sl33p t1ght

Всё его тело — онемевшие конечности, сдавливаемая чудовищной болью шея, тяжёлая словно после длительной попойки голова — всё казалось необычайно живым, что уже было крайне странно, ведь буквально недавно Дэйв сделал всё, чтобы оборвать своё собственное существование, а то отчего-то вдруг возобновилось и вряд ли обещало быть приятным. Рыжий не верил, что всё это произошло именно с ним — неужели он действительно умер, да ещё и благодаря своим усилиям, а не какому-то несчастному случаю? Если это так, то куда же он попал теперь? Быть может, действительно, в ад? Он лежал на холодной кирпичной дороге, и эти красноватые брусочки обожженной глины отчего-то казались какими-то знакомыми, напоминавшими некое давнее, но значимое для подростка событие, какой-то полузабытый случай или даже… сон. Точно, именно такую дорожку он видел — подумать только, целая вечность прошла! — где-то полгода назад в первом из вскоре одолевших его кошмаров, именно с того момента он и понял, что зря связался с самым настоящим злом, и с тех пор жизнь его никогда уже не станет прежней. Убедившись окончательно, что тут он действительно не впервые, Дэйв с трудом поднялся на ноги и медленно пошёл вперёд, с небольшой тревожностью рассматривая однообразные узоры аккуратно выложенной тропинки. Мастейн уже заранее подготовился к тому, что кто-то обязательно будет его ждать в конце пути, отчего не особо удивился, заметив небольшой силуэт где-то неподалёку. Уже привычный глазу багровый туман изрядно уменьшал видимость, но даже за этой кроваво-красной дымкой Дэйв смог разглядеть очертания поджидавшей его на расстоянии нескольких десятков метров фигуры. Это была девушка; какая-то излишне мужеподобная, с не очень женственной спиной, но всё же хрупкая и маленькая, с короткими тёмными волосами, замысловато уложенными в стиле начала двухтысячных. Одета она была в чёрные узкие джинсы и простую футболку такого же цвета; задумчиво смотря вдаль, она стояла без единого движения и явно чего-то ждала. Впрочем, какая разница, чего же точно, и почему же его встречать должна была именно она, а не как в тот раз, его собственный клон — Мастейна особо это не интересовало, девчонка так девчонка, в любом случае, теперь ему уже было совсем наплевать. Не без труда передвигая изрядно ослабевшими от кислородного и обычного голодания ногами, рыжий ускорил шаг, приближаясь к незнакомке. — Какая встреча, Мастейн, — неожиданно произнесла та. Произнёс, если быть точнее — как оказалось, перед Дэйвом стоял парень, чересчур напоминавший девушку, но тем не менее, обладавший достаточно высоким, но всё же мужским голосом. Пидорским, как бы выразился рыжий, будь он по-прежнему в шестом классе. — Опять я тебя с тёлкой спутал, Ульрих, — вместо приветствия бросил в его сторону Мастейн, без интереса рассматривая старого знакомого, — ну охренеть, ты зачем глаза накрасил, чмошник? — Да уж, — кисло протянул тот, презрительно фыркнув, — ничего нового придумать мы не можем, совсем мозги от наркоты усохли, да? Ты посмотри на себя — если бы не этот след, я бы подумал, что ты сюда попал, потому что от передоза откинулся. — Какой след? — Дэйв проигнорировал оскорбление — слишком он устал для этого. Они с Ларсом вечно собачились четыре года назад — неужели нельзя было хоть немного повзрослеть за это время? Отчего-то этот неизбежный процесс обошёл стороной бывшего школьного врага рыжего — в зелёных глазах всё ещё мерцали какие-то отголоски детства, весь его стиль одежды и поведение никак не могли сказать, что стоявшему перед ним человеку было ни много ни мало семнадцать лет. Похоже, время в этом месте значительно замедляло свой ход или полностью останавливалось — Дэйв общался по-прежнему с тринадцатилетним мальчиком. Ну или пятнадцатилетним — Мастейн точно не помнил, когда же Ларс оказался здесь, но разница уже не имела значения. — Да ты сам посмотри, — произнёс тот, вытаскивая из кармана старый телефон-раскладушку. Дэйв с презрением хмыкнул, уставившись в крошечный стеклянный квадратик, так гордо называемый экраном. Да уж, сам он раньше пользовался точно таким же и не видел в этом ничего зазорного, но времена поменялись. Впрочем, даже в этом маленьком, тёмном и мутном отражении он сумел разглядеть свою шею, украшенную фиолетовым ожерельем синяков от петли и с ужасом содрогнулся, — вот-вот, а я о чём. Спрячь это, — на этих словах мальчик снял с себя старомодную клетчатую арафатку; давно уже забытый элемент причудливой моды прошлого десятилетия и протянул её рыжему, — надень и не свети своими пятнами, смотреть на них жутко. — О боже, ещё и твоё тряпьё гейское брать, — с отвращением отозвался Дэйв, оттолкнув приветливо протянутую маленькую руку, ударяя ладонью по покрашенным чёрным лаком коротким ногтям Ульриха, — такое уже никто не носит лет пять уже примерно — такой же зашквар, как и твоя игрушка на кнопочках. Что, обосрался, модник колхозный? Мастейн привык грубить всем подряд и не мог ничего с собой поделать — как можно сдержать надорванные только недавно утихшим ураганом переживаний нервы, да ещё и перед своим старым врагом? Да, тот проявлял к рыжему совершенно нехарактерную доброту и даже заботу, но толку-то он неё? Как будто если он напялит на себя его уродский эмо-шарфик, то мистическим образом Джеймс оживёт, они вдвоём окажутся дома, и всё будет как раньше? Бред какой-то, не Ларс же здесь всё решал. Впрочем, насчёт последнего у Дэйва всё же имелись некие догадки, но тем не менее, вести себя хорошо он не собирался — уже просто не было сил для того, чтоб напрячься и контролировать себя, такого уставшего от жизни и потерявшего в ней всякий смысл. — Ну и ладно, — обиделся на него Ларс, вновь надевая арафатку, успешно скрывавшую собой вызванные переходным возрастом прыщи на подбородке, — ходи так, мне вообще плевать на тебя. Дэйв пожал плечами и достал сигареты, всё же посматривая на повернувшегося к нему спиной подростка, занятого какой-то незамысловатой игрой в своём стареньком телефончике. Последняя связь с обществом, представлявшая из себя это низкорослое убожество, стремительно терялась, и Мастейн, неожиданно осознавший для себя потребность в нём, вдруг решился исправить содеянное. — Курить будешь? — решился предложить он, слабо дотронувшись до худенькой руки Ларса, — если умеешь, конечно. — Не умею, но буду, — с неожиданным воодушевлением ответил тот, нагло ухмыляясь. Должно быть, Ульрих был больше занят своими мыслями, нежели общением с Дэйвом, а те, в свою очередь, являлись определённо приятными по содержанию, отчего тот так слабо реагировал на оскорбления. Курил он в точности так же, как сам и описал это — неумело и смешно, но охотно, показушно глубоко затягиваясь, попусту выдыхая большую часть дыма в туманный воздух и периодически кривя лицо, силясь не закашляться. — Правильно делаешь, что стараешься со мной не ссориться, — с умным видом заметил Ульрих, пытаясь стряхнуть пепел и едва ли не роняя сигарету на дорогу, — я косвенно, но всё же решаю твою дальнейшую судьбу. Впрочем, к сожалению, я тут не главный, а нарушать правила во второй раз мне не хочется, так что мне всё же придётся тебя убить. Дэйв затушил окурок носком кроссовки и прислушался к детскому голоску Ларса, говорившего, однако, очень даже серьёзные вещи. Ульрих злорадствовал — только вот причиной этого восторга был явно не он сам, а кто-то другой, о ком тот