sl33p t1ght

Кто-то его звал достаточно спокойным голосом, тихо и не наводя интонациями панику, но в то же время и весьма настойчиво, словно пытался уже не впервые до него достучаться. «Где я? — спросил себя отчаянно не желавший прерывать это райское наслаждение и просыпаться Дэйв, смотря сквозь закрытые глаза на тёмно-оранжевое однородное пятно перед собой. — Здесь так тепло и хорошо, я как будто ещё сплю.» — Вставай, ну же, — по-видимому, человек, так загоревшийся целью разбудить его начинал потихоньку терять терпение. Голос его, приятный и успокаивающий даже когда его обладатель произносил слова с явной нервозностью, как делал это сейчас, ничуть не способствовал ситуации и ещё глубже погружал Дэйва в сон, из которого тот твёрдо решил не выбираться, — чёрт, мне не хочется трясти тебя за плечи, это так грубо и неприятно… Вообще у меня есть идея получше, только не связывай это с сексуальной стимуляцией или что у вас, подростков, там на уме. Рыжий заинтересованно слушал, как Хэтфилд, — всё-таки обладателя голоса удалось, наконец, распознать, — всё ещё оставшийся в его представлении грёбаным ходячим воплощением брутальности и мужской силы, что-то смущённо мямлил подобно страшненькой восьмикласснице на первом свидании, да ещё и на такую тему — надо же, что-то, что можно принять за сексуальную стимуляцию! Так как Джеймс в этих делал не стал бы врать, да и сама стимуляция была не причём, а подразумевалось одно лишь сходство с ней, Дэйву было крайне любопытно, что же за процедуру собирался с ним сделать Хэтфилд, чтобы, в конце концов, разбудить. Отчего-то довольно ощущая, как занятый этими мыслями мозг начинает постепенно, подобно старому несмазанному часовому механизму крутить своими скрипящими шестерёнками, — именно так было и с мыслительным центром Мастейна, давно уже не использовавшемуся по назначению, — на подростка, наконец, ледяным ведром воды накатило ощущение внезапной и пускай даже кратковременной бодрости. Притворившись, однако, всё так же беспробудно спящим, он напряг глаза, пытаясь смотреть сквозь прикрытые веки — вполне себе занимательное дело для того, кто сидел в позе спящего человека, но не являлся таким. Ну вот, теперь он точно не заснёт и не упустит ни единого грамма впечатления от того чудодейственного метода Хэтфилда, возможно относимого к ряду сексуальных стимуляций, — приходя в неописуемый восторг от этого словосочетания, Дэйв в своих мыслях повторял его раз за разом, — но в то же время ей не являющимся. В общем-то, была у рыжего одна догадка, сразу же подтвердившаяся, реализация которой, впрочем, немного превзошла возможные ожидания, ведь доселе Мастейн такое не испытывал ещё никогда ну или непростительно давно, в забытом и ушедшем бесследно детстве. Кажется, об этом — неизменно в исполнении Джеймса Хэтфилда, желательно в месте, где они останутся вдвоём и, если можно, на уютном диване, он мечтал в двенадцать лет — опять же, приравнивая это в своих мыслях с — барабанная дробь… — сексуальной стимуляцией, как же без этого? Чёрт, да что в этом такого? — куча комедийных фильмов так делает, даже само выражение «дружеский массаж» — а именно его и решил сделать Дэйву Джеймс, пытаясь таким образом разбудить, — скрыто носит в себе смысл… ага, смысл именно сексуальной стимуляции, да, давайте произносить это ещё тысячу раз. На самом-то деле, сколько бы похабных мыслей не приносилось в голове у рыжего, мягкие и нежные, но столь же яркими в плане ощущений действия Хэтфилда можно было посчитать эротическими лишь будучи как раз озабоченным подростком, ведь ни на что не намекало на возможный пошлый подтекст — Джеймс массировал ему плечи через толстовку, не пытаясь никаким образом залезть под неё, даже если и спускался ниже, то всё равно соблюдал негласные правила, понимая, под каким из выпиравших позвонков начнётся та самая зона, касание которой моментально исключало все дружеские намерения, превращая невинную ласку в… — Дэйв представил, как он выразительно и громко произносит эти два слова и лишь с усилием сдержался от того, чтобы раскрыть себя смешком — нет, лучше уж это не повторять. «А всё-таки я за то, чтобы ты сорвал с меня эту тряпку, — довольный и расслабленный, Дэйв активировал свой уже полностью проснувшийся мозг и принялся фантазировать, стараясь, однако, не сильно увлекаться… ну, настолько, насколько это позволяли его узкие джинсы, — мне в ней жарко, и её