2008 год
Глубокая ночь. В тёмные коридоры льётся свет полной луны. Сегодня она по-настоящему прекрасна. Полноправная владычица ночи и всех ужасов, которые прячутся во мраке. Небо чистое, ни одно облако не смеет перечить госпоже. Лишь она, освещающая свои владения, и её извечные приспешники — звёзды.
Молодой человек, который лишь в том году стал полноправным членом организации, медленными шагами меряет коридор. Полы длинного чёрного пальто нараспашку вздымаются в такт. Непослушные, средней длины, иссиня-чёрные волосы собраны в нечто отдалённо похожее на хвост. Он не привык к такой длине волос, они мешают. Одна настырная прядка всё время падает на лицо и раздражает своего обладателя. Парень то и дело заправляет её за ухо. На щеках и подбородке уже начала пробиваться щетина. Внешний вид крайне неопрятный, лицо тяжёлой пеленой укрыло беспокойство.
Парень остановился возле большого окна и задумчиво взглянул на луну. Он считал её своей покровительницей. При свете полной луны казалось, что энергия переполняет каждый миллиметр тела. Возможно, так оно и было, и в эту фазу сила возрастала.
Руки встревоженно искали нечто в карманах. Разобравшись со всеми внешними и внутренними карманами пальто, парень перешел на набедренную сумку. Осталось проверить только там. Пальцы ловко выудили желаемое. Открыв пачку, молодой человек обнаружил там ещё с десяток сигарет. Этого не хватит даже на пару дней, но, к счастью, он это предусмотрел. На последней миссии, пару дней назад, купил себе запас, который сейчас хранился в комнате этажом выше. Когда следующую миссию предугадать невозможно, а в «логове» сигареты можно достать только у таких же заядлых курильщиков, парень старался брать больше, чем нужно ему самому. Несколько пачек он всегда привозит Калипу. Одну — Заку, этот малец начал курить два года назад, в то же время его посадили на нейролептики. Уговорить его принимать таблетки было непросто, но в конечном итоге он согласился. Сигаретами он пытается заглушить пустоту внутри, внушает себе, что это панацея. Глушит свою боль и одиночество, но помощь со стороны никогда не принимает, не позволяет лезть к себе в голову. Даже говорить на эту тему отказывается, избегает людей и старается вести образ жизни волка-одиночки. Курит, на самом деле, он не так часто: только в тех случаях, когда совсем хреново, что бывает редко. Колеса хорошо выполняют свою работу.
Но сейчас душевное состояние младшего мало волновало парня. Прошло как никак два года, пора бы уже смириться и жить дальше. Нужно уметь отпускать людей, когда приходит их время.
Тело требовало новой дозы никотина. Это стало уже не просто привычкой, а потребностью, такой же обыденной вещью, как приём пищи. Ощущения сигареты между пальцами унимало нервы. На самом деле всё это, конечно же, чистой воды самообман. Внушение. Порой парень думал, что его способности — это злая шутка судьбы. А сигареты за небольшую плату, сокращение продолжительности жизни, его единственные верные друзья, которые помогают унять всю ту бурю ощущений, которую он вынужден испытывать – его утешение. Если бы он не был столь осторожен и показал власть имеющим весь спектр способностей, которыми обладал, его бы навсегда упрятали в лазарет. Но парень старался показывать как можно меньше и прикидываться лопухом. Остаться в лазарете и каждый день смотреть на сотни искалеченных детей и раненых солдат, а хуже всего – чувствовать на собственной шкуре всё, что чувствуют они. Худший исход, нежели этот, парень представить себе не мог. Всеми силами, он старался оставаться на поле боя. Всё, что угодно, даже смерть лучше того, что могло его ожидать в медике.
У этого молодого человека был исключительный дар. Он не просто знал анатомию, медицину и физиологию, он всё это видел изнутри, чувствовал всё, что чувствует больной. Мог сходу поставить диагноз и назначить лечение. Но самым главным аспектом его дара является то, что он может возвращать людей, на грани смерти, обратно к жизни.
