***
Закончив сушить феном свою шевелюру, Дэйв отошёл к двери и полюбовался своим отражением в зеркале. На него смотрел ничуть не стеснявшийся своего вида полуобнажённый мальчик с идеальной укладкой, стройным бледным телом, на давно не видевшей солнца коже которого яркими лиловыми пятнами выделялись засосы на шее и ключицах, и с загадочными огоньками в глазах. С самооценкой у Мастейна проблем никогда не было — он любил себя таким, каким и был, и знал, что так же любили его и другие, в частности Джеймс. Тут ему и пришла идея. Подобрав подходящую позу и состроив нужное выражение лица, — заигрывающую ухмылку и слегка приподнятые брови, — Дэйв ухватился рукой за обёрнутое вокруг его бёдер полотенце, как ему показалось, эротично оттягивая его вниз, в другую взял телефон, включил камеру и сделал парочку селфи. Выбрав самую чёткую и красивую из фотографий, он сразу же отправил её Джеймсу и отложил телефон, проворно одеваясь и выходя в свет. — Ну что за подстава? — в притворном возмущении Хэтфилд легонько отшвырнул свой смарт на край стола. — Я думал, ты голый выйдешь или хотя бы в том полотенце, нехорошо так обламывать. — Всё потом, — усмехнулся рыжий, радуясь подобной реакции на свой поступок, — я есть хочу, так что там у тебя? Ого, Джеймс, мне кажется или на кухне что-то изменилось? Подожди, ты убрал портреты? Эту деталь, резко бросившуюся в глаза, подросток заметил, едва сделал первый шаг на кухню, в которой от подобной перемены будто бы разом посветлело, а давящие стены разошлись в стороны, придавая этому раньше веявшему смертью месту уют и простор. Должно быть, нелегко дался Хэтфилду этот поступок, отчего Дэйв и ощущал гордость за блондина, преодолевшего себя и решившегося на такие перемены. — Ну да, — не без усилий ответил тот, пальцем поманив Мастейна к себе. Без слов поняв Джеймса, тот сразу же подошёл и уселся ему на колени, запрокинув голову ему на плечо, — теперь ты со мной, и больше я не хочу вспоминать о прошлом. — Так держать, — похвалил его Дэйв. Ему было не по себе — чувствуя напряжённость в голосе Хэтфилда и по привычке всё ещё видя перед собой эти жуткие лица усопших, Мастейн неизменно ощущал бегущий по спине холодок, но держался стойко и не подавал виду; ради Джеймса он был готов перетерпеть многое, без устали поддерживать и подбадривать того вне зависимости от своего собственного состояния, — ты сделал большое дело. Так, ну, а следующая на очереди — спальня, сам, наверное, знаешь, что с ней конкретно не так. — Конечно, — уже гораздо спокойнее согласился Хэтфилд, прижав Дэйва к себе и в благодарность поцеловав его в шею, — хочешь поехать со мной в «Икею» и помочь мне выбрать новое бельё? Хотя нет, тебе по-любому придётся в этом участвовать — как-никак, это ведь и твоя комната, теперь ты там будешь спать. Так, значит, вот, какие серьёзные у Джеймса на него планы! Выходит, они теперь в отношениях, самых что ни на есть настоящих, и как же это было круто, чёрт возьми. — Мне нравится твой настрой, — Дэйв взял блондина за руку и поднёс к своим губам, любяще целуя кожу на запястье, — обязательно наведём чистоту и купим что-то приятное глазу вместо этого мрачного уныния, чтобы ты спал спокойно, а не видел всякую жуть. В действительности, интерьер определённо стоило менять; ни бесцветное дымчатое покрывало, ни жёсткое и неприятное на ощупь одеяло, больше походившее на саван, предназначенный для мертвецов, а не на придающую тепло и уют одну из радостей жизни, ни мусор под кроватью, ни померклые обои с пятнами сажи — ничего из этого Мастейна не устраивало, и спать в таких условиях, даже в крепких объятиях Хэтфилда ему совершенно не хотелось. Да, всё нужно было обустроить по-новому и, желательно, как можно