///
В какой-то момент она понимает, что они начинают избегать друг друга: Тина больше не приходит в прокуратуру, лишь посылает ассистентов за необходимыми документами; Юля же в свою очередь больше не спешит на курилку и не предлагает подбросить до дома, – сказать бы Тине месяца два назад, что она начнет скучать по своей несносной сопернице, Тина ни за что не поверила бы. Иногда кажется, что ничего не изменилось: только вот Тина почему-то не берет новых дел и занимается исключительно частными консультациями – досуг, в принципе, выгодный, но совершенно не по душе; Тина отвлекается на художественные романы и читает о любви минимум два раза в сутки, а от того борется с чувствами тошноты и обожания одновременно; она плохо спит, но не позволяет внутренним противоречиям отразиться на своем безупречном виде. Тина не признается, что чего-то томительно ждет. Ну не могло же все закончиться вот так просто? Ее хватает еще на три недели: в один из вечеров Тина медленно покачивает бокал с алой алкогольной жидкостью, а другой рукой удерживает телефон и постукивает ногтями по холодному алюминию; гудки убийственно долго тянутся, вводят в предвкушение и нервозность, заставляя увлажнять и кусать губы; Тина резко выдыхает, когда телефон вибрирует дважды, сообщая о том, что входящий был принят. – Да, Ти-на? И боже – Тина так давно не слышала тембр этого хриплого, бархатного голоса, что поясницу и низ живота тотчас же обдает возбуждающим пламенем; Тина выжидает пару секунд, а затем произносит со стальным спокойствием, будто ее тело вовсе не ломает от факта, что их разговор все-таки состоится: – А вы догадливая, Юлия Александровна. Или все же раздобыли мой номер? – задает вопрос она, чувствуя, как от волнения потеют ладони. – Я всего лишь поняла, что ты позвонишь, когда обнаружила сегодня утром красную розу на своем рабочем столе, – хмыкает Юля, а Тина уверена, что она улыбается. – Но, если честно, я бы предпочла увидеться лично. – И чем обусловлено ваше же..лание? – на последнем слове у Тины дрожат связки, и она ощущает себя едва ли не школьницей, которая сходит с ума перед экзаменом; пару секунд Юля молчит, а затем произносит с легким смешком: – К чему весь официоз, Тина Григорьевна? Мы же даже не на работе. С утра ты шлешь мне цветы, затем звонишь, застукав в ванной, – да и ты тоже, готова поспорить, одна и дома. Может, наконец-то, перестанешь обращаться на «Вы»? – и будто в подтверждение этих слов Тина слышит мягкий всплеск воды, – сознание тут же начинает вырисовывать возможные картинки того, в каком положении находится Юля, и Тину моментально кроет от очередной волны возбуждения. Юля в ванной. Прямо сейчас. Голая. Черт возьми, да она издевается? Тина готова скулить от несправедливости: она даже не видит Юлю, но ее тело буквально взрывается от спонтанных реакций и острого желания; Тина представляет, как мелкие капли скатываются по бледной коже, как Юля неспешно водит пальцами по своим бедрам, как длинные темные волосы завиваются от влаги – блять, да Тина сама, господи, неприлично мокрая, а ведь всего-то требовалось, чтобы Юля приняла вызов. – Тина? Ты в порядке? – Да, я…Я вас – тебя не отвлекаю? – хрипит Тина, осознавая, как же нелепо и ужасно все это выглядит; но Юля смеется, искренне и непринужденно, и Тина прикрывает веки, пытаясь восстановить дыхание. – Брось, все нормально. Так что там насчет личной встречи? Вообще-то, когда Тина решалась на звонок, она думала, что сама станет инициатором – как обычно, Юля не намерена следовать никаким планам, и Тине остается лишь слабо кивнуть и сделать маленький глоток вина: – Да. Я буду совсем не против.//
Тина хочет выглядеть по-особенному: не то, чтобы они собирались встретиться в элитном ресторане или органах управления, а совсем даже наоборот: Юля пригласила Тину за город, в место, в котором они смогут «узнать друг о друге что-то, помимо жажды к состязаниям», а потому Тина понятия не имеет, что ее ждет – окончательный выбор падает на простые обтягивающие джинсы, светлую толстовку и нюдовый макияж; Тина нервничает, ведь впервые рядом с Юлей не будет защищена толстым слоем помады, дерзостью и колкостью обстоятельств; впервые рядом с Юлей она будет настоящей. Юля встречает ее около дома, в ярко-розовом костюме с белыми узорами над грудью, и Тина облегченно выдыхает, ведь не ошиблась с выбором одежды; Юля выглядит невероятно уютно, но в то же время стильно и мило; сердце Тины пропускает удар, когда Юля касается губами кисти Тининой руки в театрально-галантном приветствии. Так приятно. – Рада тебя видеть, – Юля тепло улыбается краешками губ, и Тина едва сдерживается, чтобы не засмущаться; они садятся в машину молча, и в салоне с ног до головы пробирает ароматом Юли – здесь все еще безотказно пахнет ей. Юля не отвечает на расспросы, куда они направляются, лишь загадочно качает головой и избегает зрительного контакта; Тина расстроенно морщится, обращается к окну и переводит внимание на мелькающие пейзажи, автомобили и бесконечную дальнюю дорогу, – как-то так получается, что в один момент Тина случайно задевает руку Юли на коробке передач своей: кожа у Юли холодная, мягкая и почти что шелковая; Тина готова поклясться, что чувствует мимолетную искру в пространстве, въедающееся напряжение в воздух, электрический разряд в грудине и области бедер; Тина не спешит отстраниться, а Юля мизинцем