Средство от Разбитого Сердца

В школе никогда не было спокойно. Наводящие ужас картины, сужающиеся коридоры, холодные стены, массивные колонны, напоминающие ледяные статуи, и всегда бледные лица студентов. Если пробежаться по замшелому каменному полу административного корпуса, то кажется, словно тучные женщины с картин, насупившись, смотрят в спину, пробивают затылок, чуть ли не хватают за пятки в попытке повалить на землю, затащить к себе, навеки запечатав статику изображения. Коридоры давят, пробуждая животный ужас, подогревая желание рвануть с места в отчаянной попытке выбраться из гнетущего пространства, в котором в конечном счете неминуемо сожмешься до дикой боли в костях, превратившись в пыль. Остаётся лишь гулко сглотнуть, сжать кулаки и файлы в руках, идти степенно, соблюдая внутренний контроль; не терять равновесия; не поддаваться окружающим ужасам, начиная с жутких, внушающих опасение картин, заканчивая полумертвыми физиономиями студентов, которым явно досталось от администрации, раз уж они бредут отсюда, еле сдерживая слезы. Очередное исключение или отказ от апелляции работ — спектр достаточно широкий. Вот простофиля с тяжелым чемоданом, только сдавший ключ от своей комнаты в пансионе, собирающий сопли на рукавах потускневшей рубахи. Вот недовольная девица со впалыми щеками и опухшими веками, не спавшая добрых несколько суток, по всей видимости, пытающаяся выбить лучшую оценку за реферат. Оба студента не преуспели. И это неудивительно. В Хериоте невозможно пойти поперёк решения администрации, профессора не блещут на первом плане. Они лишь раздают неубедительные оправдания действиям суровой администрации, неуверенно пожимая плечами. Нам, студентам, приходится изворачиваться. Можно содрать с себя кожу, продать душу дьяволу — и все равно не добиться желаемого. Таковы реалии. Останавливаюсь посреди коридора, внимательно вглядываясь в зеленоватые от старости, бронзовые таблички, прикреплённые к массивным дубовым дверям, высматривая нужное помещение. Вход в архивное хранилище расположился в самом дальнем углу. Застреваю у входа, сжав холодную ручку, все не решаясь отворить дверь и войти внутрь. Неприятное чувство тревоги завладевает подсознанием, ограничивая физические действия и здравость рассудка. Делаю глубокий вдох. Я не вторгаюсь без спроса, это задание профессора Беатрис. Я все ещё примерная ученица, меня не выгонят из президентской гонки. Выдыхаю и нажимаю на тугую ручку, открыв дверь. Ступив в комнату, осознаёшь масштабы помещения. Кажется, что закричав, можно расслышать эхо, гуляющее у витражного купола в потолке, откуда виднеется лишь серое небо, затянутое тучами. Несколько вековых светильников на облезлых стенах тускло освещают пространство, заставляя чуть щуриться, чтобы разглядеть забитые документами полки. Запах старой бумаги мигом ударяет в нос, пахнет почти как в библиотеке среди пыльных рядов книг, однако присутствует и толика едкого смрада плесени и покорёженных металлических контейнеров с файлами разного рода. В архиве приглушённый свет, не прищурившись не разберёшь, что написано на бесконечных стеллажах, что витиевато огибают необъятную комнату. В хранилище сухо. Именно сухо. Из-за этого создаётся впечатление, словно все книги и важные документы можно сложить пополам, они развалятся на части, точно старая, высохшая в печи папироса. Хрустящая, как состарившийся хлеб или увядшие цветы. Взгляд скользит по пыльным полкам, которые, кажется, никто никогда не протирал. Пыль, скатываясь, со временем превратилась в мягкие шарики, самовольно катающиеся по жестяным поверхностям. Прохожу глубже в одно из отделений, внимательно рассматривая бирки на контейнерах, в поисках нужного класса, чтобы положить досье Холли