***
В себя Ибо приходит несколько раз, смазанными урывками, барахтаясь в лихорадочном бреду. Слабость пригвождает к сбитой постели так, что он совершенно не ощущает своего собственного тела, в иной момент проскакивает мысль, что это и есть порог смерти, осталось немного, буквально рывок, и дух покинет измождённое тело, обретя покой без страданий. И каждый раз ему мерещится мягкий голос, что настойчиво призывает бороться. Голос ведёт его, как путеводная звезда моряка, заблудшего посреди черноты океана. Картинки прожитой жизни проносятся в сознании, особо не задерживаясь, и явь путается с воспоминаниями, всё сливается в тягучую трясину. Однажды голова проясняется на некоторое время, и Ибо явственно чувствует чужое близкое присутствие. Прохладные ладони ныряют ему под плечи, силясь приподнять, и инстинкты срабатывают раньше мысли. Ибо толкает руками по наитию, в темноту, однако попадает точно в цель и отталкивает чужака прочь. И вдруг чётко слышит тот самый голос: — Тише, маленький, не нужно так, я стараюсь тебе помочь. Ты должен жить, слышишь? Жить? Конечно он должен жить! Руки возвращаются снова, настойчиво тянут вверх корпус, подкладывают опору под спину, а затем к губам прислоняют край холодной чаши, от которой идёт слабый травяной запах. Ибо мотает головой, сжимает челюсти из последних сил. Вот травить он себя не даст! — Это поможет, выпей, пожалуйста, я не пытаюсь навредить тебе. И голосу этому не выходит не верить или сопротивляться. Последнее, за что цепляется вновь ускользающее сознание, — это слабый привкус трав на языке и нежный шёпот: — Вот так, диди, тебе скоро станет легче, набирайся сил.***
Пробуждение больше походит на чудесный сон. Ибо настороженно прислушивается к задорному пению птиц, силясь уловить звуки шумного поселения, что преследуют его уже долгое время. И вместо оглушающих криков, свиста и топота, слух ласкают шёпот ветра и отдалённое журчание воды. Воздух. Ибо жадно дышит полной грудью, смакуя многогранные запахи дикой природы и один уже знакомый, что ненавязчиво витает совсем рядом. Он хорошо помнит того странного мужчину, который упорствовал выкупить оборотня у надзирателя, но тогда, в душных и вонючих катакомбах, разобрать что-то конкретное было трудно. Сейчас же ничего не перебивает личный запах кожи мужчины и полевых растений. Так пахнет свобода, вдруг понимает Ибо, легко и желанно. А ещё с трудом верится в отсутствие хоть каких-то кандалов. С того рокового дня, когда оборотня обнаруживают люди, тяжесть цепей становится привычной. Но собственное тело не обманывает — руки, пусть и слабые, свободны от пут, шею не сдавливают удушающие ремни. Судорожно вдохнув, Ибо открывает глаза и оглядывается. Теряется ещё больше. Комната вокруг светлая, из мебели только узкая кровать и низкий столик, чисто и на вид сделано добротно. Но обескураживает совсем не это. Обычные раздвижные двери хоть и выглядят крепкими, навряд ли действительно смогут сдержать даже такого ослабшего оборотня, впрочем, нужды в них нет никакой. Окна в комнате открыты настежь, решёток нет и в помине, вылезти в них может даже ребёнок. Где-то точно есть подвох, отчаянно думает Ибо, растерявшись от располагающей обстановки. И тут поблизости раздаются мягкие шаги, их обладатель уверенно пересекает внутренний двор, направляясь точно в сторону комнаты, в которой подбирается из последних сил оборотень. Двери почти бесшумно разъезжаются в стороны, впуская внутрь молодого мужчину. Их взгляды пересекаются в то же мгновение, и если Ибо приподнимается на кровати ощерившись, то незнакомец вдруг расплывается в радостной улыбке, видимо, совсем не испугавшись: — О, уже пришёл в себя! Надо же, я думал, что ближе к ночи, но ты поразительно сильный, — и