Средство от Разбитого Сердца

Квартира, в стенах которой я провела часть своей сознательной жизни, вводит в дрожь. Мелкая рябь пробегается по телу при виде картин, привычного потрёпанного кожаного дивана и свисающей с потолка люстры, напоминающей мне паучиху в узах паутины. До боли знакомый запах наполняет легкие, от чего кружится голова. Мне не хочется подавать виду, что неприятно здесь находиться, чтобы Виктор впоследствии не язвил, однако во взгляде парня читается эдакая жалость. Он единственный в помещении смотрит на меня так, словно я что-то значу. И это внушает спокойствие. Его тёплая рука поверх моего плеча — тоже. — Что ты здесь делаешь? — бубнит Агнес, устремив взгляд в пол, рассматривая свои тапки. — Ты снова… — Да, — выдавливает сестра, усевшись на угол дивана, спиной к нам с Виктором. — Я снова говорю. Облегчение мгновенно накрыло меня, ноги будто обмякли, и некоторый груз свалился с плеч. Меня тревожило молчание сестры все это время. После случившегося Агнес буквально потеряла дар речи, будто ее заколдовали. На деле же, молчала она от обиды, от шока, от неприязни, в попытке сбежать от лишних вопросов, от стыда в какой-то мере. Это душило меня, хоть я и металась в неоднозначности своих чувств к сестре. Мы никогда не состояли в тёплых сестринских узах. Даже наоборот, между нами было постоянное соперничество, доводящее отца до белого каления. Виноватой всегда была я. А как иначе? Видно, младших детей всегда любят чуть больше. А может, потому что я напоминаю отцу нашу мать. — Можно… тебя обнять? — спрашиваю, положив руки поверх спинки дивана. Слова даются с трудом, потому что в них нет искренности: я не хочу прижимать к себе Агнес. Я боюсь, и это видно по трясущимся рукам и неловко ступающим ногам, будто я не в родном доме нахожусь, а на каторге, и вот-вот лишусь жизни. Сестра, не оборачиваясь, отвечает тонким голоском, проигнорировав мою просьбу: — Что он тут делает? Беккет бросает на меня настороженный взгляд, словно говоря: «Я предупреждал». — Агнес, ему нужна твоя помощь. — Зачем ты привела его сюда? — продолжает спокойно говорить сестра, спрятав лицо за волосами. — Агнес… — Ты совсем из ума выжила? — развернувшись, зашипела девочка. — Он… он… его убьёт папа, ты это знаешь. Лицо Виктора папа на дух не переносит! Папа будет в ярости. «Папа». Хью «папой» я перестала называть лет так с трёх. Именно когда осознала, что в этой семье стало на одну девочку больше, и родительскую любовь, которой и так было не в изобилии, отныне придётся делить с кем-то еще. — Агнес, прошу, выслушай его, — лепечу не весть пойми что, ведь язык завязался в мудреный узел, который я не в силах распутать. — Я не собираюсь ему ничего рассказывать, — надулась сестра. — Агнес, ему просто нужна правда! Глаза девочки налились яростью, она крепко сжала платье на коленках. — Я пойду, пожалуй, — вставляет свои пять копеек Беккет, развернувшись на каблуках. — Стоять, — хватаю парня за рукав, дёрнув на место. — Мы уже пришли, давай закончим. — Луна, Агнес не хочет меня видеть. И я понимаю почему, так что заканчивай со своим упрямством, — почти шепчет парень, стараясь не устремлять взгляд в сторону разбушевавшейся младшей Кинг. — Ты так быстро готов сдаться? — шиплю парню в лицо, недовольно оскалившись. — В отличие от тебя, меня волнует состояние моих близких, — выдернув руку, заявил Гарри. — О каких близких ты вообще говоришь? — хмыкнула я и лишь через мгновение осознала весь ужас сказанного мной. Накрыв рот рукой, я с надеждой смотрела на парня, на лице которого медленно всплывала та самая неприятная ухмылка, которой он одаривал меня в сентябре: холодная, издевательски насмешливая. — Действительно, о чем это я, — натянув кожаные перчатки, Беккет в последний раз посмотрел на меня стеклянными глазами, залитыми обидой, и покинул квартиру, негромко прикрыв тяжелую входную дверь. В помещении все ещё витал запах свежего мороза и мяты. Я рванула к двери, наполовину натянув пальто, схватила сумку и собиралась помчаться вслед за парнем, но цепкая хватка остановила меня. Агнес вскочила с дивана и, крепко стиснув