sl33p t1ght

Несмотря на свои внутренние уговоры, сотни споров и бесконечные часы конфликтов с самим собой, Дэйв всё же согласился принять успокоительное. На часах было девять утра, шесть часов назад он проснулся и столько же времени потратил впустую на подавление этой совершенно бессмысленной истерики, лишь только сейчас осознав, что раз справиться с ней самостоятельно он не в силах, то необходима другая, медикаментозная помощь для борьбы с этим тревожным состоянием, пожиравшим очередные часы, которых и без того оставалось всё меньше. Вчерашним вечером не менее подавленный Джеймс, казалось бы, абсолютно спокойным, но на самом деле затаившим в себе отчаяние голосом заметил, что примерно через сутки всё подойдёт к концу, и это указанное ограничение по времени вместо того, чтобы подстегнуть и смотивировать Мастейна на свершение новых действий, лишь всё испортило, поселило внутри него ничем не подавляемую нервозность, зародило в его голове беспокойный рой из тысяч мыслей, хаотично метавшихся в разные стороны, мешавших друг другу, пронзительно гудящих и в край вытолкнувших подростка из едва достигнутого душевного равновесия. Кое-как он уснул, чувствуя их невыносимый гул даже с закрытыми глазами, даже несмотря на тёплые руки Хэтфилда, обхватившие его спину и успокаивающе гладившие по волосам, через четыре часа он проснулся в холодном поту, резко вскочил со ставшей неудобной кровати с дурным предчувствием и всё оставшееся время тщетно пытался успокоиться, привести нервы в порядок, что сделать у него так и не получилось. Вот проснулся Джеймс; усиленно делая вид, что всё хорошо, вероломно обманывая себя самого, он лёгким движением руки выключил будильник на телефоне, совершил свой утренний ритуал пробуждения, включавший в себя чашку крепкого кофе, одну сигарету, выкуренную натощак и несколько десятков отжиманий после всего этого, — в общем, повёл себя как обычно, и то, как он игнорировал собственное состояние и свою скорейшую погибель, будто бы та все эти месяцы являлась лишь его выдумкой, окончательно выбило рыжего из колеи. — Ты чего не спишь? — только и спросил Хэтфилд, наконец, замечая трясущегося Дэйва, все эти часы так и просидевшего на полу, поджав колени. — Ещё и на холодном сидишь, а ну встал и пересел. Эй, да что с тобой? — присев рядом, он приподнял голову подростка за подбородок, заглядывая в его блестящие от слёз глаза. — Может, тебе принести воды или чего-то ещё? Только сейчас Мастейн заметил, что руки у Джеймса на самом деле были жёсткими и грубыми, и с годами лишившаяся мягкости кожа, покрытая мозолями, неприятно царапала его собственную, пока что нежную и тонкую. Он посмотрел в глаза блондина и неожиданно чётко увидел все обрамляющие их морщины, тонкие полоски на веках, на щеках и на лбу, в глаза бросились достаточно многочисленные седые волоски на его бровях и бороде. Он и раньше подмечал то, что Хэтфилд выглядел старше своего возраста, какое у него усталое и изношенное лицо, наверняка ставшее таким после всего пережитого, но именно сейчас он вдруг стал придавать этому гораздо больше значения, чем обычно. Это было плохо, это породило новую, не менее прискорбную мысль — даже если Джеймса удастся спасти, непонятно, правда, каким образом, то всё равно Дэйв его переживёт на приличное количество лет, и рано или поздно, останется совершенно один, без его ставшей такой остро необходимой поддержки, на которую подросток подсел плотнее, чем на всевозможные наркотики, которые ему когда-нибудь