он легкомысленно подходит ближе к кровати, опустив в её изножье сложенные одежды изумрудного цвета, на которые Ибо не обратил сразу внимания, и располагается там же сам. — Как ты себя чувствуешь? Безумец или самоубийца? — пытается для себя решить Ибо, осматривая чужака цепким взглядом. Тот, нужно признать, красив, словно небожитель, о которых так любят слагать легенды люди. Утончённый, но не лишённый мужественности, весь его облик как будто светится изнутри. Чёткие линии челюсти и скул гармонируют с мягкими чертами губ и носа, глаза большие и чуть вытянутые, тёмные брови, высокий лоб и родинка под губой. Разглядывая его густые и длинные волосы, убранные блестящей заколкой на затылке, Ибо едва сдерживает себя от порыва провести ладонью по своей так варварски отрезанной гриве. Надзиратель измывался над ним как мог и за очередное непослушание велел именно так напомнить оборотню его место, ведь портить «товар» пугающими шрамами было себе дороже, теперь голова непривычно лёгкая, однако радости это не добавляет. Ибо правда считает себя изуродованным, короткие пряди едва прикрывают уши, однако дух его не сломить так просто, гриву он ещё отрастит, лучше прежней. — Меня Сяо Чжань зовут, — снова подаёт голос мужчина, не дождавшись ответа, однако ничуть этим не расстроившись. Безумец, решает-таки Ибо, вдруг даже посочувствовав недалёкому человеку. Это надо ж притащить к себе в дом опаснейшего хищника, дикого и неуправляемого, сесть от него на расстоянии в половину чжана и улыбаться как давнему другу. Подобная самонадеянность бесит до скрежета зубов, Ибо истолковывает её как личное оскорбление, мол, настолько жалкий, что и сесть вплотную не страшно. На счастье этого Сяо Чжаня, люди ещё не успели затравить оборотня так, чтоб он кидался на любого, словно бешеная шавка. Ибо не нападает без причины. — Послушай, я понимаю, что тебе сложно довериться незнакомцу, особенно после всего того, что тебе пришлось перенести, — мужчина заговаривает вновь, голос его тихий, но твёрдый. — И я понимаю твоё желание сбежать подальше отсюда, но послушай, пожалуйста, прежде чем принимать решение. Кроме меня здесь больше никто не живёт, насильно удерживать или запирать я тебя не собираюсь, ты волен уйти тогда, когда посчитаешь нужным. Просто прошу тебя не торопиться и дать себе время восстановить силы. — Что тебе нужно? — голос с непривычки звучит низко и грубо, всё же говорить лишний раз с людьми Ибо не видит смысла, вот рычать — это всегда пожалуйста. — Что нужно мне? — глупо переспрашивает Чжань, и лицо его приобретает выражение полной растерянности. — Я не уверен, что понимаю… Вот и Ибо не понимает, где же прячется подвох во всей этой сладкой истории. Людям всегда что-то нужно взамен, какая-то выгода для своей стороны, ещё лучше, если её больше, чем затрат. Не жизнь, а сплошной торговый рынок. — Что тебе нужно в ответ от меня? — О, Небо! — вот теперь, похоже, суть вопроса точно доходит до странного мужчины. — Ты ничем мне не будешь обязан, никаких дрессировок или какие ещё ужасы ты успел себе представить? Я лекарь, и помогать нуждающимся — мой законный долг. Оборотень проходится цепким взглядом по всей фигуре напротив, но зацепиться хоть за что-нибудь не получается. По всему выходит, что человек говорит искренне, а даже если и нет, поменять ход событий Ибо сейчас не в силах. Хоть он и напускает на себя грозный вид, на самом же деле вряд ли сможет уйти далеко — организм ослаблен, силы восстанавливаются едва. Не будь он оборотнем, точно бы умер от истощения в вонючих катакомбах. Неозвученное согласие Чжань улавливает чутко и снова расплывается в своей теплой улыбке, в ответ Ибо хмурится только сильнее.***
