Дэйв вскочил с кровати в холодном поту, резким движением поднимая вверх руки и прокручивая шеей с характерным хрустом суставов — этот не самый безопасный метод всегда помогал проснуться, пускай иногда и поселял внутри страх заработать ненужный совершенно вывих. Мастейн толком не мог понять, что же сейчас ему помешало как следует насладиться ещё парочкой часов сна, — именно столько продлилось его кратковременное забытье, сопровождавшееся какими-то видениями из прошлого, яркими, торопливыми и смазанными как крылья летней бабочки в полёте, но быстро забывшимися, как и большинство приятных снов, — но винить определённо следовало книгу, будь она проклята тысячу раз, хоть это ей точно не могло бы навредить. Или могло?
«Что ж, три ночи, время есть, — решил для себя Дэйв, взглянув на экран телефона, под разбитым стеклом которого уже начали копошиться воображаемые розоватые личинки, существование которых пришлось уверенно проигнорировать, — займусь всё тем же.»
Уничтожить книгу — вот такую задачу поставил для себя парень после своего случайного открытия. Может быть, если она каким-то образом исчезнет, то пропадут и все чудовищные последствия заклинания, написанного на её странице? Уверенный в своей вполне себе логичной теории, Мастейн сунул книгу в огромный карман своей не менее внушительных размеров толстовки и направился в ванную.
«Говно не тонет, правильно говорят, » — подумал про себя Дэйв, наблюдая за тем, как практически полностью сухая, ничуть не тронутая водой книга подобно намазанному воском бумажному кораблику свободно кружила в унитазе, наполненном водой от недавнего нажатия кнопки слива. Ни грязь, ни влага почти никак не вредили, казалось бы, обыкновенным бумажным страницам — буквально на секунду та часть книги, что являвлась дном импровизированного плота или кораблика, разбухала и темнела от воды, а затем сразу же вновь становилась сухой и идеально чистой.
Мастейн перепробовал кучу способов — и пытался размолоть это порождение Дьявола в блендере, — неудачно; измельчённая масса неустанно собиралась обратно в вырванные страницы, — и выливал на книгу ацетон, и даже с помощью зажигалки поджигал её, однако огонь стремительно затухал, как и надежды Дэйва на успех в своём деле. Совсем уже отчаявшийся, совершенно не выспавшийся и абсолютно уставший, он выкурил уже неизвестно какую по счёту сигарету, — хоть в чём-то был плюс от этой дрянной вещички из антикварной лавки, — посмотрел на часы и с ни на минуту не отступавшей тревожностью принялся собираться в школу, всё ещё слабо надеясь, что там ему будет немножко лучше.
Одноклассники встретили парня, одетого в измятую школьную форму и не сделавшего уроки, как им и полагалось — отнюдь не радушно, с косыми взглядами и сомнительными перешёптываниями за спиной. Сволочи, какие же сволочи. А он ещё и считал многих из них друзьями…
— Дэйв, ты бы обратился к врачам, — посоветовал ему Дэвид Эллефсон, щедро пододвигая тетрадь с выполненной домашкой, — вижу, что тебе плохо, тут же без помощи никак не обойтись. В этом нет ничего такого постыдного, просто сходи к терапевту и…
— Сходи-ка лучше ты, — раздражённо перебил его рыжий, отгоняя желание смахнуть с лица Джуниора крупного паука, нагло усевшегося на его аккуратном носике, — нахер. Спасибо, конечно, что дал списать, но лучше бы ты не лез не в свои дела.
Это было грубо, Дэйв слышал себя со стороны и сам же упрекал за излишнюю чёрствость и раздражительность — малыш Джуни, как он его порой называл, пребывая в игривом и весёлом настроении, уж точно не желал ему никакого зла. Дэвид всегда был добр к нему, просился в друзья не из-за его репутации крутого парня в школе — Мастейн мог умело отличать искренние дружеские чувства от фальшивого лицемерия, к которому прибегали многие, слишком уж многие его одноклассники ради статуса. Недавние события всё доказывали — Джуниор так и не отвернулся от него, несмотря на ничем не поддерживаемый, сдувавшийся имидж, за что определённо стоило ценить его как одного из последних друзей. Ценить, а не рявкать и рычать на каждое слово подобно бездомному одичавшему псу, отказывавшемуся принимать пищу из рук прохожих-сострадальцев. Вот только на то, чтобы ценить, сил уже не осталось — ничем не сдерживаемая агрессия свободно выливалась на окружающих, и Дэйв уже бросил все попытки перенаправить её в какое-то русло или попросту не показывать.
— Я просто переживаю за тебя, чувак…
Мастейн в бессильной злобе скорее на себя закатил глаза и устало опустил голову на парту, потирая опухшие от недосыпа веки. Подошедшая в этот момент учительница молча забрала его тетрадь, не забыв упрекнуть рыжего, что списывать плохо, но тот никак на это не отреагировал. Прозвенел, но по звуку скорее проскрипел и продребезжал одновременно — большего от не сменяемого годами динамика и не ожидалось — долгожданный звонок, и Дэйв, небрежно скинув всё барахло с парты, встал и молча направился к выходу. За эту большую перемену он намеревался как следует выспаться и точно знал, где можно было это сделать.