Захари внутрь. — Не на этом ряду... — пробубнив себе под нос, я двинулась к другому ряду, не отрывая глаз от бесчисленных контейнеров, выискивая знакомую литеру. Но, услышав шорох, резво обернулась в сторону источника звука, затаив дыхание и ещё сильнее прищурившись, стараясь разглядеть тонкую фигуру в паре метров от себя. — Ты что здесь забыл?! Беккет, стоя в двух метрах, сжимает в руке такой же файл, как и у меня. Поймав мой испуганный взор, он придвинулся ближе, чуть наклонившись, позволив яснее увидеть знакомое лицо. — Это ты что здесь делаешь? Детское время давно закончилось, — пробубнил он, сведя брови к переносице и с отвращением окинув меня взглядом. Лицо парня скрывалось за дымкой тускло освещенного помещения, но я в силах разглядеть перекошенную напряженную полуулыбку на обветренных губах. — Шатаешься, черт пойми где, в такой час. — Тебе-то какое дело? — хмыкнула я, окидывая пространство вокруг. — Да мне вообще все равно, — ответив, он отвернулся, делая шаг назад, чтобы закрыть контейнер, в котором копался пару мгновений назад, с соответствующим скрипучим звуком. Затем сунул чье-то досье под пиджак, отряхнул руки и двинулся вперёд, проходя мимо меня в сторону выхода из хранилища. — Что у тебя там? — спрашиваю, схватив парня за рукав, чуть дёрнув к себе. Виктор резко повернул голову в мою сторону, глядя из-под опущенных ресниц. Скривил губы, выдернув ткань. — Не твоего ума дело. — Тебя уже ловили на воровстве, — смыкаю губы, стараясь уловить настроение парня, в данный момент очевидно не расположенного спорить. — Хочешь, чтобы это повторилось? Тебя же выгонят со школы! — Хватит меня уму разуму учить, Кинг, — шикнул он на меня, словно я увязавшаяся за ним бездомная кошка. Даже после его признания в том, что я — его желанный собеседник, он остаётся чопорным, как чепец. — Слова без дедуктического опыта не имеют никакого смысла, вот я и ворую, — лживая улыбка всплывает на губах, как минимум, трафаретное прикрытие истинных мотивов, заставляет меня недоверчиво покоситься на парня, пытающегося сменой эмоций заставить меня поверить в почти бессмысленную кражу документов. — Это тебе не бенадрил из медицинского кабинета таскать, Виктор, — одергиваю ткань пиджака, пытаясь вытянуть спрятанный файл, но парень резво перехватывает мою руку, больно сжав кисть. — Это официальные, идентичные личным документам учеников, досье. Не снотворные таблеточки, — встречаюсь взглядом с напряженными зелёными флюидами, так ясно светящимися во мраке. От давления с его стороны становится дурно, то жарко, то холодно. Это не тротуарная беседа с приятным собеседником, а противостояние деревяшки и огня. Беккет пылает, сдерживается, но то и дело вспыхивающие искры обжигающе ложатся на мою запотевшую кожу, прожигая до костей. — Отстань, Кинг, ради всего святого, — говорит он, еле разжимая челюсть от недовольства. В глубоких синих мешках под глазами я в силах разглядеть дикую усталость и оттого взявшуюся раздражённость: он на взводе. — Покажи, что у тебя там, — говорю строго, не унимаясь. Он молчит. — Виктор, я сдам тебя администрации, и секунды не задумаюсь! — угрожая, стою на своём. — Идиотка. Вечно лезешь туда, куда не следовало, — шипит он, отчаявшись. Буквально отшвыривает мою руку в сторону, открывает пиджак и бросает скреплённый файл мне в руки. Успеваю поймать его, мгновенно развернув лицевой стороной. — Агнес? — испуганно пробегаюсь глазами по строкам, вычитывая известную мне информацию о дате рождения, семье, группе крови. В углу прикреплено фото, на котором пятнадцатилетняя девчонка улыбается во все тридцать два. — Зачем тебе ее досье? — Что со мной станется, если я не отвечу тебе? — интересуется парень, спрятав руки в карманах брюк и запрокинув голову