sl33p t1ght

— Ну что, готово? — нетерпеливо спросил Дэйв, давно уже уставший стоять в этой глупой пафосной позе, но вынужденный терпеть все неудобства — сам же выпросил у заметно опьяневшего, оттого и донельзя податливого Хэтфилда собственный портрет с гитарой. Да, хоть держаться на ногах, ни на секунду не сдвигаясь с места, было, конечно, напряжно, безмятежная и приятная атмосфера праздника затмевала всё остальное. Давно он так не веселился — прикончив вместе с Джеймсом добрую четверть ящика, они во всю развлекались и просто замечательно проводили время вдвоём. Раз за разом в неспокойную голову подростка приходили всё новые и новые безумные и не очень идеи, и каждую он стремился реализовать как можно скорее. Поиграть с Хэтфилдом в «я никогда не» и с улыбкой на лице наблюдать за тем, как тот безнадёжно проигрывал, поглощая всё больше алкоголя, — сделано. Послушать его замечательный голос и фальшиво, но тем не менее подобающе этой чудесной дружеской обстановке подпевать классике рока — тоже готово. Познакомить того с тёмной стороной интернета и показать самые мерзкие его видео — всё, выполнено, Хэт до сих пор пытается смириться с тем, что контент наподобие «2 Girls 1 Cup» существует в этой всемирной паутине. Но это всё ещё было нормальным, так что теперешнее предложение — нарисовать его стоящим с гитарой в руках как настоящая рок-звезда — определённо была самой крутой. Мастейн и не подозревал, что найдётся столько занятий, словно бы идеально созданных для их небольшой компании. Достаточно быстро спьяневшему, от того и непривычно доброму и сентиментальному подростку даже уже не так сильно хотелось воплощать в жизнь ту самую задумку, но тем не менее, он всё ещё не изменял своего решения — нет, это всё же должно случиться и стать своеобразной вишенкой на торте. Джеймс уже достаточно его распалил своим уж чересчур открытым поведением, вечными пошловатыми шуточками и теперь уже расстёгнутыми двумя верхними пуговицами на своей чёртовой рубашке. Вот и доигрался. Клофелин уже оказался где надо — осилив третью бутылку, блондин всё же отпросился в туалет, и Дэйв, не став мешкать, сразу же воспользовался моментом. Возможно, с дозой он немножко переборщил, — учитывая по его мнению внушительные параметры тела Хэтфилда, подросток положил таблеток побольше, да ещё чутка добавил для надёжности, — но ничего, Джеймс крепкий, оправится. О дальнейших их отношениях, безнадежно и навсегда испорченных этой выходкой, Мастейн старался просто-напросто не думать, как бы опрометчиво это не выходило. Впрочем, отменить содеянное уже было невозможно — блондин во всю хлестал пиво из бутылки, делая небольшие перерывы в своей кропотливой работе. Дэйв смотрел, едва сдерживал позыв предупредить Хэтфилда об опасности, приоткрывал рот и, не решаясь, стеснительно отворачивался в сторону, вызывая у своего художника недовольство. — Стой прямо, — попросил тот, легонько схватив подростка за шею и повернув подбородок в нужную сторону, — потерпи немного, ещё чуть-чуть осталось. Ещё чуть-чуть осталось, действительно. Ещё чуть-чуть и таблетки подействуют, заставив Джеймса забыть о своём произведении искусства и обессиленно повалиться на кровать, заботливо расстеленную Дэйвом. — Покажи хоть, что вышло, — потребовал Мастейн, осознавая, что вот-вот начнётся, но всё ещё желая увидеть себя на рисунке. Когда Хэтфилд, повинуясь, приподнял мольберт, развернул его лицом к Дэйву и поднёс поближе, тот завороженно уставился на картину, удивлённо выдыхая, — ого, это ты обычным карандашом уже столько нарисовал? Классно как, мне нравится, но почему у меня штаны спущены и ширинка расстёгнута? В самом деле, к качеству рисунка трудно было придраться — за двадцать или сколько там прошло минут Джеймс намутил неплохой такой эскиз, со всеми что ни на есть деталями, вот только они сами и повергли подростка в смущение. Кроме того, ему показалось, что когда-нибудь что-то похожее в жизни уже происходило, но, в отличие от