Следующие два дня протекают для Ибо в полудрёме и покое. Даже во сне он не может расслабиться полностью, чутко улавливая малейший шорох, и не пропускает ни одного визита Сяо Чжаня, хотя и поступь того удивительно мягкая. Лекарь часто приносит отвары на основе целебных трав и совершенно безвкусную жидкую кашу, а на все фырканья отвечает с неизменно тёплой улыбкой, мол, до мяса придётся потерпеть. Ибо ведёт себя крайне настороженно, принюхиваясь и прислушиваясь ко всему, всё же слабость делает его уязвимым, и Чжань это понимает, не обижаясь на откровенное недоверие в отклик ко всем его искренним порывам. Приручить дикое животное, которое получает от людей только травлю, — что-то из разряда магии, а ей лекарь, увы и ах, не владеет. Да и не нужно ему это пресловутое служение, лишь бы окреп да жил себе спокойно дальше этот удивительный зверь на свободе, там, где ему самое место. А Ибо, только почуяв, что больше не рискует лишиться чувств, едва поднявшись с кровати, тут же решается изучить территорию своего вынужденного пристанища. Не таясь, широко открывает двери комнаты и ступает босыми ногами за порог, оглядываясь с любопытством. До жаркого полудня ещё далеко, солнце ярко заливает внутренний двор. Ибо озирается с недоумением. Дом построен по всем правилам феншуя, но как будто в миниатюрной версии, то есть для одной семьи. Комнат насчитывается три, включая ту, что занимает оборотень, от больших дверей до главной комнаты всего каких-то три чжана напрямик, а вот стены кажутся выше и толще городских. Прислушавшись, Ибо делает вывод, что лекарь отсутствует в пределах дома, и поэтому свободно отправляется оглядывать каждый угол. Сначала пересекает двор и заглядывает в комнату прямо напротив своей, та оказывается пустой, даже без мебели, но чистой и проветренной, затем ступает на порог главной. В нос тут же забивается знакомый запах Сяо Чжаня — похоже, что большую часть времени мужчина проводит именно здесь, — и более яркий аромат всевозможных трав. Размеры цзынши на порядок больше и объединяет в себе сразу несколько зон. Печь, над которой развешаны засушенные пучки растений, у большого окна низкий стол и большая кровать за бамбуковой ширмой. Полки чудом не ломятся от толстых книг и справочников, Ибо с интересом пролистывает некоторые, но быстро разочаровывается, — литература о растениях и врачебных практиках его не впечатляет. Шкафы с посудой также осматриваются поверхностно, а вот шкатулки и сундуки вскрывать куда занимательнее. Пока ему попадаются лишь одежды, мешочки со специями, от которых тянет чихать, личные письма, ленты и заколки для волос, тяжёлые и явно дорогие статуэтки, ещё множество засушенных пучков растений и медицинские иглы из серебра и золота нескольких видов. Но вот в одной из шкатулок Ибо обнаруживает чуть ли не сокровище: та до верху наполнена разноцветными камнями и минералами, что переливаются на солнце яркими отблесками. Высыпав их на стол, он тут же уселся подле и заворожено стал рассматривать каждый. Сяо Чжань так и застаёт его, оборотень крутит в руках янтарь, подставляя его под лучи то одним боком, то другим. Однако наглостью и бессовестностью своего юного гостя лекарь только восхищается, всяко лучше, чем затравленность. — Где здесь источник? — Я провожу тебя.***
