю, откуда у тебя эта ангельская идея. Немного избито, не так ли? — по её меркам, это был слабый ответ, и Том ясно это понимал. Теперь его улыбка была искренней, интригующей, даже если этот блеск зубов был таким же холодным и успокаивающим, как блеск лезвия ножа. Том нашёл клочок пергамента в одном из своих карманов и одной рукой сложил его в бумажную розу. Когда он вставил её ей в волосы, оно превратилось в настоящий цветок. На этот раз она было тёмно-фиолетовой, ближе всего к чёрному цвету. В её аромате чувствовалась пряность. Она предположила, что он делает остроумный намёк на то, что она Леди Смерть, но она была слишком занята своими мыслями. Том был прав. Гермиона могла убить. Даже в своей прежней жизни она никогда не афишировала этого. Она изо всех сил старалась этого не делать, поскольку всякий раз, когда Гарри давал ей задания, что он считал новыми движениями, новыми группами, вовлечёнными в ту или иную атаку, она анализировала, имеют ли они дело с отчаявшимися юнцами или с более тёмными, более промытыми мозгами фанатиками, которые не подумают дважды, прежде чем убить невинных людей. Она убила бы в случае крайней необходимости или чтобы спасти людей, но она действительно не хотела начинать рассматривать это как первое, что она может сделать. Было бы слишком легко рассматривать это как самый быстрый способ решения проблем. Она упрямо стояла здесь, на краю света, стремясь остаться там, даже если ей придётся мёртвой хваткой вцепиться в этот скользкий край всеми доступными руками и ногами. — Мы непременно станем друзьями, не так ли? — его протяжный голос был тёмным и ровным. — Ну что? Ты согласен? — быстро спросила она, заставляя себя сосредоточиться. — До тех пор, пока я жив, ты не станешь небрежно относиться к своей жизни, — ответил он, и было ясно, что он помнит их последний спор. — Было бы бесполезно соглашаться на то, чтобы ты стала другом, если бы ты умерла слишком быстро. Это было легко. — Согласна. Он поднял руку к её лицу, остановившись совсем близко от её кожи, только тень прикосновения. Если она отправится ловить падающую звезду, то получит две нейтронные звезды, потемневшие и слабые, но не менее способные освещать ночь. И они будут выглядеть точно так же, как его глаза сейчас. Живые. — Я принимаю всё это, Гермиона, — сказал он. Том скрепил сделку поцелуем в её губы. Это был не яростный порыв прошлой ночи, не словесный спор, ставший страстью. Это была новая сладость первых плодов жатвы. Соблазнительный вкус обещания. Его рука на её щеке была тёплой, а другая обнимала её за талию. Поцелуй был мягким и торжественным, с оттенком искренней тоски, от которой у неё перехватило дыхание, и она просто хотела продлить его ещё на мгновение. На целую вечность и один день. Он слегка наклонил голову, и каким-то образом они стали лучше подходить друг другу. Она таяла в его прикосновениях, даже когда притягивала его ближе. Одна её рука была в его шелковистых волосах, в то время как другая оценивала тонкие линии его плеч, прижимая его к себе. Его губы приоткрылись, и она последовала его примеру, и когда языки скользнули глубже, внезапно их обоих подхватило неожиданное течение их взаимной жажды. Ни один из них не мог прекратить пить больше поцелуев, импульсивно делая ещё один глоток. Гермиона потеряла счёт будущему (прошлому) и постоянно расширяющемуся настоящему, поскольку её сознание кристаллизовалось в один единственный момент.* * *
Гермиона моргнула. Она пыталась собраться с мыслями и понять, как получилось, что она прижала к стене начинающего Тёмного Лорда, чтобы целовать его до смерти. Не то чтобы он жаловался или она не получала удовольствия. Его торс был таким же твёрдым, как и выглядел: она знала, она была прижата к нему некоторое время. Для волшебника, который не был мускулистым здоровяком, он также не был тощим, как тростинка. Там определённо было больше мышц, чем было очевидно, о чём могла свидетельствовать её блуждающая рука. Надоедливые подростковые гормоны, правда. Это было всего лишь минутное отвлечение внимания, рассуждала она, и она придерживалась этого объяснения. Нежные движения его пальцев вверх и вниз по её спине вызвали мурашки и дрожь. Сейчас его больше интересовали отвлекающие поцелуи вдоль линии её подбородка. Учитывая, что линия его шеи завораживала её настолько, что она поглаживала её большим пальцем и оттягивала воротник в сторону, она предположила, что была так же занята, как и он. Правой рукой она похлопала его по лопатке. — Том. — Да, Гермиона? Его ответ был мягким, но не громкий, произнесённый рядом с её ухом. Она закрыла глаза от самого восхитительного ощущения, когда его рот снова коснулся её кожи. — Нам нужно... на занятия. Продвинутая трансфигурация? — Я не думаю, что ты захочешь уйти от этого и вернуться в лазарет? — спросил он. Она отстранилась и прищурилась. — И пропустить что, ещё три дня занятий? Нет, спасибо. — Ну, я всё-таки решил спросить. — Он выпрямился с лёгкостью, которой она позавидовала, когда отошла от него. Его воротник был слегка сдвинут, и пока она пыталась это исправить, он пригладил её волосы и поправил новую розу. Его прикосновение к её виску было лёгким. — Право. Мы должны... — Идём вместе, — закончил он, снова протягивая ей руку. Она была слишком смущена, чтобы думать прямо сейчас. Она лишь несколько раз моргнула, глядя на его руку, прежде чем смогла что-то спросить. — Почему? — Мы ведь друзья, не так ли? Тогда мы пойдём вместе. Представь единый фронт и всё такое. Она обнаружила, что слегка скептически относится к его заявлению. Это не помешало ей взять его за руку. — Единый фронт? Неужели? Против чего, против сплетничающих кур Хогвартса? Любопытные студенты выбирают выдающиеся слухи, а не ТРИТОН? — Ты не гриффиндорец, — заметил он. — Какое это имеет отношение к делу? — Ты — аномалия, которую большинство не понимает. Когда дело доходит до Альбуса Дамблдора, я нахожу, что эти факторы очень хорошо влияют на любое взаимодействие с ним. В его тоне была та холодность, которую она не часто слышала, и это застало её врасплох. Нет, она хотела настоять. Она всегда будет спасать Хогвартс и сражаться с любым нынешним Тёмным Лордом. Это было просто то, что она делала (она, Гарри, Рон, Луна, Невилл...). Она была последним человеком, о котором Дамблдору стоило беспокоиться. Но слова, в любой форме или объяснении, которые могут быть поняты в это время, не могли выйти наружу. Впервые в жизни она почувствовала сомнение. Речь шла не о младшем воплощении её директора, поскольку она была уверена, что он, несомненно, тоже был силой добра, когда был моложе, но больше о том, как этот Дамблдор видел её. Она сокрушённо вздохнула, по крайней мере сейчас. Гермиона Кюри (Грейнджер) понимала, что доверие — одна из самых дорогих вещей в мире.