полноценного дежавю, сходство было не стопроцентное, будто бы почти такое же событие Дэйв уже переживал, правда, не тут, а во сне. — Я с натуры рисовал, — невозмутимо заметил Хэтфилд, делая ещё какие-то завершающие штрихи, — а у натуры они вообще вот-вот упадут. А ведь Джеймс был прав — вот ведь неловко получилось! Выпивший слишком уж много и особо не старавшийся вести себя трезво, Мастейн в самом деле стоял перед блондином с расстёгнутой ширинкой и полуспущенными штанами, совершенно не подозревая об этом. Наверное, забыл застегнуть, когда ходил отлить — вполне себе штатная ситуация, только вот как же это, должно быть, позорно выглядело со стороны! Впрочем, подростку уже было если не наплевать, то уж точно не стыдно — подумаешь, трусы видны, чего тут такого, вот если бы на нём вообще никакого белья не было… Но это — уже совсем другой разговор. — Да уж, — протянул Дэйв, пытаясь осмыслить эту не самую приятную ситуацию, — а сказать мне не мог? Видел же. — Да я только сейчас понял, что что-то не так, — признался Хэтфилд. Слова он произносил уже не очень внятно, и то и дело хватался рукой за мольберт, пачкая запястье серебристой графитной пылью и ненароком смазывая край рисунка. Развело беднягу, что тут сказать? Не надо было алкоголь с клофелином мешать, ни к чему хорошему это не приводит, — да и тебе, похоже, больше смешно, чем стыдно. Сейчас хоть застегни, ты меня смущаешь. — Странный ты, Джеймс, — усмехнулся рыжий, подцепляя ватными пальцами неподатливый замочек, — тебе вообще нормально в таком состоянии творить? Еле на ногах стоишь. Хэтфилд, всеми силами пытавшийся сделать вид, что с ним всё было в порядке, и до опьянения ещё как до Луны, лишь крепче схватился за жалобно скрипнувшую ножку старенького деревянного мольберта, найденного Дэйвом среди кучи забытого хлама на чердаке, и попытался крутануть пальцами карандаш, сразу же выронив его. Не особо членораздельно выругавшись, он нагнулся его поднимать. Нет, всё-таки он уже почти, не очень культурно выражаясь, в говно; вон, едва ли сам не грохнулся и, занятый столь трудоёмким в данный момент процессом, не заметил и совсем не почувствовал лёгкий шлепок по своим обтянутым узкими брюками упругим ягодицам — это Мастейн не стерпел и решил воспользоваться ситуацией. — По пьяни творить круче, — на выдохе произнёс тот, наконец, справившись с задачей и вновь играясь с несчастным карандашом. Не настолько, но всё же пьяного Дэйва эта фраза, да и поведение блондина в целом заставили ощущать новую волну уважения к последнему. Вот, в его крови уже полным-полно не самых совместимых чужеродных веществ, а он всё ещё держится, не сдаётся, раз за разом делает над собой усилие, никак не собираясь принять как данность то, что ему вообще-то, давным-давно пора уже свалиться с ног и уснуть на добрую пару-тройку часов, предназначенных всецело для того, чтобы Мастейн с ним смог повеселиться ещё одним, весьма нестандартным и новым способом. Он одновременно и гордился Джеймсом, поражался его стойкости и упорству, но всё же успел уже заметно заскучать в ожидании заключительной части своего торжественного вечера. — Ну как знаешь, раз тебе удобнее… А штаны сможешь сейчас исправить? Представляю, какой это будет кринж, когда я протрезвею… — пробормотал рыжий, не сводя глаз с Хэтфилда, наконец уже глядевшего на мольберт совершенно расфокусированно и невыразительно. Левая рука сильнее сдавила уже подгнившее за многие годы дерево, мольберт предательски скрипнул… Да-да, начинается, — раз тебе удобнее… Стой, на меня облокотись, вот, только не сильно, я тоже не железный… Ты в порядке? Ещё один достойный уважения поступок; сколько бы Хэт не выпил, всё равно не предавался типичному алкогольному эгоизму и заботился не только о себе — догадался же, что Дэйв не выдержит, что ему тяжело, вот и воспользовался не только его твёрдой, но некрепкой рукой помощи, но и гораздо более стойким бортиком дивана, оперевшись на него второй кистью и коленями. — Что-то