sl33p t1ght

— Ну что, отдохнул? — заботливо поинтересовался Дэйв, перебирая между пальцами светлые волосы Джеймса, со всеми удобствами расположившегося на диване и поместившего голову ему на колени. — Ты мне ещё должен кое-что рассказать, обещал же. Хэтфилд что-то недовольно простонал в ответ, не желая прерывать свой релакс. Его можно было понять — пока подросток доделывал уроки, блондин успел приготовить обед, погладить бельё и даже протереть полы, отчего был в полном праве наслаждаться долгожданным отдыхом. — Как ты вообще успеваешь всё это делать? — подивился Мастейн, нежно массируя пальцами кожу головы Джеймса. — И убрался, и еду намутил, и мне с уроками помог… Мог бы ещё и волосы помыть для полного счастья, но это мы можем устроить и завтра, всегда хотел принять душ вместе с тобой. — Ну кому-то же нужно вести хозяйство, — смущённый похвалой, Хэтфилд неловко усмехнулся, прикрывая лицо рукой, — тебя я не хочу нагружать, ты ещё ребёнок, зачем тебе это? Если хочешь, сходим в ванную сейчас, я только за. С полуприкрытыми от сильнейшей усталости глазами, растрёпанными волосами и стеснительной улыбкой на губах Джеймс выглядел таким красивым, что Дэйв мог бы целую вечность смотреть на него, умиляясь, но всё же в его планах было кое-что другое, не позволявшее тоже предаться расслаблению и спокойствию в мыслях. Хэтфилд его любил; делал всё за него, всячески помогал, каждый раз, завидев подростка, преображался в лице и излучал чистейшую радость от его присутвия, — но почему-то, по совсем непонятной причине не настроен был на серьёзные отношения. «Я не хочу, чтобы ты ко мне привязывался,» — постоянно вспоминал его слова Дэйв, втайне нервничая, что-то придумывая, переживая. — Хочу, — поддержал затею Мастейн, убирая волосы с лица Джеймса и глубоко заглядывая в его голубые глаза, — только давай ты сначала всё мне расскажешь. Что это за тайна, почему мне нельзя о ней знать? Блондин нахмурился, взял его за руку и печально вздохнул, осознавая своё полное отсутствие путей к отступлению — Дэйв прилип к нему намертво и явно не собирался отставать, не узнав скрываемую Хэтфилдом правду, так сильно волновавшую его. — Ты очень расстроишься, когда узнаешь, — всё ещё попытался сдать назад Джеймс, стиснув зубы от боли, когда быстро терявший терпение подросток потянул его за волосы. — Ну и что? — не сдавался тот. — Сейчас я уже приготовился к чему бы там ни было, будет гораздо хуже, если всё это внезапно так всплывёт на поверхность где-то через год или два. — Ты думаешь, мы всё будем встречаться к этому времени? — с каждым новым словом Хэтфилд всё больше мрачнел, уже во всю избегая требовательного взгляда Дэйва. Он даже собрался встать, но бросил все попытки, почувствовав, как тот по-хозяйски положил руку ему на шею, запрещая сбежать от нежеланного разговора. Мастейн недовольно нахмурился — неужели Джеймс считал, что их отношениям не суждено было продлиться столько времени? У них же всё было замечательно, всё шло словно бы по сюжету какого-то романтического рассказа или незамысловатой комедии, что могло пойти не так? — Конечно, думаю — не должно же у нас всё закончиться после постели, — с неприязнью поморщился подросток, вспоминая своих одноклассников, частенько так поступавших и крайне гордившихся этим низким поступком, — ты не такой, по тебе видно. Нет, твоя проблема в чём-то другом, и я не успокоюсь, пока не узнаю, в чём же дело. Может быть, у тебя за плечами скрывается какое-то тёмное прошлое? Если ты занимался чем-то незаконным, то осуждать мне нет смысла — у самого руки по локти испачканы. — А почему, Дэйв? — спросил Хэтфилд, заметно напрягшись. Что ж, придётся ему рассказать — есть же вероятность, что, услышав признание рыжего, Джеймс наберётся уверенности и раскроется сам. К тому же, подобные дела Мастейн уже всерьёз подумывал забросить, а поселившись у своего спасителя, и вовсе перестал помышлять об этом способе заработка. — Я работал курьером, — коротко бросил подросток, не горя желанием вдаваться в детали, — но это лет в тринадцать-четырнадцать, сейчас мне больше это неинтересно, да и ты вроде бы меня всем обеспечиваешь, о чём только можно мечтать в моём возрасте. Конечно, «Найк» недавно выпустили новую модель кроссов, ну и что — уж лучше я похожу в старых, чем буду подставлять тебя под угрозу своим бизнесом. Ну вот, теперь твоя очередь, дай угадаю, ты сидел в тюрьме? Джеймс