постоянно и думал, даже в том момент, когда его окрылённые необычайной бодростью большие зелёные глаза встречались с поникшим взглядом глаз Дэйва; поникшим, но не сломленным до конца. — Хочешь узнать, зачем? — поинтересовался тот, игриво улыбаясь. Этот мелкий ублюдок всегда так делал и этим самым ещё сильнее раздражал ненавидевшего подобные кривлянья Мастейна, всё же, на этот раз стерпевшего их и сдержанно кивнувшего головой. — Ну смотри, сейчас расскажу, как тут всё устроено, только взамен ты мне ещё сижку стрельни, по-братски… — Нормально разговаривай, — сквозь зубы прошипел рыжий, всё же вытряхивая ту из пачки, — наслушался старшеклассников и пытаешься им подражать, думаешь, что такой крутой, а на самом деле… На, подавись своей сигаретой! — Ой, а ты мне последнюю дал, — мерзкая ухмылочка не сходила с довольного лица Ульриха; чувствуя злость Дэйва, он лишь приходил в большее воодушевление, упиваясь его бессилием, — а нет, не последнюю, — исправился он, заметив, как новая сигарета выпала из пачки на ладонь Мастейна, — так у тебя бесконечные… У меня тоже есть кое-что бесконечное, но я тебе это не дам, обойдёшься… Лишь чудом Дэйв сдержал в себе сильнейшее желание нагрубить противному Ларсу, сказать нечто обидное и оскорбительное — внезапно рыжий испугался, что наделённый некоторыми полномочиями и хваставшийся ими Ульрих решит как-то отомстить ему и ухудшить и без того плачевное положение, полное тревожной неизвестности. А ведь он мог, в голову уже подобрались некие идеи — например, сказать этому недомерку, что эту его бутылку пива, такую же бесконечную, как и его собственную пачку сигарет, Дэйв использовал, предположим, в качестве отхожего места, вот как тогда малявка на это отреагирует? А если ещё добавить, что так же поступал и столь дорогой для него Джеймс, к которому тот постоянно наведывался якобы за психологической помощью?.. Да уж, в таком случае бледные щёки Ларса точно вмиг покраснеют от ярости, всё лицо скривится, и он, сначала попытавшись сдержаться, в итоге сорвётся и зарыдает как девчонка — вот ведь будет зрелище! — Ну и чего ты лыбишься? — недовольно спросил Ульрих. — Тебе вообще-то умирать скоро, тут я обойдусь с тобой так же жестоко, как это когда-то делал ты сам — никакой пощады ждать не стоит, всё получишь сполна, вот дойдём сейчас до города, и всё, готовься, Мастейн… Угроза, высказанная так и не преодолевшим подростковый период ломающимся голосом Ларса, никак не подействовала на рыжего. Умирать он будет, да? А что он сделал только недавно? Какая вообще разница? С каменным лицом затянувшись сигаретой, он обдал едким дымом уложенные волосы Ульриха и с мрачным интересом поинтересовался: — Слушай, а что за город? Куда мы вообще идём? Расскажи хоть что-то, всё равно пока идём, нужно время как-то скоротать… Ларс поднял на него свои глаза, внезапно загоревшиеся жизнью и какой-то забытой радостью. Должно быть, несчастный мальчик, заточённый в этом мистическом туманном поселении уже не первый год, неслабо изголодался по общению — настоящему, человеческому. Дэйв пока что не знал о населении упомянутого города, но отчего-то догадывался, что с теми и поговорить было не о чём. В голову пришло сравнение с психиатрической больницей — небольшом, плотно замкнутом пространстве, где даже вполне себе ментально здоровые обыватели вынуждены постепенно обретать самое настоящее сумасшествие, пребывая среди давно уже лишившихся рассудка пациентов. Выходит, он тут был новеньким, с целым, лишь местами надтреснутым сознанием, а вот Ларс… Впрочем, у всех, с кем ему приходилось соседствовать, дела обстояли ещё хуже, отчего семиклассник так отчаянно цеплялся за вполне себе адекватное общество