Теория струн

Небо затянуто плотными тучами. Сквозь них не пробиться ни солнцу, ни луне, и всё вокруг погружено во мрак. Хранитель и сам не рад: животные попрятались по норам, не слышно пения птиц, даже рыба в воде не плещется. Лес словно вымер, безжизненный и молчаливый. В тишине Хранитель обходит свои владения. За ним стелется густой туман — стекает с длинных волос мрачными мыслями, темнее, чем небо над головой. Не распускаются пышные цветы, не журчит игристый ручей, не витает в воздухе лето. Только ветер сквозит меж ветвей, холодный и стылый. В дни, как этот, стоит ждать только дурного. Скоро сюда придут люди. Будут просить его сжалиться, будут просить вернуть солнце, будут просить благословения. Что страшнее — будут приносить ему жертвы. Хранитель не знает, как объяснить им. Он не властен над этим, он лишь оберегает то, что подарила мать-природа, и жертвы тут не помогут. Ни куропатка, ни зайчик, ни бык. Не так это работает, и, он надеется, никогда не будет. Ему столько зверей пришлось выходить из-за людского невежества. Тьма сгущается. Единственный свет исходит от Хранителя — сияет в груди, со временем всё слабее. Искрится в каплях росы, украшающих волосы. Освещает Хранителю дорогу к огромной пещере, что люди заприметили для своих глупых жертв. Сердце замирает от осознания: она не пуста. Там человек. Он красив настолько же, насколько печален. Его лицо перечёркнуто шрамом, несколько прядей подёрнуты сединой. Правая рука отсечена выше локтя, и Хранитель не хочет знать, через что ему пришлось пройти. Когда Хранитель подходит к человеку ближе, тот падает перед ним ниц. — Поднимись, — просит Хранитель, и человек подчиняется ему с безукоризненным безмолвием. Хватит с Хранителя тишины, хватит. — Как твоё имя? — Широ, о Великий Дух. — Я не дух, и тем более не великий. Всего лишь Хранитель. — Простите моё невежество, Хранитель. Если так продолжится, Хранитель лично притащит его обратно к людям сейчас же. На счастье Широ, Хранителю хочется поговорить. — Что ты здесь делаешь, Широ? — Я — жертва. Для вас, о Хранитель. Так, этого ещё не хватало. Людское невежество зашло слишком далеко. Вот теперь он зол, по-настоящему. Впервые Хранитель искренне жалеет, что не властен над стихией. Он бы показал свою ярость наглядно, с молниями, огнём и ветром. Но вряд ли бы это остановило людей от жертвоприношений ему. — Мне не нужны жертвы, тем более людские. — Хранитель едва держит голос ровным. — Возвращайся домой. — Не могу. Я слаб и болен, а с этим, — он пожимает безруким плечом, — не гожусь даже для работы в поле. Нет мне там места. Туман, стекающий с длинных прядей, обволакивает их обоих тонким покрывалом. Хранитель садится рядом с ним, но прикоснуться — вот странно — боится. — Если я тебя вылечу, ты вернёшься? Широ смотрит на него распахнутыми глазами. Они удивительно серые, как нависшие над лесом тучи, но от зрачков тянутся тонкие золотые лучи. Завораживающе. Тишину сотрясает смех. — Меня нельзя вылечить, — Широ утирает выступившие от смеха слёзы, — но спасибо за вашу доброту, Хранитель. — А я попробую. — Тогда позвольте остаться и служить вам. Голос Широ твёрдый, упрямый. Будто он всё уже для себя решил. У Хранителя нет причин его отговаривать. — Служить не позволю, но позволю остаться. Широ улыбается. С его улыбкой небеса становятся светлее. — Как вам будет угодно, Хранитель. — С одним условием. — Всё, что пожелаете. — Дай мне имя. Человеческое. Над ответом Широ едва ли думает: — Кит.