Cледует писать так, как пчёлы медоносят: не сберегать цветы в нетронутом виде, а превращать их в соты, где из многого и разного получается одно, иное и лучшее.
Дверь в комнату резко распахивается, в небольшое помещение влетает Холли, рвано дыша, отрывистыми вздохами заполоняя легкие воздухом. Девушка толкает тяжелую дверь ногой, захлопнув ее. Упираясь руками о коленки и согнувшись пополам, пытается отдышаться. — Холли? Ты чего носишься по коридорам? — спрашиваю, отложив в сторону вещи, которые торопливо складывала в небольшой чемодан, готовясь к поездке в Лондон. Захари поднимает в воздух указательный палец, заставляя меня подождать. Когда она наконец отдышалась, выпрямилась, то подошла ближе ко мне, сидящей на кровати. Взглядом показываю на место рядом, чтобы девчонка присела и рассказала, что произошло. Но Холли продолжает стоять напротив, возвышаясь надо мной. В изломе мимических морщин и прищуренном взгляде я различаю презрение и ярость. Девушка ещё раз делает глубокий вдох, после чего говорит: — Ты оплатила мое обучение, Луна. Зачем? Мгновенно обливаюсь потом, уставившись на рыжую. — Холли, это не моя инициатива. — А чья тогда? — Хью, мой отец оплатил твоё обучение, — беру тонкую кисть девушки, заключая в замок. Захари бросает отрывистый взгляд на окно, обрабатывая информацию. Затем вновь переводит на меня глаза, недовольно качая головой. — Ты не умеешь врать, Кинг. Твой отец?! Человек, которого ты люто ненавидишь, оплатил обучение твоей подруги?! Ха! — выдернув кисть из моей хватки, девчонка заливисто рассмеялась, смешивая смех и слёзы, всхлипывая, взрываясь от эмоций. — Да ты бы никогда, никогда не обратилась к нему за помощью! В ответ мне совсем нечего сказать, потому что не я оплатила обучение; потому что я даже не подозревала, что отец поступит подобным образом. Понятия не имею, откуда он вообще об исключении моей подруги узнал. Небось, Беатрис растрепала. Встаю с кровати, вплотную подойдя к подруге. Большим пальцем стираю слезу с веснушчатой щеки, поправляю выбившийся локон за ухо, но он не слушается, выскакивая и вновь закручиваясь, точно карамельный леденец. — По твоему я не могу сама заслужить обучение в Хериоте? — шмыгая носом, бубнит Холли, замерев предо мной. Ее горячее дыхание обжигает мою грудь. — Нет. Я знаю, что ты смогла бы выиграть эту олимпиаду, — беру подругу за руку, крепко сжимая ледяные пальцы. — Клянусь тебе, я понятия не имела, что отец оплатил твоё обучение. Сама узнала совсем недавно. — Ты этим хочешь показать, что богаче, чем я? Изумленно смотрю на подругу. Всегда подозревала, что разница в достатке семей студентов Хериота и семьи Захари волновала Холли, однако я не была готова услышать эти мысли вслух, озвученные моей рыжей подругой. Я догадывалась, но мне всегда казалось, что Холли в силу своего характера и железных принципов никогда на подобные вещи не будет обращать внимания. Видно, я ошибалась. — Да что вам, богатым, оплатить обучение какой-то малолетке из деревни! Капля в море, да? Да, Луна? — девушка смахивает слезу с щеки кулаком, яростно размазывая подводку по всему лицу. Светлая оливковая кожа налилась багрянцем, жилка на лбу вздулась: такой я ее еще не видела. — Разве нельзя просто поблагодарить? Почему нельзя воспользоваться выпавшей возможностью? — стараясь сохранять спокойствие, медленно и с расстановкой произношу я, еле сдерживаясь, чтобы не зареветь в унисон. — Поблагодарить? Воспользоваться