ещё не до конца сошедшего с ума Дэйва и даже пытался с ним нормально общаться… Ужас, да и только, у Мастейна аж мурашки пошли по коже, едва он представил себя на месте Ульриха, живущего тут уже как минимум два года. — Ну смотри, — протянул тот, приближаясь практически вплотную к Дэйву и заглядывая в его глаза, словно пытаясь высосать из них ещё не покинувшие подростка остатки жизненной энергии, — у нас тут не совсем ад, но уж точно не рай, как и не их промежуточная стадия — отдельная вселенная, лежащая совсем в другой параллели, задействованная, как ты понял сам, на той дрянной книге, из-за которой мы вдвоём и вляпались в это дерьмо. Она находит своих жертв в настоящем мире, а как только приходит время, забирает их сюда, а их дальнейшую судьбу уже решают те, кто тут правит балом. Я особо не общаюсь с Главными — замороченные они больно, им уже лет за сотню, а то за три, живут тут отчего-то долго, я даже не знаю, сколько же прошло времени с тех пор, как я оказался здесь… Вот сколько тебе уже, двадцать? — Меньше, — мрачно ответил Мастейн, прикончив очередную сигарету. Странная фантазия, в которой они с Ларсом поменялись местами, всё ещё продолжала существовать; она и спровоцировала обычно беспощадного рыжего пожалеть мальчишку и подарить тому хоть немного живительной информации о настоящем мире, по которому тот, по-видимому, страшно скучал, ещё не успев до конца о нём забыть и впоследствии окончательно лишиться рассудка, — шестнадцать, Ларс. Два с половиной года прошло. То есть, вернуться ты уже не можешь? — Вообще никак, — покачал головой тот, грустно вздыхая. Совсем уж проникшись сочувствием к бывшему врагу, Дэйв протянул ему ещё одну сигарету, и тот, с благодарностью приняв дар, сразу же затянулся и продолжил уже без былого злорадства, должно быть, уже даже ненавидя себя за кем-то данную ему обязанность окончательно оборвать жизнь рыжего, — в общем, на чём я там остановился?.. А, ну да, люди сюда попадают, Главные решают, что с ними делать, и тут уже зависит всё от самого человека, которого и угораздило связаться с этой книгой. Если его душа оказывается хорошей, — ну не на сто процентов, конечно, так не бывает, все мы люди, не ангелы, — но вот если выходит пятьдесят на пятьдесят или же перевес в сторону добра, то тогда всё, хана этому человеку, его распыляют на туман, за счёт энергии которого и питается город. Я толком и не понял, как это работает, но вот наш воздух, тепло в домах и странная разновидность здешнего электричества — это и есть продукт переработки этих душ, звучит ужасно, неправда ли?.. — То есть, твоя душа злая? — спросил Мастейн, замедляя шаг. Остановившись, он посмотрел в скрытое дымкой небо и жадно затянулся, стараясь переварить данный ему объём бредовой, пугающей, но вряд ли ложной информации — да, хоть прошлый Ларс и был склонен к обману, теперешний давно уже отбросил свои замашки лгуна в сторону и даже делал всё, чтобы подружиться с Дэйвом, последним оплотом адекватности в этой чудовищной пелене безумства. Те, кто управлял мистическим городом, как сам Ульрих и выразился, были, мягко говоря, «замороченными», что, должно быть, означало уже крайнюю, самую глубокую и ничем не излечимую степень сумасшествия — скорее всего, на стадии не настолько критической, но уже перешедшей точку невозврата, находилось всё остальное население. Да, Ларса можно было понять — сам-то он, ещё лишь приближавшийся к этой грани, явно предпринимал всё, чтобы хоть ненадолго, но отступить в сторону, сделать хотя бы крошечный шаг назад и всё же не сойти с ума. — Не злая, — Ульрих вновь коварно улыбнулся и как-то совершенно неискренне разразился режущим ухо истерическим смехом, — а