В ритме поющих цикад

Они не смели просто так подойти друг к другу, не смели даже смотреть друг на друга. Грейс часто не с первого раза могла услышать обращенные к ней слова Ала или Джинни. Потому что в голове — Ли, Ли, Ли... От его имени останавливалось сердце, даже если произносил его кто-то из старших братьев. Глупо было думать о Судьбе и жалеть себя, но все же: почему так несправедливо все сложилось? Почему тогда на дороге ее встретил Алвин, а не Ли? После неловкого поцелуя на веранде, у них не было возможности перемолвиться хоть словечком. Ли следил за скотом, или ставил силки на зайцев, удил иногда рыбу. И только когда передавал выпотрошенную добычу — украдкой, незаметно касался ее руки. И смотрел. От его взгляда Грейс становилось тяжело сосредоточиться. Пальцы слабели, и овощи из-под них так и норовили выскользнуть, укатиться со стола. Он не решался долго ошиваться возле нее, не мог даже заговорить, но те секунды, что он был рядом дарили ей несравненное удовольствие. Вечерами, у костра, оба прикладывали усилия, чтобы не бросать друг на друга жадные взгляды. Часть собранного урожая и двух молодых бычков братья продали в городе и вернулись уже под вечер. Совершенно пьяный Эрн вывалился из останавливающейся повозки прямо в пыль — довольный прошедшими торгами Алвин гортанно загоготал. Не осталось сомнений, что они спустили часть денег на выпивку. Джинни поторопилась навстречу, попыталась поднять мужа, шипя сквозь зубы ругательства. Ли, спрыгнув с облучка, принялся распрягать лошадь, но Ал остановил его, грузно спускаясь на землю: — Займись лучше ящиками, — дернул ремень оглобли, потом обернул красное от выпитого лицо к Грейс: — А ты чего встала? Помогай разгружать. С трудом стащив два пустых ящика, она разминулась с Ли, который успел уже оставить в сарае высокую стопку ящиков и возвращался за следующей. Глянул на нее — как обжег. Шел он ровно и движения его были уверены как всегда — он не напился с братьями. Освободив лошадь, Ал повел ее в стойло, а Джинни удалось, наконец, растолкать Эрна, заставить его подняться и последовать к палатке, почти повиснув на ее хрупком плече. Ящики составлены в башню и Грейс залезла на сундук с инструментами, чтобы утвердить на ее вершине еще два занозистых этажа. Свет, проникающий из открытой двери в сарай, на секунду померк — в проеме возникла фигура Ли. Широкими шагами он стремительно преодолел разделяющее их расстояние и остановился буквально в трех дюймах. Весь напряженный, прямой, глядя снизу вверх. В ярких глазах — водоворот эмоций. Ее руки легли на плечи, зарылись в светлые волосы, и Ли судорожно вжался в ямку под шеей щекой, лбом, всем лицом. Схватил за талию, рванул к себе. Ни он, ни она не умели проявлять свои чувства, им не у кого было научиться дарить ласку. Он сдерживал себя, стараясь сжимать Грейс в объятьях осторожно. Обхватил обеими руками, обнял за талию и медленно запрокидывал голову, едва касаясь губами шеи, кожи за ухом, щеки, отчего все ее тело пронизывали мурашки. Грейс поймала его рот губами с жалобным стоном, тая от крепких ладоней на своей спине. Мягкие, какие же мягкие у него губы... И теплые. Они раскрылись навстречу ей с прерывистым выдохом, руки обоих затряслись. В его поцелуе — неуклюжая нежность. Кружащая голову, запретная. На мгновение он оторвался от нее, чтобы оглушить жарким шепотом: — Я хочу быть с тобой. Я хочу просыпаться с тобой, Грейси. От этих слов можно сойти с ума. Казалось, они вышлибли землю из-под ног и Грейс вцепилась в его плечи. От него дурманяще пахло нагретой на солнце кожей и чуть-чуть табаком. Она медленно вдыхала его полной грудью, наполняя легкие до предела, пока те не начали болеть. — Ты пойдешь со мной, Грейси? Убежишь со мной? Глаза вдруг защипало и Грейс крепко зажмурила их, выталкивая слова через сдавленное подступающими слезами горло: — Да. Да, забери меня, Ли. С тобой мне везде будет хорошо. Он почти стонет, сминая ее губы. Будто совсем не был уверен в ее решении. Грейс ответила на его поцелуй, отдавая всю себя, вкладывая в него все свои чувства, тщательно подавляемые, скрываемые столько времени. — Я скопил немного денег. Оставлю их здесь, за сундуком. Как будешь готова — забирай и беги, я направлю их по ложному следу, — он прерывал свой шепот быстрыми поцелуями. — Встретимся через пару дней. В малом городе, в мотеле "Рассвет". Они не будут тебя там искать, не подумают, что у тебя есть на что снять номер. Грейс... Ты будешь ждать меня там? Она отозвалась, словно эхо: — Я буду ждать тебя там. Прошло уже достаточно времени, чтобы кто-то заметил отсутствие обоих, и они мучительно, с болью оторвались друг от друга. Его глаза мутные, шальные, пальцы в последний раз сжались на ее спине. И отпустили. Три шага и он уже снаружи. А Грейс снова в состоянии слышать ветер, шелест листвы, цикад. Ей хотелось еще, хотелось большего. Тело ломило, пальцы нервно теребили кончик косы, а между ног ощущалась непонятно откуда взявшаяся влага. Прижав ледяные руки к пылающим щекам, Грейс зажмурилась, пытаясь успокоить дыхание и унять дрожь в коленях. Все ее мысли теперь обращались к сундуку, за которым — она проверяла — спрятан небольшой сверток. Возможность сбежать, еще такая