возможностью? Ты никогда не поймёшь, какого это — быть объектом насмешек обеспеченных ребят, чьи задницы вылизывают служанки, — Холли накрывает глаза кистью руки, будто механически удерживая взрыв эмоций. — Ты считаешь, что я хуже остальных студентов Хериота? — Что?! Да нет, конечно, Холли! — вспыхиваю, отрицательно замотав головой. — Я никогда не смотрела на статус. Ты самый близкий мне человек в стенах школы, да и вообще… — запинаясь, произношу я, устремив взгляд куда-то в пол. Слова с трудом пробираются сквозь зубы, не слетают с языка, словно рот заклеили. Мне не даются зычные признания, это, пожалуй, настоящая пытка — говорить искренне и по существу. — Говорю же, это не моя инициатива! — кладу руки на плечи подруги. — Я не знала об оплате. — Меня эта ситуация жутко злит, — шипит подруга мне в лицо. — Прости, — притягиваю Захари ближе, заключив в объятья. Пиджак девушки пахнет корицей и свежим хлебом. Так пахнет мой комфортный человек. — Прости, прости меня. Захари мнётся ещё пару мгновений, после чего ее руки медленно накрывают мои лопатки: от чужих прикосновений жжет кожу сквозь свитер. Голову девушка кладёт мне на плечо, рыжие волосы сразу же лезут в лицо, от чего я морщусь. — Я обязательно верну деньги. Начну зарабатывать и верну. Слышишь? — Я в этом и не сомневалась, — улыбаюсь, прижимая девушку ещё ближе и ощущая, как нечто тёплое разливается внутри меня. Паника постепенно отступает, позволяя взять бразды правления над затуманенным разумом. — Боже, как ты исхудала, — подруга больно щипает за лопатки, отчего из меня вылетает непроизвольный писк. — Ау! — отпрянув от девушки, пытаюсь достать до лопатки, морщась от боли. — Ты что, рехнулась? — Жрать надо больше, доходяга ты моя, — смеясь, Холли стирает остатки слез, смешивая соленые реки с макияжем. Закатываю глаза, все ещё пытаясь достать до ноющей части тела, извиваясь, как змея. — Вызовите экзорциста: в Кинг вселился демон. Обернувшись, замечаю высокую фигуру, облокотившуюся о стену. Виктор собственной персоной. На нем вчерашнее серое пальто, все ещё сырое и местами мокрое после прогулки в Уитби. Вокруг шеи повязан болотного цвета кашемировый шарф под тон бездонным глазам. На лице проскальзывает полуулыбка, но настроение сменяется, как только наши взгляды встречаются. — Пошёл к… — …чёрту, — заканчивает за меня Беккет. — Классическое кинговское выражение, — парень смотрит в сторону отёкшей от слез Холли, ища поддержки: она в ответ многозначительно кивает, попутно вытирая остатки макияжа рукавом рубахи. Беккет перекрещивает ноги, уперевшись носком ботинка в пол. Чуть наклонив голову и позволив кудрявым волосам обрамить четкие скульптурные скулы. — Ты чего заявился сюда? — спрашиваю, отвернувшись от Виктора, продолжив упаковывать вещи и пряча покрасневшие щеки. Он вызывает во мне странные эмоции, причины которых я не в силах определить. — Скоро наш поезд. Если тебя не поторопить, опоздаем. Впрочем, я так и знал, что ты даже собираться не начала. — Вообще-то начала, — чуть отхожу в сторону, открывая вид на аккуратно сложенные стопки вещей в небольшом кожаном чемодане. — Жду на станции, — парень бросает быстрый взгляд на пошарпанный багаж, провожает меня, сузив глаза, после, громко захлопнув дверь, покидает комнату. Захари улыбается, хватает пальто, висящее у двери. Протягивает его мне. Помогает упаковать вещи, сует кулёк с печеньем и выпроваживает в коридор, оставив