Откровенно говоря, дорогу Ибо мог найти и сам, но для этого пришлось бы изрядно потратить силы — крайне глупая затея в столь незавидном положении. Поэтому он нетерпеливо переминается с ноги на ногу во внутреннем дворе, с волнением поглядывая на высокие двери главного входа, и ждёт, когда Сяо Чжань соберёт всё необходимое. Тот, похоже, не торопится от слова «совсем», размеренно бродит по комнатам, легко пропуская сквозь себя тяжёлый взгляд оборотня, и что-то ищет. Наконец, появляется, прижимая к себе все тот же комплект изумрудных одежд и полотенце, Ибо не сдерживает раздражённого фырканья и чуть ли не бегом направляется к не запертым дверям. Что ж, ему не показалось, вокруг и вправду никого на несколько ли, лишь на юг уходит узкая дорожка, видимо, именно она ведёт к большому поселению, где и держали оборотня всё это время. Лекарь тянет его в противоположную сторону, в лес по едва заметной тропинке. Ибо ощущает слабый трепет в груди, стоит ему ступить в тень кроны больших деревьев. Вот он, его дом! С непривычки лес оглушает его нестройной какофонией звуков и шорохов, а рецепторы путаются в насыщенных запахах. От обилия всего и сразу Ибо замирает на половине пути, закрыв глаза, он впитывает и пропускает сквозь себя всё, что даёт ему природа. Кожа покрывается мурашками, тело чуть подрагивает в ожидании обращения, инстинкты просятся дать волю. Сяо Чжань останавливается рядом, понимающе не торопит и не отвлекает, его личный запах стал привычным, поэтому удивительно гармонично вписывается во все многообразие оттенков вокруг, за него удаётся цепляться и держать себя. Ибо открывает глаза и тут же сходу налетает на чужой восторженный взгляд. — Ты не создан для клетки, дитя природы.***
У источника полуденный зной немного отступает, от воды веет прохладой, и Ибо с небывалым удовольствием скидывает с себя грязные лохмотья, что некогда были его опрятными одеждами. Он сожжёт их, чтобы наверняка, отречётся от жалкого существования в плену, вонь катакомб больше не будет преследовать его ночью. Теперь он будет умнее и безжалостней к любому, кто захочет заковать его в цепи, если уж Небо дало ему шанс на жизнь, то он возьмёт от него всё. Ибо кивает своим мыслям и двигается вперёд, ступая босыми ступнями по скользким камням, и заходит в прохладную воду. Сяо Чжань привёл его к месту, где образовалась небольшая купель, здесь поток не такой быстрый, а глубина доходит почти до груди. Сам лекарь удобно располагается на камнях, снимает сапоги и закатывает штанины, чтоб опустить ноги в чистый источник. Снова безмолвный и созерцающий. Ибо не обращает на него внимания, лишь доходит до самого глубокого места почти на середине и с наслаждением погружается в бодрящую воду. Если раньше к купанию он относился больше как к рутине, то сейчас грудь переполняет томная радость. Лес, привычные запахи, свежий ветер и прохладная вода — всё вместе так поднимает ему настроение, что удерживать себя от глупых поступков становится всё сложнее. Хочется не только обернуться и выгулять свою истинную сущность — это желание на уровне инстинктов, хочется подплыть к ничего не подозревающему мужчине на берегу и окатить с ног до головы брызгами. С трудом уняв веселье, Ибо спокойно выбирается на камни, но от маленькой шалости удержаться не может: подобравшись ближе к Чжаню, трясёт головой, смахивая на того воду с волос. Лекарь чуть прищуривается, и улыбка его становится ярче. Он понимает, что жест был намеренным, однако, кажется, не имеет ничего против, лишь подаёт мягкое полотенце. Облачаясь в новые изумрудные одежды, оборотень внутренне чуть ли не мурчит, на нём больше нет никаких посторонних запахов. — Тебе идёт этот цвет, диди, — мягко подмечает Чжань. «Диди» — Ибо вскидывает голову, подозрительно прищуриваясь. Значит, не приснилось, Сяо Чжань и вправду звал его сквозь агонию. Мужчина же расценивает этот взгляд иначе и очаровательно теряется, опустив глаза. — Я не знаю твоего имени, прости, если задел, — Сяо Чжань заметно нервничает, его пальцы перебирают складки тёмно-синего ханьфу, что тоже безумно идёт как внешности мужчины, так и его характеру, по крайней мере, оборотень видит это именно так. И конечно он не может знать чужого имени, Ибо не показывает людям своей формы, не называется, предпочитая и вовсе общаться рычащими звуками, осторожность была на первом месте. Но ведь лекарь и так сделал для него многое, даже сверх нужного. — Моё имя Ибо.***
