Эффект бабочки — теория хаоса

      Сгущающийся сумрак, царящий в комнате, нарушает лишь лунный свет, льющийся через открытое окно, и огоньки тлеющей сигареты. Зак, сидящий на подоконнике с поджатыми к себе коленями, выдыхает горячие клубы дыма в ночную прохладу. Глаза блестят, отражая звездное небо. Пальцы до боли сжимают край письма, написанного на пожелтевшей, тронутой временем, бумаге.              Напротив, прислонившись к закрытой створке окна, сидит Гидеон. Его уже никогда не коснется время, но выглядит он всё же старше.              — Как я могу ненавидеть тебя?              — Зак, я всего лишь часть твоих игр разума. Ты всё никак не можешь смирится, продолжаешь винить себя даже прочитав письмо.              Зак несколько долгих мгновений смотрит в столь живые глаза призрака, тушит сигарету и принимается вновь перечитывать письмо. Размашистый витиеватый почерк, написано старательно, выведена каждая буква, никакой грязи и зачеркиваний. Слишком идеально и от того не верится, что письмо настоящее. Но оно настоящее. Зак обнаружил его в щели под подоконником, пару часов назад, именно в тот момент он неожиданно вспомнил как мальчишками они взломали замок и пробрались в эту комнату, которая в настоящее время его собственная комната. Гидеон тогда мерял комнату шагами, изучал каждый угол и выискивал куда бы запрятать письмо. Сейчас эта картина вновь стала явью. Рыжий парень сидевший на подоконнике вдруг превратился в мальчишку, спрыгнул и начал деловито ходить по комнате.              Дорогой Закари,       Сегодня пятое сентября 2011 года, я прав? Ты сидишь на подоконнике и куришь, раз за разом перечитываешь моё письмо, снова пропустил прием таблеток, точнее даже не собирался их принимать, на против тебя сидит моя точная копия, разве что постарше, которую ты никак не отпустишь. Я могу пересказать твой сегодняшний день в деталях, но зачем, я думаю ты уже понял — я знал, о событиях этого дня за много лет до того, как он настал.       Мы никогда не говорили об этом, но признай, Зак, в глубине души ты знал о моих способностях, догадывался.       Мне жаль, что я принёс тебе столько боли. Я видел столько разных вариантов будущего, но выбрал именно этот: в котором меня больше нет, а ты сходишь с ума. Я принял это решение сам, ведь если бы ты знал ты бы не позволил этому случится. Всё должно было случиться именно так. Меня можно назвать фанатиком, ведь всё это ради одной цели, я умер за свои идеалы. Я слишком эгоистичен, эгоцентричен и просто жесток. Я возомнил себя мессией, и все вокруг лишь пешки в моей игре. Пешки, которыми придется пожертвовать. Мой дорогой Зак — ты инструмент, мои руки, которыми я вынесу приговор. Ты всегда был лишь фигурой на шахматной доске. И даже читая это ты продолжаешь меня боготворить. Ты не веришь. Моя смерть запустила цепную реакцию. Всё что сейчас происходит и ещё произойдет в будущем — это лишь часть реакции, последствия.       Не приписывай Акселю деяния, которых он не совершал. Если тебе нужно кого-то ненавидеть — ненавидь меня. Ведь я даже не заслуживаю того чтобы обо мне помнили. Всю свою жизнь и даже в смерти я продолжаю манипулировать людьми, играю с жизнями. Ненавидь меня! Ненавидь организацию, которая превратила детей в чудовищ!       Как думаешь ты принимаешь решения самостоятельно, твой ли это выбор, или ты лишь движешься по предначертанному судьбой пути?       В час сорок шесть открой дверь. Стучат.       

Твой Гидеон

             Сколько бы раз Зак не перечитывал письмо, ничего не изменится. Это не может быть правдой. Он не инструмент. Не мог быть лишь инструментом для Гидеона. Это не правда. Что это? Попытка утешить, переложить вину на себя. Или же Гидеон врал сам себе, когда писал это письмо, врал потому что так проще, проще чем признать, что он хотел жить, хотел быть нормальным, хотел, чтобы у него были друзья, как и у всех детей.              Вариант, в который хочется верить меньше всего, что всё написанное правда. Что Гидеон всего лишь повернутый фанатик, возомнивший себя мессией, никогда не считающийся с другими. Мальчик с комплексом Бога.              Одно можно сказать наверняка: Гидеон видел будущее. Его смерть никогда не была волей случая. Это было самоубийство. В какой момент, он решил пойти на этот шаг? Слишком много вопросов — слишком мало ответов. Зак винит себя, что был плохим другом, что не заметил этого, что никак не помешал.              Гидеон прав: «Ненавидь организацию, которая превратила детей в чудовищ!». И Зак ненавидит, давно ненавидит, и с каждым днем эта ненависть растет вместе с болью, причиняемой блоками в голове.              Ровно в час сорок шесть, как и было написано в письме, раздался стук. Зак не шелохнулся, сжал переносицу и закрыл глаза, в надежде, что ночной гость уйдет. На сегодня достаточно. Достаточно потрясений для одной ночи. Снова стук, более настойчивый чем в первый раз. Зак шумно выдыхает. «Кого, блядь, такого упорного принесло среди ночи?», — задается вопросом ответ, на который, на самом деле, знать не хочет. Никто не приходит среди ночи вести светские беседы, потягивая чай с печеньем.              Стук раздался в третий раз. И только после этого Зак наконец спрыгнул с подоконника, пересек комнату, рывком открыл дверь и замер.              В нескольких сантиметрах от только что открытой двери стоит Аксель, растерянный, весь какой-то потрепанный, весь… перепачканный в крови. Босиком. Другой Аксель. Совсем не тот эльфийский принц, что пару дней назад на берегу. Неправильный, потерянный. Шокированный увиденным Зак просто не смог ничего сказать, враждебный запал рассеялся. Аксель, не сказав ни слова, даже не подняв взгляд просто уткнулся лбом в грудь Зака.              