тупая флисовая ткань мешает почувствовать кожу твоих рук, Джейми. Знаешь, было бы замечательно оказаться сейчас где-то далеко, наедине с тобой, да и… и желательно без одежды. Ты бы мне дарил это наслаждение, а я бы потом в ответ покрывал твоё тело подобно цветочному одеялу утренними поцелуями. Ты ведь помнишь, Джеймс, как я признавался тебе в любви? Так вот, ничего не изменилось, это пламя ещё не остыло…» Нет, всё-таки не получилось стереть с лица эту глуповатую улытку, возможно и вероятнее всего, замеченную только что мысленно ставшим жертвой его подросткового воображения Хэтфилдом, отчего тот на момент замедлился, сбиваясь с какого-то собственного ритма. «Пафосно, — оценил Дэйв свой монолог, представляя себя каким-то критиком, — причём слишком. Шесть с половиной из десяти — вот сколько я бы поставил. Можно придраться к неточности в одной фразе, где было упомянуто, что поцелуи являлись утренними, о чём нельзя точно судить, ведь утром я пришёл в школу. Сколько, кстати, времени?» Игры окончены — так сказал себе подросток одновременно с тем, как Джеймс убрал руки от его плеч и легонько похлопал по спине ладонью. — Давай, просыпайся, — одна лишь интонация мгновенно смотивировала рыжего бросить своё притворство; не хотелось расстраивать так хорошо обращавшегося с ним Хэтфилда, — я знаю, что ты уже не спишь. Да, пора. Вот и всё, конец всем этим фантазиям и удовольствию, время снова встретиться с сучкой-реальностью.

***

Мастейн нехотя открыл глаза и поднял руки вверх, чувствуя, как хрустнули суставы, словно их обладатель долгое время спал в не самой удобной позе, как обычно происходило с людьми либо недопустимо пьяными, либо столь же вымотанными и измученными, моментально вырубившимися в момент минутного расслабления. Он ведь действительно только что уснул и проснулся без привычных чувств боли и страха, да ещё и так сладостно и безмятежно помечтал о всяких непристойностях, как в былые времена? Такое, оказывается, возможно? Всё указывало именно на это; все мрачные мысли, суицидальные желания, ощущение накопившейся усталости в измученном, болящем теле, — всё это вмиг перестало существовать. На минуту Дэйв решил, что он уже был мёртв и пребывал теперь в загробном мире, но, осмотревшись, обнаружил, что всё ещё находился в местечке получше — в родном сто пятом кабинете. — Ох, чёрт, — начал Дэйв и вдруг зашёлся в приступе кашля, напрягая пересохшее от бесчисленного, в разы превышенного нормы количества сигарет горло. Хэтфилд обошёл стул с другой стороны, с какой-то тревогой посмотрел на подростка и передал бутылку воды, — спасибо. В общем, пойду я на уроки, а то меня уже, наверное, ждут. Уроки, точно! Произнёс он это чисто машинально, по отточенной многими годами привычке, однако всерьёз задумался о сказанном с опозданием около минуты. Так вот, значит, сколько времени… — Какие уроки? — удивился блондин, указывая на часы с экрана блокировки. — Шесть вечера, все занятия уже кончились. — Ну нихера себе… — по привычке выругался Дэйв, заглядывая в окно и в действительности замечая, что небо постепенно окрашивалось в синий цвет, — это, что, я столько проспал? А почему ты… — Не разбудил? — закончил за него Джеймс. — А какой от этого толк? В таком состоянии тебе точно не до уроков. Кстати, о них — я всё уладил, сказал учителям, что ты плохо себя чувствуешь, и за тобой приедут родители. Прости, конечно, что сорвал твою попытку побить мировой рекорд по дням без сна, но, как мне показалось, тебе это действительно было нужно. — Так и есть, — Дэйв с благодарностью посмотрел на Хэтфилда, — спасибо. Если что, я не сплю не из-за того, что что-то принимаю, просто… просто… Мастейн вдруг запнулся, пару раз шумно сглотнул слюну, веря, что та сможет хоть немного протолкнуть решительно застоявшие в горле слова, наконец, замочал и с мольбой взглянул на Джеймса, надеясь найти поддержу и понимание. Хотя как тот сможет хоть немного понять из того, что он чувствовал? Скорее всего, сейчас в его глазах парень выглядел как самый обыкновенный трудный подросток, решивший скрасить все «прелести» своего замечательного переходного возраста небольшим количеством амфетаминов и чего-то похуже — его воспалённые опухшие глаза, практически незаметные на фоне здоровенных практически чёрных синяков, вечно дрожавшие губы и шумно втягивавшие постоянно недостающий воздух ноздри создавали впечатление именно малолетнего