Cosmic Love

A falling star fell from your heart and landed in my eyes I screamed aloud, as it tore through them, and now it's left me blind Florence + The Machine - Cosmic Love

Апрель 1930 года. Бои на территории Великобритании шли долго. Хогвартс, как и прежде, стал убежищем для всех, кто искал защиты. И в итоге, он же стал единственным не захваченным клочком земли в стране, последним оплотом свободы для всей Европы. Символом неугасающей надежды и сопротивления авторитарному режиму Гриндевальда стал, безусловно, Альбус Дамблдор. Жизнь имела извращённое чувство юмора. Это Альбус узнал ещё в детстве. Давление со всех фронтов усиливалось, маги сдавали позиции, оставляя Хогсмид на волю головорезов Гриндевальда. От деревни в сторону Хогвартса шёл дым, и всем стало очевидно, что случилось. Люди Гриндевальда редко знали значение слова пощада. Боеспособных магов просто не хватало. Ежедневно они теряли десятки, а противников становилось всё больше и больше, будто бы отрезав одну голову , они получали две. Под конец недели был вымотан и ранен каждый. Самое страшное, что не все дети успели уехать, и многим пришлось взять в руки палочки для самозащиты. Альбус никогда не хотел этого. Не хотел видеть, как дети вмиг встречают суровый, взрослый мир. Он не хотел войны, но она пришла без приглашения. Было решено маленькими группами переправить всех через тайный ход во время затишья. В конце концов, остался только Альбус, из последних сил создавший иллюзию магов, патрулирующих периметр. — Пойдём с нами, — позвал Аберфорт, ожидая на пороге туннеля, ведущего в Хогсмид. Там они смогут свободно трансгрессировать и использовать порталы вне защитного купола. — Вместе мы сможем поддерживать магию на расстоянии достаточно долго, чтобы сбежать. — Аберфорт, — тяжело вздохнул Альбус, — ты и сам знаешь, что это невозможно. Даже для таких сильных магов как мы. Уходи, пожалуйста. — И бросить тебя? Одного?! Альбус мягко улыбнулся, качая головой. У брата всегда был горячий нрав. — Если ты не пойдёшь с ними, ты бросишь их. Не упорствуй, сохрани силы для борьбы с врагами. — Альбус сжал руку на плече Аберфорта, чувствуя, как сердце обливается кровью. Нет, он не позволит брату погибнуть вместе с ним. — Ты им нужен. Аберфорт закусил губу, отводя взор. — Директор Диппет перед смертью завещал мне занять его место и защитить этих детей. Я сделаю для них всё. В голосе Альбуса не чувствовалось больше усталости, только решительность. "Ради общего блага," — хотелось ему добавить, но это прозвучало только в его голове, словно тайное, невербальное заклятие. — Хорошо, — выдавил Аберфорт. Альбус видел, как тяжело это далось брату. — Береги себя. Я постараюсь прислать тебе весточку, когда мы выберемся из этой дыры. Как только получишь — беги. В пекло всё. Альбус ничего не ответил, лишь кивнул и проводил тяжёлым взглядом скрывающегося за проёмом Аберфорта, а затем трансгрессировал во двор школы. Нельзя было терять ни минуты, передышка могла закончиться в любой момент. Альбус создал вполне правдоподобную иллюзию группы учеников и неожиданно осознал, что это вполне вероятно может стать одним из последних его заклинаний. Это почему-то почудилось ему удивительно смешным. Он не боялся смерти. Его жизнь была намного страшнее. Подходя к разрушенному мосту, Альбус еле стоял на ногах. Раненое плечо ныло, голова гудела. Магический купол завораживающе переливался в свете молний. Он вышел за его пределы и ощутил мелко крапающий дождь. Волосы, тронутые сединой, намокли и прилипли к лицу. День был пасмурный и свежий, как раз для прогулок под зонтом. Альбус бы сейчас с удовольствием прогулялся с Ньютом по Запретному Лесу и послушал его восторженные рассказы о магических существах или просто постоял бы с Минервой на балконе, растворяясь в скорбной тишине и тихих разговорах. Рот дёрнулся в улыбке. Он засунул руки в карманы брюк, закрывая глаза и подставляя лицо под капли. По мосту, словно тени, заскользили маги в мрачных одеждах, почти не видные в темноте. Сам Альбус почти всю неделю был в своём лиловом костюме, который сначала испачкался, а теперь ещё и намок. Его