К своему удивлению, Зак почувствовал, как у него сжалось сердце, он переживает и злится на себя за эти переживания, но ничего не может с этим поделать. Он обещает себе, что это только сегодня, что это единожды и этого больше не повторится.              — Это твоя кровь? — бесцветно спросил Зак, а внутри всё сжалось от мысли, что эта кровь может принадлежать Акселю.              — Нет… — уставшим голосом ответил Аксель.              Акс никогда бы не пришел сам, он здесь потому что ему некуда идти. Зак осторожно, побаиваясь спугнуть, обнял Акселя и прижал к себе, затем, чтобы закрыть дверь, сделал шаг назад утаскивая парня за собой в комнату.              Одежда медленно пропитывается вязкой жидкостью. Запах крови резко бьёт по рецепторам и теперь Заку становится очевидно, что кровь принадлежит не Акселю, но кому он определить не может. Вслушивается в размеренный стук чужого сердца и на душе становится спокойнее. Закрывает глаза, продолжая прижимать к себе Акса даже тогда, когда тот опомнившись начинает выдираться и выкрикивать ругательства. Всё что угодно лишь бы стало хоть чуточку легче. Всё что угодно лучше. Злость лучше, чем ничего. Пускай лучше злится, чем страдает молча. Сейчас он хотя бы похож на живого, а не на пустую фарфоровую оболочку. Если ему от этого станет хоть чуточку лучше, пускай так. В по крайней мере так он не навредит сам себе. Ему страшно, и Зак чувствует этот неведомый страх.              Аксель сопротивлялся всё более вяло пока в конце концов не убедился, что все попытки вырваться четны, что его не отпустят. Ему нужно было это, нужно было чтобы эмоции ушли. Теперь остался лишь страх, теперь Акс сам крепко вцепился в Зака.              — Кто он? Аксель, кого ты убил?              — Я не… — голос предательски сорвался, — я не хотел его убивать.              — Кто он? — настойчиво спросил Зак, он заранее знает ответ на свой вопрос, но должен услышать это от Акселя.              — Марк… Но я не хотел этого…              — Я знаю, Акс…              — Ты ни черта не знаешь! Он защищал меня!              — А кто защищал тебя от него? Он был чудовищем, больным ублюдком, и заслуживал смерти.              — У меня больше никого нет!              — Но ты пришел ко мне…              — Ты мне должен.              — Аксель, ты пришел не потому, что я тебе должен. И я тебя впустил уж точно не потому что должен, — пришлось приложить немало усилий, чтобы не проскользнули нотки раздражения, чтобы голос звучал ровно и спокойно.              Аксель не готов говорить о том, что произошло, а возможно не будет готов никогда. И скорее всего дело не в готовности, а в том, что он просто не хочет. Не хочет возвращаться к этому. И он очень признателен Заку, за то, что тот ничего больше не спрашивает, не лезет в душу, за то, что отбросил всё то, что происходило между ними ранее, за то, что делает это не потому что должен. Аксель, сильный и в состоянии самостоятельно справится со своей болью. Аксель не хочет, чтобы на него смотрели с высока, видеть на себе сожалеющий взгляд и выслушивать до отупения омерзительные утешения.              Но не в этот раз. В этот раз он устал, ему нужна помощь. Даже у сильных есть страхи. Даже сильные иногда нуждаются в помощи. И настоящая сила заключается в том, чтобы признать свои слабости, чтобы суметь принять помощь. Какой бы жуткой не была его жизнь до сегодня, в ней хотя бы была определенность. Сейчас ему страшно, ведь жизнь разделилась на до и после, и он просто не знает, что делать дальше. Он растерян. Его способности, его неисчерпаемый запас энергии — вот, что интересовало Марка все эти годы, то же заинтересовало бы и организацию узнай они. Аксель понимал это даже будучи мальчишкой. Пришлось выбирать меньшее из двух зол. А был ли у него выбор? Каждый раз он убеждал себя в том, что хуже уже быть не может, что Марк остепениться, но чем дальше, тем становилось всё хуже. Аксель всегда понимал, что Марк чудовище, но с этим приходилось мириться, ведь тот давал мнимую защиту, помогал скрывать истинную силу. Марку всегда было мало, он как свинья, никак не мог насытиться, и каждый раз он забирал всё больше. Каждый раз находил всё более жестокий способ чтобы отхватить больше. Марк готов был пойти на что угодно лишь бы удовлетворить себя, ему всегда было плевать на Акселя, лишь игрушка. Он давно переступил черту. Защита была лишь побочным эффектом, так было выгодно, ведь Марк не хотел делится своей игрушкой.              Последняя капля в давно переполненную чашу. Этой ночью, сил терпеть больше не осталось. Аксель предупреждал, что следующий раз станет последним для Марка. Сдался, переступил через свою гордость и просил остановиться. Но разве наркоман остановиться если его попросить? Марк никогда не воспринимал слова Акселя в серьез. Наказывал за каждый не так брошенный взгляд. Обращался как с вещью.              Если отбросить страх, то останется облегчение, сейчас больше чем когда-либо Аксель чувствует себя наконец-то свободным, принадлежащим самому себе. Он рад, что Марк мёртв. Он должен был сделать это своими руками. Аксель действительно не хотел этого, не хотел, чтобы всё закончилось так. Не хотел убивать снова. Не хотел, чтобы его руки снова окрасились алым. Он ненавидит убивать. Но ничего другого ему не осталось.              — Я покажу тебе, ты не будешь задавать никаких вопросов, и мы больше никогда к этому не вернемся, и я не хочу видеть твою жалость, пообещай мне.              — Обещаю.              Аксель не показывал всего. Лишь то, что хотел показать, лишь то, что считал важным.              Первое воспоминание о событиях дня, когда умер Гидеон. Теперь Зак наблюдал совсем под другим ракурсом, смотрел чужими глазами. Всё по-другому. Как будто до этого он смотрел сквозь мутное стекло, а сейчас оно разбилось. Иногда, Аксель разрывал воспоминания, возвращая обоих в здесь и сейчас, чтобы объяснить некоторые моменты или что-то уточнить. Зак лишь внимательно слушал, не задавая лишних вопросов.              В тот злосчастный день, Аксель не в первый раз стирал Гидеону память. Вот, что, на самом деле, произошло в коридоре. Аксель оказался там не по воле случая, а потому что так было запланировано с самого начала. Запланировано Гидеоном и всё происходило строго по его плану. Такие как он, уникальные, представляют для организации наивысшую ценность, но в тоже время могут представлять наивысшую опасность. Чем больше силы, тем сложнее её обуздать. Он был особенным, не таким как другие дети, слишком опасен, слишком много знал, слишком много видел. Его способности выходили далеко за рамки обычности. Началось всё с простых видений, но очень быстро он научился это контролировать и вызывать видения как о прошлом, так и о будущем, лишь коснувшись человека или предмета. К пятнадцати годам он уже знал о начале и конце, историю организации от и до. Он способен был просчитать всё до мелочей, любое ответвление будущего. Лучше, чем кто-либо знал о действии и последствиях. Гидеон опасался, что его дар может попасть в руки организации, что Наставник сможет влезть в его голову и увидит всё то, что видел он, что его способности обратят во зло. Нельзя было допустить, чтобы об этом кто-либо узнал, иначе мечта, к которой он так стремился канула бы в лету. Гидеон мог доверится лишь Акселю, ведь его способности тоже выходят далеко за рамки, превосходят способности Наставника. Аксель не подвержен внушению, в его голову нельзя влезть без его на то воли, и за годы он научился отлично имитировать подчинение. Ещё одна игрушка организации с которой они не могут совладать. Их обоих стоило придушить ещё котятами. Но сложнее всего заметить то, что находится у самого носа.              Аксель лишь стирал то, что просили стереть, он никогда не переступал черту и не лез в голову без дозволения, брал лишь то, что давали. Он знал, что Гидеон умрет, но не знал, как именно, знал лишь то, что ему позволяли знать. Слишком мало, лишь крупицы, песчинки знаний. Аксель никогда и не просил большего, он помогал потому что сам хотел помочь. От части ему близки анархические идеи Гидеона. Он хочет увидеть конец организации, хочет вырваться, больше всего на свете мечтает об обычной жизни. О жизни, которой у него никогда не будет.              Аксель показал ту часть своих воспоминаний, о которой Зак не имел ни малейшего представления. Как Марк схватил его и впечатал в стену, сказав, что соскучился. Как тот за волосы тащил его сопротивляющегося к Наставнику. Горячая пощёчина, влепленная со звериной злостью за попытки протеста, за то, что умолял остановиться. Затем удар, не щадящий, в полную силу, от которого Аксель упал, лицо обожгло болью, нос разбит, перед глазами всё плывет, кровь стекает на губы, слизывает, хорошо знакомый металлический привкус отрезвляет, унизительный взгляд снизу-вверх, взгляд полный ненависти. Марк хватает непокорного Акселя за шею и дергает на себя, заставляя встать на колени, наклоняется и смотрит в упор, сдавливает шею, но не слишком сильно, лишь угрожает, напоминает собаке, где её место. Всё та же ненависть, ненависть затуманивающая рассудок. Марк выплевывает, что сначала разберется с умственно отсталыми, позарившимися на то, что принадлежит ему, а лишь потом займется Акселем в полной мере. Так и поступает рассказывает Наставнику о паршивцах, пробравшихся в его кабинет и даже получает поощрение за крысятничество, названное верностью.              Затем события на арене, те самые, которые всё ещё являются Заку в кошмарах, мучают и сводят с ума. Иногда сознание искажает правду, причиняя ещё больше боли, иногда ему кажется, что он собственноручно убивает Гидеона, и в такие ночи он вскакивает в холодном поту. Но сейчас он смотрит на всё глазами Акселя, с трибуны. Правда, которую он уже знает. Голубая бабочка, магия, которая принадлежит Акселю, магия, которая спасла ему жизнь. Зак в долгу, в неоплатном долгу. Аксель не обязан был этого делать, но сделал, руководствуясь не весть какими причинами. Как бы глупо это не звучало — прислушиваясь к сердцу. Чувствуя свою вину в происходящем, Аксель хотел бы чтобы всё сложилось иначе. Не мог больше смотреть на смерть, не мог больше быть соучастником убийств.              Затем Аксель показал последствия. Ничего не бывает просто так, и он тоже получил своё наказание в тот день. Он предпочел бы смерть, смерть лучше того, что сделал с ним Марк. Но он слишком гордый чтобы умолять о смерти. Станет только хуже, этот человек не остановиться. Этот человек и не человек вовсе — упивается страданиями. Дрочит от одной лишь мысли, что кто-то опускается перед ним на колени и умоляет. Аксель никогда не даст этому ублюдку того, что тот хочет, не позволит себя сломать.              