Для обладателя способности скорее проклятье, чем дар. Он никогда о них не просил. В этом ужасном месте он ни раз, допуская ошибки, чувствовал всё то же, что и жертвы обстоятельств. С возрастом и постоянными тренировками, к счастью, парень научился максимально абстрагироваться и использовать свои навыки только при крайней необходимости. Но случалось и так, что чувства брали верх, затуманивая разум. Сильные чувства являются одним из неиссякаемых источников энергии, подпитывающих магию, и сдерживать её становится порой невозможно. Всё выходит из-под контроля.
Блуждая мыслями где-то далеко и вглядываясь в темноту за окном, молодой человек крутил сигарету большим и указательным пальцем. Пачка уже лежала на своём месте, вместо неё в другой руке появилась металлическая зажигалка. Парень зажал сигарету губами. Раздался щелчок, на секунду тьму вокруг нарушил красно-оранжевый язычок пламени. Глубокая затяжка, лёгкое головокружение, затем дым медленно ускользает сквозь приоткрытые губы.
«Он снова не пришёл. Прошёл день с момента моего возвращения, а от него всё ещё никаких новостей.»
Снова глубокая затяжка. Нахмурился, прикрыл глаза и потёр свободной рукой переносицу. «Не то, чтобы он не делал так раньше… Но в этот раз что-то не так.»
Терпение иссякло. Парень выкурил сигарету и затушил окурок об оконную раму. Бычок кинул на блюдце, которое кто-то оставил, видимо, вместо пепельницы, на маленьком подоконнике, шириной всего в ладошку. Он отвернулся от окна и пошёл в направлении лестницы, на ходу доставая и прикуривая новую сигарету.
«Если гора не идёт к Магомеду…»
Медленно спускаясь, ступенька за ступенькой, парня всё больше и больше одолевала тревога. Он оттягивает момент. Преодолев лестницу и спустившись на первый этаж, сигарета чуть было не выпала из дрогнувшей руки. Неуверенно поднеся сигарету к губам, успевает сделать ещё одну затяжку, прежде чем боль раскатами грома прошлась по всему телу, а ноги предательски ослабли и начали подкашиваться. Парень переложил сигарету в другую руку и оперся о стену справа от себя. Пришлось подождать, пока тело привыкнет к новым ощущениям, а в глазах немного прояснится.
Взгляд сфокусировался на теле, неподвижно лежащим посреди коридора. Русые короткие волосы растрепались, виски выбриты. Это был не простой убийца: пиджак поверх рубашки, которую пересекали красные ремни, рядом с левой рукой разбитые очки и осколки — учитель. Парень сократил расстояние настолько быстро, насколько смог, тело плохо подчинялось разуму. Самые разные эмоции, переполняющие его, готовы были хлынуть наружу. Усилий, которые он прилагал, чтобы держать себя в руках, было недостаточно. Ненависть, отчаяние, беспокойство и ещё море других чувств неистово терзали душу…
Света луны было недостаточно для того, чтобы всё отчётливо разглядеть. Но это и не требовалось, парень всё прочувствовал на себе: ссадины, гематомы, переломы рёбер, ноющий позвоночник, разбитую в двух местах голову, трещины запястных костей и малоберцовой, выбитое правое плечо. Под глазами, как обычно, залегли синие мешки, бледное лицо разукрашено бурыми синяками и глубоким порезом, который тянется от линии роста волос и рассекает бровь. Ещё один видимый порез находится с левой стороны на шее. Кровь уже успела взяться корочкой, а кожа вокруг рваных ран припухла и покраснела.
Не было смысла проверять живой-ли этот человек, парень и так знал — живой. Подойдя ближе, он не опустился на корточки, а скорее рухнул рядом с пострадавшим. Сделал последнюю затяжку, затушил окурок и отбросил в сторону.
Зелёные глаза полыхают яростью. В конце концов, парень не выдерживает и ударяет кулаком в бетонный пол, вкладывая в это все свои эмоции. «Сука, сука, сука!», — мелькает в голове. Ещё несколько глухих ударов, пока костяшки не сбиваются в кровь. Кисть немного немеет.
