14 days

Андрес был художником, его мысли были поэтичны. Он редко ругался, потому что это неэлегантно. Он носил строгие дорогие костюмы и шляпы, пил эспрессо по утрам и видел искусство во всем живом и прекрасном. Он был джентльменом с пистолетом, всегда следовал только своим правилам и соблюдал их. Он считал себя хорошо сложенным человеком с прекрасным самообладанием, которое могло бы быть отличным примером для подражания в книгах по психологии. Вот почему он не мог до конца понять всей ситуации, произошедшей в театре. Одна деталь, которая была важна для понимания картины в целом, ускользнула от него. Отсутствие ясности вывело Берлина из строя и заставило его быть мрачным на протяжении еще нескольких часов после того, как они вернулись домой. Мартину, напротив, казалось, что все прошло идеально. Он все еще чувствовал пристальный взгляд Андреса на своих губах, и это ощущение, обжигая, разливалось по всему телу, ползло вниз по шее, рукам и шло прямо к сердцу. Он мог представить себя молодой девушкой, просящей партизана взять ее с собой. Прямо как в песне Bella Ciao. O partigiano, portami via… O bella ciao, bella ciao, bella ciao, ciao, ciao… Вчерашняя ситуация, как поцелуй, так и то, что Андрес сказал ему позже, заставили Мартина почувствовать себя слабым. Он никогда раньше не считал себя таковым. Напротив, он был смельчаком, готовым бороться за деньги и свободу в красном комбинезоне и маске Дали. Была лишь одна проблема — его разум никогда не расставался с чувствами, будучи практически одним целым, они постоянно мешали друг другу. Кто бы мог подумать, что это станет проблемой, учитывая, что они дружили больше десяти лет? Мартин был влюблен в Андреса с самого начала. Все события, смешиваясь в каком-то хаотичном порядке, шли собственным чередом. Андрес целовал его, Мартин падал все глубже и глубже, пока окончательно не потерял способность дышать. Если бы Андрес протянул ему руку и помог выбраться на поверхность, чтобы Палермо смог сделать глоток воздуха, это стало бы идеальным вариантом. Но этого не случилось. Мартину пришлось ухватиться за что-то столь хрупкое, что могло бы сломаться в любую секунду. Но, честно говоря, кто бы не хотел провести последние дни, дыша чудесным, свежим воздухом? O partigiano, portami via… Ché mi sento di morir… Андрес бросал ему кость, и Мартин становился самым счастливым человеком на земле, даже если эта кость не давала ему никаких шансов быть с ним. В какой бы ситуации Мартин не находился, если бы ему пришлось выбирать, он бы даже не обратил внимание на второй вариант и выбрал бы Андреса. У каждого есть недостатки. Палермо, например, был просто безнадежно влюблен в Берлина. E se io muoio da partigiano… O bella ciao, bella ciao, bella ciao, ciao, ciao. E se io muoio da partigiano, tu mi devi seppellir… Мартин не тратил время впустую и не давал Андресу ни минуты на раздумья. Он позвал его поздно ночью и повел к задней двери монастыря. Было темно и тихо, звезды казались маленькими блестками, которые кто-то случайно разбросал по темно-синей ткани. — Я узнал, что сегодня можно будет увидеть несколько падающих звезд. — сказал Мартин, ведя своего лучшего друга к одеялу, которое приготовил заранее. Монастырь был расположен на холме, поэтому вид открывался просто потрясающий. Мартин был доволен собой, все выглядело чертовски романтично. — Я вижу, ты очень серьезно относишься к этому соревнованию. — Андрес сел на одеяло, вытянув ноги перед собой. — Я серьезно отношусь к тебе. — ответил он до того, как успел подумать. Вместо странной, неприятной гримасы, которую он ожидал получить в ответ на свои слова, Мартин увидел мягкую улыбку. Казалось, если бы в нем было меньше самоуважения, он бы начал мяукать прямо сейчас. Он этого не сделал, но, повинуясь инстинкту, двинулся вперед, чтобы оставить на губах Берлина нежный поцелуй, однако его друг слегка склонил голову в другую сторону, уходя от движения Мартина, но все еще улыбаясь. — Мартин… Ты, правда, думаешь, что все так просто? — Ладно. — он почувствовал, как лицо заливается румянцем, и быстро сменил тему.