sl33p t1ght

Ничего не говоря, Джеймс притянул подростка к себе и жадно впился в его губы, пересохшие после долгой речи. Не дождавшись ответа, блондин крепко прижал его к себе и легко прикусил ему нижнюю губу, заставив тем самым приоткрыть рот. Тот сразу же подчинился, прикрывая глаза и утопая в крепких объятиях своего возлюбленного. Казалось, это всё происходило во сне; эти его горячие, живые губы, слегка отдававшие мятной зубной пастой и горьковатым привкусом сигарет, крепкие руки, страстно обхватившие поясницу, тяжёлое возбуждённое дыхание… Даже не верилось, что когда-нибудь такое случится и в реальности, до этого избиравшей в участь Мастейна одни лишь проблемы. — А знаешь, — заметил Джеймс, отстранившись и смахнув пот со лба, — ты прав, чертовски прав: у нас с тобой уже есть связь, настолько крепкая, что разорвать её уже вряд ли получится, да и мне самому как-то не хочется. Что ж, твоя взяла, Дэйв. Делай со мной всё, что захочешь. В затуманенных страстью глазах Хэтфилда Дэйв увидел своё отражение, такое же изнемогавшее от желания, растрёпанное, краснощёкое, но счастливое, ужасно счастливое. Он ведь добился своего, и это радовало как никогда раньше. Гадая, что же ещё добавить для полноты картины, — перфекционизм, что тут поделать, — Мастейн вдруг спросил: — Слушай, а у тебя ведь осталась та серёжка? Помнишь, мне было двенадцать, я случайно её увидел и всё хотел до неё дотронуться? Я ещё тогда думал: а каково тебе с ней целоваться? В общем, ты меня понял… В действительности, спустя уже месяцы разлуки, Дэйв частенько представлял, что чувствовала Франческа, прикасаясь языком к этому металлическому украшению, и однажды даже специально чуть было не закадрил неформалку из клуба, желая узнать это. В тот единственный раз, когда Хэтфилд великодушно разрешил подростку исполнить эту мечту, последний особо ничего не запомнил, да и, не получив ответа на свой поцелуй, так и не насладился полным спектром ощущений. Что ж, пришла пора это исправить. — Не думаю, что у меня получится её надеть, там прокол уже, наверное, зарос, — с сомнением ответил Джеймс, всё же послушно включая свет и поднимаясь с постели, чтобы найти в ящиках стола коробку с давно уже снятыми украшениями, — но я попробую. В общем, пойду в ванную, если не выйдет — уж прости. — Ух ты, — сразу же воодушевился рыжий, в предвкушении посматривая на небольших размеров серьгу на ладони Хэтфилда, — а можно с тобой? Я помогу тебе, если что. — Ну давай, — не совсем уверенно согласился Джеймс, с опасением поглядывая на подростка, готового пойти на многое ради своей прихоти, — не знаю, правда, зачем тебе это; зрелища уж точно не будет, если ты, конечно, не заставишь меня заново по заросшему прокалывать… а до такого, надеюсь, не дойдёт. — Не дойдёт, — пообещал Дэйв, усмехнувшись. Гроза за окном становилась всё сильнее, природа неистовствовала, порывистый ветер в ярости срывал с деревьев листву, но Мастейну уже было глубоко наплевать на всё и всех, кроме Хэтфилда.