дипломатическая. В нужное время и в нужном месте я выдал себя за полнейшего злодея, ну и мне дали, собственно говоря, его роль. Кстати да, забыл сказать, те, в ком негативные качества преобладают над положительными, тоже обязаны приносить городу пользу, но немного другую — мы, да, я тоже с ними, в общем, мы как раз и вершим расплату над теми, кому не посчастливилось оказаться добренькими и хорошими… Да, именно мы определяем качество их души, а после чего ведём на казнь, так что в роль иногда входить приходится, а против здешних законов я идти не собираюсь, ну почти что, — если меня на этом поймают, то всё, жизни мне не видать, пускай даже и такой… — Получается, — рыжий вдруг поднял голову и с надеждой, вызванной внезапным и скорее всего инстинктивным желанием жить, спросил, — раз ты сам сказал «почти что», то ты собираешься нарушить правила и спасти мне жизнь? Да уж, жить хочется всем, даже самой маленькой букашке — Дэйву, само собой разумеется, тоже, хоть и в таких условиях, в этом подобии наглухо закрытой клиники для душевнобольных, да ещё и в компании Ларса, но всё же жить, подумать только… Сквозь густой туман начинал прорисовываться город, напоминавший обыкновенное поселение где-то в провинции; лениво передвигая ногами, по кирпичным дорогам шли едва различимые фигурки людей, вот из небольшого низенького домика вышла высокая худая женщина средних лет, одетая в нечто выцветшее и старомодное, и направилась в их с Ларсом сторону. Да, в этом месте Мастейну теперь придётся жить, но ничего, и к городу, и к туману, и даже к Ульриху он вскоре привыкнет, главное, что он будет жить, жить… — О боже, — новообретённый друг заливисто рассмеялся, как-то даже по-товарищески хлопнул Дэйва по плечу, а затем внезапно выпрямил спину, стёр с лица улыбку, возведя на её место непоколебимую серьёзность и мрачно, жестоко оборвал вдруг всю радость, — нет, конечно. Ну ты даёшь, Мастейн… Разбежался тут — рисковать собой, чтобы спасти тебя, серьёзно? После того, что ты мне сделал?! Ни в коем случае — да, ты прав, правила нарушать я буду, но явно не для того, чтобы спасать тебя, есть тут кто-то гораздо важнее… Ты Джеймса Хэтфилда помнишь? Учителем истории вроде бы работал… Да уж, запоздалая и полузабытая детская ревность всё же была оправданной — не зря Дэйв так негодовал, завидев Ульриха выходившим из сто пятого кабинета, не зря… Впрочем, какая уже разница — что бы Мастейн не думал, как бы не злился и не сжимал кулаки, впиваясь в кожу отросшими ногтями, вдавливая их в вспотевшие ладони, Ларс всё равно останется непреклонен и выбор свой сделает в сторону блондина, тут его переубедить уж точно не выйдет. Да уж, а ведь он только недавно начал видеть в нём друга, вот так глупо повёлся на его добрые глазки и симпатичное личико, какой же он дурак… Вот из-за этого как раз в неполюбившегося Дэйву школьника и называли Котёнком — кошки, как известно, существа красивые, умиляющие своими огромными блестящими глазами и пушистой шерстью, но вот совсем не знающие преданности и верности, гуляющие, как все знали, сами по себе. Кошек Мастейн терпеть не мог, а вот Ларс вряд ли бы вспомнил, как те были связаны с ним самим — то, как тот назвал Джеймса учителем истории, да ещё и неслабо сомневаясь в своих словах, уже насторожило рыжего и привело в ещё больший испуг, и без того нагнетаемый этим жутким местом. Ощущая, как вернувшаяся за ним во второй раз смерть подступала всё ближе, Дэйв нервно затягивался, глотал новые порции дыма, и, увлёкшись мрачными мыслями, не заметил, как шедшая по дороге женщина подошла к ним на расстоянии вытянутой руки. Оказавшись рядом с незнакомкой и почуяв неожиданный холод от её присутствия, Мастейн