скорее. — Ты уж извини, если напугал тебя всем этим, — виновато пробормотал Джеймс, — выбирал то, что соответствовало моему тогдашнему настроению, да и бюджету тоже, а в итоге вышла вот такая невесёлая картина. От старого белья пришлось избавиться — оно всё было в крови, — услышав эти слова, холодными острыми лезвиями прорезавшие только-только воцарившуюся тёплую атмосферу, подросток затаил дыхание и крепче сжал жёсткую напряжённую руку Хэтфилда, — это произошло ночью. Я спал и вдруг услышал их крики, резко перешедшие в предсмертные хрипы. Моя жена держалась за горло, изо рта у неё шла кровь, а затем — всё, внезапно её сердце остановилось, я не успел даже вызвать скорую, так быстро всё закончилось. Зашёл в комнату к Кейли — нашёл и её мёртвой. Всё-таки вызвал врачей, но ничего не помогло. А затем об этом узнало телевидение, полиция… Начались разборки, эти ублюдки даже хотели снять про меня выпуск в передаче о паранормальных явлениях, и я реально мог угодить за решётку, от того, что чуть не пристрелил этих бесчувственных тварей… Ох, чёрт, Дэйв, ещё раз прости, что заставил тебя это слушать… От этих слов у подростка на глаза навернулись слёзы — столько всего пережив, Джеймс больше заботился о нём самом, чем о себе, боялся, в самом деле боялся травмировать его психику своей чудовищной историей, не забывал об этом, даже вспоминая столь трудный эпизод своей собственной жизни. — Не извиняйся, — попросил его Мастейн, — всё нормально. Сам-то ты как? Тебе точно хочется всё выбросить и забыть? Чёрт, это всё так серьёзно, я даже не знаю, что сказать… — Ничего не говори, — до боли обхватив руками талию рыжего, Хэтфилд вновь поцеловал его, словно бы избавляясь таким образом от своих переживаний, — да, я правда хочу от всего избавиться. Как я уже говорил, надо идти дальше, несмотря на все трудности, которые нам подкладывает реальность. Когда у меня появился ты, то больше нет необходимости держаться за старые воспоминания. В тот день, как только Франчески не стало, что-то умерло и во мне, но с твоим приходом оно ожило, и я чувствую, как ко мне снова возвращается жизнь, — голос Джеймса всё ещё звучал холодно, словно бы его обладатель против воли выдавливал из себя эти слова, преодолевая внутреннее сопротивление, и от него самого веяло прохладой, но под конец он расслабил хватку и беспечно похлопал Дэйва по плечу, — ладно, не заморачивайся по поводу моих проблем, давай уже есть. — Давай, — так и не до конца удовлетворившись ответом Хэтфилда — нет, не всё он ему сказал, осталось что-то ещё, какой-то тщательно скрытый страх, который тоже придётся в скором времени из него клещами вытягивать. Впрочем, раз Джеймс не хотел больше говорить на эту тему, то и заставлять его не стоило, по крайней мере, сейчас, — а почему ты пожарил яичницу, а сам ешь йогурт? — Старый уже слишком, жевать не могу, — посетовал на свою выдуманную судьбу блондин, с благодарностью посматривая на пересевшего на соседний стул Дэйва за то, что тот не стал давить на больное и перешёл к обсуждению очередных ненавязчивых глупостей, — ладно, нет, просто нельзя пока прокол заживает, так что придётся себя ограничить. — Эй, Джеймс, — вспомнил Мастейн кое-что, однажды вогнавшее Хэтфилда в краску, — а если я перемолю в блендере брокколи, ты станешь это есть? — Да ты достал уже со своими брокколи, — совершенно не злясь на рыжего, а, напротив, широко улыбаясь, ответил Хэтфилд, — они невкусные в любом виде, сам их и ешь. — Ой, ну и ладно, — в притворной обиде подросток скрестил руки на груди, а затем прощающе махнул рукой и придвинулся ближе к Джеймсу, — а можно тебя с ложечки йогуртом покормить? — Мне кажется, или у тебя какое-то извращённое представление о еде, Дэйв, — задумчиво изрёк Хэтфилд, снимая плёночную крышку и облизывая то, что к ней прилипло. Возможно, он был прав — о чём только Мастейн не подумал, наблюдая за этим зрелищем, — ну вообще я не против, только сначала доешь то, что у тебя на тарелке, а то остынет. С улыбкой ликования на лице Дэйв взял в руки вилку и подцепил ей кусочек яичницы, в предвкушении посматривая на Джеймса.***
