Средство от Разбитого Сердца

— Декстер, мать твою, я же говорил не бросать своё шмотьё на мою постель, — зашипел я, вернувшись в комнату после утреннего душа. Парень вмиг поднял голову, устремив извиняющийся взгляд в мою сторону. — Друг, прости. — Я тебе не друг, Декстер. И надеюсь, никогда им не стану, — ответил я, перевесив полотенце с плеча на дверцу встроенного в стену шкафа. Оставив ванные принадлежности на полке, разворачиваюсь на пятках и приземляюсь на близстоящую кровать, что прогибается с соответствующим скрипучим звуком. — Все ещё мечтаешь сбагрить меня и найти другого соседа? — спрашивает громила, сидя на своей кровати напротив, при этом пытаясь завязать шнурки. — Ты мысли научился читать, я поражен. — Я так-то вчера «Сумерки» посмотрел, — улыбнулся он, наконец расправившись с шнурками и взглянув на меня. Его бесячий взгляд раздражал все сильнее и сильнее, и я, не сдержавшись, обернулся, встретившись с глазами патлатого. — Ты как Эдвард, — вопросительно выгибаю бровь. Я не знаком с нынешней культурой, увы. — Ну, этот парень мысли читал. Устало помотав головой, я стал осторожно постригать ногти. — Ну ты даёшь. Как можно было «Сумерки» не посмотреть? — Честно говоря, мне как-то не удавалось, — отвечаю, взглянув на парня. Сегодня громила решил ограничиться неопрятным хвостом, завязав густые сальные волосы резинкой. Рубашка чуть расстегнута у горла, открывая вид на растительность на груди. Галстук повязан черт пойми как, а концы и вовсе растрепались, отчего ворсинки торчат в разные стороны. На брюках виднеется белая россыпь протеинового порошка. — Как съездил к родителям? — Тебя не должно это волновать. — А что так? — спросил Декстер, облокотившись локтями о колени. Я всегда знал, что ты был ошибкой, Виктор. Да ничего особенного, просто отец назвал меня ошибкой. — Виктор? — Ты можешь отвалить? — Мне просто хочется узнать своего соседа получше и всего, — продолжает докучать Декстер. — Тебе не должно хотеться. Что с тобой не так вообще? — вскидываю бровь, удивленный его странным желанием общаться со мной. Пожав плечами, громила встал с кровати, приступая к сбору учебников к очередному учебному дню. — Я не очень хочу съезжать с этой комнаты, — наконец ответил Декстер. — Даже если я попрошу избавить меня от тебя, — объясняю, усевшись в кровати, — никто не прислушается. — С чего ты взял? Ты же сын директрисы, — хмыкнул громила, но затем резво бросил на меня взгляд, прикрыв рот рукой. — Что ты сказал? — Ничего. — Откуда ты знаешь? — Пирсон разболтал... разболтал только мне! — громила посмотрел мне прямо в глаза, сжав в руках потрёпанный портфель. — Да я клянусь! — Не болтай, идиот, — пробормотал я, пытаясь успокоиться. — Я не хочу, чтобы кто-то знал это, помимо нас. — Не буду. Отворачиваюсь, уставившись на дверь. Тот факт, что Рональд болтает — угнетает. Хочется стереть его, как мел с доски. Болтливый паразит. — Прости. — Боже, Декстер. Эта груда мышц... напыщенность характера вне этой комнаты — меня смущают. Какого черта ты так мил со мной? — спрашиваю, удивляясь каждую минуту все сильнее и сильнее. Декстер наконец закрывает портфель на замок, отодвинув деревянный стул из-за стола и плюхнувшись на него. — Не знаю, если честно. Я со всеми такой, — теперь Декстер сидит в сладкой истоме, поглядывая то на одинокую лампочку, свивающую с потолка, то на густые кроны сосен, виднеющиеся из окна. — Да конечно, — хмыкаю, отложив ножницы в сторону, — видно, Луна ко «всем» не относится, — говорю, вспомнив, как на вечеринке громила домогался её. — А ты был в тот вечер? Я думал, ты не посещаешь подобные