мою кисть, не давала сдвинуться с места. — Пусти, — выдавила я, устремив взгляд на такие же, как у меня, серые глазёнки. — Пожалуйста, не уходи, — почти умоляя, скулила сестра. — Я скучала по тебе. Солёные ручьи полились по щекам, а хватка совсем ослабла: Агнес заревела прямо посреди коридора, как маленькое брошенное дитя. — Я думала, что ты разозлилась на меня. В ответ девчонка лишь продолжила заунывно выть, стирая слёзы маленькими кулачками. — Иди сюда, — я притянула хрупкое тело ближе, стиснув сестру в тёплых объятьях. Впервые за полгода я вдохнула запах знакомого шампуня, уткнувшись в макушку. — Я тоже по тебе… скучала, — честно ответила я, как бы сложно мне это не давалось. — Я… я не хотела прогонять его! Просто, просто он… он же его сын! — продолжала хныкать Агнес, окончательно намочив мой свитер. — Ничего, все хорошо, — прошептав, я оставила легкий поцелуй на мокрой щеке. — Не переживай: он ушёл и вряд ли вернётся, — смотрю на одиноко стоящий багаж, который я привезла с собой, место рядом пустует: Виктор забрал с собой свои вещи. — Луна, — сестра поднимает на меня опухшие от слез глаза, — почему ты приехала с ним? С Виктором. Что сказать, я не нашлась, лишь понуро потупила взгляд куда-то в пол, не в силах объясниться, ведь сама не знала точного ответа. Беккет всегда вводит меня в состояние заблуждения. — Просто он хороший человек, Агнес. Агнес подталкивает меня к двери со словами: — Беги за ним быстрее, — на светлом лице всплывает что-то наподобие улыбки. — Спасибо, — проговариваю лишь губами. Вылетаю из квартиры на улицу, меня мгновенно окутывает холодный ветер, с неба нещадно льёт дождь вперемешку со снегом. По мощённой земле стекает вода. Люди укутываются в шинели и раскрывают зонты, закрывая вид на длинную улицу. Мчусь вперёд, пролезая сквозь плотную торопливую толпу, выискивая глазами знакомую пушистую гриву кудрявых волос. Замечаю Виктора, сидящего на скамье прямо в центре безлюдного сквера, позволяя одежде и волосам намокать. — Беккет! — бегу к парню, хлюпая по лужам, размазывая растекшуюся тушь и убирая намокшие волосы, прилипшие к лицу. Когда между нами остаётся всего-навсего метр, он поднимает на меня глаза, полные отчаянья и пустоты. Его пальто полностью намокло, словно он стоял под душем. — Я не это имела в виду… точнее это, но не нарочно! — подхожу ещё ближе, почти соприкоснувшись коленками с его. Неудачно ступаю и лечу на землю по тонкому скользкому льду. Плюхаюсь прямо на пятую точку и чувствую, как волнами накатывают слёзы. Ощущаю себя маленькой девочкой: растерянной и очень уставшей. Девочкой, у которой нет настоящего и будущего, у которой нет родителей и совсем нет любви. А главное, у которой нет веры на лучшую жизнь. Продолжаю сидеть неподвижно, разревевшись посреди парка. Шум гудящих автомобилей и гогот людей совсем меня не тревожат. Я смотрю на Виктора, сидящего передо мной, и продолжаю заливисто выть во всю глотку: от боли, от отчаянья, от обиды и чувства вины одновременно. Грудь точно распороли ножом, вынули сердце и не зашили. Операция провалена: я не могу дышать, дотоле я не человек. И вот мы, два не человека, смотрим друг на друга. У Виктора нет души, у меня нет сердца. Мы так похожи. Мы так изранены. Мы просто хотим жить. Это и связывает нас: отчаянная борьба за жизнь. Но имеет ли эта борьба смысл, если мы уже давно подписали себе приговор? — Луна. Не имеет. Мы должны сдаться. — Вставай. Зачем мы стараемся? Чего мы хотим? — Иди сюда. Сильные руки цепляются за тяжелое мокрое пальто и поднимают мое безжизненное тело с земли. Виктор отряхивает мою юбку, стирает платком грязь с ладоней, ухаживает как за маленьким ребёнком. А я продолжаю реветь, не в силах унять тремор. Парень усаживает меня к себе на колени, крепко прижав к себе. — Хватит реветь, дурочка, — шепчет Беккет, не выпуская из тугих объятий. Чувствую, как рукой он нежно проводит по моим волосам. Он словно привязал меня к себе жгутом. Мокрое одеяние парня отдаёт леденящим морозом, дождь продолжает тарабанить по голове, но мне вдруг становится так тепло, как не было с самого детства.