— Я оставил тебя всего на неделю, Калип! На неделю! А если бы я задержался ещё на пару дней? Я бы нашёл твой разлагающийся труп?!
Воздух громко вырывается через нос. Парень пытается успокоиться, перестать попусту орать на человека, который все равно ничего из этого не услышит.
— Ну, и куда же ты собирался в таком состоянии, придурок? Ко мне? «Очень мило», нужно было оставаться в своей комнате и носа из неё не высовывать!
Джонни закипал от гнева. Он не знал, на кого злится больше: на себя за то, что оставил Калипа одного, на него или же на того, кто виноват во всём этом. Чьих это рук дело? Джонни всегда знал чьих, так зачем задавать вопрос, на который уже знаешь ответ? Разве что-то изменится, если задать его снова?
Парень тяжело вздохнул: «Каждый раз одно и то же, всё повторяется снова и снова, по кругу. Как же я устал постоянно бояться за твою жизнь. Мне так чертовски страшно, что однажды я могу просто не успеть… Что будет слишком поздно, что в следующий раз этот мудак перестарается и убьёт тебя».
Совладав с собой, когда боль наконец полностью отступила, Джонни поднялся на ноги и первым делом выудил запасной ключ от комнаты Калипа из потайного кармана своей сумки. К счастью, раненый не успел отойти далеко.
Парень открыл дверь, включил свет в комнате, затем взял лежащего на руки, решив, что перекидывать его через плечо не стоит — со сломанными рёбрами это через чур жестоко. Занёс в комнату, ногой захлопнув дверь, уложил раненого на кровать, под голову положил подушку. Закрыл входную дверь на ключ. Снял пальто, кинул его на ближайшее кресло.
Парень подошёл к Калипу и быстро прикинул в голове, что нужно сделать. Джонни знал комнату друга лучше, чем собственную, постольку, поскольку и времени здесь провёл гораздо больше. Он принёс сюда все медикаменты, которые только смог раздобыть, к счастью, особых проблем с этим не было, главврач лазарета был из хороших ребят, потому они быстро нашли общий язык. Это произошло сразу после того, как Калип прошёл посвящение и обосновался в этой комнате. Затем Джонни, если была необходимость, восстанавливал запасы медикаментов или добывал новые, также потихоньку собирал разные травы, которые могли пригодится. Всё это добро занимало три выдвижных ящика под письменным столом напротив кровати.
Джонни рылся в ящиках, доставая всё необходимое и выкладывая на тумбочку. К сожалению, антибиотики и обезболивающие, которые можно вколоть, требовали определённых условий хранения, поэтому они находились в лазарете, в холодильнике. Здесь были лишь таблетки и порошки, которые разводят в воде. Это вызывало определённые трудности. Вламываться ночью в лазарет и оставлять раненого одного — нелучшая идея. Остается лишь один вариант: продержаться до утра.
«Сотрясение несильное, пару дней и оклемаешься. Меня больше беспокоят твои рёбра. На то, чтобы они срослись, уйдёт по меньшей мере три недели. Очень повезло, что у тебя нет внутренних кровотечений.»
Джонни снял всю одежду с пострадавшего и кинул её на то же кресло куда ранее — своё пальто. Первым делом вправил Калипу плечо. Затем взял с тумбочки перекись и вату, обработал все открытые раны и ссадины. Глубокие порезы на шее и на лице, а также разбитую голову, но ее пришлось зашивать. Швы получились очень аккуратные, но шрамов избежать не удастся. Парень взял плед и укрыл парня по пояс. Сходил в ванную (место жительства состояло из двух комнат) и набрал немного холодной воды в тазик, сложил полотенце для рук в несколько раз, смочил его, выкрутил и положил на лоб Калипу.