В ночь после смерти Гидеона, Марк был слишком зол. Он вернулся с миссии и единственное чего хотел — это выебать Акселя во все щели как морально, так и физически. А вместо этого пришлось разбираться с неприятностями. Морального насилия ему недостаточно, ему недостаточно и физического, каждый раз ему нужно было что-то новое, обострить ощущения. Он энергетический вампир, а Аксель сосуд, переполненный регенерирующей энергией. На миссии с несчастных жертв он выжал слишком мало, достаточно лишь для выживания, но недостаточно для удовлетворения. Удовлетворить его мог лишь Аксель. И чем больше страданий он ему причинял, тем слаже был вкус. Страх, боль, ненависть, страдания, отчаяние — всё это приводило его в экстаз. И той ночью он планировал получить полный спектр. Проучить зарвавшегося щенка, чтоб неповадно было.              Аксель сопротивлялся и в тот раз, и каждый раз до и после. Это было настолько унизительно, настолько мерзко. Но тело будто бы отказывалось подчиняться, ослабевало в руках этого монстра. Каждое касание высасывало жизненные соки. Переступив порог комнаты Марк не церемонясь схватил Акселя за руку, и развернув к себе спиной, прижал к холодной стене. Раньше, чем Акс начал сопротивляться, он сорвал с него ремень и связал обе руки за спиной. Марк вжал свою любимую игрушку всем весом в стену, не давая возможности пошевелиться, одной рукой сильно сжал горло, другую запустил под чужую футболку. Каждая мышца на теле Акса напряглась, он уже знал, что будет дальше, но надеялся, что, если не будет провоцировать, будет покорным, это прекратится быстрее, что всё не зайдет слишком далеко. Но у Марка были другие планы. Он с нажимом провел пальцами от низа живота вверх, ведя вниз задействовал острые ногти, впился ими в кожу и разодрал её в кровь, почти мурлыча и утыкаясь носом в шею. Аксель не издал ни единого звука. Тогда Марк, жаждущий получить хоть какую-то реакцию, перевел руку с шеи на челюсть и попытался повернуть его лицо к себе. Но Акс сжался и не позволил. Пускай лучше так пускай спиной как шлюху, только не лицом, только не встречаться глазами, только бы не влез в голову. Марк злится ещё больше и разворачивает его лицом к себе, очередная пощёчина, затем поцелуй, требовательный, нажимает пальцами на челюсть, оставляя синяки и заставляя разомкнуть губы. Акс не хочет вот так, так ещё противнее, живот скручивается в тугой узел, недолго думая парень впивается зубами в чужую губу. Марк шипит быстро отстраняется, сплевывает кровь, а затем удар, не давая опомниться дергает парня вниз, ставит на колени, придерживая за волосы, приспускает свои штаны, утыкается напряженным от возбуждения членом в губы Акселя и грозиться, что повыбивает все зубы если тот вздумает укусить снова.              На этом моменте Зак дал понять, что не хочет смотреть дальше, но Аксель не отпустил его, заставил досмотреть до конца.              Марк долбится в глотку, игнорируя рвотные позывы, насаживая Акселя до упора. Когда доходит до пика, вытаскивает член и кончает на лицо. Но это только начало, только прелюдия. Он швыряет Акса в батарею, совершенно не заботясь о том, что тот сильно приложился головой, затем привязывает его, выворачивая руки под неестественным углом. Перед глазами Акселя всё идет пятнами, он уже не понимает где он, во рту омерзительные ощущения, вкус и запах, чуть выше виска стекает что-то теплое, вероятно разбил голову, страшно пошевелиться, руки находятся под опасным углом, одно неверное движение и… В глазах темнеет, Аксель мечтает о том, чтобы потерять сознание, тогда уже будет всё равно что с ним сделают, тогда не будет боли. Но Марк забирается в голову, заставляет оставаться в сознании, не даёт провалиться в манящую темноту, стягивает чужие штаны, расставляет ноги и схватив за бедра резко дергает на себя. Хруст, вскрик Акселя, оба плечевых сустава вывихнуты, отупляющая боль приводит в чувства, сознание так некстати возвращается. Затем новая резкая боль, Марк не давая оправится рывком вошёл, выдыхая в лицо стон, каждый новый толчок отдает болью в пояснице и внизу живота, но это не сравниться с руками, каждый раз, когда Марк насаживает его на себя, руки обжигает новой волной боли. Мучитель беспорядочно кусает и раздирает кожу ногтями, перед тем как кончить сжимает горло с такой силой, что Аксель задыхается, жадно хватая ртом воздух, но не в силах вдохнуть. Резкий толчок до упора и Марк кончает внутрь. Когда физическая боль уже сводит с ума, а голос осип, когда сил сопротивляться совсем не оставалось, Марк наконец протянул свои мерзкие щупальца к разуму. Вытянул всё что смог, оставив после себя только слизкий отпечаток своей собственной энергии и чувство будто бы душу выебали как грязную шлюху. Аксель рвано дышит, весь в холодном поту, мутит, в голове всё спутано, реальность кажется ярким пятном, будто бы художник смешал краски. Боль и уже не понять где болит сильнее, как будто бы переехали грузовиком. И по новой, на второй заход, одного было недостаточно, но Аксель уже проваливается во тьму и в этот раз Марку не удержать его в сознании. Но разве это имеет значение? Марку нужно ещё и не важно, что будет с телом.              Закончив Марк даже не развязал Акселя, просто бросил вот так, грязного, перепачканного в крови и чужой сперме, с разбитой головой и вывихнутыми руками. Бросил потому что ему плевать и всегда было плевать. Он берёт то, что хочет и когда хочет. На утро Акселя в таком виде нашла уборщица и с визгом побежала за доктором. Это был не самый худший день в жизни Акса, были и другие, другие о которых он заставил себя забыть. Забыть и никогда не вспоминать. Он думал, что сам в этом виноват, ведь Марк бывал так жесток, когда Аксель не выполнял его указания беспрекословно. В остальные же дни было терпимо. Взамен, Марк забирал энергию себе, пускай насильно, но окутывал Акселя своей магией, вводя всех вокруг в заблуждение. О потенциале Акселя не знал никто, все видели лишь тщательно продуманную обманку.              