доводилось пробовать. — Ты ведь в воду подсыпешь успокоительные, да? — догадался рыжий, с удивлением слушая, какой у него самого был обречённый и отчего-то охрипший голос. — Впрочем, делай как знаешь, тебе виднее. — Нет, — покачал головой блондин, хмуря брови в недовольстве от таких суждений о себе, — я принесу тебе и воду, и таблетки, но сначала стану настойчиво предлагать их принять. Дэйв, да прекрати ты себя накручивать! Ещё ничего не случилось, а ты уже в трауре. — Да как ты вообще можешь мыслить так позитивно, — едко заметил Мастейн, чувствуя, как к горлу поступает совершенно неуместная, но совсем не поддающаяся контролю злость, — когда самому через двенадцать часов умирать? Джеймс резко поднялся на ноги, зажмурив глаза, словно бы это движение принесло ему сильнейшую боль, дробящую суставы. Но нет, дело было не в них — похоже, своим суровым реализмом Дэйв пробил дыру кое в чём другом, а именно — в, как оказалось, не такой уж и плотной оболочке самоубеждения Хэтфилда. — Через восемь, — бросил он в сторону подростка, покидая комнату. Оставшись в одиночестве, не знавший, как ещё отреагировать на не самую приятную новость, Мастейн с усилием приложился головой о стену, лишь только подпитывая своих внутренних демонов причиняемой себе болью. Он толком и не понял, когда именно вернулся Джеймс, но в итоге тот всё же утверждающе вторгся в его заполненный мраком внутренний мир, прорывая окутавшую его толстенную пелену безнадёжного отчаяния, совершенно неожиданно для глубоко погрузившегося в свою собственную бездну подростка встал над ним, осторожно тронул за плечо, усадил на кровать и сам присел рядом, протягивая наполненный тёплой водой стакан и две маленькие белые таблетки. — Это транквилизаторы или антидепрессанты? — с привычным мрачным юмором поинтересовался рыжий, закидывая таблетки под язык, не дожидаясь ответа. Лекарство оказалось сладким — нет, точно не колёса для шизиков, что было вполне себе предсказуемым со стороны Хэтфилда, ярого противника каких-либо подавляющих или изменяющих сознание веществ, за исключением, конечно же, никотина и алкоголя, ведь те, по не особо правильному мнению блондина, обладали действием абсолютно другим, и ничего не угнетали, а напротив, улучшали пресловутое сознание. А предложенные Дэйву таблетки были лишь… — Это гомеопатия, — все ожидания Мастейна вновь подтвердились, — безвредно, но действенно. — Что-то не помогает, — сомнительно отозвался подросток, ничуть не веря в магическую силу этих таблеток, вряд ли оказывающих какой-либо эффект кроме, конечно же, плацебо, — вообще ничего не происходит. — Так действует не сразу, — терпеливо объяснил Джеймс, нежно гладя Дэйва по спине через плотную ткань толстовки. Честно говоря, даже от этого эффект был сильнее, чем от якобы работающих таблеток на травах. Нет, травы работают, их действие давным-давно уже доказано, только вот травы не те, а совсем-совсем другие. А вот это уже подтолкнуло подростка на новую идею, сразу же высказанную явно желавшему ему помочь Хэтфилду. — Всё равно, фигня какая-то, — с пренебрежением заметил рыжий, прикрывая уставшие глаза и положив голову на плечо Джеймса, — обычно, когда мне нужно успокоиться, я выкуриваю косяк. — Одну секунду, — осторожно высвободив Дэйва из объятий и проследив за тем, чтобы тот лёг на кровать, а не брал в руки телефон или занимался ещё какой-то вызывающей стресс ерундой, он поднялся на ноги и вышел из комнаты, набирая на смартфоне чей-то номер и прикладывая