sl33p t1ght

С раннего детства Дэйву было тяжело вставать в школу, но именно сегодня эта задача усложнилась до такой степени, что стала абсолютно не выполнимой, настолько непосильной, что справиться с не мог ни отчаянно трезвонивший будильник, надрывавшись, играя уже в третий раз одну и ту же надоедливую мелодию, ни подошедший на звук Джеймс Хэтфилд, ни сам Дэйв. — Хватит!.. — сквозь сон простонал подросток, отключая к чертям до невозможности доставший телефон и прячась под одеяла от режущего глаза света. — Дэйв, в школу опоздаешь, — сообщил ему включивший этот отвратительный свет Джеймс, — уже половина восьмого. В школу идти не хотелось; вернее, не было желания совершать вообще какие-либо телодвижения, открывать глаза, покидать уютную постель, одеваться… Ещё и сидеть потом семь уроков, страдая от духоты в классе и своих галлюцинаций. Нет, сегодня школа отменяется. — Я не пойду, — отрезал Мастейн, хватаясь за одеяло, которое Хэтфилд старательно пытался с него стянуть. Лишаться этого тёплого прямоугольника ткани подросток решительно не собирался: мало того, что станет холодно, это — ещё маленькая беда, больше его напрягало то, что Джеймс его увидит практически голым, без одежды — не вынося на дух пижамы, рыжий спал так, в одних лишь трусах, и отчего-то именно в данный момент это вдруг стало его смущать. «Забавно выходит, Мастейн, — сказал он себе, — вчера тебя это особо не заботило, да и Джеймса, походу, тоже, но вот сегодня как-то всё поменялось, и ты боишься, что он в сотый раз увидит твои кости и тупые веснушки на спине, хотя до этого сам светил ими и не парился.» В действительности, с одеждой и Хэтфилд, и Мастейн редко заморачивались. Они ж два мужика, чего стесняться? Подумаешь, пройтись пару раз до холодильника с пивом в трусах и майке или же даже без последней, они же не девчонки, чтобы украдкой рассматривать сиськи друг друга и, заметив неладное, визжать и прикрываться. Два слова — холостяцкая берлога. Да даже вчерашним днём Дэйв спокойно, без капли стеснения зашёл за своим телефоном в спальню Джеймса, не затруднившись накинуть хотя бы рубашку, да и Хэтфилд недалеко от него ушёл, надев для сна лишь какую-то старую домашнюю майку. Так что, да, всё они друг у друга давно видели; рыжий успел уже не без тени печали, но и не без восхищения отметить, насколько же ноги Джеймса были длиннее его собственных, какие у него были широкие, даже круче, чем у многих девок, бёдра, вдоволь нагляделся на его крепкие плечи и выделявшиеся на теле накачанные мускулы, ну, а Хэтфилд, в свою очередь, должно быть, с явным сожалением — не зря же он постоянно пытался его накормить — заметил его граничившую с болезненной худобу, впалые ключицы и тоненькие, костлявые ноги с острыми коленками. В общем, для полного счастья оставалось только достоинствами помериться. Вот только, как Дэйв и отметил про себя, появилось кое-что, больше не позволявшее тому расхаживать перед Джеймсом почти нагишом, поселившее в его душе обжигающий щёки стыд и желание как можно скорее прикрыться. Действительно странно — ночью же ему было абсолютно комфортно, когда Хэтфилд ненароком