Die Karotten-Peitschen-Methode

      Уже вечер, а Рейх всё никак не может доехать до дома. Хотя тот особняк и домом-то назвать нельзя, ведь он принадлежал людям с другой кровью, родством, гражданством и верой. Но немец привязался к этим людям, да и идти больше некуда было. А за окном мелькают поля и луга, слабо освященные солнцем, одиночные деревья, мерно покачивающие свои ветки на ветру и низинькие дома, которые, по всей видимости, принадлежат крестьянам, что работают здесь. Тихо вздыхая, нацист рассматривал эту красоту, понимая своё положение. Было так горько на душе. Нет, не из-за возможной смерти своего отца, наци вообще мечтал станцевать на могиле этой твари. Но вот осознание того, что он унизился до такой степени, ударив кого-то, что не давало покоя. Но, знаете, это было даже… приятно? Так и думал фриц, растягивая губы в улыбке чеширского кота, быстро моргая, стараясь скрыть слёзы и временами посмеиваясь. Но этот смех не был добрым, скорее нервным… Немец прекрасно помнил, как и куда нанёс удары. Эта картина стояла буквально перед его глазами. Невольно он обратил внимание на свои трясущиеся руки, смотря на их дрожь, поочередно сгибая и разгибая пальцы. Закусывая губу чуть ли не до крови и обливаясь слезами, он осторожно, почти невесомо, снял белую перчатку, затем вторую, отбрасывая их на сиденья и крутя кисти, рассматривая старые шрамы и рубцы. От этого стало ещё больнее, и, громко усмехнувшись, Рейх прижал руки к груди, резко выдыхая и стараясь думать о чём-то другом.       И только утром, еле-еле волоча ноги, юноше удалось дойти до дома. И сразу же под удивленные взгляды слуг, он добрел до комнаты, которую любезно выделил ему РИ и, даже не переодеваясь, брякнулся на кровать, мгновенно засыпая. Проснулся он лишь часов через восемь, а может и десять, отчёт он давно потерял. Осторожно поднимаясь с кровати и быстро поправляя смятую простынь, слабо покачиваясь, фриц решил отыскать кого-нибудь из семьи русских. Но как сказал дворецкий ー Совета нет дома, а вот монарх бродит где-то в саду. И вот, одёргивая края мятой рубашки и зевая, нацист отправился на его поиски. Сколько же тем было для их разговора, но немца это не волновало. Хотелось лишь увидеть своего друга, обнять его и провалиться в этих объятиях. Больше ничего и не нужно…       Уже через несколько минут наци восторженно бродил по саду, за котором тщательно следили слуги. То, что было у его отца и сравниться с этим не могло. Тут все такое цветное? Местами можно заметить прекрасные беседки, заросшие зелёными кустами. Аккуратный газон, на котором красовались весенние цветы, наподобии маргариток. Такие беззащитные, но красивые. Фриц сразу переглянулся и, осторожно сгибаясь, сорвал несколько пушистых, нежно розовых цветов, крутя их в руке и вдыхая слабый аромат. Сам же юноша напевал какую-то песенку, медленно идя по вымощенной дорожке и бегая глазами по местности, стараясь найти кого-нибудь. И его ожидания не были напрасны, ведь через нескольких минут он всё же смог найти своего друга. «Он прекрасен», — промелькнуло в голове Рейха, видя, как русский осторожно раскачивается на качелях, качая босыми ногами. Одет он был достаточно легко, а от тех чёрных брюк и костюма не осталось и следа. Лишь лёгкая, белоснежная рубашка, что так прелестно вздымалась на ветру и короткие бриджи, что кое-как покрывали колени мужчины. Возможно, это выглядело бы вульгарно в то время, но что может запретить хозяину путешествовать по своему дому в таком прикиде? Вот именно, – ничего! И, медленно подкрадываясь к империалисту со спины, немец осторожно схватил качели одной рукой, останавливая их, а второй, аккуратно обвил талию мужчины ладонью, слабо прикасаясь к его груди и животу. От неожиданности русский вздрогнул, шумно выдыхая и дёргая ногами, почти что попадая по коленям немца. Но всё обошлось, и несколько секунд монарх просто сидел, не смеясь повернуть голову в сторону гостя, боясь увидеть его. Ох, сколько мыслей тогда было в голове мужчины, но все они улетучились, стоило лишь услышать ему тихое «здравствуй». Лишь по голосу РИ определил человека, и быстро развернулся, приветствуя в ответ и случайно ударяя юношу хвостом. Немец же на такое отошёл назад, недовольно закрывая нос рукой, и показывая, что ему больно. Но это продлилось не долго, и вновь смеясь, он подошёл к мужчине, рассказывая о своем дне.       — Прости, я не хотел, — все ещё тихо посмеиваясь и нежно жмурясь сказал славянин, убирая непослушную прядь волос за ухо, а после осторожно притрагиваясь к немного красному носу нациста.       — Да ладно… — меняя злость на слабую улыбку ответил фриц, касаясь той самой пряди волос и оставляя одну маргаритку в волосах мужчины. На такое действие РИ лишь вздрогнул, доверие доверием, но такие прикосновения по-прежнему пугали его. Он резко посерьёзнел, раскрывая глаза, а после осторожно коснулся цветка, с непониманием смотря на юношу.       — Они такие красивые, не правда ли? — крутя второй цветок и смотря точно на бутон, прошептал немец.       — Да… — немного заикаясь и как прежде перебирая волосы, ответил русский, отводя взгляд вперёд.       — Так что ты хотел? — даже не смотря в сторону гостя, продолжил монарх, вновь раскачиваясь на качелях.       — Ничего… — всё в той же манере произнёс немец, обходя Империю и медленно раскачивая его.       — Ты какой-то другой сегодня, — удивлению РИ не было предела. И он, сжимая губы, но всё также боясь посмотреть в сторону фрица, распрашивал его. Нет, ему не было страшно, но может немного… Да и то, из-за того, что когда-то творил его отец. Ведь внешне эти двое были идентичны, а вот характером нет. Но даже сейчас младший умудрялся копировать повадки папы, лапая и скрытно домогаясь до русского, отчего второй лишь сжимал колени, боясь двинуться.       — Просто я счастлив, — нежно прошептал второй, заставляя славянина улыбаться и слабо краснеть вместе с ним, а после чего осторожно коснулся руки мужчины, рассматривая пальцы. Как же русскому хотелось выдернуть кисть из этой хватки, но что-то диктовало обратное. Может быть — привязанность? Но всё это не продлилось долго и вскоре нацист сам отпустил ладонь монарха, извиняясь, а после куда-то уходя. Империя даже не смотрел ему вслед, странно всё это было… И вот, касаясь руки, а затем и рассматривая её, империалист думал. Затем он притронулся к цветку в волосах, что заботливо был оставлен там Рейхом. Русский не сразу смог выкинуть его, подолгу рассматривая и думая, что же это могло быть. Но в какой-то момент он чуть не свалился с качелей, случайно роняя маленькую маргаритку, затем тихо вздыхая и вновь улыбаясь, продолжил своё дело, как было до этого. А нацист счастливо направился обратно в особняк. Да, он не сказал и половины из всего того, что хотел, но что-то внутри него тепло билось. Может быть это и было счастье в смеси с биением сердца. Наци не знал, ведь чувствовал это впервые, но осознание того, что этого человека больше ничто не потревожит и что он ещё ни раз увидит эту чудесную улыбку, ー придавало ему сил…