Владеть ею

Вилланель наблюдает из окна кафе, с какой скоростью солнечная погода сменяется проливным дождём. Кажется, перед встречей Хелен говорила о том, что следует прихватить с собой зонт, но она проигнорировала её слова. Стук дождя и запах сырости возвращают Вилланель к лондонским будням, угрюмым и скучным, но в то же время обнадёживающим и заставляющим сердце трепетать от одной лишь мысли, что она ходит по тем же улицам и дышит тем же воздухом, что и Ева Поластри. Вилланель глупо улыбается, думая, что это почти настолько же интимно, как выстрел из пистолета в сторону агента при их первой, осознанной, встрече. Пистолета, который она поцеловала прежде, чем нажать на курок. Где-то вдали слышны раскаты грома, наёмница смотрит на нетронутый остывший кофе и просит официанта принести новый. Они здесь надолго. Хелен пьёт кофе и смотрит на Вилланель, судя по её взгляду, она отвлеклась на более долгое время, чем казалось. — Ты позвала меня сюда, чтобы помолчать? Слова звучат, будто сталь, они отдают непривычной прохладой, и Вилланель приподнимает бровь в удивлении. В глазах Хелен не видно прежнего блеска, который сопутствовал их встречам. Вместо него Вилланель чувствует пустоту во взгляде. Такую же пустоту она видит, смотря на своё отражение в зеркале. — Я соскучилась, Хелен. Прошло довольно много времени с момента нашей последней встречи, — Вилланель накрывает ладонью её ладонь и легко поглаживает её ногу под столом. — Ты так груба со мной. Неужели нашла себе кого-то другого? Женщина напряжённо хмыкает, вырывая руку, и отпивает кофе из чашки, ногу не убирает, позволяя дотрагиваться до себя. Хелен ничего не отвечает, но Вилланель не нуждается в словах, она и так всё понимает. Весь этот нарочитый холод не может скрыть обнажённой, натянутой, словно струна, души, которую наблюдает Вилланель. Хелен держится на расстоянии, как только может, сдерживает себя, придумывая любые поводы, лишь бы не спать с ней все эти месяцы. Но всё же, она здесь и позволяет касаться себя. И Вилланель не знает, ликовать ли ей от своей победы или скорбеть по их медленно умирающим сущностям. — Ещё скажи, что думаешь обо мне постоянно, когда трахаешь других, — Хелен криво улыбается. — Для большего эффекта. И, может, я поверю тебе. Наёмница склоняет голову набок, подпирает её ладонью, локтем упираясь на стол, и всматривается в глаза женщины. Она и так верит. Ведь Хелен, наверняка, чувствует, что в словах Вилланель нет лжи. Вилланель верна Хелен. Её руки не касались никого, кроме неё, и в этом есть нечто безумное. Интересно, узнай Хелен об этом, обрела бы её душа покой хоть на миг? Вилланель чувствует себя едва не святой после пары месяцев воздержания. Вся правда в том, что она не хочет втягивать в это вязкое и непроходимое болото ещё одну невинную душу, загубив её, как она загубила когда-то Хелен. Женщина напрасно пытается спастись при помощи расстояния и глупых отговорок. Бежать нужно было раньше, пока внутри ещё оставалось что-то человеческое, грехом не опороченное. Теперь бежать поздно. Падшим душам нет спасения. Она благодарит официанта за кофе с невинной улыбкой, точно такой же, как у той девочки, что ела мороженное в кафе пару лет назад, когда Вилланель, наконец, разгадала, почему она обделяла её вниманием. Горячий напиток чуть жжёт небо, но она не подаёт виду, изучая Хелен взглядом. Вилланель хорошо умеет имитировать то, что не присуще ей. — И всё же, разлука тебе к лицу, — увлечённо говорит наёмница, замечая, что Хелен перестала носить платок на шее. — Зачем скрывать красоту, когда там нет ран? Вилланель намекает на порез, что давным-давно оставила на её теле осколком стекла, и мягко касается ладонью её щёки, когда губы Хелен приподнимаются в улыбке. Шрамам на сердце не поможет даже самая дорогая