sl33p t1ght

Практически во всех ситуациях, помимо минусов, при должном терпении можно было найти и плюсы — иссиня-чёрная, беспросветная полоса существовала лишь в реалиях депрессивных подростков, но в жизни всегда удавалось обнаружить хоть какой-нибудь, едва заметный, мелькавший подобно крохотной звезде в ночном небе проблеск. Заклинание сработало лишь наполовину, оправдав далеко не все ожидания Дэйва, а в частности, так и не изменив его участь — всю оставшуюся жизнь мучительно медленно, но неумолимо терять рассудок, поедаемый бесконечными галлюцинациями, — это, конечно же, минус, спору нет. Впрочем, из этого же минуса вытекал и плюс — так как защита от последствий заклинания имелась лишь у Джеймса, а тот обладал достаточным состраданием, чтобы не позволить подростку сойти с ума в одиночестве, то теперь по негласному, но вполне ясному соглашению они жили вместе, а это, конечно, не покрывало, но явно стремилось к тому, чтобы компенсировать все остальные неудобства. Поселиться у Джеймса — именно об этом он мечтал в двенадцать лет и до сих пор порой желал, чтобы это произошло, и вот, свершилось. Этим утром он спал в доме Хэтфилда, следующим — наверняка тоже, на завтрак он съел то, что купил ему блондин, а сейчас будет разделять вместе с ним вечернюю трапезу, разве это не являлось поводом для радости «Ага, а потом ты выйдешь на улицу, грёбаный оптимист, — всё же сетовал на свою судьбу так и не до конца с ней смирившийся подросток, — и вновь столкнёшься со всем этим дерьмом, от которого всё стараешься убежать уже не первую неделю, наивный глупец. Бежать, теперь всю жизнь ты будешь бежать прочь от реальности и находить спасение лишь в этом доме. Всё, таким станет твоё существование — вечные побеги, никаких тусовок, никаких вписок и развлечений. Эллефсон, Фридман — всех придётся оставить позади, навсегда забыть и вычеркнуть. Хороший повод для радости, верно?» — Всё в порядке? — спросил его Джеймс, заметив грусть на его лице. — В полном, — соврал Мастейн, избегая его взгляда. Не хватало ещё и перед Хэтом жаловаться — он только и делал, что помогал ему, вышло бы крайне невежливо после всего этого проявлять какое-либо недовольство. Впрочем, не все эмоции удавалось подавить — как бы Дэйв не старался, кое-что всё же вылезло, ядовитыми змеями выползло наружу, — пойду отнесу всё в твою спальню. Кстати, тебе вообще хоть немного в ней комфортно? Эта комната… она же — полное дерьмо, ты уж меня извини, но это так. — Нормальная комната, с чего ты взял? И да, мне удобно в ней, — естественно, Хэтфилд тоже врал. Предательски врал не только Мастейну, но и самому себе — чёрта с два ему было удобно в этом пыльном, безжизненном склепе, ни одному человеку не придутся по душе такие условия, — давай лучше я сам, а ты пока сходи помыть руки. — А телек включить можно? — попросил рыжий, надеясь, что хотя бы «Симпсоны» разгонят его и Джеймса печаль, столь ощутимо наполнившую воздух, что аж дышать стало трудно. Очевидно не разделявший его предложение Хэтфилд недовольно сдвинул брови и покачал головой. — На кухне его нет, — внезапно жёстко обрубил тот. Голос его неожиданно стал грубее, словно бы таким образом блондин пытался скрыть все остальные беспокойными синими волнами плескавшиеся в нём эмоции, — а в моём доме мы будем принимать пищу там, а не в гостиной. Утро было лишь единственным исключением из правил, запомни. «Зануда, — подумал про себя подросток, вынужденно направляясь в ванную, — да уж, похоже, это будет не так весело, как мне представилось вначале. Ну хоть поем второй раз за день, а не как обычно. После всей этой мистики жрать хочется до невозможного.» Дождавшись Джеймса у полуоткрытой двери, Дэйв лёгким движением толкнул её, заходя внутрь. Ещё стоя на пороге он с жадностью вдохнул горячий воздух, от одного запаха которого рот уже наполнялся слюной, облизнул губы, огляделся и… шокированно застыл на месте. Есть расхотелось сразу же. Стол был накрыт на четверых — с каждой его стороны стояло по деревянному стулу, кроме левой, направленной к двери, к