касался его ничем не прикрытых бёдер и даже ягодиц, неся его на руках до кровати, а сейчас он изо всех сил тянет на себя одеяло — не дай бог Джеймс что-то там увидит, какой же позор. Аж самому смешно. — Давай, последний день остался, — принялся его уговаривать блондин к облегчению рыжего оставив одеяло в покое, — знаю, ты совсем не выспался, но ничего, придёшь и отдохнёшь. Нет, ни за какие коврижки он в это место не попрётся, решено. Хэтфилду легко было говорить — ему-то сиделось в своём кабинете спокойно, никто не ползал по его ногам, не забирался в волосы, жаля нежную кожу головы, никто не жужжал перед носом, чертовски отвлекая. Дабы явственнее обозначить свой отказ, Мастейн отвернулся от Джеймса и натянул на себя одеяло. Ситуация была патовая; интересно, кто же сдастся раньше? — А какой у тебя первый урок? — блондин спрашивал с осуждением в голосе; как-никак, будучи в числе преподов, он естественно противился нарушению школьной дисциплины, но всё же шёл на уступки — подобная фраза уже давала знать, что тот смирился с прогулом. — Физкультура, — соврал Дэйв, в точности зная, как это делалось, и что надо было говорить, чтобы добиться возможности проспать первый урок, а может, даже и второй, — а потом ОБЖ, скука такая, раньше я на нём только и делал, что спал. — А следующим что? — вот-вот, уже даёт слабину, прогибается. Что ж, в таком случае можно воспользоваться ситуацией и обеспечить себе полноценный отдых от этих глупых уроков. — Английский, — сонно ответил подросток, зевая, — а затем математика, но там мы повторяем ту фигню, которую ты мне позавчера объяснил, за что я тебе благодарен. Боже мой, мои одноклассники такие тупые, несчастную формулу подставить не могут! Хотя, ты же не приходишь к ним и не помогаешь, так что их можно понять. Польщённый комплиментом, Джеймс улыбнулся сквозь ладонь, которой он стыдливо прикрыл лицо. У Дэйва теперь не было сомнений — всё, ещё несколько часов сна ему точно были обеспечены. Надо бы почаще хвалить Хэтфилда, быть может, и в телефоне по ночам разрешит сидеть и однажды предложит помыться вместе с ним в душе, хотя вероятность последнего была в любом случае ничтожно мала. — Ну знаешь, — всё ещё со строгостью и недовольством произнёс блондин, — эти предметы всё-таки важны, что бы вы там не проходили. Давай ты поставишь будильник на половину одиннадцатого, а ОБЖ с физ-рой пропустишь, так и быть. Интересно, чем же думали учителя, когда ставили такое с утра пораньше, да ещё и в пятницу? Радуясь, что расписания Хэтфилд не помнил, от того и поверил, что первыми действительно были этих два бестолковых урока, а не, как являлось на самом деле, литература и физика, Мастейн в благодарность что-то неразборчиво простонал и укрылся с ног до головы, собираясь ещё немного отдохнуть. Напоследок взглянув на облачённого в нестрогую форму Джеймса, — на том была приятного кремового цвета рубашка с закатанными до локтя рукавами и простые чёрные брюки, слегка маловатые ему в области бёдер, — Дэйв закрыл глаза и улёгся поудобнее, чувствуя, как за считанные секунды тело немело, и его покидала бодрость, заменяемая сном.