«Господи, тело выглядит так, будто бы по тебе стадо слонов пробежалось…»
Парень взял с тумбочки какие-то засушенные травки, кинул их в небольшую ступку, растёр, добавил эфирное масло, тщательно перемешал. Получившуюся смесь нанес на открытые раны. Травки обладали обеззараживающим и восстанавливающим эффектом, а в комбинации со способностями Джонни — ускоряли заживление.
Джонни подставил стул поближе к кровати, сел и очень осторожно положил ладони на повреждённые рёбра. Всё туловище было покрыто старыми шрамами, но попадались и более свежие, к ним прибавилось бесчисленное множество следов недавних побоев. На рёбра смотреть было страшно — сплошное лилово-синее пятно. Это не было случайностью, их сломали намеренно.
«У тебя жар, только этого мне не хватало…»
От пальцев Джонни начали разливаться волны прохладной энергии. Парень заставил организм подчинится его воле: сосредоточился на ускорении общей регенерации. За это пришлось платить и, сжав зубы, терпеть всю ту боль, которую испытывал бы Калип, если бы был в сознании. Холодок, исходящий от собственной магии, успокаивал.
Пять часов тянулись словно вечность. Каждые полчаса приходилось делать перерывы. Уже на третий Джонни был выжат, как лимон, энергии едва ли хватало на то, чтобы стоять на ногах или сидеть, не говоря уже о поддержании магии. Общее состояние Калипа заметно улучшилось: кожа стала не такой бледной, температура пришла в норму, но этого всё ещё было недостаточно.
«Каждый раз одно и тоже. С тех самых пор, когда мы были детьми, не изменилось практически ничего. Только теперь ты учитель, а я наёмник… В детстве тебя избивали почти каждый день. Я наивно верил, что стань ты постарше — всё изменится. Благо, сейчас это происходит реже. Мне вечно приходится выхаживать тебя. Я готов делать это хоть целую вечность, но каждый раз вытаскивая тебя с того света, я рискую потерять тебя на всегда.»
Следующие два часа Джонни восстанавливал силы, но от раненого не отходил, наблюдал, несколько раз снова применял свои силы, чтобы поддерживать состояние в норме.
Когда пришло время идти в лазарет, парень был полностью истощён и валился с ног. Глаза невольно слипались. Он заставил себя подняться со стула, быстро размял затёкшие конечности, положил в рот какую-то засушенную траву. Усталость, конечно, не отступила, но свойства травы позволили ясно мыслить и бодрствовать.
Джонни натянул плед Калипу до плеч, зашторил гардины единственного окна от любопытных глаз, прошёл к двери, накинул пальто, ещё раз окинул взглядом раненого и только после этого переступил порог. Закрыв дверь на ключ, несколько раз дёрнул ручку, убеждаясь в надёжности.
В лазарет и обратно парень сбегал со скоростью света. На всё про всё ушло пятнадцать минут. Большую часть времени он потратил на то, чтобы договориться с главврачом о нескольких одолжениях, взамен согласился полгода работать в лазарете. Малоприятные последствия, но другого выбора не было.
Вернулся Джонни с сумкой-холодильником, в котором хранились нужные препараты. На первое время этого достаточно, ровно до момента, как раненый оклемается и сможет самостоятельно принимать лекарства. Калип не робкого десятка сегодня — завтра откроет глаза, к тому же, Джонни прикладывает к этому все усилия и даже прибегает к своей магии.
Парень сразу же вколол антибиотик и болеутоляющее в вену на внутреннем сгибе локтя, убрал полотенце со лба, снова обработал все раны и на этот раз смазал их мазью, которую взял в лазарете. Поставил сумку-холодильник под стол, чтобы свет до неё точно не добрался. Упал на стул рядом с кроватью, скрестив руки на груди, наблюдая за равномерно вздымающейся грудной клеткой Калипа, Джонни не заметил, как сам провалился в сон.
Сны служили тревожными напоминаниями прошлых событий. В каждом Калипа жестоко избивали до кровавого месива, а затем оставляли на произвол судьбы. В лазарете он был извечным гостем, как-то раз пролежал на больничной койке несколько месяцев с переломом позвоночника, затем учился заново ходить… После того случая он уже не был таким ловким, умелым и подвижным, его быстро посадили на «лавочку запасных». Очень кстати полтора года назад скончался учитель истории, Калип как раз был прилежным учеником, и в истории порой разбирался даже лучше учителя, поэтому ему предложили занять эту должность. Уговаривать долго не пришлось.