вновь попытался подняться, с беспокойством посматривая на рыжего, однако тот своей ладонью ещё сильнее, чуть не намертво пригвоздил его к дивану, не давая даже повернуть голову. — Боже мой, с чего ты взял? — оскорблённый подозрениями своей чистой невинной личности, Хэтфилд недовольно покосился на подростка. — Я вообще-то уважаю законы нашей страны и никогда ничего не нарушал, максимум — покупал тебе выпивку, но это не делает меня преступником. Ты мне лучше скажи, что это за бизнес такой, а то я не особо понял… — Закладки, — неохотно пояснил Дэйв, всё же сдерживая улыбку — надо же, какие всё-таки взрослые глупые, не знают таких простых вещей, — мама узнала, ей не понравилось, и она мне сняла квартиру, чтоб я жил самостоятельно и не ввязывал её в это дерьмо. Помнишь, ты мне говорил, что как только я стану в её глазах взрослее, она отстанет от меня — так вот, сработало. Джеймс осуждающе покачал головой. И что ему не нравилось? — сам же намекнул, пускай Мастейн мог и не совсем корректно всё понять, но и винить его в этом всё равно не стоило. — О боже, и ты этим занимаешься, — сокрушаясь, Хэтфилд прикрыл глаза, не смягчая свой негативный настрой даже когда Дэйв в знак прощения поцеловал его в лоб, заметно вспотевший от переживаний, — ты же знаешь, какая это грязная, отвратительная работа. Поверь, ты выше этого, а кроссовки я тебе и так куплю, только больше ничего не продавай и не прячь. Ты же мог оказаться за решёткой, зачем тебе это? Что ж, уже можно было сделать выводы — раз Джеймса так пугала подобная деятельность, то вряд ли он сам был как-либо с ней связан. Мастейн не мог сказать, радовало его это или нет — вроде бы и хорошо, что Хэтфилд являлся таким хорошим и порядочным человеком, что приходил в смесь испуга и замешательства при одной мысли о преступности, но раз не это было причиной, то что тогда? Неужели тяжёлая болезнь? Нет, лучше бы он работал закладчиком или даже кого-то убил, чем болел раком или ещё чем-то серьёзным — о таком самому Дэйву и думать было страшно. — Расслабься, — шепнул на ухо Джеймса подросток, вновь запуская пальцы в его шевелюру, — это давно уже в прошлом, честное-пречестное. Теперь ты расскажи мне о себе, раз я уже поделился своим секретиком. Мне даже страшно гадать, но если у тебя СПИД, то это не повод всё обрывать — сейчас медицина на высоком уровне, поверь, меня и это не остановит, я всё равно буду с тобой во что бы то ни стало. Только скажи, в чём же дело, обещаю, я всё пойму и не стану на тебя сердиться. — Я не хочу, — уже совсем неохотно и вяло, но всё же упорствовал блондин, — это изменит всё, что уже сложилось между нами и сделает тебе больно. — Будто бы факт того, что есть это что-то, в чём тебе нужно признаться, не заставляет меня ничего чувствовать, — горько произнёс Мастейн, нежно проведя пальцем по щеке Хэтфилда, стараясь не смотреть на её неровность и шрамы от акне — мало ли что, вдруг, или даже скорее всего, тот ужасно стеснялся своих недостатков, — я как будто для тебя чужой, и ты мне не доверяешь. Дэйва самому уже стало противно и неприятно психологически давить на Джеймса — тот никак не подавался, очевидно страдал и испытывал немалый дискомфорт, а причинять столь значительные неудобства такому дорогому для него человеку Мастейну явно не хотелось. У Хэтфилда было много секретов — это стало подростку понятно уже при первой встрече спустя четыре года, но он и не думал, что сам же будет их раскрывать, раскапывать каждый тайничок, лично сталкиваться с каждым скелетом в шкафу, и сам же всё решать, исправлять. Хоть Дэйв и смирился со своей участью, в эти моменты ему до болезненной рези в животе хотелось вернуться в прошлое, где всё было проще — никаких проблем, тайн и недосказанностей. Всё так усложнилось в последнее время, и обязательно усложнится ещё — это дурное предчувствие отчётливо висело в воздухе, Мастейн ощущал его где-то над своей головой, и ничего не мог с этим поделать, разве что отгонять беспокойные мысли о том, что вот-вот случится что-то плохое. Помогало слабо. — Прости меня, — по новой начал извиняться Хэтфилд, — прости и за то, что скрывал от тебя правду, и за неё саму тоже. Кроме тебя у меня никого больше нет, ты мне дороже всего живого, Дэйв, так что ты прав, рассказать придётся. В общем-то, помнишь ту штуковину, которая висит в гостиной? — На этих словах рыжий молчаливо кивнул, с нараставшими огоньками