длинные лакированные сапоги выглядели так, будто их носили несколько лет подряд, не снимая даже во время сна. А в свою пёструю, пурпурно-золотую мантию он завернул дрожащую белокурую девочку, получившую ранение. Она была совсем ещё молодой, такой яркой и полной надежд, теперь растоптанных военным сапогом. Она тоже теперь была в Хогсмиде, в безопасности, и скоро, Альбус надеялся, окажется дома. Не смотря на измотанный вид Дамблдора, противники ступали по мосту опасливо, словно перед ними был не волшебник, а какое-то могущественное создание, граничащее с богом. Признали, значит. — Отступите, пока ещё не поздно, — призвал Альбус, перекрикивая раскаты грома, и кто-то действительно дрогнул и захотел уйти. Репутация шла впереди него. Когда маги продолжили наступление, Дамблдор выпрямился и тихо произнёс: — Что ж, так тому и быть. На первые волны атакующих обрушился град заклинаний и огненный хлыст, скидывающий людей в пропасть. Зловеще сверкала молния, а Альбус парировал, уклонялся, отражал и кидал непростительные. Никому не удавалось подойти к нему ближе, чем на двадцать шагов. Он не знал, сколько времени прошло. Дуэли и кураж всегда заставляют время скакать то быстро, то медленно. Он чувствовал собственное истощение, это было словно пытаться отыскать воду в пустом сосуде, когда ты три дня ничего не пил. И всё же он продолжал. Натиск только усиливался, противникам не было конца. Они не могли превзойти его в мастерстве и мощи, но могли задавить числом, просто утопить в своих чёрных мантиях. "Рано или поздно у них получится, — лихорадочно думал Альбус, создавая стену магического огня, пока по нему градом катился пот и дождь. — А пока я поживу. Ради общего блага". Наконец, кто-то, кого в пылу сражения Альбус не заметил, вдруг отразил его заклятие медленным движением палочки, и бой мгновенно прекратился. Казалось, весь мир замер, и Альбус был его частью. Люди расступались перед тёмной фигурой с раболепным благоговением, едва сдерживая себя, чтобы не упасть в ноги. Это был он. Геллерт. Он грациозно двинулся вперёд, перешагивая трупы своих сторонников, словно их и не было. На его губах заиграла зловещая улыбка. — Альбус! — сказал он, раскинув руки в стороны. Под его ногами буквально собирался по кусочкам разрушенный мост, и Гриндевальд каждый раз словно ступал по воздуху, балансируя на грани на каждом шагу. — Я и не сомневался, что заглянешь на огонёк. Дамблдор крепче сжал палочку и почти звучно заскрипел зубами. — Что за великолепное шоу ты здесь устроил? Это для меня? — Ещё шаг, и, клянусь, я устрою финальное представление. Подействовало. Гриндевальд и вправду замер в нескольких метрах от Альбуса. И тут же на уши обрушилась тишина. Геллерт прокрутил палочку в руках. — Неужели ты не рад меня видеть, mein Schatz? "Никто нас не слышит," — понял Дамблдор. — Вынужден тебя разочаровать, я был не рад видеть тебя последние три десятка лет. Геллерт скорчил грустную гримасу, и это почти рассмешило Альбуса. — Я же обещал, что приду. Приду и заберу тебя отсюда. Я думал, ты меня ждал. — О, да, конечно. Хочешь чаю? — предложил он, веселея на глазах. Усталость снимало как рукой, и он догадался, что всему виной магия Геллерта. Всё такая же яркая, жгучая, густая, запретная, обволакивающая и проникающая во все душевные раны, словно целебный бальзам. Сладко зовущая его, подобно сирене, и смыкающая тонкие пальцы на горле. Альбус практически подался к нему, следуя её зову. Это было единственное пение, которое было способно унести его на морское дно. Гриндевальд усмехнулся, и сердце сделало кульбит. Сложно было не поддаться этому дьявольскому обаянию. Гриндевальд поднял ногу, чтобы сделать шаг. — Стой, где стоишь, Геллерт, — ледяным тоном проговорил Дамблдор, сохраняя светскую улыбку. — Натравил на меня своих псов, а теперь фамильярничаешь. — Псов? — переспросил Гриндевальд и звучно рассмеялся, вскидывая голову, но Дамблдор услышал лишь натужную фальшь. — А что ты мне сделаешь, Альбус? Лучше цирка, чем эти липовые дети, ты всё равно не выдашь. Мираж за спиной развеялся лёгким движением руки Геллерта. Дамблдор усмехнулся. Гриндевальд