мне нехорошо, — к внутреннему ликованию подростка, наконец признал блондин, — я могу где-нибудь немножко отдохнуть? Извини, что так быстро расклеился, никогда такого не было, день, наверное, и правда тяжёлый… — Всё в порядке, можешь на мою кровать прилечь, — да, предложил бы Мастейн подобное пару часов назад, Хэт бы определённо отказался, не желая осквернять своим грязным взрослым телом детскую кроватку Дэйва в его не знакомой с ремонтом комнатушке, но нет, сейчас ему уже плевать, да и неудивительно — после такой дозы он вообще должен был на пол свалиться, поразительно, что продержался так долго. Впрочем, последнее для рыжего было и к лучшему — не тащить же ему такую махину к себе в комнату, надорвётся же, да и Хэту синяков наставит, — не беспокойся, я разбужу тебя до приезда матери. — Спасибо тебе, Дэйв, — в этот момент подростку даже стало стыдно; из-за него Джеймсу так поплохело, а тот его ещё и благодарил в ответ! Но нет, стыд лучше отбросить подальше в сторону — всё равно ничего вернуть уже получится, винить себя уже поздно, пора действовать, — я тогда потом тебе штаны нарисую. И да, что такое «кринж»? — Неважно, Джеймс, — торопливо ответил Мастейн, пытаясь ускорить шаг и одновременно не свалиться под напором едва ли не стокиллограммовой ноши, болезненно сильно надавившей на его хрупкие плечи. Нет, сколько бы неудобно ему на было, стоило продолжать идти — неудобств станет на порядок больше, если он не успеет добраться до кровати, пока Хэтфилд всё ещё находит в себе силы сопротивляться действию препарата, и упадёт вместе с ним на пол, — так, модное словечко, ничего необычного. — Может, я лучше сам дойду? — предложил блондин, видя как подросток изнурял себя предельным напряжением. — Думаю, на последний рывок сил хватит. Нам прямо и налево? — Да, — кивнул головой Дэйв, согласившись пойти на риск и отпустить Джеймса, всё ещё, однако, стоя рядом, готовясь чуть что подхватить того, — вот мы и на месте, ложись. Не желая спорить, Хэтфилд, подозрительно бледный и уже заранее, даже как-то слишком рано закрывший глаза, широко шагнул в последний раз и сразу же медленно повалился на кровать, словно бы подрубленное мощным ударом топора дерево на землю. Даже раздеваться не стал, но ничего, Дэйв сам с этим справится, так будет гораздо интереснее. Толком не зная, сколько будет действовать эта запретная смесь двух веществ, подросток решил предусмотреть всё, что можно, чтобы ничто и никто не помешал ему совершать сие действо. Плотно закрыв дверь на ключ, он подошёл к шкафу, достал оттуда наручники, чтобы на всякий случай приковать уже глубоко спавшего Джеймса к изголовью кровати, приподняв его руки. Откуда у Мастейна в шкафу взялись наручники? Да он сам не мог сказать — просто увидел их утром, словно бы они годами там лежали, а он их не замечал. Как-то сомнительно и таинственно выходило, но сейчас уж точно не стоило тратить время на обдумывание этой странности. К тому же наручники Дэйву понравились — Джеймс в них выглядел таким беспомощным и побеждённым, но не как укрощённый зверь, а как самая настоящая жертва или пленница, что к удивлению для самого Мастейна, невероятно его забавляло. — Ну ты даёшь… — сквозь сон протянул Хэтфилд, услышав, как прочное железо лишило его последней возможности сбежать. Впрочем, не то, что бежать, он и ходить вряд ли бы смог — едва приведя подростка в замешательство своей фразой и заставив того покраснеть, вновь усомнившись в необходимости своего поступка, Джеймс погрузился в глубокий сон и больше ничего не говорил. Убедившись, что блондина мог разбудить разве что пушечный выстрел, Дэйв, быстро распрощавшись со стеснительностью, подсел к нему ближе и принялся одно за другим выполнять свои тайные желания. Всё нужно попробовать, потрогать, пока было время, но всё Мастейн решил действовать более-менее упорядоченно и начал сверху, с головы, а вернее, с восхитительных длинных светлых и даже по случаю праздника чистых волос Джеймса. Какого бы