— Может, выпьем вина? — С радостью. — Андрес улыбнулся еще шире, показывая свои молочно-белые зубы и заставляя сердце Мартина биться чаще. Палермо налил два бокала вина и протянул один своему другу. Его руки довольно сильно дрожали, и едва заметный вздох сорвался с его губ, когда их пальцы соприкоснулись. — О, Мартин, amigo, тебе нужно лучше держать себя в руках. — Берлин покачал головой, тихо смеясь. — Я держу себя в руках. — Мартин посмотрел ему в глаза. — Правда? — Андрес явно издевался над ним, будто хотел проверить, как далеко он может зайти прежде, чем что-то случится. Мартин многое бы отдал за то, чтобы не чувствовать себя настолько взволнованным из-за идеи быть разбитым Андресом, которая сейчас крутилась у него в голове и была очень заманчивой. — Да. — это прозвучало не так уверенно, как ожидал Мартин, но это была такая мелочь по сравнению со стоном, который сорвался с его губ, когда Андрес наклонился и прижал его к одеялу, нависая сверху. — Ты считаешь себя главным в этой игре, да? — Берлин сделал глоток вина, все еще не давая своему другу подняться и наблюдая за ним. — Это моя и-игра, так что да. — Может быть, ты и главный… Но именно я тот парень, который уничтожает все одним касанием, даже особо и не пытаясь. Ты знаешь, откуда мне это известно? — Н-нет. — Палермо забыл, как говорить. Берлин позволил ему снова сесть и сделал еще один глоток вина, внимательно наблюдая за своим другом. — Тогда смотри, — Андрес положил руку на щеку Мартина и приблизился настолько близко, что их губы практически касались. — а теперь посмотри на себя, — прошептал Берлин, и горячее дыхание обожгло кожу Мартина, из-за чего у него закружилась голова. — я сломал тебя, даже ничего не сделав… Нет, нет, нет… — он слегка отодвинулся, пытаясь спастись от Мартина, который двинулся на него, чтобы догнать и наконец добиться этого поцелуя. — Знаешь, когда тебе удастся выиграть эту игру? Когда ты сможешь меня сломать так же легко, как я сделал это сейчас с тобой? — Т-ты сказал… Ты сказал, что поцелуи разрешены. — Мартин знал, что звучит, как маленький ребенок, но не мог ничего с этим сделать. — Ты сможешь меня поцеловать, если твоя попытка не будет похожа на жест отчаянного подростка. — Андрес с улыбкой отодвинулся, потягивая вино. — Значит, это была не самая удачная попытка, да? — поднял бровь Мартин, тоже делая глоток вина. — Мальчик-подросток на первом свидании. — Тогда покажи мне, как это делается. — Мартин встретился взглядом с Андресом и почувствовал, как по спине пробежала дрожь. Это было рискованно, но попробовать стоило. — Хорошо. — вдруг рука Андреса легла на затылок Мартина, и он вцепился зубами в нижнюю губу своего друга, нежно проводя языком, а потом кусая снова. Он резко убрал руку Палермо, которая легла ему на шею, и прошептал. — Контролируй себя. — Ммм… Что делать? — Если ты не издашь ни звука, я поцелую тебя как следует. — тихо рассмеялся Берлин, понимая, что это дело нескольких секунд. Тем не менее, он дал Мартину шанс, опустил его спиной на одеяло и облизал нижнюю губу, медленно и нежно. Этого было недостаточно, чтобы сломить Палермо, но когда Берлин потянул его за волосы и поцеловал шею, он громко застонал, прикусив нижнюю губу, и