Никогда не простит

      — Я нашёл её на пляже, похоже её кто-то сильно избил, — говорил незнакомый низкий голос, по ощущениям, где-то в метре от меня.       — Мы уже вызвали полицию, сэр, — ответил ему другой голос, женский, — Вы можете подождать их в коридоре, они захотят вас допросить.       Послышались шаги, затем скрип двери. Затем тишина. В комнате стоял сильный запах медикаментов, из чего я заключила, что нахожусь в больнице. Ещё некоторое время в комнате, а точнее в палате, стояла тишина, затем снова послышались шаги, а спустя пару секунд я услышала родной голос:       — Как она, Бонни? — это уже был мой отец.       — Ещё не пришла в себя, доктор, — ответил ему уже знакомый женский голос.       — Я побуду с ней, — сказал папа.       Вновь послышались удаляющиеся шаги, и наступила тишина.       Наконец, я решилась открыть глаза. Я действительно находилась в больничной палате. Стены её были голубыми, а убранство её было скудным. Только кушетка, на которой я и лежала, маленькая тумбочка и стул, на котором сидел папа.       — Пап, — тихо позвала я и не узнала собственный голос. Это точно говорила не я, за меня говорила какая-то старушка лет восьмидесяти с больными, прокуренными лёгкими.       — Солнышко, — папа подался вперёд и взял меня за руку. Он говорил тихо, будто сидя у постели смертельно больного. Я же не смертельно больной, правда? Меня потихоньку начала охватывать паника, — Как ты себя чувствуешь?       — Не знаю. Никак, наверное, — тело действительно не болело, как будто меня хорошенько накачали анальгетиками. Пугал только голос, и я решила начать с этого, — Что с моим голосом?       — Ты наглоталась солёной воды, тебя нашли у океана, ты помнишь? — обеспокоенно ответил папа, какой-то странной интонацией выделив последний вопрос.       Помню ли я? Конечно помню. С чего бы мне не помнить? Но видимо, для папы это было очень важно, и соображать пришлось стремительно. Если я помню, начнутся разбирательства с полицией, со школой. Школой, где все меня ненавидят и не упустят возможности подставить каким-либо образом. Если не помню - начнут проверять на травмы головы, а когда таковой не обнаружат, спишут мою амнезию на шок. Я не помню. Медленно качаю головой в отрицательном жесте. Не помню. Папа ласково погладил меня по голове. Поверил.       В дверь громко постучали. Я вздрогнула, папа нахмурился, и мы оба перевели взгляды на дверь. В дверном проёме показался невысокий мужчина средних лет, с пышными усами и проницательным взглядом.       — Здравствуйте, шериф Свон, — папа поднялся со стула и поприветствовал мужчину. Они обменялись рукопожатиями, и отец заговорил вновь, но уже гораздо тише, — Вы знаете, сейчас не лучшее время для допросов. Моя дочь находится в шоковом состоянии, она всё равно вам ничего не расскажет.       — Я понимаю тебя, Эдриан, но мне необходимо выполнить свою работу, — в голосе шерифа послышались стальные нотки.       Меня немного задел такой тон. Ничего ему не скажу. Просто так, из вредности. Шериф Свон тем временем перевёл своё внимание на меня. Он подошёл поближе и присел на единственный в палате стул.       — Здравствуй, Ребекка. Как ты себя чувствуешь?       Что же, все вокруг будут задавать мне один и тот же вопрос? Повторять не хочется. И откровенничать не хочется. Я ему не доверяю. Молча смотрю перед собой и пытаюсь представить, что вокруг никого нет.       — Вот видите? — вмешался отец, вновь обращая внимание шерифа на себя, — Она сейчас не в состоянии отвечать на ваши вопросы. Она ничего не помнит, поэтому не может рассказать вам то, что вы хотите от неё услышать.       В словах отца мне послышался явный намёк на что-то. И видать не мне одной, потому что взгляд шерифа в мгновение ока потемнел, но спустя секунду он взял себя в руки и, игнорируя отца, вновь обратился ко мне. В его голосе слышалась настойчивость, а во взгляде читалась едва заметная надежда:       — Скажи мне, милая. Если не можешь или не хочешь говорить, просто кивни, если я прав. Хорошо? — не дождавшись ответа, после недолгой паузы шериф продолжил, — Хорошо. Это был Сэм, да?       Что ещё за Сэм?       — Сэм Адли принёс её в больницу, шериф Свон, — снова вмешался мой отец. Тон его стал холоден, как лёд. Как... Как вода в океане.       — Именно он и нашёл её, — в интонациях шерифа Свона ясно слышалось, что факт причастности этого загадочного Сэма Адли казался ему подозрительным.       — И тем самым спас ей жизнь, — парировал отец, добавив, — Как лечащий врач Ребекки, я настаиваю на том, чтобы вы немедленно покинули палату. Моей дочери необходим покой. Прошу.       Папа приоткрыл дверь в палату и придержал её для шерифа Свона. Тот медленно поднялся. Я уже было подумала, что он сейчас скажет что-то резкое, но его губы дрогнули, будто бы проглатывая несказанную фразу, а после сжались в тонкую линию. Ещё секунда, и шериф покинул палату. Когда его громкие шаги стихли, папа подошёл ко мне, поцеловал в лоб и тихо сказал:       — Отдыхай, солнышко.       После того, как отец покинул палату, и я осталась одна, я стала размышлять о прошедшем вечере. Было стыдно. И обидно. Стыдно, что я поверила этому червяку, Джесси. Когда он просто собирался привести меня к тем трём ублюдкам на пляже. Обидно, что потом мне придётся вернуться в школу и встретиться с этим кошмаром вновь. Я так боялась их увидеть снова. Я так боялась, что они увидят меня. Я боялась увидеть саму себя. Как я сейчас выгляжу? Мой нос такой же кривой, как и у Джесси? Я ничего не чувствую, а конечности будто налились свинцом. Я хотела потрогать своё лицо, но не смогла даже поднять руку. На одно у меня точно хватит сил. В следующую секунду мои глаза защипало, и по щеке скатилась первая слезинка. За ней вторая. Третья. Беззвучно рыдая, рискуя захлебнуться слезами, я и не заметила, как отключилась.