Вторая часть воспоминаний была о том, как Аксель убивал учеников по приказу Марка. Они страдали, а ублюдок получал то, что он так любит. Каждый раз Марк стоял за спиной, трогал своими мерзкими пальцами, нашептывал на ухо что нужно делать. Акс всё ещё винит себя за это, на его руках столько крови невинных. После первого убийства он начал ненавидеть свои способности, ненавидеть себя за то как их использует. Никто никогда бы не догадался, что все те смерти не случайны, что к ним кто-то причастен. Ученики умирали по нелепой случайности, так казалось со стороны. Более внимательным казалось, что они сами шли на этот шаг. Но почти никто не замечал пустоту в их глазах. Почему? Да потому что всем плевать, все пекутся исключительно о своей шкуре, никто не обращает внимания на людей вокруг себя. Аксель насылал ведения, окутывал своей иллюзией, они даже не замечали, как попадались на крючок, всё было слишком реально. Один сорвался с крыши, другой напоролся на собственный нож, кто-то не совладал со способностями. Но самое худшее было, когда Марк, заставлял чтобы они осознанно причиняли себе вред. Перед глазами Акселя всё ещё стоит перепуганный до смерти мальчик, который, захлёбываясь кровью, с улыбкой и рвением, вырезал из собственной груди сердце. И даже тот случай списали на то, что несчастный тронулся умом.              И последним, что показал Аксель было убийство Марка. Ублюдок вернулся с миссии и первым делом, естественно, решил навестить свою любимую игрушку. И это стало последней каплей. Впервые Аксель просил остановиться. Не угрожал, не кричал, не сопротивлялся, просил. Но ублюдку было плевать, лишь очередная пощёчина, заваливает Акселя на кровать, тот пятиться назад, пока не упирается в спинку. И страшно, страшно потому что он уже на грани, дальше так нельзя, руки дрожат, сердце замирает и слёзы предательски стоят в глазах. Ещё раз и это будет конец. Он просто сломается. Отнекивается, прижимает колени к груди и почти слезно умоляет остановиться, просто оставить в покое. Но Марку плевать, насильно укладывает под себя. Аксель отталкивает, но всё тщетно, тело будто бы и не его, толком и не подчиняется, когда над ним нависает вампир, вытягивающий энергию. Аксель закрывает глаза и представляет в руке нож, так явно, что практически ощущает его в пальцах, затем резко проводит линию в районе шеи ублюдка. Открывает перепуганные глаза, чувствуя, как на лицо хлыщет чужая кровь. Марк хватается рукой за перерезанную глотку и шипит какие-то ругательства. Иллюзия приобрела материальный очертания. Аксель крепче сжимает в руке окровавленный нож и тело уже двигается само, как заведенное, хватает Марка за волосы на затылке и вонзает нож в его ухо по самую рукоятку, безвольное тело падает сверху, вжимая своим весом в кровать. Сердце бешено бьётся, в висках пульсирует кровь, Аксель не до конца понимающий, что только что сделал, весь в чужой крови, разжимает пальцы, окаменевшие на рукоятке, и нож сразу же растворяется, скидывает с себя мертвое тело, замирает на несколько долгих мгновений у входной двери, и на подгибающихся ногах выходит в коридор. Ему хочется убраться оттуда, как можно скорее, привести мысли в порядок, ему просто хочется, чтобы всё это закончилось.       Зак дал обещание и сдержал своё слово. Он не сказал ничего. Все свои мысли и чувства спрятал глубоко в себе. Знает, что Акс почувствует, услышит каждую мысль.              Слишком много для одного дня. Они оба уже не вывозят. Зак также не произнеся ни слова завёл Акселя в душевую, помог снять портупею и другие ремни, стянул окровавленную одежду и отшвырнул её на пол, включил воду, и уже собрался закрыть дверцы душевой, когда Акс перехватил его руку. Зак встретился глазами с Акселем и увидел те же сиреневые всплески, что и раньше, это по-прежнему было удивительно, тем более сейчас, когда парень не использует свои способности. Тогда что же это? Упругие струи воды нещадно бьют по сухому подтянутому телу, стекают, унося с собой чужую кровь. Даже в полумраке отчетливо виднеются шрамы и синяки покрывающие бледную кожу, на шее следы от пальцев. Светлые волосы, перепачканные алым, быстро намокают. Обжигающая кожу вода начала стекать на холодную плитку, и только когда вода коснулась пальцев ног Зака, он понял, что уже минуту так стоит. Стоит и тупо смотрит на Акселя.              — Я буду рядом, — спокойно ответил Зак, он не пытался вырвать руку, лишь ждал, когда Аксель обдумав его слова, отпустит сам. Только после этого он закрыл дверцы душевой и соскользнул по противоположной стене на пол, позволив себе выдохнуть.              