наркомана, боровшегося со своей первой в жизни ломкой. Наверняка Хэт уже рассказал о своих подозрениях завучу, чтобы тот начал названивать его родителям и прибавлять к и без того приличному количеству проблем новые. Нет, не надо было допускать и мысли, что стоило лечь поспать! И плевать, что было так комфортно и удобно… Ругая себя за слабость, Дэйв, только недавно пребывавший в состоянии полнейшего умиротворения, но уже в полную мощь сочинявший своим поражённым паранойей мозгом плохие концовки, отвернулся, чтобы Хэтфилд не увидел, как он трясся от страха и поджимал губу, сдерживая подкатившую истерику. — Дэйв, я и не сомневаюсь, — Джеймс подошёл поближе и взял его за руки, — я бы попросил рассказать, в чём дело, но, вижу, сейчас тебе совсем не хочется, да и время уже… Давай ты придёшь завтра, и мы с тобой спокойно поговорим. Обещаю, учителям ни слова… — Давай, — с облегчением согласился рыжий. Он слишком хорошо знал Хэтфилда, как и то, что тот, как и пообещал, будет молчать. Но это было не главным. Важнее всего то, что он ему действительно поверил. Обидно, конечно, что придётся его всё-таки обмануть — нельзя же так взять и выложить целиком эту странную, мистическую и весьма глупую историю с этой проклятой книгой и тупой пачкой сигарет. Только вот что придумать вместо правды? — Тогда до завтра? Дэйв встал со стула, собираясь накинуть рюкзак на плечи и уйти, как вдруг вспомнил, что оставил его наверху. Эх, опять подниматься… А если кабинет закрыт? Впрочем, какая разница, если всё равно не получится даже думать о домашке?.. Или же могло на этот раз получиться, если на время и эти досаждающие галлюцинации отступили, и даже, казалось бы, нескончаемая, ощущаемая то нестерпимо сильно, то едва заметно тлеющая боль прошла? — Не это ищешь? — Хэтфилд держал в руках его рюкзак. — Возьми, сделай все уроки и обязательно выспись. Я вижу, что тебе это нужно, так что возражения не принимаются. До завтра, Дэйв. Он протянул руку и вдруг вместо стандартного рукопожатия снова исполнил их с Мастейном секретный ритуал прощания, к удивлению последнего, не забыв ни об одной детали. — Я так скучал по этому, — усмехнулся рыжий, спрятав руки в карманы и сжимая правую в кулак, чтобы продлить ощущение от прикосновения ладони Хэтфилда к его собственной, — столько времени прошло… — Я тоже, — Джеймс вновь тепло улыбнулся Дэйву, — дай хоть посмотреть на тебя. Боже мой, ты так повзрослел, вырос, скоро меня перегонишь… — Ну это уже вряд ли, — чего-то стесняясь, ответил Мастейн. Скорее всего, дело было в детской ассоциации, но для рыжего Хэт неизменно оставался всё таким же большим и сильным, каким и был всегда, как отец или мать, всегда выглядящие чуть ли не исполинскими гигантами в глазах порой уже превосходящего их самих по росту ребёнка. Вот и сейчас было так: даже несмотря на то, что Джеймс перегонял Дэйва всего-то на полголовы, он казался тому всё ещё невероятно высоким и даже, можно сказать, огромным. Рядом с ним Мастейн снова себя ощутил маленьким мальчиком, и ему, надо признать, это чувство на удивление понравилось. — И причёску изменил, — продолжал Хэтфилд, — кстати, тебе очень идёт. Дэйв стыдливо убрал за ухо вылезшую из небрежного хвостика прядь, с отвращением ощущая пальцами покрывавший её жир. Всё-таки надо было собраться с силами и помыть эти дурацкие волосы, сожравшие кучу денег на уход за ними и столько же времени на то, чтобы отстоять своё право ходить с ними в школе и не стричься. Ладно, всю неделю действительно было не до этого, спору нет, но не стоит опускать руки — не получилось тогда, значит, выйдет сейчас, к тому же, раз ему теперь гораздо лучше… — Спасибо, — всё ещё неуверенно произнёс рыжий, отстранённо наблюдая за тем, как свет комнатной лампы отражался от отливавших пластмассовым блеском уложенных немеренным количеством лака коротких волос Джеймса. В любом случае, его причёска выглядела хуже, но если голову не помыть и завтра, то счёт определённо сравняется, — тогда я пойду, не хочу тебя задерживать. — Давай, только осторожнее, уже темно… — Да дойду я, взрослый уже, — заверил его Дэйв, про себя, конечно же, умиляясь тому, как Хэтфилд за него волновался, — постараюсь сегодня выспаться. Как только рыжий шагнул за пределы кабинета и пошёл по тёмному коридору, беспечно размахивая в такт ходьбе руками и прокручивая в голове прошлые встречи с Джеймсом, ностальгируя по своему детству и