Богомол ловит цикаду, не зная, что за ним следит чиж

Дверь открывается, и усталый, измученный мужчина оборачивается на звук, вглядывается в серебристые лунные лучи, которых не видел уже давно. Под его карими глазами залегли темные круги, а щеки запали от истощения. Но он хотя бы не забыл побриться. Уже хорошо. Лань Сичень прикусывает губу, пытаясь представить себе, как пройдет разговор. Сердце взволнованно бьется. - Добрый вечер, отец. Цинхен-цзюнь молчит, будто не замечая, что сын подходит к нему. - Отец… - у Лань Сиченя дрожит голос. Он опускается на колени, не скрывая волнения. – Отец, я женился. - Твой дядя мне рассказывал, - хрипло отвечает отец. - Да, дядюшка навещал тебя. Я понимаю, он расстроен… - Лань Сиченю кажется, что если он будет говорить беззаботно, отец легче всё воспримет. Может, даже улыбнется. Иногда Лань Сиченю удавалось рассмешить отца – и такие радостные дни успокаивали его надолго. – Но не всё так плохо… я буду соблюдать правила ордена и буду верным мужем для Мэн Яо. А детей мы усыновим. Я очень надеюсь, что у нас будет счастливая семья… - и тут Лань Сичень останавливается на полуслове. Может, это звучит не слишком добродетельно? Или просто слишком идеалистично. Наивно. Отец медленно качает головой и смотрит на него широко открытыми глазами. - Мой муж хороший человек. Очень добрый. Мне с ним спокойно, - продолжает Лань Сичень, надеясь, что убедит отца, и тот не будет чувствовать себя виноватым в случившемся. Но эти слова будто остаются незамеченными, и он пробует по-другому. - Отец… хм… я ничего не знаю о браке, кроме того, что нам говорили из правил. Я знаю, что нужно быть верным и любящим супругом, а что еще? Отец, вы ведь были женаты. Я смиренно прошу вашего совета, предупреждения на будущее… поделитесь мудростью со мной. Сложив ладони, Лань Сичень кланяется и ждет. Молчание. Тишина всё длится и длится. Лань Сиченю становится больно. «Умоляю, поговори со мной, ты же мой отец!». Ни слова. В горле застревает жгучий ком. «Отец!». - Мне нечего тебе сказать! – пронзительно вскрикивает Цинхен-цзюнь. – Я хотел спасти твою мать, а вместо этого убил ее! - Это не… - Лучше бы я не произвел вас на свет! Может, даже к лучшему, что вы женились на мужчинах. Не продолжайте род, - Цинхен-цзюнь кричит всё яростнее. – Не усыновляйте детей! Пусть всё закончится! Закончится… закончится на нас… Он умолкает лишь для того, чтобы начать избивать себя. - Не надо! – Лань Сичень бросается к нему. – Отец, остановитесь! Он удерживает отца, ослабевшего от заточения, в отчаянии встряхивает его за плечи и с горечью осознает, что нарушил правило, предписывающее повиноваться старшим. Отец снова отрешается от мира, погрузившись в ад, царящий в его душе. Плачет, глядя так, будто не видит Лань Сиченя, будто его нет – чего бы он, наверное, и хотел. Лань Сичень неуверенно уходит. - С вашего позволения, отец, я оставлю вас. Как было глупо спрашивать совета у отца! Надеяться, что отец отнесется к нему, как к родному, узнав, что он женился и хочет согреть супруга любовью. Но слезами этому горю не поможешь. Отец бы увидел в этом нарушение правил и расстроился бы еще больше. Лань Сичень сдерживается, закрывая дверь домика и уходя прочь. Ночью в Облачных глубинах запрещено шуметь, и поэтому Лань Сичень зажимает себе рот ладонью, сдерживая рыдания. * Ожидая Лань Сиченя, Мэн Яо заваривает чай. Два письма, которые он должен отправить, почти