которой был приставлен ещё один, миниатюрный и цветной, с поддерживающими бортиками и какой-то игрушкой на нём. Обыкновенный детский стульчик, казалось бы, чего тут отталкивающего? А вот, что — перед ним, на столе суровым монументом возвышалась рамка. Обойдя с противоположной стороны стол, Дэйв встретился взглядом с невыразительными голубыми глазками той годовалой девочки со снимка. Соседний стул тоже оказался предназначенным для фотографии — на ней была запечатлена светловолосая женщина возрастом чуть помладше Хэтфилда. Франческа и её маленькая дочка — вот, кем они были, лишь парой огороженных рамкой снимков с остеклевшими глазами и окаменевшими улыбками. Приветливо кивнув им головой — да-да, именно снимкам, — Джеймс сел за один из незанятых стульев и в ожидании посмотрел на Дэйва, буквально требуя, чтобы тот присоединился. На негнущихся ногах Мастейн подошёл к стулу напротив, непослушными руками кое-как ухватился за отполированное дерево спинки, едва отодвинул его и присел на самый край. — Это — Дэйв, — представил его фотографиям Хэтфилд, обращаясь с ними так, словно бы рядом с ним находились живые люди, а не увековеченные камерой мертвецы, — он пока что поживёт с нами, и я надеюсь, никто не против. Да, именно мертвецы; страшное осознание всей ситуации настигло подростка с внезапностью, сравнимой с никем не предсказанным ударом молнии в погожий день — в одно мгновение он вдруг понял, отчего же маленькая девочка не взрослела, зачем в прихожей блондина висели, пылясь, её и матери вещи, а на ковре стояла пара туфель и детская обувь, и почему при упоминании кухни или спальни всё радушие и теплота вмиг стирались с лица Джеймса, уже два года скорбевшего по утрате. Мастейн всё представил, обдумал и понял кое-что ещё: больше ему не хотелось есть, нет, ни малейшего кусочка в рот он положить не сможет в присутствии их. Сильнее всего рыжий, постоянно оглядывавшийся на глухо закрытую дверь, желал мощным ударом отворить её и рвануть подальше, как можно дальше от пустых взглядов трёх пар голубых глаз, от неестественных улыбок жены и дочери, от каменного лица Хэтфилда — подальше от всего этого. Вот только этому не суждено было случиться — казалось, Дэйв был связан по рукам и ногам, ни одна часть тела не слушалась парализованного от ужаса подростка, охватившего холодными пальцами свои плечи, пытаясь таким образом хоть немного защититься от этой безрадостной, угнетавшей со всех сторон атмосферы. — Каждый может брать сколько хочет, — Джеймс по-прежнему разговаривал с фотографиями, явно делая это не впервые и на полном серьёзе — у Мастейна и мысли не было о том, что Хэт мог подшутить над ним, устроить весь этот жуткий ужин только ради того, чтобы его напугать. Нет, у любителей смеяться и разыгрывать руки не дрожат, когда они встают из-за стола и несут тарелку к приоткрытой духовке, чтобы положить туда еду, нет, от них не веет столь ощутимым кожей замогильным холодом, что и близко подойти нельзя, аж мурашки пробегают, нет, их глаза живые, а не похожи на сточенную старательным морем гальку. Дэйву было страшно смотреть на Джеймса — ему казалось, что тот либо вот-вот кинется на него с ножом и прикончит, либо внезапно умрёт сам, либо же просто ударит, сорвавшись, схватит за волосы, ткнёт лицом в тарелку и заставит есть. — Дэйв, — строго спросил его Хэтфилд, — почему ты не ешь? Не хочешь? Мастейн аж весь сжался под его суровым взглядом и лишь силой заставил себя не отвернутся и выдержать зрительный контакт, встречаясь своими испуганными глазами с его, безжизненными и уставшими, в радужках которых словно бы застыли мельчайшие кристаллики льда, стараясь вынести его взгляд, направленный на него в ожидании и… в мольбе. В голове подростка пронеслось старое воспоминание из детства — как-то раз, одним вечером, его старшая сестра, пребывавшая в абсолютно подавленном и грустном настроении, пытаясь хоть как-то себя утешить, наготовила кучу еды, погремела посудой, отчего-то психанула и ушла в свою комнату наигрывать печальные мелодии на пианино — все её труды