sl33p t1ght

— Семь дней… Этот чудовищный, уже знакомый, привычный, но всё ещё пугающий до глубины души шёпот, услышанный вчерашней ночью откуда-то из-под пыльного угла кровати, так и звенел протяжной трелью в ушах у Мастейна, всё ещё не сомкнувшего глаз за последние… уже даже вспомнить, сколько часов, дней, а по ощущениям — вообще лет. Снова пять часов потрачены впустую — всё это время трясущийся от ужаса подросток лежал на своей кровати, наблюдал, слушал и ощущал, как огромные, склизкие и противные личинки ползали по его телу, порой вздрагивал от невероятно мерзких прикосновений, временами отбивался, пару раз через силу вставал, шатаясь, доплетался до балкона, чтобы выкурить очередную нескончаемую сигарету и бросить окурок к внушительной кучке, с горкой наполнившей пепельницу, частенько лил слёзы и выкрикивал в панике проклятья и мольбы, но большую часть времени просто пытался уснуть, хоть на пару минут погрузиться в эту сладостную пропасть спокойствия и временной смерти. Впрочем, именно столько ему и удавалось там продержаться, но не больше — вновь будили страшные скрежеты, тревожащие скрипы и ощущения, чёртовы непрекращающиеся ощущения, самые отвратительные, которые только мог представить человек. — Вот так и лишаются рассудка, — мрачно произнёс в пустоту рыжий, занятый вполне себе отвлекавшим от всех этих ужасов, но не самым одобряемым и скорее даже порицаемым обществом занятием — скрестив ноги, он сидел на полу и выскабливал выпущенную в его кожу зловонную секрецию одной из личинок, позабыв уже напрочь о её фальшивости и просто позволяя вот этой, сознательно причиняемой боли — все возможные следы жизнедеятельности давно уже были счищены, а тупое остриё погружалось уже в раскрытую розоватую плоть — возвыситься над всеми остальными, чтобы перебить их тревожащие сигналы организму. Вечная бодрость — это плохо. Дэйв понял это уже на следующий день после того, как очутился во сне в своём персональном аду. Что может быть хорошего в постоянном напряжении мышц и нерв, в болезненной слабости в теле, в бесконечном страхе и галлюцинациях? Казалось бы, подобные ощущения должны были подстёгивать желание поскорее со всем этим покончить и найти уже, наконец, этот дурацкий конец заклинания, однако эта задача требовала немалой сосредоточенности, полностью исчезнувшей из всех действий Мастейна, не способного нормально выспаться уже слишком долгое время, оттого и постоянно ронявшего из рук телефоны, письменные принадлежности и посуду, реагировавшего на это негромкими ругательствами, тонущими в истерических смешках. Не помогали даже наркотики — поставив для начала тоненький трек фена, Дэйв в разы сильнее ощутил на себе всю эту мерзость и весь трип лишь боролся со своими галлюцинациями вместо того, чтобы искать от них уже жизненно необходимое спасение. Они достигали его повсюду — в самые неподходящие моменты представали перед глазами в школе, тепло и радушно встречали его дома, заключая в мокрые кровавые объятия, текли липкой струёй по улице, всегда разные визуально, но одинаково отвратительные по своей сути. Сегодняшний день не будет исключением, это Дэйв предчувствовал, мрачно наблюдая за на этот раз кроваво-красным по своей природе ранним солнцем за оконным стеклом, по которому ползли крупные пауки, постепенно затягивая весь потолок и подоконник своими отвратительными слюнями. «Я хочу спать, — устало думал рыжий, складывая потрёпанные учебники в рюкзак. Не успел он застегнуть молнию, как оттуда вылезла багрового цвета змея, обвилась вокруг костлявой руки Мастейна и так сдавила её своей ядовитой кожей, что та вся покрылась кровавыми прожилками, и конечность нестерпимо загорелась от новой порции боли, — я хочу умереть.» Не хотелось выходить из дома — что на улице, что