готовы, но кое в чем он не уверен. Он живет здесь чуть меньше двух месяцев, но уже успел заметить, как Лань Ванцзи украдкой смотрит на Вэй Усяня... это не ненависть, как предполагает Вэй Усянь, но и не дружба, как предполагает Лань Сичень. На это почти больно смотреть. Мэн Яо здесь чужой, но... он почти уверен, что Лань Ванцзи отчаянно любит Вэй Усяня и именно за это сам себя карает. Типичное поведение Ланей! Он решает написать всё, как есть, чтобы позаботиться о своей безопасности. Как знать, чувствует ли Вэй Усянь то же, что и муж... Мэн Яо осушивает чернила, и тут открывается дверь. Он прячет письма в рукав, поднимается и говорит: - А-Хуань, я заварил для тебя чай. И тут он замечает, что у Лань Сиченя глаза покраснели от слёз. - А-Хуань, что с тобой? Лань Сичень склоняет голову. - Ты заметил... - У тебя веки так воспалились, что не заметил бы только слепой, - взволнованно отвечает Мэн Яо, приближается и берет его ладони в свои. - Понимаю, ты меня почти не знаешь, но... ты можешь со мной поделиться тем, что у тебя на душе. Дядюшка снова был тобой недоволен? Лань Сичень качает головой. Вдыхает запах жасмина, и на глаза снова наворачиваются слёзы. Мэн Яо помнит его любимый сорт чая. - Садись, выпьем чаю вместе, - приглашает Мэн Яо, слегка кокетничая, и Лань Сичень улыбается. Мэн Яо проводит его к его месту, наливает чай, подает чашку, ласково касаясь его рук. - А-Хуань, расскажешь своему мужу, что случилось? Услышав это, Лань Сичень вздрагивает. - Прости меня… - Ты просишь прощения? За что? – удивляется Мэн Яо. Лань Сичень вглядывается в золотисто-коричневый напиток в чашке. Такой же теплый золотой оттенок, как глаза Мэн Яо. Наконец, он решается спросить: - Скажи, может, я принуждал тебя к супружескому долгу? Тогда, в нашу первую брачную ночь… Мэн Яо хмурится, глядя в свою чашку. - Нисколько. Мы были в безвыходном положении, но… но я был не против… Лань Сичень поражен, но на душе у него становится теплее, когда Мэн Яо ладонью касается его ладони. Мэн Яо продолжает: - Я тогда подумал, что мне повезло выйти замуж за такого чудесного человека. За того, кто не будет мной брезговать. Вряд ли кто-то еще мог бы быть со мной таким добрым, как ты. - Ты этого заслуживаешь, - отвечает Лань Сичень. – Но я… помнишь, в ту ночь я сказал, что хотел бы заняться с тобой любовью. Я хотел, чтобы нам было хорошо. Неважно, что мы оба мужчины. Но… если ты… если тебя ко мне не влечет, тебе не нужно притворяться. У Мэн Яо влажнеют ладони от пота. Неужели это признание в любви? Почему Лань Сичень плакал? - Я не притворялся. Ни тогда, ни позже. Не с ним. С Лань Сиченем Мэн Яо чувствует, что все его мечты сбываются. - Прости меня, Мэн Яо, что я от тебя кое-что скрывал. У нас с тобой… есть что-то общее в том, что касается семьи, - Лань Сичень сдавленно вздыхает. Забеспокоившись, Мэн Яо подвигается ближе. - Знаешь, люди уже давно шепчутся. Почему всеми делами клана ведает мой дядюшка, а отец только считается главой, - Лань Сичень грустно улыбается. – Мой отец ушел в уединение не из благочестия, а чтобы искупить грех. Дело в том, что он встретил мою мать на ночной охоте в окрестностях Гусу, и влюбился с первого взгляда. Мэн Яо склоняет голову набок, внимательно слушая. - Но она не ответила на его чувства. Притом, она убила его наставника, - Лань Сичень украдкой смотрит на мужа и видит, что тот не презирает его за такую откровенность. - Почему? – с