устройство к уху. Серьёзно, что ли? И даже ругать не стал за связанные с наркотиками мысли — да уж, этот день явно настроен на то, чтобы быть очень необычным. «Необычный день, да ладно тебе, Мастейн, — ответил рыжий сам себе, вновь ощущая, как накатывало только что отогнанное такими трудами беспокойство, — день, когда ты потеряешь любимого человека. И правда, очень уж необычно.» Всё запустилось по второму кругу. Отчаяние стало возвращаться, неизбежно и стремительно окатывать ледяными волнами несчастного Дэйва, едва нашедшего в себе силы вылезти из этой беспокойной пучины. Только он поднял голову и вдохнул полной грудью недостающий воздух, как сразу же ощутил, что вот-вот опять утонет. Мастейн и не заметил, как к нему вдруг снова подсел Хэтфилд, легонько схватив его за руку, отчего-то как-то излишне беззаботно улыбаясь. В глазах блондина отражался подозрительно влажный блеск неестественного спокойствия, взгляд был не совсем осмысленным и даже беспечным — всё с ним понятно, Джеймс тоже являлся человеком, как и все остальные обладал сердцем и нервами, способными некстати подводить своего обладателя, отчего и приходилось их успокаивать какими-либо посторонними субстанциями. Он принял на душу, проще говоря, и за это Дэйв совсем не желал его осуждать. — Смотри, что я тебе принёс, — произнёс Хэтфилд, вытаскивая из кармана миниатюрный полиэтиленовый пакетик с уже готовой умело забитой до половины самокруткой, — знакомый подогнал. Не сказать, что я такое одобряю, но сегодня можно и даже нужно. Рыжий слабо поднял голову, забрал из горячих рук Джеймса косяк и с недоверием осмотрел его, проверяя плотность набивки и вдыхая уже ощутимый запах марихуаны. — Хорошие у тебя знакомые, — медленно пробормотал он, всё разглядывая самокрутку. Должно быть, её сделал тот, кто хорошо разбирался в этом запретном, но чертовски необходимом в молодёжной среде ремесле. — Всегда нужно под рукой иметь друга, который может подогнать тебе травку, когда потребуется, — нравоучительно промолвил Хэтфилд, усмехнувшись этому совсем не правильному совету, — ты его знаешь, кстати. Мы виделись один раз. — Что-то не припомню. А что так мало? — поинтересовался Дэйв, водя рукой под подушкой, пытаясь найти там зажигалку. — Так тебе же успокоиться надо, — с некоторой строгостью сказал в ответ блондин, протягивая подростку свою, — а не обдолбаться в хлам. Накуриться до отключки ты уже успеешь — скоро тебе можно будет делать что угодно, и никакой злой Хэтфилд не станет тебе это запрещать. — Замолчи, — недовольно толкнул его локтем Мастейн, внезапно одержав маленькую победу над своей тревожностью, не позволяя себе вновь погрузиться в неё с головой, — я на балкон иду, здесь не хочу, потом ещё проветривать придётся. — Я с тобой, — Джеймс нежно, но уверенно взял его за руку, — буду следить за тем, чтоб ты с этого балкона не спрыгнул, а то кто тебя знает. — Да прекрати уже! — сердито отозвался рыжий, зажав Хэтфилду рот рукой, чтоб тот больше его не провоцировал. — Прыгать я буду завтра, а сегодня — никаких мыслей о суициде, мы надели розовые очки, примотали их скотчем к башке, и так и ходим, веря, что всё у нас хорошо, ты меня понял? Джеймс печально вздохнул и приобнял Дэйва за поясницу, прижимая его хрупкое тело к своему и оставляя на едва высохшей от слёз щеке поцелуй. С мрачным видом он кивнул головой и повёл подростка к балкону. Наверняка, нет, со стопроцентной вероятностью он услышал, как же заметно дрогнул его голос в конце предложения.