оказались тщетными и никак не помогли ей развеселиться. Чуть позже на кухню зашёл тогда ещё совсем маленький Дэйв, особо не воспринимавший её страдания всерьёз, — ну девчонки, что с них взять, вечно ноют и плачут по пустякам, — собравшийся соорудить себе свой любимый ужин из упаковки Доширака и чашки пакетированного чая. Увидев на столе уже готовую еду, мальчик сделал выбор в её пользу и поначалу было испугался, увидев в проёме расстроенное лицо сестры, но заметив, как с уменьшением еды на его тарелке, заплаканное лицо девушки преображалось в улыбке, Дэйв, осознавший, как всё это работало, похвалил её готовку и даже попросил добавки. В действительности же, многие люди часами стояли у плиты больше не ради самого материального результата, а с целью получить комплименты от тех, для кого старались. Приятно же, когда твои труды оценивают приятными словами и не только, верно? В общем-то, Мастейн знал, как помочь Джеймсу. Он сейчас в этом нуждался, действительно нуждался, чёрт, да уже не один год душевное спокойствие Хэтфилда постепенно подрывалось, по нему уже это было заметно, нельзя было допустить, чтобы всё только ухудшалось. Он столько хорошего для него сделал, неужели так трудно один раз превозмочь себя и оказать хоть какую-то поддержку? — Хочу, просто кое о чём задумался, — от непреодолимого страха голос Дэйва звучал выше, — сейчас всё возьму. Рыжий встал и подошёл к духовке, боязливо и придирчиво разглядывая то, что ему вскоре пришлось бы есть. Обычная запечённая курица с картошкой, ничего экзотического. В другое время Мастейн бы с жадностью накинулся на аппетитно выглядевшие кусочки мяса, но сейчас от одного сладковато-пряного запаха его ужасно мутило и уж точно не хотелось ничего класть в рот, жевать, проглатывать. Не хотелось, но надо, придётся с этим смириться, ровно как и с тем, что этот раз вряд ли будет последним — судя по всему, принимал пищу Джеймс всегда в присутствии своих умерших родственников, значит, и гостившему у него Дэйву оставалось то же. Что ж, он, конечно, не знал, на что шёл, но теперь уже никак не мог этого избежать — не заявлять же потратившему, должно быть, не один час на это дело Хэтфилду, что ничего он есть не будет, потому что фотки его семьи его пугают? Это бы окончательно добило беднягу, так делать нельзя. Поставив горячую тарелку с половиной порции на стол, он взглянул на Джеймса, тоже без особого аппетита что-то ковырявшего вилкой и украдкой посматривавшего в его сторону. Отступать было поздно, да и, надо признаться, весьма глупо — это же просто еда, что она ему сделает? Задержав дыхание, подросток отломил кусочек картофелины и положил себе в рот, стараясь прожевать как можно быстрее. Как ни странно, даже молчаливое присутствие ушедшей навеки Франчески и её дочери никак не помешало Дэйву насладиться вкусом и даже взять ещё один кусок, устремив взгляд в тарелку, чтобы металлические фоторамки пропали из поля зрения. Чёрт, а Джеймс хорошо во всём этом разбирался — и соль, и специи присутствовали в самом оптимальном количестве, да и в целом, это простенькое блюдо можно было назвать не только съедобным, но и вкусным. — Я и не думал, что ты так хорошо готовишь, — незамедлительно сделал требуемый в данный момент комплимент Мастейн, — честно, мне понравилось, спасибо. — На здоровье, Дэйв, — вмиг безжизненное, будто бы восковое лицо Джеймса ожило, и на стянутых в нить тонких губах заиграла улыбка. Сработало — медленно, но верно Хэтфилд приходил в себя, напряжение во всех его действиях сменялось беззаботным спокойствием, всё чаще он посматривал на орудовавшего вилкой подростка и всё реже — на застывшие лица жены и дочери, — ешь, сколько хочешь, чего так мало положил? «Что ж, — сказал себе Мастейн, направляясь с опустевшей тарелкой в руках к духовке, — результат надо закрепить. Да и не сказать, что это было так сложно, к тому же, теперь когда я уже немного привык к этим фоткам, и они почти не бросаются мне в глаза, можно и нормально похавать.» — Сам тоже поешь, — добродушно упрекнул он Джеймса в том, что