***

— Ты точно в порядке? — обеспокоенно спросил Дэйв, поглядывая на Джеймса, в очередной раз сплюнувшего кровь в раковину. Всё-таки пришлось пробивать по второму разу; самостоятельно сделать это блондин затруднялся, и потому Мастейн предложил ему свою помощь, а после безо всяких игл резко протолкнул оказавшуюся уже не столь тонкой серьгу в давно заживший прокол. Выглядело это весьма болезненно: в тот момент Хэтфилд зажмурился от боли и с силой сжал фаянсовый край белой раковины, однако рыжий, даже наблюдая за его страданиями, никакого стыда не ощущал; напротив, был ужасно рад, что всё произошло так быстро. — Мы ведь можем сейчас продолжить? — То есть тебя именно это заботит? — безобидно усмехнулся Хэтфилд. Струйка крови потекла по его подбородку, и Дэйву это показалось сексуальным. Наверное, он просто насмотрелся всей этой подростковой лабуды про всяких там вампиров и прочих франшизных тварей. Страшно хотелось схватить блондина за шею, слизать эту тоненькую линию и почувствовать на языке привкус меди. Скорее бы тот уже дал добро; сдерживаться становилось всё труднее… — Впрочем, конечно, можем, только постарайся его не задевать, ладно? Ответом ему послужил очередной поцелуй, на этот раз полноценный: с прикосновениями к каждому миллиметру губ и с невольными вздохами наслаждения. Металлическое украшение во рту Джеймса оказалось горячим и вполне себе приятным на ощупь. Когда Дэйв, забывшись, по неосторожности надавил на него, кончиком языка ощутив проступившие капли крови, Хэтфилд поморщился от боли, попытался отстраниться и сразу же оказался прижатым к холодной, отделанной плиткой стене. Возможно, Мастейн толкнул его излишне грубо, не рассчитав силы, только даже этот удар блондин стерпел, не желая прерывать ниспадавший на них с Дэйвом поток удовольствия. Впрочем, когда тот захлестнул их столь рьяно, что проще было упасть в обморок, чем продолжать, пришлось прерваться и оставить в покое Джеймса, тяжело дышавшего, прислонившегося к кафелю и пытавшегося хотя бы так унять охвативший тело жар. — Можно мне снять с тебя эту майку? — попросил рыжий, уже нетерпеливо играя пальцами с её краем. — Тут становится жарче, не находишь? — Не стану возражать, — ответил Хэтфилд, покорно подняв руки, чтобы Мастейну было легче осуществить задуманное. Оказавшись перед ним в одних лишь обтягивающих серых трусах, он, стесняясь своего положения, неловко усмехнулся, но всё же облокотился на раковину, показав тем самым подростку, что был в его полном распоряжении. — Ого, — восхищённо протянул тот, разглядывая обнажённое тело Джеймса и проводя рукой по его груди, — блин, какие они мягкие, прикольно так… — Ты про что? — удивился Хэтфилд. Он попытался прикрыться, но Дэйв сразу же развёл его руки в стороны. — Про это, — улыбаясь в умилении, Мастейн осторожно огладил покрытую светлыми волосками кожу чуть повыше светло-розовых сосков, — почему-то я всегда думал, что на ощупь они будут жёсткими, как на подмышках, но нет, они прямо как шерсть щеночка, круто… Ой, я нашёл один седой, можно его выдернуть? Да уж, легко его было сбить с толку. Слишком легко. — Ты за этим сюда пришёл? — смущённый до крайности, Джеймс то и дело поглядывал на брошенную рядом майку, явно желая вновь скрыть под ней своё тело и больше его никому не демонстрировать. — Ещё раз отвлечёшься, Дэйв, и мне придётся взять инициативу на себя, ты уж извини, но… Мастейн прервал его полную недовольства речь примирительным поцелуем. Подростку пришлось встать на цыпочки, рискуя не удержать равновесие и повалиться на и без того многое перенёсшую раковину, но это того стоило: Хэтфилд сразу же ответил, обнимая навалившегося на него Дэйва, не позволяя ему упасть. — Да ладно тебе, миленький такой пушок, — вернулся тот к неприятной для его обладателя теме, — мне нравится. В общем, дашь мне потрогать, когда я закончу, а сейчас закрой