мероприятия. — Декстер, я новенький. Знал бы, что такое «вечеринка» — ни за что бы не пошёл. Эти новые школьные шалости не по моей природе. — Ты никогда не учился в школе?! — вскрикнул парень, отчего у меня в голове, словно пролетела пуля. — Я учился на домашнем обучении. — А зачем в последний год отправляться в школу? Странно это. Просто моя мать не хотела, чтобы я пересекался с отцом. Жил в его доме. Сидел за одним столом. — Это уже неважно, Декстер. Тебе пора. Паренёк понимающе кивает, закинув портфель за спину. Он обувается, и пока завязывает шнурки, вытирает рубашкой сопли. — Кстати, к Джо сегодня лучше не подходить. Она провалила свою кампанию. Кто-то явно не будет президентом студсовета. С этими словами тяжелая дверь захлопнулась. Декстер оставил меня одного. Холод, исходивший от открытого окна, вмиг настиг меня, заставив скукожиться и вжаться в деревянную спинку кровати со всей силы; внутри органы заиндевели пылью, чувство бесконечной усталости накрыло с головой, оттого беспокойные мысли вновь заполнили разум. Хотелось стереть из памяти провальный ужин в доме отца, чтобы больше не воспроизводить в голове тысячный раз чуть тронутые сединой волосы, сурово сведенные к переносице орлиные брови и ледяной укор в глазах. Эти холодные глаза, наполненные ненавистью и горем, неаккуратно склеенные неумелыми провалами жизни. Встаю с постели, забрасываю оставшиеся тетради в портфель, после чего неторопливо покидаю комнату, не забыв запереть дверь на ключ. Бреду по одинокому коридору, останавливая взгляд на каждой потрёпанной временем двери, догадываясь, что происходило там сегодняшним утром. Ужасным и мерзким утром, как всегда отвратительным и нежеланным.

***

После первой части учебного дня мне нестерпимо захотелось выйти во двор. Так я и поступил, направившись на улицу, где сегодня, на удивление, мало людей. Лишь тёмная макушка и тощие мертвецки бледные ноги виднелись вдалеке под раскидистым дубом: Луна, облачённая в тёплое пальто сидела под привычным деревом, пялясь в одну точку, куда-то на карниз древнего здания позади меня. Именно поэтому на этот раз голубые глаза сразу же приметили мою фигуру, приближающуюся к ней. Абсолютно чёрные крашеные волосы редели с каждым днём, видно, девушка сильно нервничает последнее время: светлые корни родного цвета чуть виднелись на макушке. Луна выпрямила ноги, коснувшись холодной травы оголенными икрами, тонкие щиколотки спасали лишь длинные гольфы серого цвета. Как только я достиг ее, девушка уверенно взглянула на меня из-под густых ресниц, сморщив курносый нос. — Мы договаривались не пересекаться на людях, — произнесла она, сразу же отвернувшись. Присаживаюсь рядом, положив сумку между нами. — Ты слепая? Здесь никого нет. — В таком случае, у меня возникает вопрос: зачем ты сел со мной? — Как ты провела выходные? — Иди к черту, Беккет, — процедила Луна, подобрав ноги под себя. — Я тоже дерьмово, — отвечаю, наблюдая за волнением верхушек деревьев от ветра. Осень абсолютно полностью завладела природой. Нас съедает шум шелеста уже жёлтых листьев и журчания воды в реке недалеко от школы. Мы молчим. Кинг поворачивается в мою сторону, задумчиво и пытливо наблюдая за моими действиями. Тоже оборачиваюсь, оторвав взгляд от мраморного фонтана, остановившись на голубых глазах. Мы смотрим друг на друга достаточно долго, чтобы почувствовать неловкость, но ее не следует, вновь лишь тишина. — Что произошло на этот раз? — вдруг спросила голубоглазая, не прерывая зрительного контакта. И я ответил, не отрывая глаз: — Мои предки самые настоящие идиоты. Брак — это долг, в который влезаешь