ткань, думается Вилланель. — Было не так уж и сложно, — Хелен отводит взгляд в сторону окна, изображая заинтересованность происходящим снаружи. Вилланель отмечает про себя, что женщина до сих пор не научилась лгать ей, глядя в глаза. — К тому же, я больше не нужна тебе в качестве няньки. Ты прекрасно со всем справляешься. Они очень довольны. Вилланель широко улыбается. Её работа хороша, но не настолько, что «Двенадцать» готовы познакомить с кем-то более значимым, чем Хелен. Впрочем, подобраться к ним изначально казалось довольно обречённой затеей. Всё, чего достигла наёмница с момента возвращения, — убила какого-то старика, что названивал Хелен, ей казалось, он мог быть важной фигурой, раз она так мило отвечала ему в любой момент. «Двенадцать» не стали разбираться в причинах его смерти, да и Хелен ничего не упоминала об этом случае, вероятно, он оказался пустышкой, от которой им в радость было избавиться. — Завтра я вылетаю в Турин. Знаешь, получать заказы по почте не так интересно, как из твоих рук. Особенно мне нравилось то, что происходило после процесса передачи открытки. Хелен поворачивается и приоткрывает рот, но замолкает, не обронив и слова. Вероятно, сдерживает себя от колкости в ответ. А может и не от колкости. Вилланель с любопытством смотрит на неё, пытаясь угадать мысли. Раньше, в начале их странных отношений, было куда проще. Никаких мыслей, только физическое удовлетворение, животные инстинкты. Кто бы мог подумать, что даже самый бесчувственный секс рано или поздно приводит к тому, что сначала вы начинаете разговаривать по душам, а затем нуждаться друг в друге. — Чего ты хочешь, Вилланель? Вопрос, с которого должен был начаться их диалог. В голосе Хелен отпечатывается усталость от никому не нужной игры в прелюдии, наполненные жалкими попытками задеть друг друга, и нетерпеливость, которая сопровождается мучительным желанием получить то, чего они обе надеялись избежать. Вилланель смогла продержаться несколько недель, пока не стала вновь искать встреч с ней, Хелен понадобилось куда больше, но едва заметная дрожь в голосе становится тем самым импульсом, твердящим о поражении. Вилланель отставляет пустую чашку в сторону, упирается ладонями о поверхность стола, приближаясь как можно ближе к Хелен, и говорит чётко, уверенно: — Тебя. И не лги, что ты не хочешь меня, иначе бы послала нахрен ещё по телефону. Влажные волосы прилипают к шее Вилланель, и она думает о том, что идти в такой ливень к машине, припаркованной в конце улицы, слегка неразумно, но Хелен не хотела заниматься сексом в туалете кафе, а Вилланель не могла ждать, пока дождь прекратится или станет тише. Капли дождя постукивают по крыше машины Хелен, тоненькими струйками стекают по стёклам, разбиваясь на десятки узоров. Вилланель нравится, как этот шум резонирует со стонами, что слетают с их губ, когда их тела, наконец, соприкасаются. Недели воздержания сделали её излишне восприимчивой к другим рукам, Хелен довольно целует её, шепчет, что чувствовала, так и будет. Вилланель улыбается и целует подбородок, шею, ключицы, а затем стягивает с неё платье и касается груди, проводит языком по напряжённым соскам. — Я скучала по этому, — выдыхает она, возвращаясь к губам Хелен. Хелен хочет что-то сказать, но Вилланель просит ничего не говорить, прислоняя палец ко рту. Она боится, что услышит болезненное признание, которое совсем не нужно ей, и осознание этого вновь лишь сделает хуже. Они связаны невидимой аурой боли, которая чёрной тенью тянется следом, преследуя их. Аурой, которая ослабевает, когда они касаются друг друга, но не исчезает. Это словно неизлечимая болезнь, она коварная, поражает в самое сердце, день за днём стирая остатки человечности. Болезнь одинокого сердца. Сердца, которое не нужно тому, кому оно