С того дня, как Ибо стало лучше, трапезы стали совместными. Сяо Чжань накрывает стол в главной цзинши и делит с ним безвкусные каши больше из своей личной неприхотливости в еде, чем из сочувствия или солидарности. Постепенно рацион расширяется, появляются овощи, рис, а вот мясо так же под запретом. Ибо хоть и огорчён, — по нормальной еде он соскучился безумно, — но спорить или же в тайне поймать в лесу дичь на ужин даже не пытается, он не враг себе, в конце концов, и потерпеть ещё немного может вполне. Боли в желудке перестают донимать его совсем недавно. Место за столом прямо напротив Сяо Чжаня он сразу присваивает себе, натаскивает со всех комнат подушек и сидит на них, всегда развалившись, тарелку берёт в руки и, в целом, игнорирует все правила приличия. Однако делать замечания и высказывать какие-либо недовольства никто не спешит, Чжань, кажется, и вправду небожитель, терпение имеет нечеловеческое. Его почтенная поза и манеры за столом выдают отличное воспитание, но на оборотня, что иногда пренебрегает палочками и хватает овощи руками, смотрит с чуть ли не ласковой улыбкой, больше умиляясь, чем испытывая раздражение. Вот и сейчас, заварив им чай, Сяо Чжань с мягким блеском в глазах всматривается в Ибо, которой чуть поторопился ранее и обжёг себе язык. День подходит к концу, уступив права томному вечеру. Тишина между ними не напряжённая, однако оборотень шкурой чувствует, что вызывает уже больше интереса, и эти неозвученные вопросы добавляют нервозности. Вот уж кому терпения не хватает. — Спрашивай. — Наконец, решается Ибо, уже заранее проклиная своё решение. — У тебя необычные глаза даже для оборотня. У других они больше желтые, светлые на солнце, твои же переливаются янтарем и темнеют. Безумно красивые, — мужчина не отнекивается, но и напрямую не озвучивает, в мягком свете свечи его облик становится даже немного таинственным. Слушая его ответ, Ибо весь холодеет внутри. — Ещё ты отличаешься поведением и своим ощущением окружающего мира, это заметно было даже там, когда я впервые увидел тебя. И твои руки. — Что с ними не так? — Ибо вскидывается, едва не показывая зубы, он ожидал каких угодно расспросов, но вот разговор сразу уходит не в ту сторону. — Большие и мощные, такие принадлежат очень опасному хищнику, — для наглядности своих слов Чжань бесстрашно протягивает руку вперёд над столом и растопыривает пальцы, чуть ими шевеля. Ибо не может истолковать свой внутренний порыв, он как завороженный тянет свою ладонь навстречу, прикладывая по контуру чужой, и сам теряется от откровенной разницы их размеров. Вообще, Сяо Чжань выше него ростом, не уступает и по комплекции, пальцы его длинные, музыкальные, но в сравнении оказываются тоньше и короче почти на фалангу. Сам мужчина едва сдерживается от восторженного вздоха. Ибо увлечённо рассматривает их руки, затем сгребает чужую ладонь, заставляя сжать в кулак, и тут же повторяет жест сам. Так это выглядит ещё забавнее. Он вертит руку человека, как будто та вообще отдельно от тела, дёргая и сгибая, как вздумается, и в себя его приводит тихий шёпот: — Я не чувствую в тебе волка.***