Хорошее вытесняло плохое — именно это можно было сказать о времяпровождении с блондином. Дэйв в этом сам активно участвовал, вовремя переводя тему, подключая на помощь свои пошлые шутки и остроты, делая, в общем-то, что угодно, лишь бы не дать Джеймсу вновь впасть в отчаяние. И, надо признать, это неизменно и подобно законам природы срабатывало — например, в данный момент Мастейн по-прежнему сидел за кухонным столом и усердно трудился над домашним заданием, прилично накопившимся за последнюю неделю, а Хэтфилд стоял рядом с и всячески ему помогал. Порой, когда Дэйв хотел прерваться и забить на остальные уроки, вынужденный настаивать, Джеймс говорил недовольно и сердито, но всё равно выглядел счастливым, свободным от гнёта своего неприятного прошлого. Как и всем подросткам, уроки делать Дэйву совершенно не хотелось, но выбора не было — как бы он не пытался отвлечься, Хэтфилд сразу же замечал, чем был занят рыжий и направлял его энергию в нужное русло. Сколько бы Мастейн его не подкалывал, — «Ой, а что мне будет? Накажешь меня?», «Учитель, а, может, вместо домашки я сделаю кое-что другое?», — Джеймс оставался непреклонен, и, слушая заигрывания подростка, смущался и отводил взгляд в сторону, но затем вновь указывал Дэйву на учебник и просил прочитать сделанное. «Наконец-то ушёл, — с облегчением выдохнул Мастейн, благодарный тому, кто позвонил Хэтфилду на старый домашний телефон, находящийся в гостиной, — и зачем мне нужна эта грамматика? Я и так знаю, как слова писать, да и автоподбор мне поможет, если что.» С раздражением поглядывая на потрёпанный не одним поколением школьников переплёт, Дэйв взял руки свой смартфон, разблокировал и, заглядевшись на этот глупый учебник, просто излучающую абсолютнейшую серую скуку кусок мусора, нечаянно открыл вместо браузера камеру. Хм, а это была идея — Джеймсу определённо понравится, что бы тот не твердил об уважении к учебному процессу. Быстренько скинув с себя майку с домашними обтягивающими шортами, которые он носил заместо трусов, Мастейн поставил телефон на стопку других учебников, отошёл на небольшое расстояние, взял со стола ненавистную грамматику, прикрыл ей то, что обычно прятала за чёрным прямоугольником цензура на телевидении и запечатлел всё это на камеру. А вот теперь можно было и зайти в интернет, чтобы отправить снимок Хэтфилду. Справившись и с этим, Дэйв позволил себе небольшой отдых онлайн, а затем отложил телефон, открыл учебник на той же странице, где и раньше и взял со стула своё бельё, собираясь надеть его до прихода Джеймса. Внезапно на подростка упала тень берущая начало из дверного проёма. Хлоп! — звучно закрылась дверь, и стоявший на пороге Джеймс шумно повернул задвижку. — Вот ты и попался, — тихо, но уверенно произнёс тот, приближаясь к Мастейну, в притворном испуге всплеснувшему руками и попытавшемуся отбежать к другому краю комнаты. Хэтфилд оказался быстрее — в два шага настигнув рыжего, он схватил его за бёдра и толкнул к столу, крепко прижимая к деревянной поверхности. Наигранно бегая взглядом туда-сюда и изображая таким образом страх, тот едва сдержался от того, чтобы разрушить свой образ охваченной паникой жертвой довольной улыбкой. Поставив колено между ног Дэйва, опережая его в попытке их свести, Джеймс навалился вперёд и быстрым движением стянул с себя футболку. Имитируя