в юности, а расплачиваешься в старости. — Будь здесь профессор Дюран, я бы поспорила с тобой, но раз уж его здесь нет, — девушка говорит размеренно, плавно и протяжно, заставляя наблюдать за гибкостью сухих губ, — я соглашусь. — Это принцип причинности, — дополняю, осознавая, что где-то в глубине души надеюсь, что она скажет привычное: «Я читала». И она говорит. — «О четвёртом корне закона достаточного основания» — к черту, «Мысли» — вот достояние семейной тривиальности Шопенгауэра. Два, Стайлс, — чуть ухмыльнувшись, произносит Кинг. — Мисс Кинг сделала поспешный вывод и оказалась не права, — поддерживаю глупую имитацию урока, которая по непонятной причине забавляет. — Мать Артура Шопенгауэра Иоганна явно была не рада жить с его тираном отцом, потому и сбежала. — Ты спрашивал, почему я тебя ненавижу, верно? — вскинув бровь, сменяет тему девушка. Киваю в ответ. — Я ненавижу тебя, Беккет, потому что ты заставляешь меня чувствовать себя глупой. А у себя в понятии — я абсолютно натренированный ум, — отвечает Луна, заставляя меня ухмыльнуться. Если бы ты только знала, что умнее тебя в стенах этой школы больше никого нет. — Так как ты провел выходные? — Я был у отца. Ночевал со слугами на первом этаже. — Серьезно? С каких пор у богатеньких детей нет своей комнаты? — спросила Кинг, оперевшись о дуб, почти соприкоснувшись пиджаком со мной. — Она есть, но там... было душно. В памяти всплыли картины не самых лучших условий проживания слуг. Все спящие были худы, как умершие, место меж кожей и костями у каждого было занято жилами, и по толщине жил было видно, как много крови они пропускают во время тяжелого труда. Ситец балахонов до точности ткани передавал каждое биение сердца, ведь оно билось вблизи, во тьме опустошённого тела каждого уснувшего. В подвале было тихо, как в морге. Слышалось лишь дыхание и переменчивый кашель. Я проходил меж рядов поломанных кроватей, наблюдая за неспокойными лицами рабочих. Никто не видел снов, не разговаривал с воспоминаниями и утраченными образами — каждый существовал без всякого излишка жизни, и во время сна оставалось живым только сердце, берегущее человека. Меня окутал холод, и я лёг на одну из пустующих постелей, стараясь дышать в унисон с рабочими. И также, как они — не ходить во сне на свидания с утраченными людьми. Но вместо того, чтобы сказать это Луне, я помотал головой, отгоняя неприятные воспоминания о поместье отца, и, оторвав взгляд от хамелеонов Кинг, встал с места, схватив сумку с мокрой травы. Резво двинулся в сторону здания, оставив девушку одну. Лишь достигнув двери, я обернулся, заметив растерянные глаза девчонки. Но как только я коснулся дверной ручки, Кинг отвернулась, достав книгу. Мы снова сделали вид, словно не говорили. И это, как всегда, правильнее всего. Под вечер, вернувшись с ужина, где я вновь затолкал в себя лишь кусок черствого хлеба, встретил в коридоре Пирсона в удивительно опрятном кардигане малинового отлива и зауженных брюках, строгость в одежде явно ему не к лицу. Мы касаемся друг друга плечом, отчего я брезгливо морщу лоб, заставив Ронни чуть отдернуться в сторону каменной стены пансиона. — Ты всегда будешь реагировать на меня так? — неожиданно произносит Рональд, когда я оказываюсь в двух метрах от него. Парень говорит мне в спину своим мальчишеским голосом с ноткой раздражённости, которая просто выносит во мне оставшееся на патрулирование терпение. — Ронни, не сейчас, — говорю и не оглядываясь двигаюсь в сторону комнаты, чтобы взять фонарик и после отправиться в женский пансион за Луной. — Нет, раз уж мы начали, — не унимается