***
— Да спал я сегодня, честно…
Дэйв не любил врать, он всегда считал это постыдным, низменным поступком, выбором слабаков, не способных осмелиться и высказать правду, но именно сегодня он предпочёл сделать именно так и скрыть от Хэтфилда свои ночные похождения и размышления, занявшие целиком то время, что нормальные люди обычно отводили на сон. Просто что-то не давало Мастейну резко и мгновенно наплевать на свои страхи, открыться и рассказать о своих неподдельных страданиях. Возможно, парень боялся таким образом испортить свои отношения с Джеймсом — мало ли что тот подумает, услышав весь этот бред, — но больше всего его беспокоило, что всё эти разговоры займут полностью большую перемену, единственную возможность хоть немного вздремнуть и расслабиться. Звучало, конечно, весьма эгоистично, но разве стоит на этом зацикливаться, когда ты нормально не можешь уснуть уже вторую неделю?
— Ну, как знаешь, — пожал плечами Хэтфилд, очевидно, ничуть не поверивший в слова Дэйва, — только если ты прямо сейчас уснёшь, я не стану будить тебя, ни прикрывать перед преподами. А сейчас мне нужно сделать один важный звонок, подождёшь две минуты?
«Да иди уже, — подумал про себя Мастейн, согласно кивая в ответ, — я спать хочу, мне вообще плевать на последствия.»
Впервые за всё время пребывания в сто пятом кабинете Дэйв обращал больше внимания не на Джеймса, а на окружение вокруг — на эту лишённую страхов и тревог атмосферу, схожую по ощущениям с горячей расслабляющей ванной с зажжёнными аромасвечами на бортиках и лепестками цветов в воде, на это кресло, не уступавшее по уютности обычной кровати, на мягкий свет и спокойные пастельные цвета мебели и обоев, а ещё больше — на полное отсутствие своих галлюцинаций, наверняка именно это ощущение неожиданной свободы загнанного в угол разума и приукрашало окружение. Да, при таком раскладе с лёгкостью получится уснуть. Говорят, что обычно человек засыпал примерно минут за двадцать, но Мастейну, в край уставшему от своего положения, спокойно хватало и тех двух, которые Хэтфилд собрался потратить на свою телефонную болтовню. Что ж, пускай разговаривает — под его голос спать будет ещё приятнее, Дэйв не сомневался. Подростку даже не требовалось расслабляться, освобождать голову от рутинных мыслей и настраиваться на отдых, всё, что ему было нужно — закрыть глаза и откинуться назад.
***
— Дэйв, ну ты чего? — донёсся до рыжего словно из другого мира приглушённый и далёкий голос Джеймса. — А говорил, что выспался… Не, вставай, так дело не пойдёт.
— Ты же обещал, что не будешь меня будить…
Всё ещё не открывая глаз, Мастейн нехотя позволил Хэтфилду помочь ему подняться. Просыпаться и соображать совершенно не хотелось; сон, один лишь сон — вот что требовал только-только расслабившийся организм. Не в силах сопротивляться этому захватившему сознание позыву, Дэйв прекратил попытки хоть как-то напрячь тело и повалился на руки Джеймсу, ничуть не стесняясь того, как будет выглядеть в его глазах.
— Боже, Дэйв, — как-то осуждающе произнёс Хэтфилд, — соберись хоть на чуть-чуть, мы поговорим, а потом я тебе дам поспать, правда, не до шести, а до трёх, мне надо будет идти на педсовет…
Мастейн практически не слушал, что ему говорил блондин. Спать, оперевшись на крепкие руки Джеймса было почти так же удобно, совершенно не стыдно и вполне комфортно, поэтому он лишь положил голову ему на плечо, даже не пытаясь схватиться за Хэтфилда в ответ.
«Он ведь меня не уронит, — с абсолютной уверенностью сказал себе рыжий, — он поймёт, что мне сейчас нужно, он всегда понимал…»
— Потом, — практически не думая, с отчаянием в голосе отозвался Мастейн, — я так хочу спать, ты не представляешь… Я пытался, честно пытался лечь дома, но у меня не получается… А тут почему-то прям легко даётся… Джеймс, я так устал, дай мне отдохнуть…
Дэйв оправдывался, лепетал что-то в ответ, уже безвозвратно потеряв весь стыд и зачатки своего достоинства.
Не зря его жестокие не знавшие понятия гуманности предки использовали жёсткое недосыпание в своих пытках — правду говорили, оно способно сводить с ума и ломать человеческую волю, и в этом Мастейн успел давно уже убедиться на очень наглядном примере.
— Прости, — вдруг извинился Хэтфилд и усадил его в кресло, — спи спокойно, не буду тебя трогать. Тебе не холодно? Могу окно закрыть, если хочешь…
Рыжий его уже не слушал — сон, долгожданный и опьяняющий, окутал его с головы до ног, глубоко затянул в белую неизведанную пропасть, и Дэйв уже больше не хотел оттуда выбираться.