Джонни проснулся ближе к обеду, желудок очень некстати дал о себе знать. Он поднялся, вколол новую дозу больному, проверил его состояние и, убедившись, что тот медленно идёт на поправку, решил пройтись в столовую.
Список продуктов парень обдумал по дороге, чтобы не задерживаться надолго и как можно быстрее вернуться к раненому.
Из столовой Джонни принёс пакет с едой, пятилитровую баклажку питьевой воды и маленький электрический чайник, чтобы кипятить воду. Он смахнул с захламленного рабочего стола на пол всё, что считал лишним, оставил лишь ноутбук и стопку толстых книг по истории. На освободившуюся часть выставил содержимое пакета: пару железных мисок и чашек, столовые приборы, несколько чистых полотенец, пачку салфеток, баночку с бульоном (на случай, если Калип придёт в себя сегодня), коробку овсяных хлопьев быстрого приготовления, несколько пачек галетного печенья, судочек отварного картофеля и скромный обед для себя.
Парень открыл окно на проветривание, свежий воздух пойдёт больному на пользу. На улице поздняя осень, но погода на удивление тёплая, ни дождя, ни ветра. В комнату прокралась приятная прохлада.
Приходила горничная, хотела убраться в комнате и забрать грязную одежду и постельное бельё в стирку, но Джонни грубо послал её «нахер» и сказал, чтобы следующее её появление было не ранее, чем следующим вечером.
Ближе к ночи Джонни в очередной раз вколол препараты больному и обработал раны. Силы к этому времени более менее восстановились, и он решил помочь организму Калипа справляться с нанесённым ущербом быстрее. На этот раз одну ладонь парень положил на его лоб, а другую на рёбра, прикрыл глаза и позволил работе полностью поглотить себя.
***
На следующее утро Джонни беспечно посапывал, развалившись на стуле. Калип резко распахнул глаза, в следующую секунду уже вцепился пальцами в горло друга и, скидывая его со стула, повалил на пол. Прижатый к полу Джонни нисколечко не удивился такому повороту событий, лишь недовольно смотрел в затуманенные глаза раненого и выжидал чего-то.
В глазах мелькнуло осознание:
— Джонни? Выглядишь паршиво.
— А ты ожидал увидеть кого-то ещё? — прошипел парень, трудно говорить нормально, когда твою шею сжимает чужая рука и вдавливают в пол весом приблизительно равным твоему. — Калип, я очень рад твоему тёплому приему, но не мог бы ты, пожалуйста, слезть с меня.
Больной окончательно пришёл в себя и понял, какую ошибку он совершил, поднявшись с кровати. Тело буквально рассыпалось, изнывало, каждым фибром молило вернуться в лежачее положение. Пальцы медленно разжались.
Джонни помог раненому, скрипящему зубами от боли, улечься обратно.
Этот инцидент далеко не первый, подобное происходило постоянно. Джонни уже привык к такому и старался реагировать как можно спокойнее. Калип почти никогда не извинялся за своё поведение, воспринимая это как должное, иного для него не существовало. Но и раскаяния от него никто не требовал. Джонни прекрасно понимал причины его поступков: рефлексы, самозащита. Каждый раз открывая глаза, раненый боялся увидеть своего истязателя. Жизнью это было назвать сложно… Скорее кошмар наяву, единственным спасением из которого был сон. Каждый раз закрывая глаза и падая в объятья Морфея, Калип мечтал о том, чтобы больше никогда не проснуться.
— Советую больше не делать резких движений и уж тем более не вставать с кровати. Рискни ослушаться, и я вколю тебе лошадиную дозу успокоительного и снотворного, — спокойно, но весьма грубо объяснил Джонни. — Примешь лекарства, затем я накормлю тебя овсянкой, бульон вчерашний — не хочу рисковать. Потом мы поговорим, и это не обсуждается, только попробуй соврать мне снова!