***

— У нас перекусить совсем нечем? — тихо спросил Дэйв, медленно поглаживая плечо Джеймса, лежавшего рядом на кровати. Подумать только, к нему вдруг вернулось давным-давно забытое где-то в детстве чувство голода, такое уже непривычное состояние как аппетит — обычно же Мастейн не испытывал его даже после того, чем они занимались с Хэтфилдом буквально пять минут назад; после завершения ему нужно было лишь полежать вместе с тем, кто подарил ему это наслаждение и, возможно, усилить его разделённой на двоих сигаретой, а тут, надо же, и поесть захотелось. Странно вообще, что сегодня у них двоих всё получилось, и получилось поистине прекрасно, странно, но очевидно — принятые ими двумя вещества делали своё дело, высекали прочь все неприятные мысли из сознания, не позволяли им мешать испытывать удовольствие и уже ставшее редкостью счастье. — Может, ты что-нибудь сварганишь? — предложил блондин, неохотно открывая глаза и посматривая на часы. — Мне кажется, выйдет весьма справедливым, если я сегодня возьму отпуск от всех этих домашних дел. — Ну ладно, — согласился Дэйв, целуя Джеймса в губы, — отдыхай, а я закажу пиццу. — Вот она — образцовая домохозяйка, — указал блондин пальцем на Мастейна, заливисто рассмеявшись, — я люблю тебя, Дэйв. Давай, заказывай, только чтоб быстро привезли, мне ещё нужно с тобой кое-куда сходить. — Вот это да, — удивился тот, пролистывая пальцем экран телефона в поисках качественной пиццерии, — в кои-то веки ты хочешь меня куда-то затащить, причём не в постель, я и не думал, , что такое бывает. — С постелью уже всё вышло, — заметил Хэтфилд, посматривая на оставленные им же засосы на шее рыжего, — а я хочу отвести тебя в парк аттракционов — если уж мы решили веселиться, , то делать это надо как следует. — Подожди, , — переспросил его Дэйв, забыв про телефон и свой уже поутихший голод, — в тот парк в центре города, где такое большое колесо стоит, которое даже из нашего окна видно? — Да, — завидев отразившийся на лице рыжего детский восторг перед американскими горками и каруселями, Джеймс улыбнулся и нежно потрепал подростка по волосам, — будем кататься на чём угодно, кушать сладкую вату и выигрывать всякую ерунду в автоматах с призами, — не прекращая пояснять их дальнейшие действия, Хэтфилд неспешно одевался и расчёсывал волосы, — домой, правда, ты поедешь уже один… — А почему один? — хотел было узнать Дэйв, но как только он задал этот вопрос, отчего-то помедлив, сомневаясь в его необходимости, Джеймс уже успел куда-то уйти. Да уж, это расслабление — неважно отчего, будь то трава, сигареты или просто хороший секс, — расслабление любого рода делало его таким глупым, просто поразительно тупым.

***

Дэйв не мог сказать, что ему было хорошо, как, впрочем, и утверждать об обратном — нет, ни ослепительного счастья, но и ни всепоглощающей тоски он не испытывал, ему просто было никак. Тёплый воздух, широкая асфальтированная дорога и поражающие своим многообразием аттракционы, буквально искрящиеся чужими эмоциями, в большинстве своём являющиеся весельем маленьких посетителей парка, не могли ничего перенять от спокойно идущего вперёд Мастейна, крепко сжимавшего руку Джеймса. Да, он неплохо проводил время, но только из-за того человека, который находился с ним рядом. Ему и доставалось всё, что испытывал рыжий, а не этому воздуху и прочему окружению, цветастому, красочному, но довольно быстро надоевшему глазам. Нет, хоть Дэйву и было