туманная, неопределенная, кружила Грейс голову. А то, что Ли готов оставить ферму, уйти от родных в неизвестность ради нее — сводило с ума. Она исколола все пальцы, помогая Джинни шить пеленки из старого тряпья. Ведь Ли — вот он, совсем рядом, в нескольких футах. Грейс ощутила его взгляд, склонилась ниже к шитью, в груди затрепетало и — острие снова вонзилось в кожу. Сунув палец в рот, она почувствовала слабый металлический привкус, бросила быстрый взгляд через костер. — Что бы я без тебя делала, — вздохнула Джинни, и Грейс будто окатили ледяной водой. — Все то же самое, наверное, — запинаясь, пробормотала она. — Нет, правда. До того, как Ал привел тебя мне было очень тяжело. И огород, и птица. Стирка... Ты когда появилась, сразу начала помогать, ты как сестра мне. Так легко было бы оставить позади всю эту проклятую семейку, если бы не Джинни. Как та будет без нее? Роды совсем скоро, а Грейс сбросит на нее все то, с чем ей с трудом удавалось справиться еще до беременности. Часто моргая, она смотрела в руки, сжимающие состиранную до марлевой тонкости ткань. Только бы не заплакать. Прости, Джинни. Это плохо, такому предательству нет оправданий, но продолжать так жить невозможно. Прости, сестра. Взять бы с собой беременную подругу. Нельзя: двигается та медленно, быстро утомляется. Верный провал. Да и пойдет ли? После того, как Эрн перестал ее лупить, Джинни начала смотреть на него совсем другими глазами. А тот на нее — с удивлением оттого, что их отношения повернули в лучшую сторону. Он просто не знал, что с женщинами можно обходиться без рукоприкладства, просто не видел другого. Привык. Грейс боялась поднять глаза, не хотела, чтобы Джинни увидела стоящие в них слезы. И всю ночь ворочалась, пытаясь не думать лишнего, не дать мыслям сбить себя с толку. Пытаясь прекратить представлять, сколько работы свалится на подругу с ее бегством. Но глупая голова все прокручивала и прокручивала сцены повседневной жизни, только уже без участия самой Грейс. Потом вообразила как рассвирепеет Ал. Как он будет орать и швырять все, что попадется под руку, материться и сыпать проклятьями. Это уже третья ее попытка. Найдет — вытрясет душу уж наверняка. Будет бить, вымещая зло, пока не устанет, а он мужчина крепкий. Скорее всего, забьет насмерть. После второго-то раза еле выкарабкалась, на третий у Ала терпения и сдержанности уже не хватит. Ал раскатисто храпел рядом. Бросив косой взгляд на вздымающуюся глыбу живота, Грейс повернулась спиной, съежилась, обнимая себя руками. Ли ей поможет. *** Отбирая яйца для омлета, Грейс вспомнила: сегодня ей предстоит мыть старуху. И испугалась. Та уже чувствовала что-то неопределенное, когда сказала, что она хочет разрушить семью Скаддеров. А она действительно станет причиной раскола между братьями. Уже стала. Будущее перед слепым взором ведьмы неясно, расплывчато, его еще предстоит разгадать, а если Грейс появится перед ней — бабка получит подсказку. И тогда конец их с Ли планам... Уж старая карга озаботится, чтобы Алвин с нее глаз не спускал. Все утро Грейс изображала плохое самочувствие, была вялой и все роняла. Джинни заметила почти сразу. А чтобы заметил Ал, пришлось втихоря выпить воды с солью и расстаться с обедом прямо перед ним, "нечаянно" забрызгав ботинки. С трудом Джинни удалось уговорить братьев оставить ее в покое, пообещав, что сама вымоет старуху. Прости, сестра. Чутье подсказывало Грейс — скоро. Скоро она будет свободна, нужно только дождаться подходящего вечера. А пока припрятать всякую нужную мелочь туда же, за сундук: маленький, но очень острый ножик, спички, приличную одежду... Через пару дней Ал перебрал с самогоном и она поняла: пора. Кивнула незаметно Ли, и он подобрался весь, нахмурился. Как перед дракой. И постарался влить в брата как можно больше, чтобы увеличить шанс для нее. Грейс еле доволокла Алвина до палатки. Может, тот что-то почувствовал, потому что засыпать никак не хотел: лез мокрыми губами в лицо, дышал, всхрапывая, руками пытаясь спустить с себя штаны. Все это было даже отвратительнее, чем обычно, но она терпела. В последний раз. Пусть напоследок порадуется. Но Ал уснул, не закончив начатое. Спихнув с себя обмякшее тело, Грейс остервенело вытерлась от его слюны и пару минут зло смотрела в обрюзглое лицо. Больше он не будет пачкать ее нутро своим гнилым семенем. А если их план не удастся, если он поймает ее, пусть убьет, пусть. Так даже лучше. Она не может, не может больше выносить эти пытки. Это будет избавлением. Вынув из кармана засаленного пиджака пачку сигарет, Грейс выбралась из палатки. Костер почти потух, вокруг было пусто — Ли наверняка увел Эрна, а Джинни уже легла. Она без проблем забрала из сарая котомку с вещами и зашагала через перелесок, но возле дома неожиданно остановилась. Нарочито медленно закурила. Знала, что сейчас ей ничего не грозит и наслаждалась тем, что может вот так тут постоять. С колотящимся сердцем, дрожащими руками и крыльями за спиной. Старуха уже ничего не сможет ей сделать, никто больше не тронет ее, не отпихнет, не обматерит. Иссохший плющ цеплялся за стену проклятого дома по-стариковски узловатыми лианами. Грейс бросила недокуренную сигарету в сплетение его корней и быстро пошла прочь.