глаза и наслаждайся. Получив от Джеймса немое согласие, Дэйв припал губами к его ключице, легко укусил за тонкую кожу, перешёл на загорелую грудь Хэтфилда, оставляя на ней новые поцелуи, обвёл языком ореолы сосков, спускаясь всё ниже и ниже… Мечта Мастейна всё близилась к тому, чтобы сбыться, но, к сожалению, даже его богатая фантазия имела предел: оттянув пальцем резинку трусов, Дэйв вдруг остановился в недоумении. Всё, пока что ни о чём большем он и не мечтал… — А что дальше делать? — вопрос прозвучал смехотворно глупо, но, к сожалению, это подросток понял только когда слова уже скатились с языка. — Мне нужно с тебя их тоже снять, верно? Вот и всё. Похоже, этот вечер они оба будут вспоминать лишь со стеснительными улыбками на лицах, покрасневших от этого незабываемого позора. — Подожди-ка, — остановил его блондин, всё ещё не убрав руку с поясницы Дэйва, — в смысле, ты не знаешь? У тебя никогда не было секса? — увидев, как щёки мальчика зарумянились от стыда, а голова едва заметно качнулась в одну сторону, а после — и в другую, Хэтфилд выдал короткий возглас не то непонимания, не то сожаления. — Ладно, нет в этом ничего такого, тебе же всего шестнадцать. Просто этого я уж точно от тебя не ожидал: ты же такой популярный парень в школе, как так получилось, что твоим первым стану я, а не какая-нибудь девчушка из параллели? Вот как, значит, устроен мир… Выходит, иметь сексуальные желания неправильно, ведь именно об этом зачастую давал ему знать Джеймс, но быть девственником в шестнадцать — позор, страшный позор, вызывающий лишь презрение, совсем не прикрытое неловко брошенным «нет в этом ничего такого». От подобных заявлений Дэйву стало до такой степени неловко, — и даже холодно, — что и он сам начал посматривать на злосчастную майку, тоже желая прикрыться от взгляда Хэтфилда, всё ещё голодного и жаждущего, несмотря на все допущенные Мастейном ошибки. И об этом он мечтал, да?.. Что ж, реальность привычно не оправдала его надежд. — Я всем отказывал, — начал признаваться рыжий, в край уже расстроившись, — то я говорил, что у меня уже есть девушка из той школы, откуда меня забрала моя несносная мать, то объявлял, что я якобы вместе с какой-то клёвой чиксой с района, а не с этими мымрами-малолетками, то ещё что-нибудь… Моя репутация ничуть не страдала; никто и подумать не мог о том, что я педик или типа того — нет, все считали меня крутым неприступным чуваком с ледяным сердцем, и мне самому не хотелось это менять. Отчасти сказанное мной было правдой; был у меня человек, которого я был вынужден оставить за сотнями километров… Но с ним всё кончено — так сказал я себе и начал жить дальше. — Что за человек, Дэйв? — сочувствуя совсем уж поникшему подростку, Джеймс заглянул в его печальные глаза и нежно погладил по покрывшейся мурашками спине. — Глупый ты, Джеймс, — борясь с внезапно заявившими о себе слезами, норовившими потечь по щекам, Мастейн закрыл глаза и уткнулся носом в тёплое плечо Хэтфилда, — неужели сам не догадываешься? Только не сердись; я знаю, что у тебя уже была своя семья, и я был за тебя искренне рад, но что-то не позволяло так просто всё забыть, сколько бы я ни пытался… Щёки уже нестерпимо жгло от стыда, а сердце — от печали и бессилия. До последнего сдерживавшийся от того, чтобы заплакать от жалости к себе, донельзя расчувствовавшийся Дэйв, ощутив уже ставшую родной руку на своих волосах и ласковые поцелуи то в висок, то в макушку, всё же сдался, позволив презренным каплям влаги потечь вниз по такому прекрасному, просто невыносимо замечательному телу Джеймса, о котором он мечтал все эти годы. — Всё хорошо, не плачь, — по неизвестным причинам не посчитав его после всего этого позора недостойным своего общества ничтожеством, Хэтфилд принялся его утешать, — я знаю, что всё складывалось вовсе не так, как ты хотел, но твоей вины в этом не было, да и