хорошо в данный момент, об этом мог узнать один лишь только Хэтфилд, с таким же непоколебимым видом следовавший за подростком, сегодня взявшим на себя роль путеводителя. — Что-то не так? — спросил он вдруг с сожалением оглядывая гордо выставленную посреди парка вывеску, ясно вносящую строгий запрет на курение на территории. — Ты знаешь, что именно, — грустно ответил Мастейн, царапая ногтем перечёркнутую красной линией пиктограмму сигареты, — ты вот думаешь, я могу просто забыть об этом и как ни в чём не бывало развлекаться? Хэтфилд задумчиво взглянул на рыжего, молча приобнял его, крепко прижимая к себе, а затем вдруг твёрдо и уверенно ответил: — Да, можешь, — произнёс он, доставая пачку сигарет, и подобно подросткам-бунтарям показал досаждающей вывеске средний палец, намереваясь нарушить правило, — если захочешь, то всё получится. — Это работает, только когда я под чем-то, — печально вздохнул Дэйв, с недоверием глядя на нарывавшегося на штраф блондина. Самого Мастейна давно уже отпустило, синтетический восторг и умиротворение сменились усталостью и прежней тревожностью, ему ужасно хотелось вернуться домой, но предлагать так поступить он точно не собирался — в этом случае всё равно всё выйдет ужасно, даже ещё хуже; на следующее утро он всё равно проснётся один, без Джеймса. Нет, как ни крути, рано или поздно им двоим придется расстаться, а атмосфера ничуть не влияла на это ужасающее своей неизбежностью событие, — слушай, не надо, — остановил он Хэтфилда, отвлекаясь от своих дум, — оштрафуют ещё. Лучше вот что возьми, на эту штуку запреты пока расставляют только в школе, и то, с твоей лишь подачи. Джеймс охотно взял в руки предложенный Дэйвом испаритель и удивлённо осмотрел непонятный ему прибор. — Вот на эту кнопочку жмёшь, засовываешь в рот и тянешь, — показал ему Мастейн и с каким-то удовлетворением уставился на то, как Хэтфилд неуверенно делал первую в своей жизни затяжку, вскоре выпустив в воздух густое облако белого пара, — поздравляю, теперь ты фактически поцеловался с примерно десятком моих однокурсников, которые тоже брали в рот эту штуку. — Какой ужас, — покачал головой блондин, в шутку делая до невозможности брезгливое выражение лица, — ого, вообще никогда не думал, что про курение можно сказать, что это вкусно. А где никотин? — Так ты ещё пару раз затянись и почувствуешь, — давал советы Дэйв, радостно ощущая, как что-то внутри него заново расцветало и оживало подобно пробудившемуся после зимы дереву. Этим деревом была стойкая мотивация, неумолимое стремление в самом деле поступить так, как просил его Хэтфилд — забыть о неминуемой трагедии и о времени, которого оставалось всё меньше до её свершения, и вместо этого просто расслабиться и отдыхать, сделав таким образом приятно больше не себе, а Джеймсу, для которого самым большим счастьем и будет осознание того факта, что Дэйву рядом с ним действительно хорошо. Да, пусть в свои последние минуты наблюдает за тем, как он получает удовольствие, а не метается в страданиях по дому, трясясь от истерики. Так Мастейн и поступил — просто взял и резко отключил какую-то часть своего разума, до этого в поразительном темпе создававшую всё новые тревожные мысли. Всё, больше ничего его не беспокоило — только что голова буквально кипела, разрываясь от их обилия, а тут они внезапно исчезли, мгновенно оказались забыты. Он стоит рядом с Джеймсом, им двоим хорошо, и больше ни о чём другом думать не надо.