их вроде бы дружеской, но не совсем идиллии, под ногами что-то хрустнуло, и вряд ли этот звук издавала кем-то из школьников оброненная печенюшка или крекер. Взглянув вниз, Мастейн увидел, что его белые брендовые кеды забрызганы остатками того, что недавно было чёрным красноглазым пауком и, скорее всего, не одним — весь пол кишел этими тварями, ползущими изо всех щелей к ногам Дэйва. «Ну вот, — с разочарованием подумал тот, — началось.» Поморщившись от очередного хлипкого хруста, рыжий решил, что проще и менее вредно для психики будет наблюдать за ненавистными ему пауками на стенах, а не за раздавленными им же на полу, и решительно поднял голову. Чего ему бояться этих совершенно безопасных и существовавших лишь в его воображении насекомых? Если он сейчас начнёт предаваться панике, то все планы, как всегда, накроются медным тазом. Нет уж, можно и потерпеть, пускай и прикосновения маленьких мохнатых лапок к оголённым щиколоткам — влияние моды, что ж поделать? — были весьма противными, а хруст под ногами отдавался болью где-то в ушах. «Я выспался, — успокоил себя Дэйв, — я продрых целые пять часов, и, нет, это не мало, раньше я столько же и спал, а если вечером уснуть не выйдет, Джеймс опять поможет мне откосить от уроков и отдохнуть. Сейчас дойду до улицы и покурю, это поможет.» Это помогло, — уже давно укоренившаяся привычка, ставшая в последнее время гораздо сильнее, сработала как надо, — и до дома Мастейн добрался, почти что без потерь сохранив при себе своё состояние спокойной решительности. Только закрыв дверь, он отправился в ванную, снял с себя всю уже давным-давно вызвавшую отвращение своими пятнами грязи и пота одежду, включил через колонку любимую музыку (ей являлась отнюдь не мерзотная невнятная читка под примитивные биты; подобный кал Дэйв слушал лишь для вида и для имиджа) и повернул кран. Высушив волосы и переодевшись, Мастейн присел на край кровати, закуривая сигарету. Он себя чувствовал немного голодным, уставшим и весьма морально травмированным — ничего удивительного, если ты моешься в ванне с трупами насекомых, плывущими по воде и уносящимися в булькающий, хлюпавший и словно пожиравший их канализационный слив, или наблюдаешь и, что гораздо страшнее, чувствуешь, как вроде бы от обычной водопроводной воды с твоих ступней слезает кожа, оставляя на её месте багровые рубцы; последнее испытание Дэйв перенёс с трудом, со слезами, но в итоге справился. «Меня так достало это дерьмо, — думал про себя рыжий, — но я должен к нему привыкнуть и не показывать собственную слабость. Когда-нибудь это закончится, я уверен. А вот сигаретки не кончатся никогда, возьму ещё одну.» Зажав дымящуюся сигарету в зубах, Дэйв медленно подошёл к столу, всё ещё стараясь вставать на пол не всей поверхностью ступней, и раскрыл лежавшую там книгу на оглавлении. Почему-то Мастейну казалось, что раз эта причина всех его кошмаров лежала в одном и том же положении не один день, да ещё и напротив окна, то она должна была хоть немного покрыться пылью, однако переплёт выглядел так, словно кто-то протёр его тряпкой. Ладно, всего лишь маленькая странность, нужно продолжать. С непривычки с трудом вчитываясь в витиеватые буквы содержания, рыжий от напряжения случайно слишком глубоко затянулся, сигарета сразу истлела примерно на четверть, и большое количество горячего пепла высыпалось на страницу, прожигая старую бумагу. Дэйв выругался, смахнул пепел и заметил небольшое тёмное пятно, некую маленькую рану на книге. Что ж, читать не мешает, значит… То, что произошло дальше, заставило Мастейна вновь выронить сигарету, но уже на свои босые ноги и вскрикнуть от неподдельной боли и удивления — на его глазах ожог на книге, в отличие от только что появившегося собственного, стремительно начал затягиваться, и вскоре страница выглядела прямо как раньше, словно ничего и не было. Решив отомстить противной книженции, из-за которой он обжёгся, Дэйв оторвал уголок уже полностью восстановившейся от предыдущего надругательства страницы. Буквально в ту же секунду обрывок в его руках начал таять и усыхать, а вот лист книги, напротив, постепенно стал принимать прошлые очертания. — Значит, ты неуничтожима, — с каким-то упрёком сказал Мастейн книге, словно та была живой, — но кто-то все равно умудрился подпортить тебя, да и причём именно ту страницу, на которой написано это чёртово заклинание. Ну и где во всём этом смысл?