сочувствием спрашивает Мэн Яо. - Не знаю… если честно, даже боюсь узнать, - Лань Сичень вздрагивает. – Может, давняя семейная вражда. «Женщины из-за давних семейных споров не убивают. Было ли это в самом деле убийство?» - думает Мэн Яо. - Отец очень горевал по наставнику. Но и остаться в стороне и позволить казнить любимую он не мог. Они обвенчались, и… когда их застали вместе, он сказал, что ее тронут только через его труп. Но потом он заточил ее в домике на окраине Облачных глубин, а сам ушел в уединение в домик на противоположной стороне. Как только родились мы с Ванцзи, нас отдали на воспитание дядюшке. Он и прежде был человеком строгих правил, а после того, как увидел, каким образом брат разрушил себе жизнь, стал ненавидеть любые чувства, и нас воспитывал в том же духе, чтобы мы не повторили ошибок отца, - у Лань Сиченя дрожит голос. – И всё равно, часто дядя говорит, что я слишком похож на отца. - Но жить без чувств невозможно, - отвечает Мэн Яо. - Старейшины клана ничего не могли сделать, только держать всё в тайне и намекать, якобы наша мать серьезно больна и именно потому не появляется на людях. Нам лишь раз в месяц разрешали ее видеть. Но мы с Ванцзи всегда ждали этого с нетерпением. Ванцзи еще тогда был очень серьезным, мама всегда его поддразнивала. Так продолжалось, пока мне не исполнилось восемь, - Лань Сичень криво усмехается. – Дядя сказал нам, чтобы мы больше не приходили, потому что мама умерла. Мэн Яо поеживается, будто от холода. - Что с ней случилось? - Не знаю, - Лань Сичень снова чуть не плачет. – Она была очень добрая женщина, я не знаю, почему она тогда так поступила. Она всегда играла с нами, улыбалась нам, никогда не спрашивала нас про уроки, только про то, как нам живется. - Моя – наоборот… ее всегда интересовали мои успехи в учебе, - признается Мэн Яо. - Правда? – Лань Сичень вытирает глаза. – Если ты хочешь поговорить о ней, не бойся. Я знаю, что это такое, слышать недобрые слова о матери. И мой отец тоже меня отвергает, пусть по-другому, но… - Ты недавно виделся с ним? – догадывается Мэн Яо. Лань Сичень кивает. - Я рассказал ему, что я женат, попросил совета… а он ответил, что лучше, чтобы род на мне прервался, что я тоже позор семьи. Большую часть времени отец будто не в своем уме… Вздохнув, Мэн Яо обнимает Лань Сиченя. - Это неправда, А-Хуань. Ты чудесный… с тобой я чувствую себя свободным человеком, честно… Лань Сичень взволнованно смотрит на него. - В тот день, когда меня сбросили с лестницы, - тихо говорит Мэн Яо, отводя взгляд, - я решил, что сделаю всё, чтобы мой отец об этом пожалел. Но речь не о мести. Я хочу, чтобы он признал меня, одобрил то, чего я могу добиться. Чтобы он ценил меня. Вот так, - когда он оборачивается, по его щекам текут слезинки. – Так что я понимаю твои чувства, А-Хуань. Мэн Яо вздрагивает и продолжает: - Я прибыл в Цзиньлинтай через неделю после смерти мамы. Меня должны были продавать клиентам за ее долги, но тетушка Сы-Сы – это ее подруга по «дому цветов» - помогла мне сбежать. Лань Сичень застывает на месте. В эту минуту ему очень хочется защитить Мэн Яо. Как это так – заставлять сына отрабатывать долги матери в «доме цветов»?! Ужас… Он обнимает Мэн Яо, сильно-сильно прижимает к себе, радуясь, что он здесь, в безопасности. - Я всю жизнь готовился к тому, чтобы впечатлить отца. Мама заставляла меня тренироваться в искусстве поклонов, пока у меня