смачный мокрый поцелуй на щеке. Не в силах сдержать улыбки, заключаю подругу в крепкие объятья, наслаждаясь родным запахом корицы. — Не скучай, — шепчет мне на ухо Холли, поглаживая по спине. — И не переживай, Агнес заговорит с тобой. — Ты так считаешь? — отпрянув, спрашиваю в надежде услышать отрицательный ответ, потому что так проще, потому что именно к отторжению со стороны сестры я готова. Никак не к принятию. — Считаю. Более того, я уверена в этом, — Холли не выпускает мою руку из своей. Горящие изумрудные глаза пытливо смотрят в мои, наши сердца бьются в унисон, у нас один разум на двоих, и я чувствую, как непроизвольно сжимается мое сердце, отдаваясь острой болью, словно разряды тока по всему телу: будто я брошу ее, будто обязательно причиню ей вред, который она ни в коем случае не заслужила. Я слишком сомневаюсь в самой себе. Всегда сомневалась и не доверяла, потому и отталкивала даже собственную семью, ведь твердила: «из тебя не выйдет ничего путного, ты делаешь людям больно, тебя не полюбят и не примут, как бы ты не пыталась». Но вот передо мной стоит Холли Захари, человек, остающийся со мной, даже когда я ненароком оскорбила ее происхождение, задела самолюбие. Она принимает меня такой, какая я есть — и за это я не могу быть более благодарной. Снова притягиваю к себе подругу, на этот раз я оставляю поцелуй на щеке, краснея от непривычного для меня проявления чувств. Холли довольно улыбается, сжимая наши руки и раскачивая их из стороны в сторону, как дети малые. — Не беспокойся, все будет в порядке. Я верю в это, — тонким пальцем ткнув мне в грудину, добавляет Холли, — и ты поверь. — Хорошо. Спасибо тебе, — сдерживая слезы, бубню я. — Ты что ревешь? — усмехнувшись, глумится она. — Лун, ты уезжаешь всего на пару дней. — И все равно буду безумно скучать, — смеясь, выпускаю слёзы, ощущая, как нечто тёплое разливается внутри меня: любовь. Такое странное и непривычное чувство наполняет меня. Любовь. Кажется, это любовь.***
Промозглый ветер забирается во все щели: гуляет в волосах, лезет в рукава, резцом полощет раскрасневшиеся щеки. В ботинках хлюпает вода, окутывает пальцы сыростью, оттого по всему телу пробегается мелкая дрожь. Оксфордская станция, с которой можно отправиться в Лондон, находится на окраине деревушки Уитби, где студенты Хериота часто проводят свободное время, выпивая в местном баре, единственном на всю округу, покупая товары первой необходимости в одном супермаркете и затариваясь чтивом в крошечном магазине, где можно найти глянец пятилетней давности. Одинокая серая кошка глядит на меня, сидя посреди перрона. Она не двигается, точно примёрзла лапами к заледеневшей земле, янтарные глаза с узкой прорезью смотрят, словно заглядывая в душу: такой же взор и у Виктора. Прохожу мимо животного, оглядываясь по сторонам: станция пуста. Единственная фигура человека виднеется впереди. Это Беккет. Качу чемодан за собой, неторопливо двигаясь в сторону парня. Замечаю огни поезда, рассекающие густой туман. Виктор будто стоит, покачиваясь. — Беккет! — кричу, когда тонкая фигура, раскачавшись, начинает падать на рельсы прямо под поезд. Стремительно срываюсь с места, бросив чемодан и кинувшись в сторону Виктора. Хватаю парня за руку и, двинувшись, падаю на землю перрона вместе с ним. Успеваю поставить руки по обе стороны от головы парня, гарантируя ему мягкое приземление. Как только тела касаются земли, Беккет словно