внутри квартиры было одинаково плохо, царили всё те же безысходность и отчаяние. Вновь убедив себя в необходимости своего присутствия на уроках, — так можно было поговорить, перекинуться парочкой торопливых и бессмысленных фраз с одноклассниками, уже отталкивавших его от себя из-за странного поведения, и хоть немного скрасить жизнь, — Дэйв надел мятую и не совсем чистую форму, собрал в хвостик спутанные немытые волосы, перевязывая их резинкой, а по ощущениям — жирной склизкой гусеницей, взвалил тяжёлый рюкзак и пошёл. Снова однообразная череда уроков, уже совершенно не воспринимаемых истощённым от бессонницы мозгом, снова выговоры учителей, снова постоянное ощущение присутствия внеземных существ, повторяющая, тупая боль… Плохо слушавшимися пальцами Дэйв дорисовывал обгрызанным оранжевым карандашом длинные волосы повесившемуся человечку на полях тетради, не думая о том, что вскоре учитель возьмёт эту самую тетрадь на проверку и увидит эти художества. Какая разница, ну вот что ему сделают? Родителей вызовут? Да им плевать, всем на него плевать. — Мастейн! — прервал его размышления скрипучий голос учительницы. — Что я сейчас сказала о внешней политике Людовика шестнадцатого? Не знаете — так и думала. Вы всё равно ничего не делаете, поэтому, будьте добры, сходите в началку и отнесите эти бумаги в сто пятый кабинет. Дэйв поднял голову, пытаясь осознать сказанное. Так, отнести что-то в начальную школу, находившуюся на расстоянии пары метров от здания для старших классов. Сто пятый кабинет… Значит, к психологу. Неделю назад, до начала этого кошмара, подобная задача показалась бы рыжему простой, приятной, он бы с радостью согласился бы, лишь пропустить хоть пару минут тупых уроков, однако сейчас он вспомнил о той боли и слабости, которая его верно ждала при каждом движении — в последний раз Дэйв ел несколько дней назад, и даже подъём с кровати, ставшей совершенно бестолковым предметом мебели, превратился в подвиг. Однако чтобы лишний раз не нарываться на гнев преподавателя, он кое-как встал и подошёл за бумагами, цепляясь побелевшими от напряжения кончиками пальцев за листы, опасаясь ненароком выронить их на пол. — Быстрее иди, — прикрикнула учительница, — чего так плетёшься? Не завтракал, что ли? — Да он не ест, — сказал кто-то с парт, — он только колется. — Ещё одно слово, — вот на что, а на агрессию у Мастейна всегда находились силы, — и я тебе башку твою расколю, пидорас! — Следите за своими выражениями! — возмутилась учительница, но Дэйву, поспешно закрывавшему дверь, было уже без разницы. Он медленно спускался по лестнице и думал о предстоящей встрече с психологом. Рыжий хорошо помнил этого человека и, стоило признаться, даже сейчас был рад увидеться с ним ещё раз. С тех пор, как мать Мастейна в тысячный раз собрала его вещи, решив переехать, Дэйв внезапно для себя потерял с ним контакт, о чём ещё долго жалел, пересматривая вечерами его страничку в Фейсбуке, но не решаясь даже поздороваться. А поколесив по штатам и вернувшись на прошлое место в ту же школу, но в другой корпус, он совсем позабыл про своего старого знакомого, считавшимся для него чуть ли не кумиром в двенадцать лет. Вот бы он по-прежнему работал здесь и так же сидел в своём кабинете, изредка выходя покурить, чему-то улыбаясь и напевая под нос припевы из рок-баллад, на удивление точно попадая в такт и не ничуть не фальшивя… Воскрешая в мыслях прошлое и погружаясь в воспоминания, Дэйв меньше обращал внимания на непроходящую боль в теле, на следовавших рядом порождений оккультной книги, практически не чувствовал их прикосновений к телу, на момент покрывавшемуся этими нелепыми, но в то же время пугающими прожилками цвета крови. Однако, дойдя до нужного кабинета в углу первого этажа, рыжий