не начинали опухать колени. Она тратила все деньги на книги о заклинаниях и говорила, что, если отец примет меня в клан, я должен не отставать от других учеников, - у Мэн Яо блестят глаза от слёз. – В тех книжках не было ни слова правды, но я так и не решился ей об этом сказать! – в его голосе звучит горечь: - Маме приходилось торговать собой, потому что у нее не было выбора, хозяйка записывала на нее всё больше долгов. А люди унижали ее, говорили такие вещи, которых я даже повторить при тебе не могу. Как-то раз я выбрался в городскую библиотеку, хотел найти настоящие книги о заклинаниях, и встретил мальчишек примерно моего возраста. Когда они догадались, кто я такой и где живу, то побили меня и выгнали вон. Я больше не решился прийти. А сейчас… я состою в ордене, который владеет самой прекрасной в мире библиотекой, - Мэн Яо горько усмехается. – Мне непонятно лишь одно. Почему отец не спас маму? Я понимаю, связь с ней не делала ему чести. Я знаю, его жена – ужасающе властная женщина. Но всё же… разве мы просили бы о многом? Мы были бы благодарны, если бы нам просто было, на что жить. Чтобы мама не умерла от такой болезни… срамной болезни – прости, наверное, тебе противно это слышать? - Вовсе нет. Вот я боюсь узнать, почему моя мать убила человека. А ты смело смотришь правде в лицо. Я восхищаюсь тобой, А-Яо, - Лань Сичень улыбается сквозь слёзы. Мэн Яо нежно касается его лица ладонями. - Мы с тобой всем докажем, что они неправы. Старейшинам, твоему дядюшке, твоему отцу. И моему отцу. У нас будет счастливый брак. Настоящая семья. Мы докажем, что заслуживаем уважения. У нас получится. Лань Сичень ошеломлен. Кивнув, он задумывается и вдруг спрашивает: - Твоя тетушка Сы-Сы всё еще там? - В «доме цветов»? Скорее всего, да, - грустно отвечает Мэн Яо. – Хотя у нее боевой характер, ее нелегко сломить. Она очень красивая. И твердо стоит на земле. Она всегда меня защищала… - Давай выкупим ее. У меня есть деньги, - предлагает Лань Сичень. - Видел бы ты… это место, - Мэн Яо дрожит от страха. Он не хочет возвращаться в «дом цветов». А вдруг его схватят? - С нами пойдут Ванцзи и молодой господин Вэй. Они оба очень сильные заклинатели. А-Яо, тебе нечего бояться, - Лань Сичень улыбается ему. – Скажу то же, что говорил отец: мою пару смогут тронуть только через мой труп. Мэн Яо застывает на месте. - Я даже не знаю, что сказать, Цзэу-цзюнь… - Зови меня по имени, хорошо? - шепотом напоминает Лань Сичень. - Да, А-Хуань, - тут же отзывается Мэн Яо. Им придется быть осторожными, чтобы не привлечь к себе внимание Вэнь Жоханя, но Мэн Яо уверен, что для главы ордена представит всё как действия в его пользу. Вэнь Жоханю понравятся такие известия. Правда о том, почему Цинхен-цзюнь ушел в уединение, и о том, что добродетельные старейшины Гусу Лань лгут, спасая доброе имя главы. Мэн Яо поставил перед собой цель. Он будет защищать не только отца, но и Лань Сиченя. * - Поразительное мастерство! – восклицает Мянь-Мянь, когда приходит на тренировочную площадку Юньмен Цзян и видит, как Цзян Чэн отрабатывает удары мечом. Цзян Чэн краснеет: пусть он и делит с женой постель, днем им обоим иногда неловко просто смотреть друг другу в глаза. Возле них собираются адепты, которым уже не терпится увидеть таинственную младшую госпожу Цзян. - Научишь меня? А я покажу тебе приемы, которыми пользуются в Юйчень Сун. Хотя, признаться, известные мне довольно просты. Я