Последнее предложение парень выговорил очень чётко, выделяя каждое слово.
Калип не в том положении, чтобы оспаривать, пререкаться, и уж тем более сопротивляться. Джонни единственный, кто всегда остаётся на его стороне, вытаскивает с того света, идёт на жертвы и переступает через себя. Они знакомы уже четырнадцать лет, на протяжении всего этого времени Калип продолжает бессовестно врать. «Он заслуживает знать правду, но как же тяжело её открыть. Язык не поворачивается. Я бы отдал всё, продал душу дьяволу, только бы не знать ответа на его вопрос. Как бы я хотел, чтобы тайны, которую я храню столько лет, вообще не существовало, чтобы всё было иначе…», — больной нахмурился и прикрыл глаза, задумался о том, что должен рассказать.
Джонни готовил лекарства, боковым зрением наблюдая за больным. Выглядел тот не лучше, чем восставший из ада, после избиений в нём что-то ломалось, и он становился на некоторое время тихим и покорным. Не было ни намёка на прежний дерзкий нрав — лишь депрессивность и угнетённость. Словно совершенно другой человек. Сейчас на кровати лежал маленький беззащитный ребёнок, вздрагивающий от каждого шороха и боящийся монстров, которые прячутся под кроватью.
Джонни взял подушку с кресла и помог другу устроиться полусидя. Тело Калипа всячески выказывало протест против смены положения, но лёжа принимать лекарства и пищу не очень удобно. Больной молча проглотил таблетки и, как птенец, открывал рот, когда к нему приближалась ложка с овсяной кашей, которая, к слову, до невозможности противная и по своей консистенции напоминает сопли. Сам кормить себя он пока не решился, правая рука онемела от плеча, а левая кисть опухла и изнывала от боли.
— Сколько я был в отключке? Ты уладил проблемы с нашей работой? — поинтересовался Калип, после того, как с «процедурами» было покончено.
— У тебя ещё хватает наглости задавать мне вопросы? — Джонни был зол, но всё же ответил. — Чуть больше одного дня. Да, уладил. Лойт был очень мил, не стал задавать много вопросов. Сошлись на том, что он оповестит начальство и сотрудников. По официальной версии у тебя неожиданно возникли проблемы с позвоночником из-за старых травм, ты временно парализован и проходишь курс реабилитации. Не смотри так на меня! Это лучшее, что можно было придумать, учитывая, что на заданиях ты не бываешь, а для того, чтобы получить серьёзную травму на тренировке, ты слишком хорош. Ну, а я теперь ручной пёсик Лойта на полгода.
Калип промолчал, ему нечего сказать. Безусловно, он благодарен другу, за всё, что тот для него делает. Но ему было стыдно за себя, за то, что доставляет столько проблем. Тут даже слепому стало бы понятно, что меньше всего на свете Джонни хотелось бы работать в лазарете.
— Даю тебе последний шанс рассказать мне правду! — Джонни приоткрыл окно облокотился о подоконник и прикурил сигарету. — Почему наставник Грэм избивает тебя?
Калип колебался. Повисло долгое молчание. Собравшись наконец с мыслями, он шумно выдохнул:
— Он мой отец, а я его не оправдывающий ожидания сын, который не должен был появляться на свет.
Джонни так и застыл, поднеся сигарету к губам. Время замедлило свой ход. Такого он не ожидал. Пепел с сигареты упал на футболку, прожигая в ней дыру, парень не заметил этого даже тогда, когда обожгло кожу. «Шок» — нет, это было не то слово, которым можно охарактеризовать его состояние.
Калип решил довести дело до конца. Он уже начал, сдавать назад слишком поздно. Самое время объясниться.