***

С высоты потрёпанного годами, но тем не менее исправного работавшего колеса обозрения большой дремучий лес, не освещаемый ни одним фонарём, казался таким крошечным и невзрачным, что его можно было перепутать с чьей-то лужайкой на дачном участке. А ведь раньше этот остаток природы, разрушенной человеческими руками, величиной аж в несколько гектаров в самом деле навевал на маленького Дэйва неподдельное чувство страха, да такое, что если бы ему года так четыре назад кто-то из одноклассников предложил на спор провести там целую ночь, то тогда бы мальчик конечно же согласился, не желая показать себя трусом, но продолжал бы в душе колебаться, обязательно запасся бы сигаретами и успокоительными, чтобы со спокойной душой пережить несколько часов беспросветной тьмы и окружения старыми, многовековыми деревьями, ночью едва ли отличимыми от сказочных чудовищ. Впрочем, сегодня Мастейну на этот лес было абсолютно наплевать, тревожное безмолвие древних джунглей его совершенно не пугало; проезжая мимо него на вышеупомянутом колесе, всё же крепко держась одной рукой за стенку открытой кабины, а второй — за Джеймса, он с чувством превосходства пускал пар из вейпа прямо на окутанные ночной мглой деревья, не испытывая ни малейшего подобия страха. Страшный лес вновь промелькнул перед его взором — на этот раз всего лишь на мельчайшую долю секунды; несясь на стремительной скорости вдаль, пристёгнутый ремнём безопасности к одному из сидений некого подобия поезда, лихорадочно мчавшегося по состоявшей из сплошных поворотов дороги, Дэйв лишь на один миг взглянул в сторону беспорядочного нагромождения деревьев и кустарников, а после чего устремил своё внимание на более заметные детали происходящего. Безумный поезд резко сворачивал налево, устремлялся ввысь, отчего его испуганно и радостно кричавшим пассажирам пришлось откинуться назад, затем ярко-красные рельсы вдруг направили его вниз, и Дэйв, поднимая и без того повышенный уровень адреналина в крови, поднял руки, держась лишь за счёт надавившего на живот ремня, забыв обо всём, он закричал со всеми, закрыл глаза, на ощупь нашёл ладонь Джеймса, ухватился за неё и полностью предался этому беззаботно-детскому восторгу, усиливаемому свистевшим в ушах ветром. Да, американские горки — они такие; в этот момент забываешь обо всём на свете, кроме этой головокружительной радости, длящейся совсем недолго, но продолжающей оставаться в памяти ещё минут пятнадцать после завершения сумасшедшей поездки. — Охренеть, — на выдохе произнёс Мастейн. Едва поезд, к разочарованию едва вошедшего во вкус подростка, начал замедляться, он сразу вытащил из кармана чудом не вылетевший испаритель и с наслаждением затянулся, приобняв одной рукой сидевшего рядом Хэтфилда, — как же это круто, даже в детстве так не вставляло, как сейчас! Джеймс, а тебе как? Понравилось? Хэтфилд засмеялся в ответ, забирая у Дэйва вейп, чтобы и себя порадовать затяжкой. Мастейн наблюдал за его радостью и ловил кайф за двоих, едва ли не осязая исходящие от блондина волны удовольствия. Они прошли через ограду, пропуская новых посетителей парка к горке. Покачиваясь на ходу, чуть ли не теряя равновесие после многочисленных поворотов и даже поездки головой вниз, рыжий придерживался за столь же неровно идущего Хэтфилда, смотрел по сторонам, жадно вдыхал свежий прохладный воздух, поправлял слегка дрожащей рукой волосы и запоминал, тщательно запоминал этот волшебный момент. Казалось, это готово было продлиться вечность, — один аттракцион за другим, всё новые и новые всплески страха и радости, — вот только внезапно всё прервал телефонный звонок. Вытащив назойливо вибрирующий мобильник из кармана брюк, Джеймс мельком взглянул на дисплей, отчего-то разом изменился в лице, нахмурив брови и взял трубку. — Я перезвоню через две минуты, — только и сказал он, сразу же сбрасывая и возвращая на лицо прежнюю беспечную улыбку. Повернувшись лицом к Дэйву, он как-то виновато произнёс, — солнышко моё, я отойду на пару минут — по работе звонят, директрисе что-то от меня надо. Жди меня здесь, хорошо? Вот, надень, — Джеймс снял