Зак стянул с себя футболку, противно облепившую тело, мало того, что она пропиталась кровью, так ещё в добавок и промокла. Затем он подтянул к себе ноги и обхватил голову руками. Что делать дальше? Что теперь? Наставник не оставит всё это безнаказанным. Допустим сейчас об этом ещё никто не знает, но к утру это будет главной новостью дня, общее построение превратится в собрание, на котором не будет присутствовать разве что Глава организации. К утру Наставник уже будет знать, кто убил одну из его любимых шавок. В какой-то степени Заку не хочется, чтобы наступило утро, потому что ему не все равно, не в этот раз. Но так или иначе это неизбежно. Как можно смириться со своим бессилием. Как можно заранее зная, что случится, спокойно сидеть сложа руки. А он отлично знает, что случится. Знает, потому что однажды уже проходил через это. Потому что заплатил слишком много. Как чертовски отвратительно чувствовать что-либо кроме пустоты. Больно. Всё ещё помнит какая она — сырая могила, как в исступлении царапал землю, сдирая пальцы в кровь. Очень хорошо помнит остывшее, безжизненное тело друга. Помнит всё, каждую жалкую секунду. Ему никогда не забыть звук, с которым катана врезалась в череп. Если из-за чувств так блядски плохо, зачем они нужны? Гораздо проще не чувствовать ничего.              Первые пять минут Аксель просто стоял под напором воды. Позволил воде стекать и смывать с себя грязь. Мерзко ощущать на себе кровь этого ублюдка. Кое где она уже взялась коркой и кажется намертво прилипла к коже, никак не поддается настойчивым потокам воды, въелась в волосы, окрасив их в алый. Мысли Зака коснулись Акселя, неприятно, холодно, липко, хочется от них отделаться. Только вот Зак прав. Акселю хотелось бы сказать, что он сегодня не умрет. Хотелось бы отрицать, и самому верить в то, что говорит. Но он прекрасно понимает, что скорее всего это утро станет его последним. В чем его вина? В том что он просто хочет жить? Начинает тереть кожу, избавляясь не то от въевшейся крови, не то избавляясь от мыслей, успевших стать и его тоже. Царапает себя, только бы избавиться от этого чувства, от чужого запаха, от страха, что монстр всё ещё жив. Что это лишь сон, а проснувшись он снова обнаружит на своей шее цепь. Трет кожу до боли, пока она не станет розовой, нещадно вымывает свои запутавшиеся волосы, не пытается распутывать, ведет длинными пальцами и натыкаясь на спутанные клубки просто дергает вниз. Вспоминает сколько раз его хватали за эти самые волосы и снова накатывает чувство грязи. В руке материализуется нож, не жалея ни секунды, со злостью собирает волосы в пучок и срезает их.              Дверцы душевой кабинки открываются, Зак поднимает уставшие глаза и с ужасом понимает, что эльфийский принц срезал свои волосы. Но всё так же не говорит ни слова. Он видел, он понимает, но у него нет права ничего говорить. Кивает и поднимается на ноги, снимает с крючка полотенце и протягивает Акселю, затем уходит в поисках одежды. Возвращается в ванную, предварительно одев чистую футболку, протягивает комплект одежды голому парню, теперь уже выходит окончательно и устраивается на подоконнике, решая, что ему срочно нужно закурить. Легким не хватает никотина. Выдыхает клубы дыма в открытое окно и думает о том, какая это сигарета по счету и как скоро его настигнет рак.              Аксель одевшись в чистое выходит из душевой и, не спрашивая разрешения у хозяина комнаты, заваливается на его кровать. Зак даже глазом не ведёт. Пускай делает что хочет. Зак понимает, что ему сегодня сон уже не светит, он просто не сможет уснуть. Акс переворачивается на спину и смотрит в потолок, глаза блестят от собравшихся в них слёз. Бьёт осознанием, что он никто, что его жизнь ничего не стоит, в отличие от жизни Марка. Он тёмная лошадка, скрывающаяся в тени тщеславного ублюдка, пребывающего в первых рядах лучших наемников. Вот если бы наоборот. Никто бы даже не заметил если бы умер Акс.              — Зак, я не хочу умирать, мне страшно, — голос, тихий-тихий, предательски дрожит, срываясь до еле слышного шепота              Но Зак слышит, не поворачивается, всё так же смотрит в окно и обдумывает его слова. Глубокая затяжка, выдыхает медленно и только тогда отвечает:              — Я знаю, — пауза, собирается с мыслями и твердо добавляет, — сегодня ты не умрешь.              Всего четыре слова, но этого достаточно. Аксель ему верит. Верит потому что чувствует непоколебимую уверенность в его словах, настолько сильное намерение защитить. Здесь в его комнате чувствует себя в безопасности. Впервые за долгое время чувствует себя в безопасности, и ему хочется верить, ему хочется остаться рядом с этим человеком.              Коротают последние несколько часов до утра в молчании, каждый наводит порядок в своих мыслях. Это была тяжелая ночь, но предстоящее утро не многим лучше.              Как и ожидалось был объявлен общий сбор. Причина: жестоко убитый в своей постели наемник. Зак враждебно настроенный и готовый разорвать каждого кто посмеет сунуться идёт чуть впереди, Аксель держится рядом. Коридоры пусты. Ни одной живой души, видимо большинство наемников на заданиях. На выходе из корпуса, Аксель резко останавливается. Зак почувствовавший на себе пристальный взгляд оборачивается лицом к его обладателю, облокачивается о дверной косяк, скрещивает руки на груди и настороженно поднимает брови ожидая объяснений.              Аксель долго всё обдумывал. И он не хочет вот так. Не хочет, чтобы Зак снова проходил через это. Но уже слишком поздно. Он уже впутал его во всё это.              — Чтобы не случилось, не вмешивайся.              Зак смирил Акселя взглядом:              — Мне кажется мы это уже обсудили.              — Зак, это моё наказание, если ты вмешаешься станет только хуже.              — И что ты предлагаешь? Стоять и смотреть как тебя убьют?              — Чего ты добьёшься, вмешавшись? Он убьёт обоих! — выпалил Аксель.              — Акс, я ебать как устал… Так что слушай меня очень внимательно, я повторять не буду. Я тебя принял, и теперь ты МОЯ ГОЛОВНАЯ БОЛЬ. И мне ебать как похуй на твои переживания за мою жизнь. Ты можешь любить меня, можешь ненавидеть меня, мне всё равно что ты будешь говорить или делать, я уже сделал свой выбор, я уже принял тебя. Сегодня ты не умрешь.              