мысленно выругался, когда все немедленно прекратилось. Мартину понадобилось тридцать секунд, чтобы прийти в себя. Андрес явно развеселился. — Победа опять за мной? — Это нечестно. — Что? — Андрес выглядел очень удивленным или просто очень хорошо изображал удивление. — Я не понимаю, о чем ты говоришь. — Ты же знаешь, как я на тебя реагирую. Ты не можешь так мной манипулировать. — О, но я хочу! — ответил Андрес и в его глазах блеснуло что-то хищное, что заставило Мартина напрячься. — Никто не говорил, что я не могу играть также хорошо. — Тогда поцелуй меня как следует, трус. — Настоящий подросток на первом свидании. Я на это не куплюсь. — Перестань говорить это. — Мартин начал выходить из себя. — Мужчинам нравится, как я себя веду. — Мальчикам. — Что? — Мальчикам, не мужчинам. — Андрес ухмыльнулся. Он протянул руку, чтобы игриво дотронуться до щеки Мартина, но его друг крепко сжал его запястье, почти зарычав. — Чего ты хочешь? — Берлин широко раскрыл глаза, он был ошеломлен. Он прикусил губу и посмотрел на Палермо каким-то особенным, горячим взглядом. Все тело Мартина кричало «поцелуй его наконец», но мозг говорил ему, что настала теперь уже его очередь играть. Он отпустил запястье Берлина и вернулся к своему бокалу вина, будто ничего не произошло. — Я хочу очень многого. — Андрес наконец прервал затянувшееся молчание. Мартин подвинулся ближе к нему, и их руки нежно соприкоснулись. — Знаешь, я вижу мир, как одно прекрасное стихотворение. — Мм? — Это значит, что есть стихи получше, а есть похуже. Я считаю, что моя жизнь состоит только из хороших вещей, идеально сочетающихся вместе… Я считаю свою жизнь замечательной. Это дань уважения всем, кто не смог достичь совершенства. Я много работал, так что теперь я наконец могу просто наслаждаться этим… — его нижняя губа едва заметно задрожала. — Я много работал, чтобы сделать ее идеальной, понимаешь? Мартин молча слушал, положив руку на колено друга. — Так трагично, что люди восхищаются художниками только после их смерти. — Андрес нахмурился и покачал головой, продолжая говорить. — Мы живем в очень странном мире, не находишь? — Почему ты мне это рассказываешь? — Мартин был сбит с толку. — Потому что, друг мой, — Берлин посмотрел на него, — ты единственный, кто может понять это. — он медленно кивнул, смотря на ночное небо. — Уже поздно. — Да, ты прав. — Мартин все еще ничего не понимал, но решил не настаивать на продолжении. Складывая одеяло, он заметил одну падающую звезду и быстро загадал желание. Нужно использовать все возможные шансы, даже если это глупо, не так ли? Андрес взял бутылку и стаканы, и они молча пошли обратно в монастырь. Палермо поднялся вместе с ним в спальню и просто крепко обнял его, как он обычно делал, не пытаясь получить что-то большее. Не потому, что он не хотел этого, а потому что хотел слишком многого. Берлин был теплым и расслабленным. Это объятие было чудесным. — Завтра я свободен. — неожиданно прошептал Андрес прямо в ухо Мартину и тепло улыбнулся. — Почему ты думаешь, что я собирался провести с тобой завтрашний день? — Назовем это магией. — Андрес закатил глаза и отпустил своего друга. — Мы должны пойти в караоке на этих выходных. — сказал с улыбкой Мартин. — Идет. — Берлин любил петь, поэтому другого ответа от него и нельзя было ожидать. — Спокойной ночи. — Спокойной ночи. — произнес Андрес беззвучно, одними губами. Позже, уже лежа в постели, Мартин начал думать. Он был так уверен в себе, но этот вечер показал ему, что он должен быть осторожен с Андресом. Берлин был прав, ему нужно научиться контролировать себя. Но для этого Палермо нужно было хотя бы чуть-чуть сломать Берлина.