— Ты никогда не думал, почему у меня именно такие способности? Подавление, страх, подчинение, внушение. Грэм мечтает о том, чтобы я стал его наследником, продолжил его дело: дрессировал детей и верно служил Хозяину. Но, к его сожалению, уровень моих умений — детский лепет, сейчас я не могу использовать и третьей части должного. Я говорил об этом с Зендором, он считает, что это психосоматическая травма, я сам блокирую свои способности. С самого моего рождения отец ждёт момента, когда я превзойду его. Но я не оправдываю его ожиданий. Не хочу быть таким как он, мне противна даже мысль об этом.
Каждый раз засыпая, парень мечтает больше не проснуться, но неужели причина лишь в побоях и моральном насилии? Он не может больше жить с этим. Все здесь лишь марионетки в чужих руках, ни своего мнения, ни будущего. За столько лет никто не пытался сбежать из этого места, ни у кого даже мысли такой не возникало. Почему? Воспоминания, это далеко не всё, что забирает Грэм. Он подчиняет своей воле, убеждает вас в том, что выгодно организации, ставит блоки на определённые темы и вопросы. Но на Калипа не работает внушение и промывка мозгов, он всегда знал, что происходит в организации, и как всё устроено. Грэм может его принудить, так как сильнее, но не может копаться в голове. Другие дети с подобными способностями, скорее всего, тоже не поддаются внушению. Вот только других нет — слишком опасно заводить собаку, с которой не можешь совладать. Воспоминания Калипа никогда не исчезали, он помнит всё и знает гораздо больше, чем другие. Наемники понятия не имеют сколько, на самом деле, невинных людей убивают на заданиях. Далеко не все цели «злодеи», среди них есть такие же — «со способностями», есть обычные, которые оказались не в то время и не в том месте. Даже знай убийца о том, что убивает невинного, рука все равно не дрогнет, ничего не изменится. А всё потому, что в голове заложена единоверная программа, стоят чёткие закладки, которым будешь следовать до конца. Было ли хоть раз, чтобы кто-либо осмелился оспорить приказ или пойти против системы?
— Вы следуете приказам потому, что иначе не можете, а я… Я ненавижу себя, Джонни, я так сильно себя ненавижу. Я такой трус и слабак, меня тошнит от этой системы, но я даже не пытаюсь ничего противопоставить. Да и что я могу? Я лгал тебе с первого дня нашего знакомства, все эти годы кормил тебя ложью — мне стыдно за это, но, рассказывая правду, я подвергаю тебя опасности.
Калип также рассказал о том, как он появился, о своём детстве и «любящем папочке».
***
Грэм был ещё совсем молод, ему не было двадцати, когда он примкнул к Боссу и поклялся в верности. Мистер Моретти, семью годами старше, в то время являлся юным амбициозным наследников главы мафиозной семьи. Они быстро нашли общий язык. Грэм восхищался и боготворил своего хозяина, перенимал его идеалы и жизненные цели. Когда Моретти младший занял свой трон, Грэм стал личным телохранителем и советчиком. Его отправляли на особые задания, доверяли важные поручения, но всегда держали на определённой дистанции из-за непредсказуемости. Он заслужил себе славу, которая бежала впереди него, его боялись и уважали как враги, так и союзники. Слава жестокого, бесчеловечного убийцы, насильника, грязного и беспринципного человека. Босс безусловно доверял ему, так как и сам моральными принципами похвастаться не мог. В организации всё ещё ходят слухи, что предыдущего главу семьи кроваво убили во сне. Отцеубийство.
В 1987 году у Грэма была затяжная миссия, на которой он познакомился с юной и милой медсестрой, которая не раз обрабатывала и зашивала раны, вынимала пули. Она была слишком наивна, способностями не обладала, он вертел ей, как хотел. Случилось так, что девушка забеременела. Грэм никогда не хотел ребёнка, зачем ему лишняя головная боль? Но отказываться от такого подарка судьбы не намеревался. Сразу начал строить планы на своего неродившегося сына: он был уверен, что родится мальчик, одарённый способностями. Грэм внушил девушке любовь и беспрекословное подчинение. Сочинил байку о любящем, заботливом муже, работа которого вынуждает часто пропадать в командировках, и заставил поверить в это.