тревоги поглядывая Джеймса и даже убрав руки с его лица. — Так вот, она совсем недолговечна, и каждый месяц мне нужно, так сказать, пополнять баланс. У Дэйва застыла кровь в жилах. Он помнил, какова была плата за все ритуалы, предлагаемые книгой, и надежда на то, что всё это — лишь страшные слова, платить если и нужно было, то и немного, вот этот крохотный цветок в душе каждого человека, уже порядком истрёпанный и втоптанный тяжёлыми сапогами в грязь, едва ли подавал признаки жизни, выглядел столь потрёпанным и ничтожным, что Мастейн вот-вот был готов склониться к тому, что всё было плохо, из последних сил убеждая себя в обратном. — Извини, что перебиваю, — вдруг вмешался он, — а ты не мог бы пересесть, так, чтобы я сидел у тебя на коленях, а ты меня обнимал? Что-то мне тяжело на душе. — Так и должно быть, — безрадостно согласился с ним Джеймс, меняя положение, — мне так жаль, что тебе приходится и с этим сталкиваться, милый… Как будто у тебя и так трудностей недостаточно… — Да ладно тебе, мы с тобой со всем справимся, — изрядно напрягшись, Дэйв вновь попытался вернуть бодрый настрой, — кстати, а как ты читаешь заклинания, если книга у меня? Подобный вопрос должен был хоть немного разрядить атмосферу, однако всё по-прежнему осталось столь натянутым и напряжённым, что, казалось, вот-вот могло лопнуть — даже руки Хэтфилда на своей талии ощущались для подростка как два холодных тяжёлых камня, сдавивших его поясницу да такой степени, что недолго и задохнуться. Дэйву хотелось уже прекратить эту пытку — ну не узнает он правду, и чёрт с ней; вдруг это было тем, о чём ему уж совершенно не хотелось слышать? Но он продолжал терпеть, с немалым трудом, но держаться, думая уже не о себе, а о Джеймсе — наверняка, этот секрет угнетал, столь же удушающе сжимал всё у него внутри, и с этим ещё и жить приходилось. Нет, пускай уж лучше они разделят это бремя на двоих — хоть какую-то он принесёт пользу. — Я записал всё нужное себе в блокнот и отнёс её на свалку, — мрачно пояснил блондин, — хотел сжечь, но потом я прочитал в конце настоятельную просьбу не пытаться уничтожить книгу, мол, так вам будет хуже, ну и решил просто избавиться от неё. — Серьёзно? — Мастейн брезгливо сжал губы. -. — Я за неё ещё и деньги отдал старьёвщику, а он её с помойки подобрал! Кстати, она и в правду неуничтожима, хоть мне и не стоило так делать. Ладно, давай уже дальше, чем больше тянем — тем труднее будет сказать. Джеймс молчал, временами лишь тяжело вздыхая и осторожно поглаживая плечи сидевшего у него на коленях Дэйва. Когда тот, не выдержав мучительного молчания, — казалось бы, паузу взяло абсолютно всё, в том числе и все процессы жизнедеятельности наподобие дыхания, отчего воздуха редко перестало хватать, — повернулся к Хэтфилду, то был вынужден испуганно посмотреть в другую сторону — на том аж лица не было; в глазах затаилось то же тихое отчаяние, так поразившее всё ещё детскую психику впечатлительного рыжего мальчика неделями ранее, в тот день, когда состоялся их первый семейный ужин, тот самый, что до сих пор то и дело всплывал в мыслях фрагментами воспоминаний. И вновь Дэйв преодолел себя, слез с холодных окаменевших коленей, уселся рядом и крепко обнял Джеймса, чувствуя, как тот, обхватив руками его поясницу в ответ, постепенно приходил в себя, оживая и согреваясь. — Один месяц стоит год жизни, — наконец, сдавленным голосом выдал Хэтфилд. Слегка отстранившись от подростка и виновато заглянув в его широко раскрытые от испуга глаза, он продолжил, безэмоционально и бесстрастно чеканя слова, — этой защитой я пользуюсь уже два года, то есть двадцать четыре месяца. Каждую следующую ночь после этого я попадаю в тот мир и слышу там голос, который мне и сообщает, сколько ещё осталось. — И сколько же? — едва слышно прошептал Дэйв. Ему казалось, что вот-вот, и он в самом деле задохнётся в этом невыносимом душном мраке, грязно-серым облаком окутавшим прежде уютную и просторную комнату. Но нет, надо было напрячься и держаться, не сдаваться, верить в лучшее. Пятнадцать лет, десять, семь… Это уже достаточный срок, это — уже хорошо. — Пять лет, Дэйв. Мастейн побледнел, но снова переборол желание сорваться и предаться эмоциям, гораздо более свойственным в такой ситуации, чем напускному оптимизму, дух которого он всячески стремился поддерживать в себе, прикладывая столько усилий, что, казалось, вот-вот