назад, открывая вид на острый выпирающий кадык. — Я сдам тебя администрации, — вторю, сглатывая комок в горле. Дрожащими руками держу фотографию сестры, всматриваясь в ее лицо, ощущая сильный порыв жалости, постепенно заполоняющий разум, узурпирующий эмоции. — Зачем тебе досье Агнес? — повторяю, до хруста сжимая файл. Я давно не виделась с ней, я давно не говорила с ней. Она в принципе перестала говорить. От шока, от неприязни, от обиды и несправедливости, настигнувшей ее в столь юном возрасте. — Отвечай, черт тебя подери! — шиплю, оторвавшись от разглядывания фото и направив накопившиеся неоднозначные чувства на Виктора. Он, стоя напротив, спокойно всматривался в черты моего лица, стараясь прочесть в них то, что не было произнесено вслух: непонимание и разочарование. Разочарование в нем, раскидывающееся в обиде, что берет корни в кажущейся мне дружбе между нами. — Если ты перестанешь воспринимать меня, как отрицательного персонажа, то я расскажу, — говорит Беккет, устало прикрыв глаза и показав изможденный профиль. Кажется, он, так же как и я, не спит по ночам. — Ты же понимаешь, что это сложно... в какой-то степени даже глупо и опрометчиво, — стараюсь усмирить пробудившиеся эмоции. Я путаюсь в чувствах. Агрессию на саму себя за то, что не общаюсь с родной сестрой, я вымещаю на Беккета. — В таком случае, смело сдавай меня администрации. Я не хочу тратить своё время на изъяснения для тебя, — бросает он, раздосадовано выдохнув. Разворачивается на каблуках и двигается в сторону выхода из затхлого хранилища, сжимая кулаки от злости и неудавшейся затеи воровства. Из ушей будто идёт дым, а плечи опускаются все ниже и ниже, точно на спину взвалили непосильную ношу — несколько тяжеленных камней. Дурацкая канитель событий просто не позволяет мне смотреть на Виктора, как на союзника, на друга... хоть я и пытаюсь! Он противоречивый, неразгаданный герой, сбивающий с толку всякий раз, как открывает рот. Сейчас предо мной встал выбор: остановить его, выслушать и поверить, или наплевать, растоптав его жизнь в пыль за то, что причастен к горю моей семьи. Хоть и не точно. Хоть и не по определению. Выбираю первое, сделав пару шагов в его сторону, рванув за руку на себя. Парень мгновенно оборачивается, позволив на долю секунды прочесть во взгляде высшую степень раздражения, а после небывалое облегчение и лёгкую искру хрустальной иронии, что так ему присуща. Он застывает на месте, заинтересованно вычитывая намерения в чертах моего лица, пристально вглядываясь в расширенные зрачки. — Я хочу выслушать тебя, — говорю, прищурившись, чтобы разглядеть его дымчатые глаза, что взмывают в успокоении. Не успеваю опомниться, как оказываюсь в ореоле мути косметического одеколона запаха древесины и интересного аромата кожи. Вспыхиваю, ощущая тяжёлые кисти, накрывшие мои лопатки. Выдыхаю сбивчиво, ощутив теплоту человеческого тела; уловив биение живого сердца человека, как я считала, у которого вовсе его нет. — Ты... ты что творишь? — шепчу, уткнувшись макушкой в твёрдую грудь парня. Сглатываю, стараясь унять неконтролируемую, оттого неприятную дрожь от неожиданной близости. — Спасибо, — на выдохе отвечает Виктор, опустив руки и отодвинувшись от меня на шаг. Он впал в задумчивость, явно не напускную на этот раз. Если меня не обманывают глаза в столь темном помещении, то он покраснел. В упор смотрю на зеленоглазого, не находя мотива столь интимного порыва. Все тело отбивает ритм сердца, словно я состою лишь из витиеватых пульсирующих вен. — Ты рехнулся?! — Я?! — неожиданно эмоционально спрашивает он, накрыв грудь рукой. — Да! — Нет. — А зачем тогда обнял меня? — Да просто так! — поясняет парень, вскинув брови и разведя руки в стороны. — Это... вот тебе, — чуть