Мальчик родился здоровенький, отец не мог нарадоваться рождению своего наследника. Некоторое время ему удавалось сдерживать себя, но это быстро прошло, уступая место старым привычкам. Каждый раз приезжая к сыну, Грэм избивал и насиловал его мать — это приносило ему удовольствие, и каждый раз после стирал ей память, оставляя чёрную дыру и необоснованный страх. Через два года он стал Наставником, ещё через год у него родилась дочка. Первому Грэм был рад, но вот второму… В пять у его сына начали проявляться способности, это было хорошим знаком. Но мужчине было этого недостаточно.
Калип старался угодить отцу всеми возможными и невозможными способами в течении двух лет. Но что бы он не делал, всё было не так. Всё всегда было не так: слишком мало, слишком слабо, слишком плохо. Угодить Грэму было просто невозможно. Потому его сын вечно ходил побитым, а его мать не могла даже вспомнить, как её мальчик получал все эти синяки и кровоподтёки. Она переживала, что кто-нибудь может заподозрить неладное, из-за этого покупала себе и сыну закрытую одежду: джинсы, футболки с длинными рукавами и воротником стоечкой. Дочка была единственной отрадой для несчастной женщины, которая не знала причин своих страданий. Лучик света в пучине тьмы.
Дочь для Грэма не значила ровным счётом ничего, мужчина делал вид, что её вообще не существует. Он всегда знал, что девочка может стать угрозой, если у неё пробудятся способности. В качестве наёмника, она не представляла ценности, в организацию испокон веков отбирали лишь мальчиков. С ними проще, меньше проблем: у них нет менструаций, более крепкое телосложение, они не беременеют.
Когда Калипу исполнилось семь, Грэм решил, что самое время. Мужчина приехал в дом своей «семьи» в последний раз. Церемонится он не стал и, во избежание лишних проблем, жестоко убил жену и маленькую дочь прямо на глазах сына. Затем тщательно замёл за собой все следы. Женщина просто испарилась вместе с детьми, а её мужа и вовсе никогда не существовало. Мальчика Грэм привёз в организацию, чтобы сделать из него подобного себе, протеже.
Мечты Грэма очень быстро канули в лету. После пережитого мальчик долго не мог оправится, ему снились кошмары, он стал замкнутым. Из-за психологической травмы способности перестали развиваться, на время исчезли даже те, которые уже успели развиться. Возможно, и скорее всего так и есть, травма была психосоматической, ребёнок, не осознавая этого, сам блокировал свой дар.
***
Пазл в голове Джонни наконец сложился. Он так и не притронулся к сигарете, которая давно догорела до фильтра. Не то, чтобы услышанное сильно удивило, просто открыло глаза на многие вещи. Ненависть к Наставнику возросла в геометрической прогрессии, хотя, казалось бы, больше уже некуда. Парень молча подошел к кровати, позволяя наконец-то собеседнику увидеть себя.
— Ты зол?
— Мой гнев направлен не на тебя. Калип… — Джонни замялся и на миг отвёл взгляд, а затем, слова нашлись сами собой. — Мог рассказать мне раньше… Ты, придурок, если думаешь, что моё отношение к тебе изменится из-за этого. Мне плевать, кто твой отец! Ты не он и не несёшь никакой ответственности за его деяния. Будь твоим отцом хоть сам Сатана, это ничего не изменит. Даже если ад замёрзнет, а небеса обрушатся на землю, я останусь рядом.
Калип пораженно уставился на друга. Тот смягчился в лице, наклонился и поцеловал раненого в лоб.
— Спи, — одними губами прошептал Джонни, всё ещё нависая над Калипом. Отстранившись, он немного встревожился. Раненый, который минуту назад бодрствовал, моментально уснул. Парень быстро проверил все показатели, убедился, что всё в порядке и волноваться не о чем. «Что только что произошло? Я лишь прикоснулся… Вот как…», — лёгкая довольная улыбка осветила лицо. «Раньше я так не умел, это что-то новенькое. Занятно.»