не успела дойти до того уровня, на котором обучают сложным техникам, - говорит Мянь-Мянь. Она замечает, что мальчишки, стоящие за спиной мужа, смотрят на нее с восторгом, и ей немного неловко. - А ты любишь стрелять по воздушным змеям? – спрашивает самый младший из ребят. - По воздушным змеям? – удивляется Мянь-Мянь. - Да. Мы рисуем на воздушных змеях одноглазое чудовище, идем на реку, запускаем змеев и стреляем по ним из лука. Наш шестой шиди стреляет хуже всех, зато не боится после промаха попробовать снова, - отвечает другой мальчик, весело подталкивая товарища. - Вот как, - Мянь-Мянь смеется. – Никогда не слышала про такую игру, но я не против попробовать. У Цзян Чэна сердце сжимается от боли. Он не хотел, чтобы жена сюда приходила. Люди и так успели надоесть ему разговорами о том, какая у него милая супруга, и шуточками о первой брачной ночи. Ну почему нельзя вернуть детство?! Правда, в стрельбе по воздушным змеям Вэй Усянь всегда был лучшим. Теперь, когда он покинул Юньмен, Цзян Чэн будет считаться первым – но это ему не в радость, хоть он и не признается. - А мне она нравится, - говорит Цзян Чэну шестой шиди. – Она забавная. Цзян Чэн через силу улыбается. - Как называется твой меч, госпожа? – спрашивает третий шиди. Цзян Чэн опускает взгляд. Он до сих пор не спросил жену об этом. Мянь-Мянь достает из ножен изящный меч. - Ястреб. - Хорошее имя, - сдавленно отзывается Цзян Чэн. – А мой меч – Саньду. Мянь-Мянь слегка касается своим мечом лезвия Саньду. - Скрестим оружие, молодой господин Цзян? Цзян Чэн отступает, и Мянь-Мянь весело смеется. - Цзян Чэн, Цзян Чэн, а можно, я покажу ей основной прием? – упрашивает шестой шиди. Цзян Чэн радуется, что его избавляют от риска опозориться перед ней. - Попробуй. - Правильно, ты недавно научился сам, теперь учи другого, - поддразнивает третий шиди, которого теперь, после ухода Вэй Усяня следует уже называть вторым. Как же Цзян Чэна это бесит! Ему так одиноко. Когда они собирали вещи для Вэй Усяня, отец даже не посмотрел на него. Несколькими часами позже парни уходят медитировать – так они говорят, но, судя по тому, как они перешептываются, а Цзян Чэн на них ворчит, скорее всего, они спешат собирать лотосовые семечки. Мянь-Мянь остается на тренировочной площадке одна, отрабатывая боевые приемы Юньмен Цзян, которые ей показали. Она думает: а если их объединить с приемами Юйчень Сун? Можно же попытаться. Она стремительно разворачивается, ее меч парит в воздухе. И тут, среди ясного неба, вспыхивает белая искра, похожая на молнию, сбивая меч на землю. Мянь-Мянь глубоко выдыхает. Нет, это была не искра, а кнут. За ней наблюдают две воительницы. Та, которая ниже ростом, подбирает Ястреб и пристально разглядывает его. - Неплохо. - И в самом деле. Женщины расступаются, и вперед выходит Юй Цзыюань. - Госпожа Юй, - Мянь-Мянь поспешно кланяется. Назвать эту женщину свекровью язык не поворачивается. - Ты неплохо владеешь мечом, - госпожа Юй пристально смотрит на нее. - Благодарю, госпожа Юй. - Где мой сын? - Полагаю, медитирует вместе с другими адептами, - отвечает Мянь-Мянь. - Хм. А ты осталась тренироваться? - Да, госпожа Юй. Хочу отработать прием, который показал мне ваш сын. - Любишь оружие? - Д-да, можно и так сказать, - взволнованно говорит Мянь-Мянь. - Не заикайся. Мужчины видят в этом слабость, впрочем, женщины тоже, - наставляет госпожа Юй. – Ты жена наследника Юньмен