его порция была меньше, — на диете, что ли? — Был бы я на диете, — незамедлительно ответил блондин, так и не сводя с него взгляда, наполненного признательностью, — жевал бы тогда салат или брокколи, ну или ещё какую-то гадость. Впрочем, ты прав, надо взять ещё. — Ну вот, другое дело, — одобрил Дэйв, — и да, Джеймс, брокколи не гадкие, они вкусные и полезные. — Боже мой, тебе они реально нравятся? — в удивлении Хэтфилд поднял светлые брови и поморщился, очевидно представляя вкус этой зелёной капусты у себя на языке. — Ну ладно, тогда буду покупать и готовить тебе. — Себе тоже, — настойчиво потребовал подросток, донельзя гордый за себя, отчего и пребывавший в неожиданно бодром настрое, — здоровая еда нужна всем, так что и тебе придётся. Да, буду заставлять тебя их есть и смотреть на это, а ты никак не отмажешься. — Какой ужас, — стараясь сильнее выразить своё отношение к этой затее, Джеймс вытаращил глаза и приоткрыл рот, тихо посмеиваясь, — это что, какой-то новый молодёжный тренд? Ты посмотрел порнуху с брокколи или что? — Ну ты даёшь, — Дэйв тихо хихикнул, и вслед за ним Хэтфилд захохотал уже в голос, — порнуха с брокколи, кого вообще это должно возбуждать? Веганов? Получилось, чёрт возьми, всё у него получилось — зловещие фотографии оказались забыты и больше не привлекали к себе внимания. Мастейн поначалу всё ещё переживал, что когда-нибудь Джеймс случайно или намеренно коснётся этой темы, и разрушит только что воцарившуюся радостную атмосферу этого ужина, но такого не происходило — они до сих пор легкомысленно болтали о всякой ненавязчивой забавной ерунде как ни в чём не бывало. Весь ужас остался далеко позади.

***

На кухне было пусто, и единственной броской деталью являлась небольшая белая тарелка с лежащим на ней ярко-зелёным соцветием капусты брокколи. Сидящий перед ней Джеймс (на нём были надеты короткие голубые джинсовые шорты с рваными краями) и белая майка — этакий немного шлюховатый прикид стереотипной девушки из фильмов про всякие постельные делишки) отводит глаза, закусывает в нервном напряжении губы, но под строгим повелительным взглядом Дэйва осторожно, двумя пальцами поднимает овощ и недоверчиво на него смотрит, что-то там разглядывает и выискивает, никак не решаясь перейти к активным действиям. Недовольный этой тратой времени, Мастейн похлопывает по своему запястью, изображая часы, присаживается на краешек стола и, пользуясь своим превосходством в росте перед сидящим на стуле Хэтфилдом, приближается к нему и властно хватает его за подбородок, указывая тонким пальцем на брокколи. Блондин ещё недолго мнётся и сомневается, но в итоге неуверенно подносит кусочек капусты ко рту, с сомнением облизывает светло-зелёный ствол, а затем, желая покончить со всем этим побыстрее, разом засовывает в рот и быстрыми движениями жуёт, выпучив от непреодолимого отвращения свои подкрашенные нежно-розовыми тенями голубые глазки с застывшими в них слезами. — Глотай, — требует Дэйв, схватив Джеймса за волосы, — расслабь горло и проглоти всё до последнего кусочка. Хэтфилду ничего не остаётся, кроме как подчиниться. Облизывая губы, Мастейн довольно наблюдает за тем, как его глотка сокращается, как от невыносимого вкуса и столь же ощутимого стыда глаза крепко зажмуриваются, отчего на веках остаются чёрные отпечатки от туши, щёки краснеют и… «Ох чёрт, — излишне замечтавшийся подросток встряхнул головой и помахал перед своим лицом тетрадью, — я же сюда пришёл уроки делать.» Как назло, чёртовы уравнения отчаянно отказывались решаться, числа путались, терялись и не совпадали. Вдоволь намучившись с этим бестолковым множеством символом, Дэйв собрался отложить тетрадь в сторону, уступив центральное место на придвинутой к диване тумбочке, исполнявшей роль стола, своему телефону, но отвлекло его от этого неожиданное появление Джеймса, только что закончившего мыть посуду — как Мастейн ни настаивал, помочь ему тот всё равно не разрешил, мол, ты в гостях, неуважительно выходит. — Как там гранит науки? — поинтересовался Хэтфилд. — Никак не