отталкиваю Виктора от себя, больно ткнув пальцем в его плечо. — Это упрёк в излишней сентиментальности! Прекращай так делать... — Тебе не нравятся объятья? — спрашивает Виктор, рассматривая свои узкие флорентийские руки. — Я думал, это проявление благодарности. — Нет... то есть да... но только для близких людей, — сконфужено отвожу взгляд в сторону, в спасении разглядывания контейнеры с разными наименованиями, чтобы избежать неловкости, которую посеял Беккет. — Рассказывай, почему украл досье Агнес, — продолжаю тему разговора, поймав игривый взгляд парня, настроение которого видно взлетело от насмешек над моей озадаченностью. — Да поскорее, — вовсе отворачиваюсь, покраснев от идиотской улыбки Виктора. — На ноябрьском суде будут рассматривать меня, как подсудимого. Мне нужны доказательства в свою защиту. — Я знаю, но почему тебя обвиняют? — Мой отец пытается свалить на меня вину. Оборачиваюсь, в изумлении смотря на парня. — Что? — Представляешь, так бывает, — за пеленой улыбки он скрывает обиду на собственного отца. — Я думал сравнить малейшие детали в судебном деле, однако у меня совсем нет информации о твоей сестре. — Хериот всегда сохраняет документы исключённых со школы учеников, — поясняю, присев у контейнера с литерами класса Агнес Кинг. Открываю жестяную коробку, отложив крышку в сторону. — В них собрана буквально вся информация о студентах, так что ты сумеешь отыскать то, что тебе понадобится. Но ты взял не тот файл, — складываю досье сестры обратно в контейнер, закрываю его и задвигаю на место. — В таком случае, где найти то, что нужно? — Там, куда складывают информацию об исключённых. В этой части, — встаю с пола, отряхнув шерстяную юбку, — ты ничего путного не сыщешь. Двигаюсь в сторону других стеллажей, где должны лежать дела по исключённым студентам. Беккет следует за мной тихо, словно позади никого и нет вовсе. Отыскиваю нужный контейнер, который однажды видела в кабинете профессора Беатрис. В тот день мы с отцом оформляли бланки об уходе Агнес из Хериота. Именно в эту коробку женщина сложила информацию о сестре. Встаю на носочки, пытаясь добраться до коробки, но у меня не выходит, и она с грохотом падает на пол в нескольких сантиметрах от меня. — Осторожно! — выкрикивает Беккет, оттолкнув меня в сторону. Он удерживает меня за руку, не отпуская. Выдёргиваю руку, недовольно покосившись на него. — И спасибо ты, конечно же, не скажешь, — хмыкает он, присев на корточки. — С-спасибо, — бубню под нос, присаживаясь рядом. Рука, за которую он меня схватил, словно обожженная кипятком. Мы в тишине собираем разлетевшиеся по полу досье учеников, складывая их обратно и попутно выискивая бумаги об Агнес. Я нахожу нужные листы, откладываю их в сторону и помогаю с оставшимися. — Я нашла то, что нужно, что ты там копошишься? — спрашиваю у Беккета, что завис над одним из документов. В руках он сжимает последний документ, что мы не сложили обратно в контейнер. — Можно кое-что спросить? — Да... — неуверенно отвечаю, подозрительно покосившись на парня, лицо которого скрывают упавшие на лицо волосы. — Ты знаешь эту девушку? — он медленно поворачивается ко мне, протягивая досье одной из студенток. На лице парня ноль эмоций, но в глазах прослеживается тихий немой ужас, отчего мое сердце начинает биться с бешеной скоростью. Беру документ, всматриваясь в фотографию. На небольшого формата фотографии красуется краснощёкая подружка Рональда Пирсона, Минди Уоллис, покинувшая академию в прошлом учебном году по неизвестной причине. — Да, это Минди Уоллис, она училась с нами раньше, — отвечаю, переведя взгляд на испуганного Виктора, все ещё сидящего в том же положении, он словно статуя застыл, не моргая. — Ты знаешь ее? — К сожалению, я знал ее...