поднял голову и с удивлением уставился на её усталое, поношенное жизнью и будто бы восковое лицо. Ни возраста, ни эмоций женщины определить не получилось, отчего та и показалась подростку какой-то страшной и пугающей сродни ночному кошмару. — Согласно статистике, — внезапно тонкие ниточки словно бы бумажных губ приоткрылись, и изо рта женщины вырвалось заунывное, ни в чью сторону не направленное бормотание, создавшее у Дэйва впечатление, будто бы та даже не осознавала, что говорит, — и исследованиям тысяча девятьсот тридцать седьмого года, раком горла курильщики заболевают чаще людей, ведущих здоровый образ жизни, на… — Мы тоже рады Вас видеть, миссис Уайт, — вдруг вмешался Ларс, отвлекая внимание живой мумии на себя. Впрочем, хоть та и замолчала, переведя безжизненный взгляд на Ульриха, её высохшая костлявая рука потянулась к Дэйву и резко сжала его запястье, не давая тому в очередной раз поднести ко рту сигарету. Мастейн поражённо застыл, остолбенев от ужаса — пальцы женщины ощущались так неестественно и настолько походили на прикосновения лапок тех воображаемых пауков, что рыжий едва ли не лишился сознания, холодея изнутри и теряя способности к сопротивлению перед этим страшным существом, — вижу, у Вас всё хорошо. У меня тоже, вот — мой новый друг, он тут долго не задержится. Дэйв, пошли отсюда, — внезапно резко произнёс Ларс, живительной встряской толкая его в бок, пробуждая и выводя из неконтролируемого оцепенения. Не дождавшись, пока до смерти перепуганный подросток как-то ответит, Ульрих схватил его за руку и потащил прочь, заводя за какой-то новенький дом, наверняка, его собственный. — Ну и кто теперь обосрался? — насмешливо спросил он, с былым злорадством оглядывая заметно побледневшего Мастейна, чья грудная клетка быстро-быстро поднималась и опускалась от резких рваных вздохов. — Да не ссы ты так, она к тебе с добрыми намерениями вообще-то подошла. Да, — продолжил он, заметив, как испуг на лице рыжего сменился полнейшим недоумением — неужели эта глубоко сумасшедшая, потерявшая связь с внешним миром женщина обратилась к нему, чтобы нормально поговорить и поздороваться, как и полагалось горожанам типичного маленького поселения? — вот так у нас общаются, я просто уже привык. Бедная старушка Уайт уже совсем плоха стала — раньше она помнила о себе гораздо больше, когда я сюда попал, она ещё казалась вполне себе обычной бабулькой, ну, немного лишь помешавшейся, но таких и в твоём мире полным-полно. Когда-то давно она была то ли врачом, то ли читала лекции в университете, и ещё она была матерью, — выделив последнее слово, Ларс ожидающе уставился на рыжего, должно быть, желая насладиться его так и не сошедшим на нет страхом перед сумасшедшей женщиной, — матерью, Дэйв. Возможно, об этом она уже забыла, но не окончательно — вот и заговорила с тобой, чтобы ты перестал курить, вредно же. Это она о тебе заботится, забавно, так ведь? Всё ещё ощущая на своём запястье ледяную хватку миссис Уайт и чувствуя рядом с собой гнилостный запах её дыхания, Мастейн уж точно не считал это забавным. Но больше его поразил сам рассказ Ларса — в голове подростка не укладывалось, как же эта женщина могла практически начисто забыть своё прошлое и чуть ли не лишиться человеческого облика? Впрочем, даже это являлось вполне себе логичным — пребывая в этом заточении, без связи с внешним миром, можно было с лёгкостью лишиться всего, что относилось к последнему, попросту за его ненадобностью. Да по самому Ларсу это уже было заметно — оставалось неизвестным только то, осознавал ли тот сам, что скатывается в ту же бездну, уже целиком поглотившую умы несчастных поселенцев. — А вот ты сам, как, помнишь о том, каким