всё-таки прилично устал, и желание наконец сомкнуть глаза, стало до невыносимого сильным, так что ни одна мысль не могла его заглушить. Хоть Мастейн и понимал, что этого ему не будет дано, втайне он надеялся, что когда-нибудь повелители этого багрового тумана сжалятся над ним и позволять хоть немножко отдохнуть, просто на часик прикрыть отяжелевшие веки и унестись в даль, лишённую всех тревог и страхов. Дверь с номером «сто пять» выглядела всё такой же. Дэйв дёрнул за ручку и вошёл, совершенно забыв, что нужно было стучаться. — Да? — державшая рядом с ухом мобильник фигура так и осталась повёрнутой к Дэйву спиной, но ему было достаточно услышать лишь голос. Такой знакомый, почти не изменившийся, может, чуточку охрипший, но всё равно узнаваемый из тысячи. Однако всё равно что-то переменилось в самом Джеймсе Хэтфилде, так звали этого человека. «Волосы, — догадался вдруг рыжий, — они теперь у него совсем короткие, короче, чем были у меня при нашей встрече, как я это сразу не заметил?» — Миссис Джонс просила передать эти бумаги, — Мастейн положил на стол стопку и ожидающе посмотрел на Хэтфилда. — Хорошо, оставь их здесь, — нехотя отвлекаясь от телефонного разговора ответил тот, — подожди-ка… Дэйв, ты? Теперь, когда Джеймс повернулся к нему лицом, широко раскрывая обрамлённые издалека заметными морщинами глаза, парень смог как следует его разглядеть и убедиться, что время творило ужасные вещи. Прошло всего четыре года, а по лицу Хэтфилда можно было сказать, что все десять. Может быть, дело в этой дурацкой причёске? Короткие тусклого цвета волосы, словно бы сделанные из синтетического волокна, годящегося разве что на парики для дешёвых девчачьих кукол, лишь жалкая пародия на былую роскошную гриву, — из-за неё маленький Дэйв частенько сравнивал Джеймса со львом, — зачёсанные назад и, наверняка, прилично поредевшие точно могли прибавлять их обладателю возраст. — Да, я переехал обратно, — неуверенно промямлил рыжий, избегая взглядом лица Хэтфилда. Красивые голубые глаза по-прежнему излучали тепло и симпатию, однако Дэйву всё равно было как-то не по себе. — Одну минуту, я договорю, — тихо произнёс блондин, вновь оторвав телефон от уха, отчего-то произнося слова с явным недовольством, не то раздражаясь от присутствия Дэйва, не то, наоборот, сердясь на своего собеседника, не дававшего ему уделить время рыжему подростку. Мастейн с разочарованием заметил, что Джеймс снял все свои серьги, и следы от проколов были достаточно видны на не обошедшей губительное влияние времени коже, — ты пока посиди тут. Дэйв уселся в знакомое ему кресло, подобрал небрежно брошенный на него плед, укрыл им свои острые покрытые синяками коленки и огляделся по сторонам. Что-то было не так с этим кабинетом, не так с его атмосферой, совершенно не так. Все галлюцинации и видения будто испарились, словно их никогда и не было, страх перед грядущей болью тоже исчез, пропал шум в ушах и даже воздух стал каким-то более чистым. Мастейн внезапно ощутил так давно забытое чувство спокойствия, полной уверенности, что всё у него в порядке, и что так будет всегда. Он слушал, как Джеймс что-то безэмоционально и суховато рассказывал своему собеседнику — наверняка, какому-то учителю — про организацию праздника для школьников на какую-то патриотическую тематику, вдыхал полной грудью непривычно свежий воздух, наполненный влажностью осеннего сквозняка, запахом сигарет и ароматом горячего кофе, оставленного для скорейшего остывания на подоконнике, наслаждался отсутствием внимания со стороны мистических сил, мягкостью кресла, своими старыми воспоминаниями и просто общей атмосферой. Для пущего эффекта Дэйв закрыл глаза и откинулся назад. Может, удастся и поспать? В самом деле, вдруг всё получится? Хотя бы пару минут…