был прав. Как всегда. — Мог бы и получше для меня наколдовать. — Времени не было, уволь. — Уволю, — ощерился Геллерт и вдруг бросил проклятие так, что Альбуса отбросило назад. Дамблдор упал и проехался по влажным камням, ударяясь головой. Перед глазами заплясали звёзды, из рук вылетела палочка. Толпа последователей вне их слышимости завизжала и заулюлюкала в приступе обожания. Геллерт медленно подошёл, на всякий случай накладывая на Альбуса остолбеней, и поставил ногу ему на грудь, не сильно надавливая. Дамблдор слепо уставился в серое небо, и улыбка застыла на его разбитых губах. Усилившийся дождь, только что бивший в лицо, обошёл стороной. Над ними образовалась тонкая, искрящаяся плёнка, не пропускающая капли. — Слишком быстро сдаёшься, Альбус, — скучающе обронил Геллерт. Он излучал холодное спокойствие. — Почему не отразил? Ты же мог. Видя, что Дамблдору есть, что сказать, он позволил ему говорить. Альбус сначала сплюнул кровь. — Чего ты медлишь? Убей меня, — вместо ответа изрёк он. — Ах, так вот в чём дело! — понимающе закивал Геллерт. — Решил стать самоубийцей, мой дорогой? Пожертвовать собой ради ненаглядных деток? Он склонился ниже, надавливая на Альбуса, и тот поморщился от боли. Наступило молчание, во время которого Гриндевальд долго рассматривал Альбуса, его огрубевшие черты, испачканную в крови и грязи одежду, заглядывал под рубашку, носком ботинка оттягивая её. — А ты всё не меняешься. Всё такой же красивый. И волосы отрастил, как я хотел, — заметил Геллерт, убирая ногу и опускаясь на одно колено. — Не беспокойся, нас никто не слышит... И не видит. Он провёл рукой по его щеке, нежно убирал прядь с мокрого лица, легонько обвёл скулу ногтём, задерживаясь, наверное, дольше необходимого. Альбус невольно прикрыл веки под этими ласковыми касаниями, казавшимися благословением после множества кругов ада. Геллерт всегда прекрасно угадывал его желания, и это не могло не тревожить. Несколько сладких мгновений спустя, Гриндевальд воодушевлённо выдал: — Присоединяйся ко мне. — Никогда. С его стороны послышался театрально раздосадованный вздох. — Хорошо, видит великая фрау Мерга, я пытался без насилия, — сказал он, положив руку на сердце, и достал из кармана палочку. Палочку Аберфорта. Внутри всё похолодело. — Узнаёшь? — Что ты с ним сделал? — прохрипел Альбус. Обречённость и безмятежность мигом улетучились. Если у них Аберфорт, то и все остальные. — Помирились, значит? А что насчёт детей и прочих магов, которых он пытался вывести? И неожиданно он вытащил мешок из кармана мантии и начал его вытряхивать. Несметное количество разных палочек покатилось по мосту, падая куда-то в небытие. Альбус в исступлении наблюдал за этой картиной, чувствуя как липкий страх подползает к сердцу. Геллерт выкинул мешок и подобрался ближе, нависая сверху и, кажется, любуясь паникой и смятением на лице Альбуса. Дамблдор перевёл взгляд на Гриндевальда и ужаснулся. В разноцветных глазах сверкало пламя страсти. — Ты знаешь их всех, не так ли? Мой милый, чуткий Дамблдор... Гриндевальд приблизился, выдыхая сквозь стиснутые зубы. Он уже был на грани. — Г-геллерт... — тихо начал Альбус, и вот уже Геллерт впился в его губы поцелуем, сжимая одной рукой подбородок, заставляя открыть рот и пропустить свой язык. Альбус понял, что тот еле сдерживался, чтобы не сесть сверху прямо сейчас. Целовал Геллерт неистово, как не в себе, распаляясь и заставляя распаляться. Он рвано проговорил, отстранившись: — Присоединяйся ко мне, и я сразу отпущу их всех. Геллерт обдал шею горячим дыханием, и по телу Альбуса прошлась волна липких мурашек, он весь сжался и промолчал, не находясь, что сказать. Тогда Гриндевальд снова вздохнул и встал с колен. Альбус понял, что скованность постепенно отступает, и на его онемевшее лицо падают капли — щит от дождя тоже исчез. Он недоумённо поморгал, фокусируя взгляд на Гриндевальде. Позади него свернула молния, очерчивая тёмный силуэт. Минутная слабость Геллерта прошла, и он снова был хладнокровен и прекрасен, словно высеченная из мрамора статуя ангела. — Ты... — неуверенно начал Дамблдор. — Ты ведь на