Цзян, а не слуги. По правде говоря, Мянь-Мянь не уверена, чего госпожа Юй ожидает от нее. И она предпочитает отвечать честно: - Но я помню, из какой семьи я вышла, госпожа Юй. Я дочь слуг, но очень хотела учиться. Глава клана позволил мне, и я ценю это, потому хочу изучить все техники и обещаю стараться. Юй Цзыюань улыбается. То, что Мянь-Мянь осознает свое положение, успокаивает ее. - Понятно. Мой сын хорошо к тебе относится? - Да, он очень добр ко мне, - охотно отвечает Мянь-Мянь. – Позвольте кое-что сказать… Юй Цзыюань фыркает: - Никогда не спрашивай разрешения. Мужчины у нас не спрашивают. - Хорошо, - сложив руки, Мянь-Мянь кланяется. – Я знаю, я не та пара, о которой вы мечтали для сына. Знаю. Это тоже причина, почему я так старательно тренируюсь. Хочу быть достойной его. На миг Юй Цзыюань смотрит на нее почти с теплом. Да, происхождение этой девчонки оставляет желать лучшего, но, по крайней мере, у нее есть сила воли. И госпожа Юй почти уважает ее за то, что она не скрывала осуждения, когда Цзян Фэнмянь утром не обращал на сына никакого внимания. Она обращается к телохранительницам: - Иньчжу, Цзиньчжу, наверное, нам стоит научить юную госпожу Ло сражаться кнутом. * - В городе есть магазинчик со сладостями. Давай туда сходим? – осторожно предлагает Чан Пин. Сюэ Ян оборачивается к нему. По пути, кстати, можно отправить письмо. - Ну, ладно. В последние полтора месяца они шатались по поместью Чан, стараясь, по возможности, избегать Чан Цианя. Ну ничего, ждать осталось совсем недолго. Вскоре Вэнь Жохань получит письмо, и тогда Чан Цианю конец. Сюэ Ян с ним за всё рассчитается! Но вот Сюэ Ян вместе с Чан Пином идет по городу, подходит к магазину, и чувствует, как на лбу вздувается венка, а сердце заполошно бьется. Даже слуга у двери стоит тот же, что в тот самый день… Рука сама собой тянется к Цзянцзаю, а в душе поднимается дикое желание перерезать всех этих людишек, заставить их кричать от страха… «Твою мать, да не боюсь я!». - Сюэ Ченмэй, - Чан Пин взволнованно смотрит на него. – С тобой всё в порядке? «Что за тупой вопрос?! Такой же тупой, как ты». Сюэ Ян хочет огрызнуться, и не может. Ничего не может сказать. В ушах шумит. - Кого я вижу! Юный господин Чан! Давненько вы к нам не заглядывали, - окликает Чан Пина один из продавцов. Еще раз глянув на Сюэ Яна с беспокойством, Чан Пин оборачивается. - О, здравствуйте, дядюшка Пэн! Да, вот я к вам и заглянул. - Как вы поживаете, всё совершенствуетесь, да? – торговец подбрасывает монетку. – О, а ваш приятель тоже из заклинателей? Покажете нам, как вы поднимаетесь в воздух на мече? - Охотно, - Чан Пин все еще оглядывается на Сюэ Яна, но становится на меч и поднимается, подлетая к продавцу. - Ох, ничего себе! Наверное, у вас удивительная жизнь, - присвистывает продавец, добрейшая душа, и поворачивается к мужчине, стоящему за соседним прилавком: - А-Се, вот тот молодой господин, о котором я тебе говорил! А-Се продает сахарные фигурки, его одежда пропиталась этим запахом, но до чего же кислая у него рожа. - Оо, так это тот самый, обрезанный рукав? - Эээ? - А ты что, не слышал? Да весь город только о том и говорит! – восклицает А-Се. Чан Пин застывает на месте. - Я не слушаю сплетен. Это ты у нас хуже старой бабы, - ворчит дядюшка Пэн. - Молодой господин, оказывается, владеет двумя клинками, если вы поняли, о чем я! – язвительно говорит еще один торговец, и А-Се громко