сопротивление, Мастейн попробовал оттолкнуть блондина, но это ничуть не помогло. Совершенно не сдвинувшись с места, даже несмотря на то, что подросток приложил немалые для себя усилия, тот положил руки на плечи Дэйву и накинулся на него с требовательными, страстными поцелуями, с помощью своих горячих губ делая связь уже совершенно не расторжимой — больше Мастейн не пытался вырваться и охотно отвечал на ласки, обхватив руками крепкую спину Хэтфилда, издавая тихие стоны удовольствия, заставлявшие Джеймса действовать активнее и грубее. До боли сильно вцепившись руками в костлявые плечи подростка, блондин повалил его на стол, прижимаясь к его бёдрам своими, между которых Дэйв отчётливо ощущал нечто твёрдое и выпуклое. Теперь Мастейна почти всё устраивало — смущал лишь вновь раздражающий учебник по грамматике, попадавший в поле его зрения и явно портящий картину. Желая избавиться от ставшей уже совершенно ненужной книжки, рыжий попытался повернуться и дотянуться до неё. — Выходит, именно сейчас тебе захотелось учиться, да? — с далеко не самой доброжелательной улыбкой спросил Джеймс, перехватывая его руку. — Ну уж нет, умник, читать будешь, когда я с тобой закончу. — Я только закрыть хотел, — едва дыша от возбуждения (охваченный страстью Хэтфилд, так пренебрежительно относившийся к учебному процессу — что ещё может быть сексуальнее?) выдавил из себя подросток, — уж больно меня отвлекают правила на той странице. Нет, в спальню я его брать не планировал, она только для нас двоих, этим тупым книгам там не место… — В спальню, значит, хочешь? — усмехнулся блондин, сильнее надавив ладонью на его узкую впалую грудь, не давая встать. — Размечтался — я возьму тебя прямо здесь, на столе, а на это барахло мне совершенно наплевать. С этими словами Джеймс ненадолго отодвинулся от в предвкушении закусившего губу Дэйва и одним уверенным движением смахнул на пол все его учебники и тетради. Увидев это в высшей степени неуважение к книгам, бунтарская душа Мастейна сразу же откликнулась на подобное вопиющее нарушение правил возросшим возбуждением, а всё тело сладостно, до изнеможения заныло от желания. Хэтфилду самому этого хотелось — лицо его раскраснелось, а по виску стекала капля пота. К радости рыжего, тот уже был ко всему готов — вытащив из кармана брюк прихваченный ранее тюбик смазки и сбросив их вместе с бельём к куче вещей на полу, дополняя беспорядок, он вновь вернулся к Дэйву, уже принявшему позу поудобнее и морально ко всему приготовившемуся. — Ты прям весь горишь, — заметил Джеймс, целуя в действительности готовую вот-вот воспламениться кожу на шее Мастейна, — так сильно хочешь меня, мне даже не верится… — А как тут не хотеть? — невинно улыбнулся подросток, закрывая глаза, чтобы ощущать лишь то, как не желавший тратить время Хэтфилд покрывал поцелуями его тело, рисуя неведомые узоры губами и языком на его ключицах и груди. — И почему тебе не нравилось, что я к тебе привяжусь? Запоздало он понял, что сболтнул лишнего — внезапно Джеймс остановился, поднял голову и с какой-то скрытой болью посмотрел на удивлённого Дэйва. Тревога в его голубых глазах вновь преобладала над всем остальным, даже возбуждением. Впрочем, Хэтфилд достаточно быстро совладал с собой и вернулся к прежнему занятию, что нельзя было сказать о Дэйве, всерьёз задумавшимся о столь резкой перемене настроения блондина и оттого переставшего испытывать столь головокружительное удовольствие. — Я тебе потом расскажу, — уже не сексуально, а лишь неловко и виновато пообещал Джеймс, с трогательной нежностью целуя его в губы, — а сейчас не думай об этом и снова расслабься. Слышишь, Дэйв? Ты слишком напряжён, я так сделаю тебе больно. Отгони все мысли и живи настоящим. Я люблю