брутального самца Хэтфилд из себя не строил, волосы его оказались невероятно мягкими на ощупь, лёгкими и пушистыми, как у беспечной восьмилетней девочки, радостно бегущей по васильковому полю. Даже резковатый ментоловый запах шампуня, смешанный со шлейфом сигаретного дыма ничуть не портил картину. Вдоволь наигравшись с тонкими шелковистыми прядями, приглаживая и вновь их взлохмачивая, удовлетворивший своё первое желание подросток перешёл к исполнению второго, уже более смелого и рискованного, которое блондин ни за что бы не позволил совершить, будь он трезвым — если уж дать потрогать свои волосы тот бы скорее всего согласился, к своему лицу, а к частности к губам Дэйва бы точно не подпустил. Впрочем, сейчас его мнение вряд ли бы имело какую-либо весомость, так что Мастейн мог насладиться и другими, более интимными прикосновениями. Сколько недель он мечтал поцеловать Джеймса, и вот, наконец-то пришло время, чтобы этому свершиться. Губы Хэтфилда оказались тёплыми и мягкими, но, к сожалению, совершенно неподвижными — что ж, у всех планов есть свои недостатки, тут уже придётся смириться. Покрыв жадными поцелуями всё его замечательное лицо и даже попробовав возбудить Джеймса, пройдясь языком по его ушной раковине и легонько укусив за мочку, подцепив зубами серьгу, — ещё один приём из порнофильма, понравившийся Дэйву своей романтичностью, — рыжий довольно улыбнулся, гордясь собой и своей затеей. Не сказать, что вышло особо результативно; так и лежавший без движения блондин не издал ни стона, ни возбуждённого вздрагивания всем телом, ни даже вздоха, но вот Мастейну зато понравилось — сам он почувствовал пока что мало знакомый зуд возбуждения на своих губах, сам ощутил возросший жар внутри себя, сам же понял, что хочет большего, весь горит, чуть ли не изнемогает от желания исследовать новое, открыть для себя всевозможные ощущения от этого процесса. Дрожащими пальцами он расстегнул все пуговицы на рубашке Хэтфилда, любуясь открывшимся видом. Примерно таким он и представлял тело Джеймса, — спортивным, подтянутым, загорелым, — и именно таким оно и оказалось. Счастливый от того, что в данный момент оно достанется только ему и никому больше, — ни той девушке, ни возможным любовницам, подцепленным Джеймсом в баре, не прочим лицам, совершенно его не достойным, — Дэйв осторожно провёл рукой по груди Хэтфилда, припал губами к его ключицам и плечам, оставляя на них небольшой красноватый след, собрался было опуститься ещё ниже, к его явно мешавшим процессу брюкам… и вдруг остановился, заметив неладное. Мастейн уже длительное время наблюдал за блондином — всматривался в черты его лица, подмечал все его повадки и особенности движений. Подростку нравилось следить за тем, как Джеймс совершал самые обычные действия, — куда-то шёл, демонстрируя с каждым шагом очертания своих красивых широких бёдер, очень заметных в его любимых узких джинсах; пил воду или пиво из бутылки, шумно глотая и довольно выдыхая; что-то писал, напрягая натруженные мышцы своей большой, но изящной правой руки; но больше всего Дэйв любил глядеть на то, как тот просто дышал. Частенько рыжий стоял рядом с Хэтфилдом и восхищённо смотрел на то, как тот сидел, что-то читая или обдумывая, в то время как его мощная грудная клетка вздымалась и опускалась от его спокойного размеренного дыхания. В эти моменты Мастейну всегда хотелось прижаться к Джеймсу близко-близко и всего лишь послушать биение его сердца. Не раз он гадал, какие же удары он услышит — гулкие и редкие или же беспокойно-частые, прямо как его собственные, и именно сегодня у него появилась возможность это проверить, именно сегодня он ей и воспользовался, и внезапно понял, что реальность ничуть не соответствовала его догадкам — сердце Хэтфилда не билось никак, от слова «совсем». Ни пульса, ни дыхания — это его и напрягло, вернуло на Землю, прервав все фантазии и даже моментально перерезав острым ножом всё возбуждение. Старавшийся не поддаваться панике, но