предназначено. Сердца, которое сжимается от боли, словно в него вонзают тысячи игл, и трепещет, каждый удар даётся с трудом, но оно продолжает биться, вопреки всему, не умирая. Вилланель не сможет дать Хелен своё сердце, она с корнями вырвала его для другого человека, но она может дать ей всё своё тело до остатка, все свои касания и ощущения, что отпечатываются внутри женщины. Хелен быстро кивает и сжимает губы в тонкую линию, а затем позволяет Вилланель опуститься ниже. Её ладонь опускается к животу, пальцы обводят линию пресса, касаются шёлковой ткани. Хелен чуть приподнимает бёдра, и Вилланель стягивает с неё оставшееся бельё. Она оставляет следы от зубов на её светлом плече и вводит пальцы внутрь, начинает плавно двигать ими. Хелен приоткрывает рот, издавая стон, обхватывает ладонями лицо Вилланель и касается её губ, сминает и чуть покусывает их, язык проникает внутрь, касается языка наёмницы. Вилланель нравится эта настойчивость, ей кажется, что это не она имеет Хелен, а наоборот, с таким вожделением женщина целует её. Вилланель разрывает поцелуй, опускается к шее, игриво проводит языком по коже, нависает над Хелен, устремляя взгляд в её глаза, и шепчет, что, скорее всего, женщине вновь придётся добавить дизайнерские платки в свой гардероб. — Я выбросила их все, — с насмешкой отвечает она и обвивает руками её талию. Вилланель едва не в губы выдыхает фразу о том, что купит ей новые. Десятки, сотни. Вилланель посасывает участок кожи, с хищным азартом представляя, платок какого цвета подойдёт лучше, чтобы скрыть засос, а затем жадно впивается в губы Хелен, не прекращая движений пальцами. Хелен насаживается на них, интенсивно двигает бёдрами, пытаясь уловить темп. Вилланель хочет, чтобы никто не прикасался к ней так, она хочет оставить отметину на её теле точно так же, как когда-то Ева оставила крепкий, не стираемый, след от своего имени в сердце Вилланель. Отпечаток на коже и чувство удовольствия, от которого жар проходит по телу, это всё, что она может дать Хелен. Вилланель хочется верить, что этого хватит, чтобы хоть немного искупить вину за нелюбовь. Вилланель принадлежит Еве и Хелен. Одна из них владеет её сердцем, другая — телом. Вилланель никогда не станет целой. Это её личный выбор, и он кажется идеальным решением. Женщина протяжно стонет, выкрикивая её имя, и сжимает бедра, чтобы пальцы Вилланель остались внутри чуть дольше. Она делает несколько движений, от которых тело расслабляется, и Хелен обмякает, прикрывая глаза, и поглаживает Вилланель по голове после того, как та облизывает влажные пальцы и садится возле неё. — Теперь я понимаю, почему ты отказалась от секса в кафе, — она ухмыляется и помогает застегнуть Хелен платье. — Нас бы, определённо, поймали. Хелен притягивает её за подбородок к своим губам и нежно целует. Вилланель чувствует умиротворение, которое наполняет женщину, тёплыми волнами отражается на ней, и шепчет тихое: — Не уходи больше, — слова даются ей с трудом. — Ты нужна мне, Хелен. Вилланель кажется, что Хелен забывает, как дышать, когда она озвучивает фразу до конца и легко проводит по влажным волосам, убирая выбившуюся прядь с её лица. Женщина смотрит в глаза Вилланель, а затем легко целует в уголок губ. — Я пробовала, но не смогла, — она проводит пальцами по её подбородку, в глазах виднеется блеск от застывших слёз. — И, наверное, не смогу больше. По крайней мере, они есть друг у друга, думается Вилланель, когда Хелен упирается спиной в кожаное сидение, опускает голову на её плечо и прикрывает глаза. Вилланель наклоняет свою голову, касаясь Хелен, их пальцы сплетаются в замок. За окном глухо постукивают последние капли дождя, и ей кажется, что среди этого шума она слышит отчётливое слово, что эхом отзывается в голове. И слово это преданность.