С того незадавшегося ужина Ибо становится мрачен и задумчив, заговор видится ему во всём и сразу. Он прислушивается к любому шороху, тщательно обследует территорию в десятый раз и внимательно следит за Сяо Чжанем. Следует за ним тенью чуть ли не везде, особенно за пределами стен дома, и подозрительно щурит глаза. Лекарь же раз за разом прокручивает в голове тот пресловутый разговор, честно пытается понять, что так сильно не понравилось в его словах, и на оборотня, что ходит по его следам, реагирует едва ли. Похоже, ему придётся оставить все попытки наладить общение и не волновать зверя лишний раз пустыми беседами. За пару дней Ибо изводит их обоих, сам кидается из крайности в крайность: сначала ему хочется угрожать человеку расправой, выведать всю суть его выгоды, потом наоборот, молча сбежать подальше в лес и забыть дорогу к этому дому. Чжань перенимает его тревожное настроение, сам пропадает глубоко в своих мыслях, улыбается уже не часто, но с оборотнем всё так же мягок. И даже в этом Ибо видится хитрый план, поэтому целью он себе ставит вывести лекаря на эмоции, ведь в гневе показывается истинный облик человека. Идея кажется ему здравой и в исполнение идёт тут же.***
Сяо Чжань занимается каллиграфией, методично выводит линии, и рука его не сбивается, когда Ибо без промедлений или же стука влетает в помещение. Оборотень же окидывает мужчину поверхностным взглядом и сразу принимается оглядывать полки, пока не натыкается на расписную вазу. Яркая и пузатая, она манит своим блеском и утончённостью. Плавно подобравшись ближе, начинает крутить её в руках как бы между прочим и, выждав момент, разжимает руки. Ваза разлетается на большие осколки с оглушительным звоном, Чжань подскакивает на своем месте, неловко разливая чернила по белым листам и, кажется, не заметив этого, лицо его делается шокированным и даже немного озадаченным, глаза бегают вверх-вниз от разрушенной вазы до оборотня, словно он не может сопоставить их вместе. А Ибо жадно вглядывается в чужой облик, старательно выхватывая эмоции мужчины, и не находит там и намёка на ярость или испуг. И всё скопившееся напряжение, непонимание, бессилие смешиваются внутри в кипящий яд, что отравляет последние дни его голову, всё это требует выхода, иначе он рискует потерять контроль и над собой тоже. Ибо судорожно оглядывается, и взгляд его натыкается на деревянную шкатулку на одной из ближайших полок, он тут же хватается за неё и даже заводит за голову, как Сяо Чжань подскакивает к нему, с силой перехватывая запястья и опуская их. — Ибо! Что случилось, Ибо?! — Это ты мне объясни! — глаза оборотня яростно полыхают, речь замешалась на рычании, и ох как легко он мог бы оттолкнуть этого человека, как легко разошлось бы это уязвимое горло под его когтями, и всё же, даже когда гнев застилает разум, он не посмеет тронуть того, кому обязан своей жизнью. Лекарь стоит недопустимо близко, цепко вглядываясь в лицо напротив, он и сам сейчас напоминает хищника, растеряв всю свою мягкость. Тишина между ними искрит напряжением, каждый твёрдо стоит на своём и отступать пока не собирается. Ибо тяжело дышит грудью, с трудом сдерживая порывы, о которых после может сильно пожалеть, а Чжань о чём-то крепко размышляет, всё так же намертво сдавив его руки. Но вот проходит ещё мгновение, и хватка слабеет, взгляд мужчины словно проясняется и вновь обретает привычное спокойствие. Он разворачивается и прямо по хрустящим осколкам возвращается к столу, взбираясь сверху и садясь в благочестивую позу с идеально ровной спиной, одежды его однозначно испорчены разлитыми ранее чернилами, но кому ж сейчас до них дело? — Только книги не трогай, некоторые из них особенно ценны. Уверенный тон твёрдого голоса как будто срывает внутри последнюю заслонку здравого смысла, Ибо вновь замахивается и с силой обрушивает шкатулку о пол, с удовлетворением вслушиваясь в треск разломанной древесины, но, Небо, как же этого мало, наоборот, вседозволенность раззадоривает и подпитывает его ярость. Дальше в ход идут статуэтки, те разлетаются звонкими осколками по всей комнате; минуя полки с литературой, оборотень берётся за шкаф с посудой, изящные