гладит ее по краю ладони, и Тина плавится, ломается внутри от изобилия интимности и трепета, которым кроет в таком положении. Черт. Они приезжают к небольшому одноэтажному коттеджу, расположенному около леса; Тина вбирает в легкие свежий вечерний воздух, подставляет лицо ласкающему щекотливому ветру, – Юля выходит следом, зовет за собой и почти лукаво подмигивает: сдерживать смущение и глупые улыбки становится сложнее, и Тина поддается, послушно идет рядом, будто совершенно не сгорая от интриги и ожидания. – Добро пожаловать в мою тайную обитель. Здесь я могу всегда оставаться собой, – произносит Юля, приглашая Тину в просторную светлую комнату; первые секунды Тина молчит и осматривается, а затем проводит невидимыми узорами над утонченным, маленьким фортепиано, обращает взгляд к акустической и электро гитарах в углу, и наконец-то спрашивает: – Это твоя студия, верно? Я читала, что ты увлекаешься музыкой. – Изучила мою биографию, да? – парирует Юля, а Тина закатывает глаза: ну в самом деле, станет ли она признаваться, что узнала о Юле все еще даже до их первой встречи? – Виски, вино? – предлагает Юля, кивая на минибар на противоположном конце помещения; Тина же отрицательно качает головой. – Сыграй мне что-нибудь. Пожалуйста, – тихо и почти застенчиво говорит она, словно просит о чем-то слишком личном, запретном; Юля становится серьезнее – закусывает губу и подходит к фоно, поднимая крышку и невесомым движением пробегая по клавишам. – Из-за нашего с тобой последнего дела у меня совсем не было времени, чтобы ездить сюда и заниматься музыкой, – отвечает она печально, с толикой разочарования и почти что тоски. – Но, признаюсь, я надеялась, что ты этого захочешь. И Юля играет: садится за инструмент с безупречной, болезненно-ровной осанкой, и мелодия не из того, что знакомо Тине (Тина могла бы сказать, что, вообще-то, неплохо разбирается в классике); Юля создает что-то свое, абсолютно чуждое и далекое, но такое до одури захватывающее и красивое, что Тину бьет вереницей дрожи по запястьям и ребрам; музыка льется с подушечек пальцев, тревожит и тут же успокаивает, входит в размеренный, мирный ритм; Тина завороженно наблюдает и опускается на стул подле, заставив Юлю остановиться и обернуться на себя – всего на секунду. Секунду. И ее вполне достаточно, чтобы во взгляде прочесть целый мир. А Юля не прекращает играть; сквозь композицию и расстояние Тина чувствует тепло женского тела, Тина следит за тонкими кистями и пальцами, что в воздушном, вычурном жесте приподнимаются наверх и тут же снова ложатся на мраморные клавиши; Тина вбирает мелодию в сердце, и отчего-то становится так восхищенно и больно, что она едва сдерживает набежавшие слезы. Юля другая: в ней нет такого привычного высокомерия и вызова, она совсем не похожа на ту, которая выступает в зале суда; сейчас Юля своя, родная, хрупкая и очень нежная, Юля, исполняющая собственную (а Тина в этом более, чем уверена) мелодию, пускающая в душу, открывающаяся совсем с неизвестной для Тины, искренней стороны; Тина не замечает, как Юля обрывается, – обращается к Тине взволнованным полушепотом: – Не думала, что такая Железная леди, как вы, Тина Григорьевна, способна на слезы, – в ее голосе нет насмешки, лишь неподдельное удивление, и в нем Тина различает ноты переживания и жгучей обеспокоенности. – Ты, безусловно, умеешь играть не только на нервах, – тихо отвечает Тина, облизывая пересохшие губы; Юля не ждет продолжения и разрешений, подносит ладонь к лицу Тины и смахивает с щек соленые дорожки, совсем не спешит отстраниться; Тина замирает всем телом, смотрит Юле прямо в глаза, – голубизна переливается серостью и синими полукругами, блестит под лампами комнаты; Юля почти не дышит, но Тина подсознательно чувствует, что ее сердце бьется так же неистово и быстро, пронзительно гоняя кровь по артериям и жаром отпечатываясь на позвоночнике. Юля чертит линии ногтем на Тинином подбородке и наклоняется первой, задевая нос Тины кончиком своего; поцелуй получается мокрым, но медленным и до сумасшествия желанным, таким, от которого не остается буквально ни одной чертовой мысли, помимо той, как долго и невыносимо Тина этого хочет; она тает, растворяется в тепле и импульсах, а внизу живота ноет длинным, сладостным всплеском, и ей едва не силой сводит колени. Исступление превращается в необходимость и жажду, и Тина знает, что долго терпеть не сможет, – Юля же не останавливается, поцелуями переходит на щеки и шею, вбирает текстуру кожи нежно, но с жадностью, с неприкрытым желанием и острой настойчивостью; Тина безмолвно умоляет, придвигается ближе, тянет Юлю к себе за талию, цепляется за края одежды и сминает в ладонях, боясь дотронуться до оголяемых участков тела; но по итогу Тина решается – решается и не жалеет: привстает со своего стула и перекидывает ногу через Юлю, в миг оказываясь у той на коленях (об инструменте за спиной Тина собирается подумать позже и, в конце концов, Юля же всегда может остановить, ведь так?) Юля кусает губу и улыбается, чуть отклоняясь и вглядываясь в Тину внимательно, с пристальным, откровенным прищуром; и Тина вполне различимо стонет, когда она заводит светлую прядь за ухо, а затем резко обхватывает Тинины бедра и крепко, уверенно устраивает на своих, – Юля выдыхает ей куда-то в волосы, шепчет отчетливо и до безумия возбуждающе: – Так что: виски или вино?//