незачем вспоминать прошлое; сейчас ты рядом со мной, и вся эта ночь принадлежит тебе, а вместе с ней — и я… — Да какая там ночь, — глухо произнёс рыжий, взглянув на Джеймса влажными глазами, — я же всё испортил. Не соглашаясь с ним, Хэтфилд мягко усмехнулся и потрепал его по волосам. — Ну, если ты всё испортил, то я исправлю, — лучезарно улыбнувшись, он поцеловал Мастейна в шею и продолжил, — думаешь, я просто так от тебя отстану? Ну уж нет. По-твоему, только тебе этого хотелось? Пойдём, Дэйв, у нас ещё всё впереди. Слёзы медленно подсыхали на бледных щеках Дэйва, пока Джеймс с предельной осторожностью нёс его на руках, поминутно шепча ему что-то успокаивающее и милое. Даже стыд отошёл на второй план, уступив место безграничной любви к Хэтфилду, такому доброму и понимающему. — Обожаю, когда ты так делаешь, — произнёс Дэйв, рассматривая неторопливо сменявшие друг друга виды простенькой квартиры блондина. — Я знаю, милый, — ответил тот, уложив его на кровать и устроившись рядом, — я знаю. Ну что, ты не боишься того, что тебя ждёт? Он не боялся. Действительно, что в этом такого? Да, наверное, будет больно, — рыжий не раз о таком слышал, невзначай заводя разговоры об этом в молодёжном клубе, расположенном на другом конце города (не дай бог кто-нибудь из школы узнал бы, что сам Дэйв Мастейн наведывался в подобные заведения и разговаривал с какими-то педиками), — ну и что с того, если он сам согласился на эту боль? Да и вряд ли Хэтфилд устремится её ему причинить… Джеймс с нетерпением ждал ответа. Дэйв особого страха и правда не испытывал; стыд, вот что гораздо доставляло ему значительно больше неудобств, но он и так уже облажался по полной, куда уж ещё больше?.. — Я ничего не боюсь, — самоуверенно заявил Дэйв, нервно улыбнувшись. — Даже грозы? — спросил Джеймс, игриво перебирая между пальцами его уже порядком намокшие у висков волосы. — Конечно, — усмехнулся рыжий, посмотрев в окно, — вот, глянь, как классно только что громыхнуло. Кто вообще будет её бояться в шестнадцать лет, наивный ты мой? — Ах ты хитрюга, — ласково упрекнул Мастейна блондин, целуя его в щёку, — так и знал, что ты что-то замышлял. И всё же добился своего! Так что вот, получай, что хотел. Избавившись от смущения, — в этом изрядно помогло отношение самого Хэтфилда к процессу, за что того определённо стоило благодарить, — Дэйв умиротворённо закрыл глаза, полностью отдаваясь охватившему его тело теплу, нежным поцелуям Джеймса и его умелым рукам. Надо признать, опыта у него было явно больше: вроде бы делал Хэт всё то же самое, что и рыжий, только вот совсем не так беспорядочно, бестолково и скорее забавляюще, чем возбуждающе. Словно со стороны подросток слышал своё учащённое дыхание, наблюдал за тем, как вздымалась собственная грудь, а зубы цеплялись за нижнюю губу, стараясь сдержать готовые вырваться из горла стоны. Ненадолго он спустился с небес на землю; как раз в тот момент, когда почувствовал ниже живота руку, оттягивающую резинку его трусов. — Думаю, кое-что нам нужно снять, — заметил Хэтфилд, подмигнув Дэйву. Тот молча кивнул, мол, делай, что потребуется, я совсем не против. Однако лёгкий румянец мгновенно окрасил его щёки, когда он оказался перед Джеймсом в чём мать родила, а когда Хэтфилд без усилий, но ощутимо схватил его за ноги, расставляя их в стороны, Дэйв поначалу даже попытался прикрыться, но всё же подчинился, понимая, что и к этому стоило привыкнуть. — Ого, да тебе и вправду этого хочется, — восхитился открывшимся видом блондин, опустив руку ниже и коснувшись возбуждённого члена подростка, — ты, наверное, догадываешься, что бы я сейчас сделал, но, к сожалению, сегодня придётся обойтись без этого… Но когда прокол заживёт, всё будет, обещаю, а пока что можешь представить, у тебя же хорошее воображение… Мастейн представил, и после увиденного и едва ли не по-настоящему испытанного