прогрызается, — развёл руками Дэйв, — эх, придётся в интернет лезть за ответами. — Ты только посмотри, как там решали, а не списывай не глядя, — как обычно наставлял его Джеймс, вновь выглядевший чем-то опечаленным, — ладно, не буду тебе мешать, пойду к себе. Не желавший в отличие от Хэтфилда пускать всё на самотёк, Мастейн повернулся к тому лицом, впиваясь взглядом в его грустные голубые глаза. Пойдёт к себе, да? И зачем же — лежать на своей безвкусной мрачной кровати с бутылкой и сигаретой? А ничего интереснее придумать не мог? Да по нему самому было видно, что он не хотел вновь замуровывать себя в этом совершенно лишенном жизни месте и лучше бы провёл время вместе с Дэйвом, так отчего же не решался озвучить свои желания? По-видимому, задача осчастливить Джеймса теперь лежала на плечах рыжего, и, надо признать, тот неплохо с ней справлялся — один ужин чего стоил; должно быть, для Хэтфилда это был первый раз за, как минимум, год, когда приём пищи не состоял из психологического насилия над собой и внутренних терзаний. Так вот, половина пути пройдена, осталось только всё доделать — не позволять же Джеймсу вновь уединиться и погрязнуть в своём собственном несчастье? Нет уж, пускай вылезает оттуда. — Подожди, — Мастейн привстал и ухватился за руку блондина, — а ты в математике, как, смыслишь что-то? — Вполне себе, — немного смущённо отозвался Джеймс, наверняка бывший в школе отличником по этому предмету, отчего и так стеснявшийся совершенно свойственным для успешных учеников образов, — подожди-ка, схожу за очками, и мы вместе со всем разберёмся. — За очками? — переспросил Дэйв, пытаясь представить, как же это могло выглядеть. — С каких пор тебе стали нужны очки? — С недавних, — с небольшим сожалением ответил Хэтфилд, — ну, ты знаешь, старость — не радость… — Маразм — не оргазм, — дополнил фразу этой где-то услышанной остротой подросток и посмотрел на Джеймса, ожидая его реакции. — Ого, — восхищённо произнёс тот, усмехнувшись, — надо запомнить. — Я ещё похожую знаю, — похвастался рыжий своим багажом первоклассных шуточек для быдла. Что ж, деградацией грешили все, так что можно было и показать, как же широко он продвинулся в этом деле, — хочешь услышать? — Ну давай, — с улыбкой на губах согласился блондин, встав рядом с Дэйвом. «Счастливый такой, — подумал тот, посмотрев на Хэтфилда, — похоже, он не меньше меня скучал по тем временам, когда мы зависали вдвоём. Значит, всё же не терпел меня из вежливости, как я порой считал.» — Так вот, — выдержав паузу, рыжий озвучил давно уже кем-то сочинённое выражение, — раньше были времена, а сейчас — мгновения, раньше поднимался хер, а теперь — давление, как тебе такое? Походу, скоро уже будет перебор с такими пошлостями. Впрочем, Джеймса фразочка всё же позабавила. — Ну знаешь, — протянул тот, как-то странно посмотрев на Дэйва, — а это уже не про меня. Заигрывал, что ли? — А ты уверен? — не оставался в долгу Мастейн, безуспешно попытавшись приподнять одну бровь. Если уж на то пошло, то он был и не особо против… На щеках Хэтфилда вдруг выступил румянец, а сам он сначала застыл на месте, о чём-то задумываясь и в ту же минуту стыдливо отворачиваясь. Походу для него как раз уже и был перебор. — Доставай учебники, Дэйв, — резко перевёл он тему, всё ещё пряча рукой никак не сходившую с лица улыбку, — я за очками. Впрочем, ничего другого Дэйв не ожидал от Хэтфилда, да и не хотел сам — вышло бы крайне нелепо и несерьёзно, если бы их первый раз произошёл столь внезапно, спровоцированный просто смешными фразами, так, по приколу. Ну уж нет, к такому волнующему событию подход должен быть гораздо ответственнее, так что Мастейн ничуть не расстраивался, а наоборот, испытывал немалую радость от происходящего — они с Джеймсом поели, пообщались, посмеялись и так и остались друзьями — всё прямо как в прошлом, до их расставания. И главное — Хэтфилду это пошло на пользу, вон какой довольный ходит, даже помолодел будто. «Как же всё-таки приятно помогать людям,» — с ощущением окрыляющей лёгкости на душе подумал Дэйв.