с себя свою кожаную куртку и накинул её на Дэйва, по подростковой опрометчивости решившего выйти на улицу в одной толстовке и майке, — ветер дует, как бы ты не заболел. — Да не холодно мне, — рассеянно заметил Мастейн, недоумевая, что же потребовалось директрисе от Хэтфилда в девять вечера, уже достаточно поздний час. Он хотел было сказать что-то Джеймсу в ответ, но тот с неожиданной чувственностью вдруг заключил его в крепкие объятия и страстно поцеловал в губы, совершенно не обращая внимания на находившихся рядом людей. Дэйв с наслаждением отвечал, медленно водил руками по его телу, даже не постеснялся забраться одной ладонью под его футболку — Хэтфилд делал ровно то же самое, и вновь момент превратился в вечность, а та, опять же, как-то неожиданно и резко прервалась, как только блондин отстранился, напоследок нежно погладив подростка по волосам и шее. — Скоро приду, — отчего-то слишком быстро и торопливо, будто бы что-то скрывая, бросил ему Джеймс, а затем вновь растянул губы в улыбке, — я люблю тебя, Дэйв, очень сильно люблю, больше всех на свете. — И я тебя, — смущённый непривычно бурным проявлением чувств со стороны Джеймса, Мастейн произнёс это как-то отстранённо и рассеянно и, как выяснилось вскоре, в пустоту — Хэтфилд уже ушёл, скрывшись за разноцветными спинами людей и ларьками с закусками. Губы Дэйва всё ещё приятно жгло после поцелуя, на теле и в особенности на лице по-прежнему ощущалось тепло от прикосновений любимого, сердце ускоренно колотилось о грудную клетку, медленно восстанавливая темп, сбитый всплеском столь разнообразных эмоций. Несколько минут рыжий сидел, беспечно улыбаясь, всё прокручивая в голове эти полчаса, наполненные целым водоворотом событий. Вскоре, когда буйная радость уступила место спокойствию и расслаблению, подросток в самом деле почувствовал, что может замёрзнуть от того, что уже достаточно долго сидит без движения. Первым делом холод добрался до рук, отчего Дэйв сразу же сунул их в карманы куртки Джеймса, с интересом щупая пальцами их многочисленное содержимое — зажигалка, вот, ещё вторая на случай, если уже работающая через раз первая сломается окончательно, какие-то бумажки, полупустая пачка сигарет, переложенных туда из другой, принадлежащей Дэйву и имеющей свойство никогда не заканчиваться, шариковая ручка, какая-то пластиковая карточка, телефон. А вот наличие последнего внезапно потрясло Мастейна, поселило внутри него мрачную догадку, моментально выведшую его из, казалось бы, уже уверенно устоявшегося умиротворённого блаженства. Раз телефон оказался оставленным в кармане, то куда тогда направился Джеймс? Подобно маленьким тараканам, дурные мысли всё бегали и бегали кругом, размножаясь на глазах и занимая собой всё пространство. Им же в такт Дэйв зачем-то принялся неистово рыться в куртке, вытаскивая всё новые предметы. Документы Хэтфилда, его права и паспорт, тряпочка для очков, ещё одна бумажка, сложенная вчетверо — аккуратно развернув её, рыжий с ужасом узнал уже знакомые надписи на латыни, виденные им не один раз. Хотя, всё же можно выдохнуть с облегчением — раз листок с заклинаниями Хэтфилд тоже оставил, то, значит, отошёл он по каким-то другим делам, совсем не связанным с этим ужасным актом лишения себя жизни. «Он мог выучить его наизусть, — не унимался Дэйв, никак не способный успокоиться, — и оставил листок в куртке, чтоб не было улик, а тряпочкой для очков протёр корпус пистолета, чтоб избавиться от моих отпечатков. Если всё сходится, то что же я тут сижу?» Мастейн резко вскочил на ноги и побежал прочь из парка, направляясь к лесу — именно туда его вела редко допускавшая ошибки интуиция. Бежал он быстро, обгоняя, а порой и задевая вальяжно прогуливающихся дамочек или детишек, не успевших отскочить, и благодаря этому уже через полминуты оказался у выхода, к несчастью, загромождённого новыми сборищами людей. Кое-как протолкнувшись сквозь толпу, он оказался на дороге, повернул в сторону леса и вновь пустился в бег. В следующее мгновение где-то неподалёку от него, прорываясь через ветвистые шапки деревьев, раздался звук выстрела.