***

      Проснулась я оттого, что противный солнечный лучик, пробивающийся даже сквозь жалюзи, настойчиво светил мне в глаза. Голова раскалывалась. Так всегда бывало, если у меня накануне случался приступ неконтролируемых рыданий. Болели ребра, щеки отчего-то ужасно щипало.       Осторожно потрогав лицо кончиками пальцев, мне показалось, что я нашла несколько ссадин. Нос вроде бы в порядке. Повертев головой, я обнаружила над спинкой кровати красную кнопку с подписью "для вызова мед. персонала". Немного подумав, я всё-таки решилась нажать на неё. Спустя три минуты ко мне в палату зашла медсестра. Её густые, чёрные кудри были завязаны в хвост на затылке, а на губах играла располагающая улыбка:       — Ты уже проснулась? — как-то очень бодро произнесла она, — Я схожу, позову твоего отца.       — Нет, постойте, — девушка уже собиралась сбежать за отцом, но я успела остановить её. Что-то мне подсказывало, что у неё точно есть то, что мне сейчас нужно, — У вас случайно нет зеркала?       Бонни, а именно так звали эту девушку, если верить бейджу на её груди, сначала на секунду растерялась, но мгновением позже сунула руку в карман и достала оттуда маленькое складное зеркальце. Она протянула зеркальце мне, и я с замиранием сердца открыла его.       К счастью, на лице никаких серьёзных повреждений я не обнаружила. Да, оно было опухшим от слез, и на щеках действительно красовались две ссадины, одна ярче другой. Нижняя губа разбита. Правая бровь рассечена. Но главное нос в порядке.       Поблагодарив девушку, я вернула ей зеркало и та быстро удалилась. Со вздохом я откинулась на подушку. Солнечный лучик всё ещё терроризировал мою постель, и я попыталась сбежать от него, перевернувшись на бок. Ребро тут же отозвалось болью. Наверное, оно сломано.       Интересно, как долго срастаются сломанные ребра? Хоть бы подольше. Как представлю, что снова увижу компанию этих ублюдков, сразу слезы подступают к глазам. Главное не заплакать. Сейчас сюда придёт папа, если он увидит меня плачущей - назначит успокоительное. А я до ужаса боюсь уколов.       Спустя несколько минут отец вошёл в палату.       — Доброе утро, солнышко, — сказал он, присаживаясь на стул возле кровати.       - Доброе утро, — глухо ответила я.       Только сейчас я поняла, что допустила ошибку, не обдумав всё как следует прежде, чем вызвать медсестру. Я поняла, что сейчас мне снова начнут задавать вопросы.       — Как ты себя чувствуешь сегодня? — первым делом отец, естественно, осведомился о моем самочувствии.       Я решила, что скрывать свою головную боль не стоит, потому что, во-первых, это бессмысленно, во-вторых, я действительно была не против таблетки обезболивающего.       — Голова болит, — жалобно простонала я.       Отец кивнул, вышел из палаты, а спустя минуту вернулся с таблеткой анальгина и пластиковым стаканом воды.       — Вот, выпей, — папа протянул мне таблетку и помог запить её водой, придержав мою голову над подушкой.       Откинувшись обратно, я выжидающе посмотрела на отца. Тот не спешил что-то говорить, задумчиво хмуря брови. Спустя минуту он, наконец, начал свой допрос:       — Вчера я спрашивал тебя, помнишь ли ты что-нибудь, — внимательно глядя на отца, я кивнула. Он продолжил, — Сейчас, когда тебе чуть получше, хочу спросить ещё раз. Может быть, ты вспомнишь…       — Я понимаю, пап, — тихо ответила я, — Но если бы я хоть что-то помнила, то конечно рассказала бы.       — Что последнее ты помнишь из вчерашнего дня? — спросил отец.       Мне показалось или его тон приобрёл несколько деловой оттенок? Он думает, что я вру?       — Я была на пляже. Я пришла туда, чтобы... — думай, Бекка, думай! — Чтобы встретить закат.       — Встретить закат? — отец скептически поднял брови.       Я кивнула. Повисло долгое молчание. Он мне не верит. Ну и что? Он же не сможет вытянуть из меня правду. Он узнает ее, только если я сама скажу. А я не скажу.       — С каких пор ты пристрастилась к созерцанию закатов? — наконец заговорил он.       — В Форксе пляжей нет, вот я и не интересовалась. А теперь вроде и возможность представилась, — я не собиралась сдавать позиций.       — И чего это тебе стоило? — тихо спросил он.       Своими словами он будто пытался придать значимости моим проблемам, чтобы я выдала ему виновных. Но я же знаю, ничего серьёзного не произошло. Главное лицо в порядке. И нос.       — Я знаю, это было глупо, — ответила я, — На пляж больше ни ногой.       Своим обещанием я хотела поставить точку в разговоре, пока он не затянулся. Отец тяжело вздохнул, затем поднялся со стула.       — Мама хочет с тобой поговорить, — сказал он, отступая к выходу, — Я приведу её. Если вдруг что-то понадобится, зови медсестру.       С этими словами отец вышел из палаты. Я облегчённо вздохнула. Хотя расслабляться было рано. Мама непременно захочет узнать, что произошло вчера. И если с отцом история про закат прокатила, то с мамой этот номер не пройдёт. Придумывать новую ложь было глупо - они наверняка потом будут обсуждать это с папой. Но и про закат рассказывать тоже нельзя - она подумает, что я вру, а от мамы так легко не отделаться. Верное решение пришло само собой.       В палате показались двое. Мама и к моему удивлению Фрэд. Надо же, вернулся. Мама тут же подбежала ко мне и, осторожно гладя меня по лицу, запричитала:       — Боже, Бекка, что же с тобой случилось? Что с тобой сделали? — слова прерывались коротким всхлипами, мамины глаза были красными и опухшими, но она всё же держала себя в руках, — Как это произошло? Расскажи, они ответят за это. Или он был один? Или это была девушка?       Вопросы сыпались градом, и я дала волю истерике. Это было не сложно, слезы давно просились наружу. Я кричала и брыкалась, уворачиваясь от маминых рук, когда она пыталась меня успокоить. В ужасе, не зная, что делать, мама выбежала в коридор, чтобы позвать медсестру. Дыхания стало не хватать, слезы прекратили литься из глаз, будто их запасы совсем опустели за последнее время. Фрэд оценивающе глядел на меня.       — Ты ведь всё помнишь, да? — заговорил он, когда мы остались наедине, — Отец сказал, что ты пытаешься ему врать.       Я молчала. Сил на разговоры не хватало, будто я всю себя потратила на эту истерику. А Фрэд продолжал:       — Если ты скажешь мне, кто это был, я ничего не скажу родителям.       Я хотела рассказать. Я доверяла Фрэду, да и с родителями он никогда особо не откровенничал. Но времени было мало. Сейчас прибежит медсестра с успокоительным. Ненавижу уколы. Решившись, я поманила Фрэда пальцем к себе поближе. Когда в палату забежала медсестра в сопровождении рыдающей мамы, он едва успел от меня отстраниться. END POV Ребекка