настанет предел, из носа и ушей хлынет кровь, глаза закатятся так, что останутся видны одни белки, а сердце забьётся в неистовом ритме, чтобы вскоре остановиться и разорваться изнутри. — Это мало, — всё же удалось подростку выдавить очередную позитивную ложь из себя, — но нам хватит, обязательно хватит. — Не говори «нам», — словно бы нарочно игнорируя все старания Дэйва, Джеймс никак не желал отрекаться от своего безрадостного, губительного реализма, — ничего не хватит; посуди сам, пять лет — это если я вдруг перестану платить, но кому тогда придётся отдавать свою жизнь? Только без глупостей, Дэйв — тебе я ни за что не позволю потратить столько времени в прямом смысле впустую. Посмотри на себя, тебе шестнадцать лет, у тебя за спиной едва ли четверть от всего пути, это его сокращение тебе явно ни к чему. За эти пять месяцев — а выходит именно столько — я клянусь, что найду способ как-то избавить тебя от проклятия, чтобы ты мог жить дальше, встречать новых людей, влюбляться… — Я уже влюбился, — перебил Мастейн, досаждаясь тому, как нескрываемо дрожал его голос от уже привычной, но всё ещё болезненно ранившей жестокости этого ужасного мира и от совсем уж неожиданной, отчего и воспринимавшейся столь отчётливо несправедливости, исходившей уже со стороны самого Хэтфилда, заранее сделавшего за него выбор и определившего его судьбу. — Забудь, — отрезал тот, уводя вниз блестевшие глаза, — влюблённость — это не навсегда, и не раз в жизни, у тебя обязательно всё повторится, только уже с кем-то другим. Нам отведено не так уж и много времени, чтобы быть вместе, и я отнесусь с пониманием, если ты не захочешь дальше развивать наши отношения и решишь расстаться прямо сейчас. Вот и он, предел, температура кипения, точка перелома — больше Дэйв не мог выдержать; напряжение достигло столь высоких значений, что Мастейн даже не успел подобрать подходящие слова, как они сами из него и вырвались полотно струе под напором: — Я не верю тебе! — яростно выкрикнул рыжий, вскочив с дивана и отбрасывая потянувшуюся за ним руку Джеймса. — Ты всё это выдумал, напридумывал тут, чтобы как-то оправдать себя и то, что ты хочешь меня бросить! Мог бы и сразу сказать, развёл тут драму, кретин! Если тебе это нужно услышать, то хорошо, мы расстаёмся, больше я тебя и видеть не хочу! Быстрым шагом Дэйв направился в спальню, звучным хлопком закрыв за собой дверь. Джеймс лишь печально посмотрел ему вслед.

***

Он курил сигарету за сигаретой, ничуть не думая о возможном вреде для здоровья и прочем бреде — вряд об этом беспокоился и Хэтфилд, когда-то оставивший в своей спальне столько следов от затушенных окурков и невыветриваемый, укоренившийся здесь навсегда ядовитый запах дыма и пепла. Сигареты стали причиной всего произошедшего, сигареты его и прикончат, ну и что с того? Какой вообще смысл в этой жизни, если она не может быть такой, какой хотелось бы, и ничего не удавалось исправить? Отношения с Джеймсом начинались идеально; всё шло просто отлично, настолько, что Дэйв сам порой сомневался в их реальности, ожидая какой-либо подставы. Вот и дождался, и что теперь с этим делать? Обычно сигареты помогали подростку найти верное решение и смириться с трудностями, но сейчас они просто одна за другой истлевали в его дрожащих пальцах без какого-нибудь толку. Глубоко погрузившись в свои мысли, Мастейн и не заметил присутствие в комнате ещё одного человека, не услышал тихий скрип двери и осторожные шаги и лишь в самый последний момент почувствовал, как Хэтфилд встал рядом и положил руку ему на плечо. — Прости, что накричал на тебя, — смущённо пробормотал рыжий, ненавидя себя за свою глупую вспыльчивость. Джеймс не заслуживал того, чтобы ему всё это выговаривали, он не был ни в чём виноват, и даже не дав права Дэйву продлить недолгий срок своей жизни оказался прав — подростку самому не особо хотелось лишаться, подумать только, аж двадцати пяти лет взамен на несчастные пять, как бы тот не хотел это признавать, — мы ведь не расстаёмся? — Ни за что, Дэйв, — решительно ответил Хэтфилд, целуя напряжённую венку на его шее, — эти пять месяцев мы проведём так, словно это не то, что пять, а целые двадцать лет, я тебе обещаю. Силой заставив себя улыбнуться, Джеймс заключил подростка в крепкие объятия, страстно прижимая его к себе и ни за что не желая отпускать. Дэйв лишь молча погладил его руку и сдавленно всхлипнул в ответ.