смеется. Чан Пин краснеет до корней волос. - Я… И тут раздается громкий треск. Прилавок с сахарными фигурками оказывается перевернут вверх ногами, чуть не погребая жалко мечущегося А-Се под горой его же товара. Сюэ Ян фыркает, ухмыляясь дрожащему от ужаса торговцу. - Что, получил, сука? - Ты не можешь со мной так обращаться! – ругается А-Се. - Уже смог, - Сюэ Ян лениво вытаскивает меч из ножен, показывая блестящее лезвие. А потом говорит: - Чан Пин, ну что мы тут стоим, мешаем порядочным людям наслаждаться зрелищем. Давай, как хорошие парни, заберем конфеты и пойдем лакомиться. Половина, кажется, уцелела. Чан Пин удивленно смотрит на него. Но дядюшка Пэн сам собирает конфеты, цокая языком. - Ты, А-Се, думал бы, что мелешь, когда с тобой заклинатели разговаривают! Он подает конфеты Сюэ Яну. - Молодец, парень! Береги нашего юного господина, хорошо? Сюэ Ян отвечает удивленным взглядом и открывает мешочек-цянкунь. - Чан Пин, не стой столбом, помогай давай. Чан Пин вздрагивает. Хочет возразить, что воровать – недостойно. Но А-Се сам подталкивает его, и, решив плюнуть на всё, Чан Пин быстро собирает конфеты и убегает вместе со смеющимся Сюэ Яном. Когда они направляются на кладбище, Сюэ Ян думает, что еще хорошо себя повел. А мог бы и прирезать того урода. Плюхнувшись на траву, он фыркает: - Ну что, перекусим на природе? Чан Пин не отвечает. - Ты что, виноватым себя чувствуешь? – продолжает Сюэ Ян. - Забей. Угощайся. Всё равно уже ничего не изменить. Ну стырили мы конфеты, и что теперь? Останешься ты без конфет, так кому от того будет лучше? Чан Пин смотрит на него с грустью… и завидуя его смелости. Наконец Сюэ Ян не выдерживает. - Да вертел я на своем клинке всех этих святош, которые считают себя лучше всех. Этот А-Се козел самый настоящий. Так что плюнь и разотри. Он берет сахарную фигурку-собачку и касается ею губ Чан Пина. Тот берет конфету и медленно жует, будто тянет время, а затем шепотом спрашивает: - С тобой всё в порядке? - М? - Когда мы зашли в лавку, мне показалось, что тебе стало страшно. Сюэ Ян поражен, что муж это заметил. Это немного тревожит. - Тебе показалось. Ничего не случилось. Я себя в обиду не дам. Чан Пин успокаивается, но так же тихо спрашивает: - Как же ты тогда не сопротивлялся, когда Вэнь Жохань выдал тебя замуж? - Вэнь Жохань пообещал, что разрешит мне прикончить твоего папашу, когда осуществит все свои планы, - отвечает Сюэ Ян, взмахнув рукой. – Учти, вдруг он захочет избавиться от тебя, я ничего не смогу сделать. - Почему же ты до сих пор не убил моего отца? Я-то для тебя не помеха, - грустно признает Чан Пин и снова тянется за конфетой. - Сам не верю, что делюсь с тобой своей добычей, - смеется Сюэ Ян, хотя, вообще-то, не возражает. Учить мужа плохому ему нравится. – Ладно. Пока что я не могу убить твоего придурочного папашу, потому что у меня приказ быть шпионом в вашем клане. Вэнь Жохань что-то запланировал. Я жду его приказа. Если я ослушаюсь и убью твоего предка без разрешения, меня казнят. Понял? - Ох… - волнуется Чан Пин. – Я боюсь Вэнь Жоханя. Почему ты ему помогаешь, если он ничуть не лучше моего отца? - Думаешь, я от него в восторге? На самом деле я пришел в орден не ради него. Я помогаю Мэн Яо, и потому притворяюсь, что я на стороне Вэнь Жоханя. Ради своей же выгоды, хочу отомстить твоему чокнутому предку. Не знаю точно, что планирует Мэн Яо, но это явно не на благо Вэнь Жоханю, - Сюэ Ян