***

Уснуть удалось Дэйву ненадолго — примерно минуту длилась его отключка, подарившая, однако, ему приличный заряд сил, сравнимый с полноценным восьмичасовым сном. Джеймс по-прежнему стоял рядом с ним, сжимая в руках сумку с документами и прочим бумажным барахлом. Теперь, когда бивший в глаза свет больше не казался столь невыносимым, оттого и перетягивавшим на себя всё внимание, Мастейн мог отметить, какой у него всё же был уставший вид — так и не уложенные волосы торчали потемневшими прядями, морщины у глаз стали заметнее из-за синяков под ними, даже лицо слегка побледнело и потеряло цвет. Вот, Хэтфилд тоже устал, а всё равно не сдаётся и заставляет себя идти на работу. Может, тоже собраться с силами и отсидеть эти несчастные пару часиков? — Джеймс, — позвал его рыжий, — подождёшь меня? Я тоже пойду в школу, мне надо пять минут, чтобы умыться, и всё… Хэтфилд удивлённо на него посмотрел, а затем улыбнулся и присел на корточки рядом с диваном. — В какую ты школу хочешь пойти, малыш? В вечернюю, что ли? — он усмехнулся и ласково потрепал Дэйва по волосам. — Смотрю, ты неплохо выспался, так ведь? Уроки уже закончились, сейчас половина четвёртого. Да уж, вот она и минута, не зря Мастейну казалось, что проспал он именно восемь часов — в действительности так и было. Ну вот, теперь придётся оставаться после уроков и писать пропущенные им же контрольные, которые он назвал для Джеймса повторением темы. Впрочем, он сам знал, на что шёл, да и в том состоянии вряд ли бы смог правильно подписать листок, не то, чтобы ответить хотя бы на тройку. Так что об этом не стоило жалеть, да даже если и стоило, то винить надо было Хэтфилда, по своей воле решившего подарить ему этот сон — если бы тот не хотел позволять Дэйву прогуливать, то забрал бы с собой свой жуткий ловец снов, а не оставил бы его висеть тут, чтобы тот отгонял от подростка все его видения. Нет, виноват был не он, а Джеймс — видите ли, причинил себе неудобства и работал несколько часов, окружённый этими тварями, чтобы ему хорошо спалось, какой же глупый, но умилительный альтруизм. — Знаешь, — вновь заговорил блондин, взяв его за руку, высунутую из-под одеяла, — теперь я понимаю, почему тебе так не хотелось так туда идти. Да уж, ты ещё и каждый день это терпел, бедный ребёнок… — Ты сильно устал? — даже недовольный тем, что его обозвали ребёнком, Мастейн всё равно стремился проявлять к Хэтфилду заботу — от зрелища того, как тот стеснялся, краснел, но всё же принимал его доброту, у Дэйва самого на душе теплело. — Нужна помощь на кухне? Джеймс неверяще поднял брови, — не каждый день рыжий ему предлагал подобное, — но затем кивнул головой, явно обрадованный решением Мастейна. — Знаешь, не помешала бы, — ответил он, уставшими глазами посматривая то на подушку с одеялом, то на Дэйва, — думаю, вдвоём мы гораздо быстрее справимся. — И я чему-то новому научусь, — с небольшим сомнением согласился подросток, вспоминая свои далеко не выдающиеся кулинарные навыки, так и оставшиеся на уровне кособокой нарезки овощей и жарки замороженных смесей на сковороде, — ладно, ты иди пока, я через минут пять присоединюсь. — Ну конечно, — немного обиженно отозвался Джеймс, — телефончик твой подождать не может. Пфф, как будто Дэйва только телефон и интересовал! Ну вот, запомнил, как он вчера не мог оторваться от игры, с сегодняшнего дня уже больше не интересовавшей рыжего, так теперь считает того тупым зависимым геймером. А может, у него в планах было кое-что покруче, чем эта тупая трата времени на забивание мозга бесполезными переписками и управления нарисованными персонажами? — Ну, а ты можешь, — не стал извиняться никогда не любивший так делать Мастейн, — поэтому ты гораздо круче телефона, и спустя пять минут я его выключу и уберу подальше, а с тобой буду тусить весь вечер и, если ты захочешь, и ночь. Предсказуемо смутившись от слова «ночь», Хэтфилд прощающе усмехнулся и махнул рукой, позволяя Дэйву задержаться для своих неотложных дел. — Ночью надо спать, — заметил тот, и его загорелые щёки ещё сильнее покраснели от прилившей к ним крови, — тут я как-то сам. Ладно, подходи тогда, когда освободишься. Он ушёл, и Мастейн