***

      В захламлённом помещении, насквозь пропитанном запахом табака и со всех сторон разрисованном неумелыми граффити расположились четверо молодых людей. Двое из них развалились на большом старом матрасе, на котором было множество дырок от сигаретных окурков и несколько пятен непонятного происхождения. Эти парни были в нирване. Двое других, ещё не успевших вырубиться, сидели на голом полу и распивали одну бутылку портвейна на двоих. Окна в комнате были закрыты и плотно зашторены, помещение освещала лишь одиноко свисающая с потолка лампочка.       Фрэд передал полупустую бутылку приятелю, задумчиво глядя на стену. Тот жадно глотал алкоголь, и казалось, нет на свете человека более безразличного, чем он.       — Есть планы на вечер? — спросил Фрэд, принимая бутылку из рук Джоша. Именно так звали его собутыльника, отсутствующим взглядом рассматривающего серый, обшарпанный потолок.       — А хрен знает, — безразлично ответил Джош, но мигом сменил настроение, когда до него дошло, что Фрэд хочет что-то предложить. Он выбрал очень подходящий момент, когда у Джоша напрочь отбило всё желание жить. От бессмысленности и однообразности своей жизни он буквально лез на стену, — Есть идеи?       Фрэд усмехнулся. Он отлично знал, что чувствует сейчас Джош и знал, что тот пойдёт на что угодно, чтобы вернуть волю к жизни. Иначе говоря, избавиться от скуки. Майерс бессовестно этим пользовался.       — Да есть тут один человечек. Ему не помешало бы преподать урок, — сказав это, Фрэд сделал большой глоток портвейна и отставил бутылку в сторону.       — Что за человек? — деловым тоном отозвался Джош, тщетно пытаясь дотянуться до алкоголя, не вставая с места. Но бутылка была слишком далеко, и бедный парень сдался на полпути.       — Индеец, — коротко ответил Фрэд, закуривая сигарету.       Джош лениво рассмеялся, на мгновение у него даже загорелись глаза. А глаза у него остекленели уже очень давно, и он цеплялся за любую возможность, чтобы вернуть им блеск.       — Что, сильно накосячил? — растягивая слова, с едва заметной усмешкой спросил он.       Вообще, обычно Джош более активный, когда не находится на полпути к отключке.       — Заслужил, — уклончиво ответил Фрэд.       Ему не хотелось посвящать друзей в семейные дела. Хотя какие они друзья? Фрэд сделал ещё одну глубокую затяжку.

***

POV Ребекка       Уже почти две недели я лежу в больнице. Родители приходили ко мне каждый день, сидели у моей постели буквально сутками, следили, чтобы я не умерла со скуки. Даже принесли мне книгу про Гарри Поттера, которого я с детства обожала. И вот, сегодня меня наконец-то отпускают домой, где я смогу долечиваться в комфортной обстановке.       Осторожно, не делая резких движений, я шла к папиной машине. Родители шагали с двух сторон от меня, поддерживая за локти, чтобы я не упала. Напрасно они так, я чувствую себя вполне неплохо. Дорога от больницы до дома занимала всего 15 минут, которые я провела в нетерпении. Скорее бы вернуться домой, я так соскучилась по своей комнате.       Мне успела так надоесть моя палата, что я была готова ночевать в больничном коридоре. Моему счастью не было предела, когда моя голова вновь коснулась родной подушки, в родной и любимой спальне. Даже мысль о скором возвращении в школу не смогла испортить мне настроение. END POV Ребекка

***

      Ночную тишину резервации нарушил пронзительный крик, раздавшийся из дома Скоттов. Миссис Скотт была пожилой женщиной, в одиночку растившей сына по имени Джесси. Работала она всегда допоздна в местном супермаркете. Сегодняшний день для неё ничем не отличался от остальных. Она проснулась раньше сына, приготовила завтрак и ушла на работу. Но к концу рабочего дня у неё появилось странное, нехорошее предчувствие, будто что-то плохое должно вот-вот случиться. Она даже хотела уйти с работы пораньше, но старшему менеджеру самому нужно было уехать в Форкс на приём к стоматологу, так что миссис Скотт пришлось остаться и доработать свою смену, как положено.       Она откинула плохие мысли куда подальше и сосредоточилась на работе. Но когда женщина уже подъезжала к своему дому, предчувствие вновь вернулось. Миссис Скотт, не раздеваясь, поднялась в комнату своего сына. Джесси обычно уже спал, когда его мать возвращалась с работы. Когда она открыла дверь его спальни, из её горла вырвался вопль ужаса. Её сын безжизненно висел в полуметре от пола. Вокруг его шеи обвилась петля.       На теле покойного Джесси судебно-медицинские эксперты обнаружили несколько переломов, повреждения внутренних органов и, кроме всего прочего, развороченный задний проход, из которого торчали деревянные щепки.