О принятии Зак подразумевал скорее стаю, как никак он Зверь. И несмотря на то, что многие считают его волком одиночкой, это не совсем так. Эту часть ему не пришлось произносить в слух, Аксель и так всё понял. Зак уничтожит любого, кто вознамериться навредить его стае. И пытаться переубедить его бесполезно. Он уже всё решил для себя.              Убедившись, что они друг друга поняли, Зак толкнул дверь и они направились к уже собравшейся толпе.              На построении собрались практически все, кто на данный момент пребывал в организации. Если для младших и старших учеников утреннее построение было обязательным, то наемники и некоторые учителя собрались лишь затем, чтобы посмотреть на представление и поглазеть на того, кто осмелился убить Вампира, именно так в широких кругах звали Марка.              Появление Акселя в компании Зака не осталось без внимания. Все только и ждали появления эльфийского принца и теперь с любопытством разглядывали убийцу, который к общему удивлению явился мало того, что без копны светлых волос так ещё и в сопровождении Зверя. Зак уже пользующийся каким никаким уважением среди наемников и наводящий страх на младших, отпугивает одним лишь своим видом любопытных зевак от Акселя. Он ведь не за красивые глазки получил своё прозвище. Акс и сам слышал не мало слухов о Звере, но приметив одного старшего, их возраста, но ещё не ставшего наемником, который в ужасе отшатнулся в сторону, споткнулся о собственные ноги и упал, всё же решил уточнить:              — Что с ним?              — Он убил мою божью коровку, — равнодушно ответилЗак.              — И? — недоверчиво переспросил Акс.              — И я сломал ему руку в двух местах.              Акс не нашелся, что ответить. Хотя ничего удивительного, нечему удивляться. После уточнения стало понятнее. Понятнее, почему от него шарахаются.              Зак изучил толпу лишь один раз пробежавшись взглядом. Как положено, соблюдая линии и ряды, в форме, как солдатики стоят исключительно ученики, остальные так как сбор не официальный стоят кому как угодно, некоторые наемники и вовсе предпочитают скрываться от противных солнечных лучей в тени деревьев. После того как ученики становятся наемными убийцами они могут позволить себе гораздо больше. Они перестают быть никем, и Наставник перестает контролировать каждый их вдох и выдох. Тем не менее страх никуда не девается. Джонни и Калип стоят как можно дальше от Наставника, и в данный момент обеспокоенно и даже с упреком сверлят взглядом Зака. Мастер Элверд стоит в нулевой линии вместе с некоторыми учителями. Присутствия Тени, Зак не ощущает, странно, что он не объявился.              Зак ведёт Акселя прямиком на эшафот к Наставнику. Зачем устраивать цирк и дожидаться, когда Наставник сам вызовет виновника торжества. Уже все всё знают. Зак останавливается, в нулевой линии, позволяя Акселю пройти остаток пути самостоятельно, с гордо поднятой головой. Останавливается, но держится наготове в любой момент сорваться с места.              Аксель подошел к Наставнику и с замиранием сердца, став ещё бледнее чем прежде, но не опустив глаза, ожидает свой приговор. Наставник это уважает, уважает храбрость, уважает то, что убийца пришел сам, гордый, держится ровно, готовый принять наказание. Наверное, потому решает не устраивать цирк, а перейти сразу к делу.              — Ты ещё щенок, у которого молоко на губах не обсохло, щенок невесть как пополнивший ряды наемников, вечно плетущийся в конце, не владеющий толком никакой магией, не подающий никаких надежд. Так скажи мне почему в собственной кровати лежит труп Вампира, а не твой? Он взял тебя под свою ответственность, стал твоим покровителем. И вот как ты ему отплатил, вонзил нож в спину.              Аксель прекрасно знает, что это риторический вопрос, и что нет смысла даже пытаться ответить, лучший вариант молчать. Наставник уже устроил пляску своей подавляющей ауры, она захлестнула даже задние ряды учеников заставив вздрогнуть и потупить взгляд. Вот только на Акселя это не возымело ровным счетом никакого эффекта, он видит, чувствует, но он сильнее, любой другой уже упал бы к ногам Наставника. Находиться так близко к центру излучения невыносимо, но Аксель стоит всё также неподвижно, он устал играть роль, кого-то другого. Наставник усиливает излучение, нулевая линия и наемники держались дольше всех, но сейчас даже они потупили взгляд. Слабых начало мутить и бросать в дрожь, некоторые попадали на колени. Зак продолжал держаться, ему нельзя опускать взгляд, он должен быть начеку, он ожидал нечто подобное, потому заранее сделал неглубокий порез на бедре, и сейчас впился в него пальцами, сосредотачиваясь на физической боли. Лазейка, всегда есть лазейка. Физическая боль помогает уменьшить влияние на разум.              Не добившись желаемого Наставник выключил подавление, словно у него был некий переключатель. Теперь он рассматривал Акселя как очень интересный объект. Конечно, он встречал и ранее людей неподверженных его способностям, но чтоб вот так, совсем ничего, даже не шелохнулся. Это заставляет задуматься о правильности суждений. Это заставляет усомниться. Аксель видит эти сомнения и опасается во, что это может вылиться. С другой стороны, он устал скрываться. Но как бы там ни было, мало кто кроме Наставника и Акселя в полной мере осознал, что случилось, практически все в исступлении глядели на асфальт у себя под ногами. Наставник решил не придавать этому значения, какая разница, парень все равно не доживёт до следующего рассвета.              