чувствовавший, как она неумолимо решительными шагами подкрадывалась в его собственное сердце, заставляя то биться быстрее, Дэйв вытащил из кармана телефон-раскладушку, раскрыл его и поднёс экраном ко рту Джеймса. Стекло должно было запотеть — этому учили подростка в школе, это было донельзя логично и естественно, отчего же, не заметив никаких изменений с треснувшим экраном старенького мобильника, Мастейн начал уже по-настоящему волноваться за Хэтфилда, так и не подавшего ни единого признака жизни с тех пор, как Дэйв приковал его к кровати. Взяв его за кисть, холодную и онемевшую от неудобного положения, — в этот момент внутри рыжего тоже всё похолодело; ему показалось, что он держал за руку остывшее тело покойника, а не своего любимого и лучшего друга, — подросток попробовал померить пульс на вене на запястье, приложил к ней палец, но лишь услышал свой собственный пульс, пугающе частый, словно бы его обладатель только что убегал от какого-то опасного зверя или маньяка с ножом, находясь на волоске от смерти. Прилагая невероятные усилия, чтобы дышать ровно и подавлять рвавшийся наружу крик, Дэйв не растерялся, включил на телефоне фонарик, приподнял трясущимся пальцами верхнее веко одного из закрытых глаз Джеймса и направил свет прямо на него. Расширенный зрачок и не думал сужаться. Плохо-плохо-плохо. — Джеймс, Джейми, — срывающимся голосом шептал рыжий, лихорадочно тряся его за плечи, тщетно пытаясь разбудить, — пожалуйста, проснись! Ты слышишь меня? — не контролируя себя и свои руки, отчаянно сжимавшие тонкую ткань выглаженной белой рубашки, Мастейн нечаянно оторвал пуговицу с воротника. — Слышишь? Перепробовав все способы, но не достигнув никаких результатов, кроме собственного нервного и физического изнурения, Дэйв обессиленно упал на колени, положив голову на грудь Хэтфилда, бездвижную и неживую, показавшуюся подростку в этот момент холодной могильной плитой. Горячие слёзы капали на золотистую кожу, стекали на простынь, оставляя влажные разводы, — и всё без толку. Тихо всхлипывающему подростку вдруг почудились очертания тёмной фигуры в плаще, стоявшей в дверях. Смерть, сама Смерть пришла за Джеймсом, чтобы забрать его невинную душу к себе. Отвернувшись, Мастейн крепче ухватился за покрытые оставленными им же засосами плечи Хэтфилда, не желая с ним расставаться, запоздало понимая, что попытка эта бесполезна, обречена на провал — всё, своими же руками он добился того, чтобы это случилось, сам же и натворил непоправимое. Фигура всё приближалась, и дрожащий от ужаса Дэйв уже даже мог услышать колыхание её чёрного плаща и почувствовать гнилостную вонь, едкими парами издаваемую облачённым в траурные одеяния скелетом. Как бы рыжий не пытался закрыть своим маленьким трясущимся тельцем Хэтфилда или отогнать посягнувшую на него тварь, та всё равно протянула свою костлявую руку, на мгновение коснулась его лба и исчезла. И только тогда на Мастейна камнем навалилось безнадёжное осознание того, что Джеймс был уже мёртв. — Это тебе. С днём рождения, Дэйв, — раздались в голове подростка слова блондина, казалось бы, доносившиеся уже откуда-то сверху, — желаю провести этот день так, чтобы ты его на всю жизнь запомнил. Объятые крупной дрожью ноги перестали держать подростка, и тот едва ли не свалился с края кровати, найдя своё новое и окончательное место на полу. Силы покидали тело Мастейна, оставаться в сознании становилось всё труднее, но и предаться отдыху тоже не получалось — поражённый шоком организм не желал отключаться и продолжал функционировать, и что-то подсказывало Дэйву, что так страдать придётся ещё не одни сутки, заслуженно довольствуясь своим персональным адом. Слишком слабому, чтобы пошевелиться, рыжему только и оставалось, что смотреть в пустоту, запрокинув голову на кровать, касаясь затылком холодной бескровной руки Джеймса. Сидя на холодном паркете, обхватив свои колени руками, Дэйв ощущал, как умопомрачительная тишина медленно забирала его рассудок.