ему безумно захотелось оттолкнуть отчего-то медлящего Хэтфилда, что-то выискивавшего в ящике тумбочки, и уже, наконец, дотронуться до себя, уединившись со своими фантазиями минут этак на десять. — Ну-ну, не всё сразу, — погрозил ему пальцем Джеймс, перехватывая его руку, — это ты потом как-нибудь сам, а сейчас займёмся кое-чем другим. Возможно, поначалу будет не очень приятно, но ты потерпи, хорошо? «Чёрт, а мы ведь правда будем делать это, — наконец осознал Дэйв, пронаблюдав за тем, как Хэтфилд снял крышку с тюбика смазки и выдавил небольшое количество пахнущей клубникой жидкости себе на пальцы, — и мне это даже не кажется чем-то противным или унизительным, докатились». Прогнав прочь стеснение, Мастейн усмехнулся и для удобства пошире раздвинул ноги, всё же закрывая глаза и задерживая дыхание. На всякий случай он приготовился к боли, но её так таковой особо не последовало. Джеймс медленно ввёл два пальца в его вход и осторожно подвигал ими, растягивая отверстие. Всё-таки свершилось. — А знаешь, — первым заговорил Дэйв, судорожно вздыхая от непривычных ощущений. Вернее, почти непривычных, — однажды я пробовал это сделать сам: было похоже, только вот два твоих пальца ощущаются как мои три… Он толком не знал, зачем это сказал, но теперь, оставив стыд за порогом спальни, ощутил в себе способность делиться и не такими откровенностями, да и подобные разговоры неплохо помогали отвлечься; хоть рыжий и знал не понаслышке, каково это, чувство было всё же не из приятных — заполненность, как-никак, приносила вполне заметный дискомфорт. Впрочем, всё было делом привычки; за сегодняшнюю ночь Мастейн уже успел неплохо убедиться в этом. — У тебя настолько тонкие пальцы? — полюбопытствовал Хэтфилд, не прекращая движений. — Или… подожди, а сколько тебе лет тогда было? — Не скажу, цензура на Фикбуке не пропустит, — усмехнулся Дэйв, вздрагивая и кусая и так пострадавшую за сегодня губу, когда блондин без предупреждения добавил к двум пальцам третий, вошедший уже не так плавно, — в общем, да, всё почти так же. — А когда ты, так сказать, развлекался самостоятельно, — продолжил Джеймс, ускоряя ритм, — было ли у тебя такое? На этих словах он с хлюпающим звуком вытащил пальцы и вновь ввёл их, но уже как-то по-другому, под наклоном, отчего по спине рыжего словно прошёлся импульс электрического тока. Да, и с этим юный Мастейн был знаком, только вот его действия, возымевшие успех далеко не с первого раза, ни в какое сравнение не шли с чужими, такими точными, но внезапными, непредсказуемыми. Ответить Дэйв не смог; вместо этого из его рта вырвался лишь высокой тональности вопль. Решив, впрочем, быть потише, подросток вцепился зубами в уже до крови прокушенную нижнюю губу и выдавал свои чувства лишь приглушёнными стонами всякий раз, когда Джеймс вновь задевал чувствительную точку, надавливая на неё своими будто бы именно для этого предназначенными пальцами. — Я больше не могу, — с трудом выговорил рыжий, вновь громко вскрикивая от очередного попадания, — Джеймс… Вставь мне уже, наконец! Хэтфилд отвлёкся от своего занятия и сквозь полуприкрытые глаза посмотрел на подростка. Должно быть, наблюдение за Дэйвом, бьющимся в сладостных муках наслаждения, доставляло ему немалое удовольствие. — Ты точно к этому готов? — будто бы издеваясь, спросил тот, резко вытащив пальцы. Внутри Мастейна всё заныло от внезапного ощущения опустошённости; терпеть уже было невозможно. — Да, чёрт возьми! — выкрикнул он, умоляюще посмотрев на Джеймса. — Трахни меня, твою мать! Удовлетворённо кивнув, блондин привстал, чтобы снять свои трусы, в которых ему, очевидно, давно уже не было удобно. И тут Дэйв его увидел… Почти как в порнографических фильмах, — как всем известно, актёры в них почти всегда обладали весьма внушительных размеров агрегатами, — приличной толщины, с выпирающей во всю длину веной и каплей предэякулята