Пирсон, замерев. — Я ничего не начинал, мне просто мерзко касаться тебя, — бросаю, обернувшись лицом к причине ненависти. Шатен задирает подбородок, сложив руки в замок и оперевшись о стену, словно пытаясь списать с романтических драм образ плохого мальчика. Ему не идёт. Боже, он выглядит, как херово пугало. — Мы с тобой в одной тарелке, Виктор. Давай поддерживать друг друга. — Ты себя слышишь вообще? — Ладно... хотя бы не ненавидеть, ведь я ничего тебе не сделал! — восклицает парень, приближаясь ко мне все ближе и ближе. Суровый тон вдруг сменился на умоляющий, и мне почему-то неожиданно стало жалко паренька. Но жалости хватило лишь на мгновение. — Ты сам испортил зарождающуюся дружбу, Пирсон, когда скрыл убийство той рыжей девчонки в мае этого года. Ты покрыл Ричарда, когда его следовало сдать полиции! — шиплю придурку прямо в лицо, мечась меж глазами. — Ты об Агнес? Ни черта я не скрывал, все знают об изнасиловании. — Не строй из себя идиота, Рональд, — хватаю паренька за шиворот нелепого малинового кардигана, прижав к стене. — Я говорю не об изнасиловании, а об убийстве, которое так умело скрыли наши родители. И ты помог им в этом. Ты херов преступник, поэтому я никогда не перестану брезговать, касаясь тебя. — У меня не было выбора, Гарри! — отвечает Рональд, дергаясь. Он упёрся руками о мои плечи, пытаясь сдвинуть с места. — Ричард угрожал мне! — А мне, думаешь, нет?! — вскидываю бровь, удивляясь, что он вообще сваливает умалчивание об убийстве на нестабильного отца. — Но это не помешало мне подать жалобу в полицию. — И что?! — Пирсон вырывается из моей слабой хватки, толкнув в сторону. — Ты считаешь себя таким умным, но даже не подумал, что Ричард просто-напросто купил полицию! — Он не... не мог. — Ох, ещё как, Беккет! — в ярости улыбается парень, на этот раз схватив меня за запястье со всей силы. — И поверь мне, Ричарду не составит труда засадить тебя за решетку за изнасилование Агнес Кинг. Не забывай, что ты пресмыкаешься перед его могуществом. С этими словами Рональд опирается о мои плечи, прижав к стене. Между нашими лицами остаётся сантиметр, ощущаю его учащённое горячее дыхание. — А сейчас мне остаётся лишь обработать сестричку Агнес, чтобы все прошло по маслу. Тебе же советую не лезть в это дело, нелюбимый сынок нашего общего отца, — Пирсон ударяет кулаком в сантиметре от моего лица, заставив каждую мышцу сжаться. Неприятная ухмылка остаётся на его губах, когда он наконец удаляется в сторону выхода из пансиона. Чертов психопат. Ненавижу. Ненавижу тебя. У Ричарда железная логика: если у тебя нет подходящего сына, почему бы не запугать незнакомого паренька, чтобы тот стал твоим мальчиком на побегушках, и жениться на его матери. Прекрасной идиллии отца мешаю лишь я — ошибка. Когда я наконец добираюсь до комнаты, то встречаю Декстера, развалившегося под дверью. Парень поднимает на меня глаза, виновато кивнув в сторону запертой двери. — Ты опять ключи забыл? — спрашиваю, доставая нужный предмет среди кучи тетрадей и учебников. — Угадал, — усмехнулся парень, встав с пола. Громила облокотился о стену, вынув телефон из кармана, тесно прилегающего к коже. Дверь не поддаётся, пока я не прикладываю дополнительные усилия, навалившись на ручку всем весом. — Ух ты, — вдруг выдыхает Декстер, стоя позади. — Что там? — спрашиваю интереса ради, смотря в упор на тёмную комнату, открывшуюся передо мной. — Луна Кинг сейчас в лазарете, ее нашли без сознания в коридоре женского пансиона. «А сейчас мне остаётся лишь обработать сестричку Агнес, чтобы все прошло по маслу». Ты приступил к выполнению обязанностей, Ронни?