выдохнул с облегчением — теперь можно было и заняться тем самым делом, которое недогадливый Джеймс принял за залипание в телефон. Ну уж нет, у Дэйва были другие планы, во главе которых стояло далеко не самое правильное занятие — копание в чужих вещах. Да, это было плохо и неправильно, да, это нарушало все границы личного пространства, вот только уж больно сильно привлекал внимание этот чёрненький блокнот, торчавший из оставленной на полу сумки Хэтфилда. Одна его страничка приоткрылась, и взгляду рыжего предстал какой-то серебристый рисунок простым карандашом. Должно быть, блондину было нечем заняться на работе или же в рисовании он практиковался в свободное от неё время, кто знал? Тихонько вытащив блокнот, Мастейн принялся листать его, стараясь как можно меньше шелестеть страницами и сдерживать ликующий возглас, так и рвавшийся из груди. На всех страницах он увидел самого себя; нарисованный Дэйв красовался и тут, и там, во всевозможных позах, в профиле, со спины — вот он стоял у зеркала с завязанной на талией рубашкой (конечно, детали были порядком гиперболизированы, не такая уж она у него была и узкая, да и в тот день он, настолько помнил сам, надел не короткие шорты, а старые просторные джинсы, но вариант Джеймса ему всё же понравился больше), вот — поправлял рукой волосы, здесь — изящными пальцами сжимал свой пацанский «Винстон», переделанный на рисунке в женские ментоловые «Вог». Да уж, а что творилось на последней в числе разрисованных страниц… Там подросток увидел себя, в грациозной позе разлёгшегося на белых простынях, одна из которых служила не только элементом декора, но и своеобразной цензурой, скрывая его достоинство. Другой одежды на себе Дэйв, естественно, не обнаружил. Деталей на уже полноценной картине было немного, лишь скромный горшок с небольшим фикусом на подоконнике и закрашенное чёрным ночное небо за окном. «Ночью надо спать, — усмехнувшись про себя, повторил за Хэтфилдом чрезвычайно довольный увиденным подросток, — а сам рисуешь, как вместо этого я тут для тебя голым позирую, да, Хэт? Уж точно ли позирую? Мне кажется, в этом случае я бы хотя бы причесался, а не выглядел так, как девятиклассница после вечеринки. А вот эти пятнышки у меня рядом с шеей — это типа ты мне засосов понаставил или что? А знаешь, Джеймс, я вообще не удивлён, просто так и знал! Единственное, что меня озадачило — это вон тот фикус, откуда ты вообще его взял, к чему он? И почему-то мне кажется, что где-то я уже его видел…» Думая по большей части, конечно же, не о таинственном фикусе, а о более значимых деталях рисунка, Мастейн достал свой телефон и, не зайдя даже в Фейсбук, не то что в тупую игру, быстренько сохранил всё секретное творчество Хэтфилда к себе в галерею. Что ж, теперь он сможет любоваться этим сколько угодно, а не эти пять минут, уже подходившие к концу. Да чего уж там любоваться? — после увиденного Дэйву ещё сильнее захотелось воплотить эти уже не только свои желания в реальность, и теперь он знал, что Джеймс сам будет не против. Да, всё в точности, как он и предполагал, просто поразительно. Подходя к кухне и всё ещё пытаясь переварить это внезапное открытие, Мастейн ненамеренно заглянул через приоткрытую дверь в спальню Хэтфилда и неожиданно поймал взглядом последнюю зацепку, ставшую уже явным подтверждением всех догадок. На подоконнике стояло растение, тот самый фикус из рисунка. Так вот, почему тот показался ему столь знакомым! Казалось бы, лишь маленькая деталь второго плана, вот только какой же она была значимой… Выходит, Джеймс хотел заняться с ним любовью не просто в своих фантазиях, но и в жизни, на своей же кровати, и этот примитивный жёлто-зелёный всполох листьев как раз и добавлял картине реалистичность. Вот и всё, и никаких больше доказательств не требовалось, тебя поймали с поличным, Джеймс Хэтфилд. — А вот и я, — заявил о себе Дэйв, зайдя на кухню и застав блондина стоявшим у плиты и помешивавшим макароны, — давай, говори, что делать, нужно всё побыстрее закончить. Да, закончить, проворно заглотить этот ужин и всё, по кроватям. По кровати, если быть точным. Да-да, именно так, и теперь Джеймсу уже никак не отвертеться.