тебя, милый, и всё будет хорошо. — Прекращай уже извиняться, — вновь преодолевая неумолимо нараставшую нервозность, потребовал рыжий, возвращаясь к тому, на чём они с Хэтфилдом остановились до этой непредвиденной заминки, — я тут лежу голый на столе, а ты со мной обращаешься как с девственницей в первую брачную ночь. Сработало — на лице Джеймса вновь расцвела та самая похотливая ухмылка, и его уже не столь ласковые, а скорее жёсткие и сильные руки подняли ноги Дэйва, разводя их в стороны. Догадавшись, что блондин собрался сделать, Мастейн сам закинул их ему на плечи и довольно кивнул. — Никогда не считал тебя скромным и застенчивым мальчиком, — произнёс Хэтфилд, щедро наливая на пальцы смазку, — но чтоб настолько… Смотрю, со всеми этими прелюдиями ты аж заскучал, так ведь, Дэйв? А что ты скажешь на это? Дэйв ничего не сказал — удалось ему лишь вскрикнуть, когда Джеймс резко и глубоко ввёл в него пальцы, с первого раза попадая туда, куда надо. Было больно, — после вчерашнего чувствительные стенки ануса всё ещё саднило и жгло, — но и это Мастейн был готов вынести, тем более, что по сравнению со стремительно наполнявшим его тело удовольствием все неприятные ощущения стали казаться уж совсем незначительными. Быстро двигая пальцами туда и обратно, разрабатывая отверстие, Хэтфилд, возбуждённый уже до предела, тяжело дышал и завистливо посматривал на Дэйва, во всю стонущего от неподдельного удовольствия. — Ты готов? — да, ему явно не терпелось, но и без согласия Мастейна Джеймс ни за что бы не приступил. Подросток молча кивнул и закрыл глаза, концентрируясь на ощущениях; сначала тёплых и влажных от поцелуя Хэтфилда, затем — острых, обжигающих и, казалось бы, совершенно невыносимых, ну, а после — на нахлынувшей волне новых — резких, но приятных, тех самых импульсах, от каждого из которых всё тело вздрагивало, а из горла вырывались новые стоны. Гремучая смесь в чистом виде: боль от небольших трещин и удовольствие от стимуляции запрятанной внутри точки, каждый раз задеваемой внушительным членом блондина; не самый приятный холод от во всю скрипевшего из-за резких толчков стола, его жёсткая поверхность, о которою Дэйв всё боялся удариться головой, и жар, невозможный жар во всём теле, мягком и податливом, как никогда раньше — всё это в своей уникальной комбинации Мастейн был готов испытывать снова и снова, раз за разом, вздрагивая, постанывая, крича и хватая ртом воздух. Ко всему этому подросток добавил и свою руку, опустил её ниже и, обхватив пальцами свой возбуждённый орган, пару раз подвигал вверх-вниз, ускорил темп… — Джеймс! — выкрикнул имя своего возлюбленного Дэйв, теряя контроль над телом и над разумом, на мгновение покидая этот мир и возвращаясь уже обессиленным, едва дышащим, с перепачканным спермой животом, но счастливым, чертовски счастливым. На этот раз Хэтфилда не пришлось долго ждать — проникнув глубоко и до упора, едва успел вытащить, залив горячим семенем край стола и приподнятую ногу Мастейна, лежавшего уже едва ли не в отключке. — А вот теперь, — нашёл в себе силы на едва слышный шёпот рыжий, сквозь тяжесть полуприкрытых век посматривая на Джеймса, обтиравшего его тело влажной салфеткой, приятным холодком скользившей по липкой коже, — можешь говорить о том как ты меня любишь и всё такое, ведь сейчас это — именно то, что мне больше всего хочется услышать. Эх, сейчас бы завалиться на диван, весь день смотреть фильмы и ничего не делать… — Думаю, небольшой отдых мы с тобой заслужили, — согласился Хэтфилд, а затем вновь заговорил строже, указывая на разбросанные по полу тетради, — а затем, Дэйв, — за уроки, контурные карты по географии тебя совсем уж заждались. И да, я всё ещё люблю тебя, если ты хочешь знать.