Наставник подозвал своих ручных псин, двоим приказал держать Акселя, чтоб тот не упал, а третьему вручил свой кнут, затем обратился ко всем собравшимся:              — Сто ударов кнутом!              После двадцати ударов кнутом Наставника спина превращается в кровавое месиво, многие теряют сознание, не дойдя до последнего. Но сто ударов… Аксель сцепил зубы и закрыл глаза. Зак вклинился, загораживая собой Акселя, за что получил росчерк кончиком кнута от уха до линии губ, останется грубый шрам, если не зашить. Второго удара не последовало, истязатель замер в ожидании дальнейших указаний.              — Ты совсем из ума выжил, Зверь? — с искренним удивлением спрашивает Наставник. Сегодняшний день для него полон неожиданных открытий.              — Это была самозащита, Наставник, но ведь Вам плевать, Вам не знакома справедливость, не так ли? Я использую своё право, привилегии, с этого дня я отвечаю за все Его действия, вы ведь чтите законы организации.              Лицо Наставника исказила гримаса злости. Щенок вырос в волка, вырос и охамел. Пускай он уже наемник, пускай не мальчишка. Но, что это меняет? Любой закон можно обратить против него. Не стоит открывать свой рот на старших. Место псины в ногах.              — А я ведь думал, что предыдущий раз чему-то тебя научил, но ты неисправимо глуп. Что ж, будь по-твоему. — Следующие слова Наставник адресовал Элверду, — Эл, самое время преподать ему урок хороших манер, ты так не думаешь? Очень жаль, что ты не сделал этого раньше, я начинаю сомневаться в твоей компетентности. С удовольствием посмотрю забыла ли псина где её место, или же её хозяину пора на свалку!              Зака обожгло пониманием. Его попросили убить своего же учителя. Так тонко намекнули, что кое кому пора на покой. Наставник наверняка давно об этом думал, а сейчас как раз подвернулись руки, которыми можно сделать грязную работу. Из организации можно уйти только ногами вперед. Самое ужасное, что закон, к которому прибег Зак использовали против него же.              Элверд подошел к Заку и прошептал ему на ухо:              — Я уже стар. Я знаю это тяжело, но ты должен убить меня. Мне жаль, что эта роль досталась тебе.              Затем Мастер похлопал застывшего ученика по щеке и протянул ему катану. Зак кажется забыл, как дышать, он успел лишь коснуться рукоятки оружия, как учитель сам насадил себя на лезвие. Такого исхода не ожидал никто. Зак до последнего смотрел в большие, усеянные старческими морщинами, добрые глаза Мастера. Теперь в его собственных глазах застыли слезы, которым так и не суждено скатиться. Очень трудно поверить в происходящее. Всё произошло слишком быстро. Зак резко выдернул катану, из глаз ушла жизнь и тело рухнуло наземь. Зак в мгновение ока оказался рядом с Наставником и приставил кончик лезвия к его шее. Звериный оскал и стеклянные глаза. Ненависть и боль.              — Не глупи, Зак. Я даю тебе первый и последний шанс спрятать оружие и уйти отсюда живым прихватив с собой своего дружка.              Зак сжал зубы. Глубокий вдох и выдох, но это не помогает. Вот она, жизнь этой мрази на кончике лезвия, её так просто забрать. Так почему нет? Почему нельзя? Почему хорошие люди умирают по его прихоти? Никакие блоки, никакая головная боль не в силах совладать с той ненавистью которую питает Зак.              Дождь. Небо плачет. И только Аксель способен совладать с той ненавистью и болью, которые завладели Заком. Врывается в голову и произносит лишь один раз: «Ты дал мне слово!»              Не сегодня, не в этот раз. Зак разжал пальцы и катана упала на асфальт. В ту же секунду наемники отпустили Акселя. Наставник получил что хотел и сдержал обещание: отпустил обоих.              Зак забрал труп своего учителя и похоронил в лесу, рядом с могилой Гидеона. Никто не стал у него на пути, но никто из других учеников Мастера и не присоединился. Тень бы присоединился. Потому что он знает, что такое быть никем. Все когда-то никто, нужно помнить тех, кто помог тебе, кто подобрал тебя слепым котенком и сделал из тебя человека, кто тратил драгоценные минуты своей жизни на твоё воспитание и обучение. Именно таким был Мастер. Он отдавал всё и не просил взамен ничего, он принимал своих учеников как родных детей. И кто остался с ним в конце пути? Неблагодарные твари.              Зак стоит перед двумя могилами. Рядом с каждой стоят молчаливые призраки. Он строг к себе, держит свои чувства внутри, он уже не ребёнок. Вместо него плачет небо. Тень так и не пришел. Он бы обязательно пришел попрощаться с учителем, он бы обязательно пришел заглянуть в глаза Заку, и врезать что есть мочи, и скорее всего не единожды. Но его нет. Заку хотелось бы разделить эту боль именно с ним, хотелось бы получить кулаком в челюсть. Потому что Мастер был и его учителем тоже. Потому что они были семьёй. Но разве это имеет значения? Сейчас его здесь нет. Сейчас рядом лишь Аксель и на его бледном лице столько гребаного сожаления и вины. Вины за то в чем он виноват разве что косвенно. Если Наставник хотел убрать Мастера, он бы это сделал и не важно чьими руками. Сегодня просто подвернулся удобный случай.              Аксель рисует в воздухе круги и на могилах появляются цветочные венки.              Дождь только усиливается. Зак шумно выдыхает, подставляя холодным каплям лицо. Он устал.