вздыхает. - Мэн Яо? – спрашивает Чан Пин с сочувствием, без малейшей доли презрения. В этот миг Сюэ Яну кажется, что Чан Пин, в общем-то, неплохой парень. - Да, устроить эти браки наследников орденов была его идея. Хотя мы не думали, что нас в это втянут. Это уже Вэнь Жохань так решил. Но Мэн Яо что-то замышляет против Вэнь Жоханя. Я уверен. У него есть с тобой что-то общее – его отец мразь еще та, а он почему-то заботится об этой сволочи. Чан Пин перекладывает несколько конфет в свой мешочек-цянкунь. - Что ты собираешься делать? Не домой же потащишь? Если твой папаша найдет, раздавит нахрен, - прищуривается Сюэ Ян. - Я видел в городе бедных детей, хочу их угостить, - шепотом отвечает Чан Пин. Сюэ Ян настораживается. Ему не по себе. - Что, хочешь искупить то, что мы эти конфеты украли? Чан Пин улыбается. - Ну, я еще немного съем сам. Но всё равно, я хочу поделиться с теми детьми. Сюэ Ян вновь угощает его. Но и сам оставляет немного сладостей на потом. * - А-Юй? – Не Хуайсан просыпается среди ночи, услышав, что Мо Сюаньюй вздрагивает и плачет. Какой же он хрупкий и нежный… Не Хуайсан и то сильнее. Мо Сюаньюй застывает. А через миг трясется еще сильнее, не в силах сдерживать всхлипы. - А-Юй, я знаю, ты не спишь. Мо Сюаньюй шмыгает носом и оборачивается, качая головой. - Я спал. Я часто вот так просыпаюсь от кошмаров. Не Хуайсан кивает. - Что случилось, милый? - Просто переживаю о родных, - Мо Сюаньюй дергает плечом. - Ничего себе «просто», - ухмыляется Не Хуайсан, вспомнив синяки, которые видел у мужа в первую ночь. – Тебя больше никто не обидит! Дагэ защитит. И я, конечно, хотя из меня боец так себе. Мо Сюаньюй смеется, и Не Хуайсан успокаивается. Но тут он взволнованно вспоминает: - А-Юй, а к твоей матери дома относятся так же, как к тебе? Мо Сюаньюй не отвечает. - Я понял, так же, - Не Хуайсан сжимает кулаки. – Этого следовало ожидать. Где она? - В нашей родной деревне, это к юго-западу отсюда. - Дорогу помнишь? Мо Сюаньюй кивает. - Но я… а вдруг Вэнь Жохань разгневается, если узнает, что я покидал Цинхе? Я ведь должен следить… - Если что, скажешь, что это я так захотел и заставил тебя забрать твою маму к нам, - отвечает Не Хуайсан. – И мы же всего на пару дней отлучимся. Мо Сюаньюй прикусывает губу. - Моя тетушка ужасная женщина! Она может написать Вэнь Жоханю, будто твой старший брат нарушает все обещания… Не Хуайсан хмурится. - Я оставлю дагэ записку. Пока он с Вэнь Цин дома, вряд ли у Вэнь Жоханя появится повод вмешаться. Не Хуайсан терпеть не может вмешиваться в опасные дела. Но он хочет спасти мать мужа. Ради Мо Сюаньюя. Он хочет, чтобы с ним Мо Сюаньюй чувствовал себя в безопасности. - Но Вэнь Жохань может сказать, что брат не в силах добиться от тебя послушания. Не Хуайсан не сразу находит, что ответить, но, подумав, говорит: - Ну, смотри, А-Юй. Меня на тебе женили и велели тебя любить, так как я могу заставлять тебя страдать? Или оставить в беде твою матушку? Если я люблю тебя и забочусь о тебе, значит, я поставил брак, устроенный для меня Вэнь Жоханем, выше воли брата, правильно? Разве это не проявление верности? Мо Сюаньюй счастливо улыбается, и Не Хуайсан понимает, что убедил его. - Я понимаю, я слаб даже по сравнению с твоей тетушкой, - признает Не Хуайсан, - Зато я хитрее. Вот увидишь. Мы справимся. Будешь у меня двойным агентом. Мо Сюаньюй касается губ Не Хуайсана кончиком пальца. - Значит, решили.