просыпается, удивленно уставившись на меня; в это мгновение рядом проносится поезд, гудя и порывисто разрезая воздух. Волосы разлетаются в разные стороны, запутываясь. Сильный поток холодного ветра ударяет в лицо, отчего зажмурившись, я стараюсь перевести дух. Не в силах отойти от случившегося, я плюхаюсь на Виктора, крепко обняв его за шею, зарывшись в шарф. — Идиот, ты что творишь, а? — бубню ему в шею, вдыхая знакомый мускусный аромат с нотками мяты. Мягкий кашемировый шарф чуть щекочет щеки. Отрываюсь, привставая, чтобы наконец подняться на ноги и отряхнуть замаравшееся пальто, но меня останавливает безжизненный вид парня. Тишина. Пустой взгляд в ответ: ни страха, ни сожаления. — Если на тебя со всей скорости будет нестись автомобиль. Ты отойдёшь в сторону, Луна? Минута молчания. Парень смотрит на меня в упор, ожидая ответа. Нет. Не отойду. Виктор, словно считывает ответ с моего лица, сжав губы. — Вот видишь. Он выползает из-под меня, встав. Подаёт руку, но я поднимаюсь сама, стараясь не встречаться с ним взглядами. Внутри все ещё бешено бьется сердце, разрывая грудь; словно тысяча маленьких нитей, держащих сердце в узде — порвались. Дрожащими руками тянусь к брошенному в паре метров чемодану, касаясь ледяной рукояти. — Идём, — тихо произносит Беккет, заходя в поезд и помогая мне затащить небольшой чемодан внутрь. Он не смотрит на меня, а словно ребенок виновато глядит под ноги. Мы проходим вглубь купе в поисках нужных мест. Уставшие лица людей сменяются, так же как и пейзаж за окном, когда поезд двигается с места. Пассажирские сиденья в старом вагоне стоят рядами по три места. Наши места у окна и посередине: Виктор усаживается ближе к стене, я же присаживаюсь посередине. Через пару минут в вагон входит невысокого роста мужчина средних лет со вздёрнутыми усами, желтоватым оттенком лица. В целом вид его неприятен. Он плюхается подле меня, широко расставив ноги: я передвигаюсь ближе к Виктору, засмотревшемуся в окно. Мужчина косо поглядывает на мою реакцию, затем, чуть ухмыльнувшись, пододвигается ещё ближе, вжимаясь боком в меня. Я не могу дальше отодвигаться, ведь нарушу личное пространство Беккета. Гулко сглатываю, надеясь, что мерзкий незнакомец наконец уймётся, но нет. Медвежья волосатая рука медленно тянется к моему колену, обтянутому шерстяными колготками. Задергиваю пальто, накрыв тело, на что мужчина недовольно пыхтит. Его толстые пальцы осторожно и с опаской касаются ткани пальто, похабно притрагиваясь к коленке. Вздрагиваю, вжимаясь в кресло. — Руки убрал, сволочь похотливая, — Виктор резко встаёт с сиденья, хватает мужчину за руку, сжав ее до посинения. — Я ничего не сделал! — завопил незнакомец, запротестовав. — Сказки не рассказывай, — с расстановкой говорит Беккет, не выпуская руки из мертвой хватки. — Увижу, что смотришь в ее сторону, глаза выколю, — шипит парень, столкнув мужчину с кресла на пол. — Виктор, что ты… Парень без лишних вопросов пересаживает меня к окну, усевшись посередине. Он бросает взгляд на незнакомца, копошившегося на полу, видно, ожидая, сядет ли он с нами. — Чудила, — бросает он, отряхнувшись. Оперевшись о кресло, встаёт и уходит в другую часть поезда. Боковым зрением гляжу на Беккета. Он, уже расслабившись, сидит, перебирая пальцами металлическую зажигалку. Только брови все ещё напряжённо сведены к переносице. — Спасибо, — бубню, отвернувшись в сторону окна. Не замечаю, как погружаюсь в царство Морфея…