ты был раньше? — решился вдруг задать вопрос Дэйв, схватив Ульриха за руку. Хотя бы ощущалось, что та принадлежала живому человеку; в тонком запястье возникло ожидаемое напряжение, а горячая кожа пока что не вызывала желание с отвращением отстраниться и больше никогда не прикасаться к её обладателю. — Вот в каком классе ты учился, не можешь подсказать? — Нашёл, чего спросить, Мастейн, — обиженно отозвался Ульрих, наверняка посчитав, что рыжий принимал его за какого-то дурачка или слабоумного. Вырвав руку из некрепкой хватки Дэйва, он отошёл на один шаг и сердито буркнул, — ты что, решил, что я такой же шизанутый, как эта бабка? В шестом, конечно же, а ты в седьмом был, будто бы я это не помню. Дэйв даже не мог определить, сомневался ли Ларс или же был точно уверен в своём заявлении — сколько бы он не заглядывал в его сощуренные в недовольстве зелёные глаза, ничего, кроме нездорового блеска и какой-то горестной обиды он найти в них не мог. — Ладно, извини, — наконец, смущённо выдал в ответ рыжий, осуждая себя за бездействие, но обречённо осознавая, что даже если бы он всё же превозмог себя и предложил помощь Ульриху, та бы всё равно не нашла применения и осталась бы отвергнута его очередной колкой или обидной фразой. Поздно, слишком поздно он собрался помогать — необратимый процесс уже давно запущен, и ничего с этим не поделать. — Ну вот, а ты сомневался, — ответил ему Ларс, заверяя больше самого себя, что с ним было всё в порядке. Отведя взгляд от школьника, больше не в силах на него смотреть, Дэйв увидел, как из центра города к ним двоим направился какой-то мужчина, наружностью схожий с миссис Уайт и сделавший Ульриху некий знак рукой, отчего тот вмиг посерьёзнел и ответил человеку другим непонятным жестом, — я отойду, ты пока постой тут, подготовься морально. Только сбегать не думай — выхода тут всё равно нет, — напоследок подмигнув Мастейну и вроде бы доброжелательно, но на самом деле с ледяной жестокостью улыбнувшись, Ларс вышел из-за дома, подходя к мужчине, оставляя Дэйва в одиночестве. «Мне тоже придётся стать таким, — пронеслось в голове рыжего, бессильно облокотившегося на холодную стену успевшей вспотеть спиной, — Ларс как-то втёрся им в доверие и остался в живых, по крайней мере на физическом уровне. Это и меня ждёт.» Да, был, конечно, другой выход — в очередной раз смириться с ситуацией и безропотно принять свою смерть, какой бы та не обещала быть, но он просто не мог. Чудом избежав первого раза и жадно вдохнув новую, сомнительную, но практически полноценную жизнь, Дэйв уже никак не мог её отпустить; движимый инстинктом, он крепко ухватился за неё всеми конечностями и держался, намертво к ней прирастая и делая всё, чтобы не разорвать эту новообретённую связь. Этот сумасшедший дом, замурованная клетка, куда Мастейн себя запер собственными руками, уже устраивала того, даже несмотря на все чудовищные последствия от пребывания в ней. Один раз он уже оборвал своё существование — но во второй раз сделать это он уже не мог; что-то его останавливало, нечто непонятное, но никак не подвластное контролю его когда-то сильной воли. — Я буду жить, — произнёс он вслух, всё сильнее убеждаясь в этом, — я сойду с ума и перестану быть собой, но не умру. Какой же ужас… — Это всё моя вина, — неожиданно услышал он за своей спиной слабый голос, ужасно знакомый и сразу же болезненно задевший нечто внутри его изнеможённой отчаянием души. Дэйв тяжело вздохнул и обернулся, дрожащей рукой вытирая глаза, внезапно наполнившиеся жгучими слезами, — прости, что я тебя подвёл, малыш. Мне очень жаль, что так вышло. Больше ни о чём не думая, подросток вскочил на ноги и кинулся в объятия любимого.