на головке; именно таким Мастейн его и представлял. Завороженно уставившись на член Джеймса, Дэйв хотел было придвинуться вперёд и дотронуться до горячего ствола, но Хэтфилд остановил его, лёгким толчком руки приказав лежать на месте, намереваясь всё сделать самостоятельно: нанести на всю длину смазку, хвастаясь размером, провести от основания рукой, вернуться в прежнюю позу, нависнув над до невозможности возбуждённым подростком, предупреждающе кивнуть и… — Боже мой… — только и успел произнести Мастейн, сразу же зажимая себе рот рукой, чтобы не закричать от ярких ощущений. Пламя сильной, разрывающей боли, одновременно с ней поразительный всплеск удовольствия, невероятно непривычное и резкое чувство заполненности — всего этого было так много, что Дэйв испугался, что после всего этого он просто перестанет остро воспринимать что-либо вообще. Дождавшись, пока тот привыкнет к своему положению, — спустя время так и произошло; всё словно бы поутихло, потускнело, — Джеймс вышел на половину длины и снова плавно, но быстро вставил до конца. Ощущения повторились, не считая медленно покидавшей растянутые стенки боли; та хоть и продолжила существовать, но постепенно меркла и бледнела, теряясь на фоне всего остального. Мастейну уже было даже приятно, и хоть сам себя он подсознательно спрашивал, как можно было ловить кайф от такого, удовольствие всё усиливалось, и с каждым новым толчком Дэйву казалось, что вот-вот предел его чувствительности окажется настигнут, и, не в силах больше всё это терпеть, он потеряет сознание, обмякнув в крепких руках блондина. Так и произошло в итоге: уже слишком ослабевший, чтобы издавать стоны, и потому лишь тяжело дышащий, он почувствовал, как мир вокруг него начал белеть, фигуры смазывались, теряя контуры, очертания расплывались, и все звуки слились в единый непонятный ритм, напоминавший лихорадочное биение его собственного сердца. Из последних сил визгливо вскрикнув как во время записи "Killing is my business", Дэйв сдавил ногтями кожу на плечах Хэтфилда, закатил глаза и выпал из реальности. Приходить в себя оказалось немногим лучше, чем после обморока: открыв глаза, Мастейн, приподняв по ощущениям многотонный булыжник, а не голову, обнаружил, что больше не был возбуждён, а его живот оказался испачкан каплями горячей беловатой жидкости. Джеймс всё ещё нависал над ним, уже быстрыми движениями вбиваясь прямо до основания. Ощущать его в себе стало уже не так приятно, но, неспособный как-либо возразить, Дэйв лишь безропотно лежал и дожидался момента, когда и Хэтфилд закончит. Это произошло относительно скоро; в последний раз войдя уже болезненно глубоко, блондин низко простонал, резко вышел и кончил примерно туда же, куда и Мастейн. Пригладив рукой мокрые блестящие волосы, Джеймс поцеловал Дэйва в бескровные губы и лёг рядом, заключая подростка в так необходимые тому после всего пережитого объятия. — Испачкаешься же, — с заметной брезгливостью заметил рыжий, почувствовав, как, прижавшись к нему, Хэтфилд ненароком размазал сперму не только по его, но и своему телу. Да уж, а кто-то ещё и проглатывает её, вот ведь мерзость. — Сейчас схожу за салфетками, — едва слышно пробормотал в ответ Джеймс, неохотно поднявшись с кровати и надев нижнее бельё. Дэйв удивлённо посмотрел на блондина, гадая, с чего это вдруг тот так застеснялся, но, не желая ломать над этим голову, молча пожал плечами и перевернулся на бок, желая встать с кровати. — А ты куда собрался? — поинтересовался Хэтфилд. — Лежи уже, я всё принесу. Что тебе нужно? Сигареты? — на удивление точно угадав желание подростка, Джеймс с минуту подумал, поначалу даже недовольно сдвинул брови, но, к счастью для Мастейна, решив не портить ему ночь своими нравоучениями, смиренно кивнул. — Ладно, тогда мне тоже одну дашь. Жди меня, я скоро вернусь. Дэйв улыбнулся и послал ему воздушный поцелуй.