тарелки смешиваются с мусором на полу почти методично. Сяо Чжань отслеживает взглядом каждую, с пугающей умиротворенностью он наблюдает за тем, как превращают в руины всю его привычную и уютную обстановку, как меркнут и обесцениваются вещи, которым он придавал значение ещё с час назад. Глупо кидаться в эпицентр бури, пытаться противостоять ей, все затихнет и пройдёт в отведённый срок. Мужчина лишь раз прикрывает глаза, когда в мощных руках оборотня появляется блестящая флейта с красной кисточкой, этому инструменту он посвятил свое детство и юность, оттачивая мастерство, спустя мгновение и глухой треск, глаза снова открыты, призраки прошлого меркнут на фоне яркого настоящего. Ибо успокаивается медленно, в последний раз и уже не с такой силой швыряет в сторону искусную курильницу и неловко оступается, босую ступню тут же обжигает острой болью, это приводит в себя окончательно. Он тяжело дышит, оглядывается кругом и поражается масштабом устроенного погрома, на полу, казалось, не осталось безопасного места, странно, что порезался он только сейчас. Оборотень осторожно ступает вперёд, подходит к Сяо Чжаню и без сил валится на пол рядом, устраивая голову на чужих коленях. Внутри больше не кипит и не ревёт, наоборот, Ибо чувствует себя опустошённым и каким-то далеким от всего мирского. — Полегчало? — учтиво раздаётся сверху, в волосы вплетаются длинные пальцы и ласково массируют звенящую голову. — Ты снова не злишься, — обречённо констатирует Ибо. — Почему? — Хмм, — мужчина с минуту обдумывает, прежде чем начать говорить. — Я сам не могу дать ясного ответа. Наверное, потому что я в принципе не особо вспыльчив по природе, а может, дело в том, что понимаю тебя. Ну, или думаю, что понимаю. За каждым твоим действием мне видится причина, все они не забавы ради, а как результат глубоких чувств и переживаний. Хотя, возможно, я и ошибаюсь, всё же ты скрытен по натуре. Ибо отстранённо думает о том, что Небо послало ему самого понимающего и всепрощающего человека на всей Поднебесной. Вспышка ярости забрала все его силы, мягкие поглаживания нагоняют дрему и настраивают на откровенность: — Я даже не поблагодарил тебя ни разу. Тоже не злишься? Даже не обидно? — Знаешь, можешь мне не верить, но то, что ты жив и идёшь на поправку само по себе для меня высшая благодарность. В тот день, когда ты потерял сознание в той клетке, я с замиранием сердца думал, что опоздал, а владелец питомника всё не соглашался на сделку, заверяя, что от тебя нужно избавиться сию секунду. Небо, ты едва дышал, когда я всё же сумел доставить тебя сюда. Как я и сказал ранее, ты отличаешься от остальных, я чувствую это в тебе. И так же понимаю твою отчуждённость и настороженность, но прошу, попробуй довериться мне, я не ищу выгоды за твою голову. — Ты же осознаёшь, что будет, если я хоть заподозрю ловушку? Это обесценит всё то, что ты сделал для меня ранее. — Конечно, за предательство расплачиваются кровью. — Хорошо, — Ибо слегка трётся щекой о чужую коленку, — я попробую, не обещаю, что будет легко. Сяо Чжань тихо смеётся, и оборотень отмечает, что впервые слышит смех мужчины за всё время, проведённое здесь. — Хей, ты же не собираешься спать прямо сейчас? Придётся убрать весь этот беспорядок. — Но ведь Чжань-гэ поможет мне? — Ибо вскидывает голову и заглядывает в глаза человеку умоляюще. — Вау, какие мы вежливые сразу, умеешь, оказывается! Но нет, «Чжань-гэ» и так был к тебе слишком добр, посмотри, во что это вылилось. Сяо Чжань в последний раз треплет его по волосам и настойчиво пихает в плечо, хотя в глазах так и плещется веселье пополам с облегчением. Ибо все же поднимается и прячет в закушенной губе озорную улыбку. С плеч его скатывается самый увесистый булыжник.