самом деле не здесь, правда? Новое заклинание иллюзии? В его голосе звучала такая неподдельная надежда, что у любого, даже самого чёрствого человека могло что-то шевельнуться в груди. Однако раздался лишь смех Геллерта, совпавший с громом. Альбус поёжился, приподнимаясь на локтях. — Ты знаешь меня слишком хорошо, я и правда хотел так сделать. Но не стал. Нельзя упускать возможность поцеловать тебя, дорогой. Даже если эта возможность может свести меня в могилу. — Он склонил голову вбок и обманчиво тепло улыбнулся. Его тон издевательски разнился с тем, что он говорил. — Твои люди у меня. Решай. — Ты трус, Геллерт, — тоже улыбнулся Дамблдор. — И всегда им был. Ты прикрываешься жизнями невинных. — А ты слишком принципиален, Альбус, — передразнивая его интонацию, сказал Геллерт. — На войне как на войне. Ты прикрываешься высокими идеалами, но, в сущности, ты знаешь, что мы с тобой похожи. — Гриндевальд протянул Дамблдору руку. — Соглашайся, и вместе мы построим лучший мир, как когда-то мечтали. Альбус колебался. Где-то там, в холодном разрушенном Хогсмиде сейчас держали детей, его раненных соратников, Аберфорта и других отважных магов — ослабленных и напуганных. Его отказ означал их смерть. Да и вряд ли его отпустят, если он попытается сбежать. О, нет, ему ни в коем случае не позволят уйти. Альбус видел это в разноцветных, сияющих от предвкушения глазах. Гриндевальд будет готов положить половину своей армии, лишь бы оставить Альбуса при себе. А стоит ли Дамблдор столько усилий, жертв? Он медленно поднял на Геллерта взгляд глубоких, лазурных глаз, и Гриндевальд ощутил, как к горлу подступает ком. Сам вид Альбуса — голодного, уставшего, но неизменно гордого, верного своему делу —, заставлял сердце Геллерта биться чаще и наполняться нежностью, которая, как он думал, была давно сожжена огнём революции. — Ты отпустишь их? Обречённо. Мрачно. Убито. О боже, Альбус, если бы ты знал, какой пожар разгорается у Гриндевальда в груди от одной твоей такой интонации. Всё, что ему сейчас было нужно — это прижать тебя к себе и никогда не отпускать. Пожалеть, зарыться руками в рыжие волосы и поцеловать в лоб. — Сию минуту отдам приказ, — пообещал Геллерт, сглотнув. Они пару долгих мгновений просто смотрели друг другу в глаза, искали что-то на дне, пока звук дождя обволакивал их. Молчание наполнилось воспоминанием об их первом поцелуе, когда они попали под дождь в Годриковой Впадине. Они будто заново разделили нечто интимное и сакральное. Когда наваждение спало, и они оказались в гуще битвы вместо глухой деревни, рука Геллерта всё так же приглашающе тянулась к Альбусу. Дамблдор не знал, как поступить правильно, поэтому поступил так, как счёл нужным. Он принял руку, вытягивающую его, ставящую на ноги, взмывающую вверх их переплетённые ладони в победном жесте. Толпа тёмных магов заревела. Люди начали массово трансгрессировать поближе к Гриндевальду, хлопать, обниматься и пускать фейерверки в виде символов Даров Смерти. Кажется, кто-то делал колдографии. Альбус равнодушно подумал, что завтра на всех первых страницах газет будет фотография торжествующего Гриндевальда и сдавшегося Дамблдора. Как только публика вдоволь нарадовалась и успокоилась, на запястьях Альбуса едва заметно заблестели ограничители. Он бы рухнул от бессилия, если бы не Геллерт, который предусмотрительно его придержал. Альбус постарался удержаться на дрожащих ногах. Собственная магия, покинув его тело, уступила место мягкому касанию сирены Геллерта, поющей ему теперь дифирамбы. Геллерт незаметно для всех коснулся губами его виска, придавая ему немного энергии. Тепло разнеслось по телу мурашками. — Спасибо, — еле выдавил Дамблдор. — Всё для тебя, mein Schatz. И Гриндевальд обратился к толпе: — Сегодня, друзья, знаменательный день! Сегодня мы не только взяли эту неприступную крепость Хогвартс, не только полностью захватили Великобританию и Европу! Сегодня мы заполучили на свою сторону могущественного союзника, сила которого сравнится только с моей собственной. Как уже многие из вас догадались, это — Альбус Дамблдор — величайший волшебник двадцатого века, и вы сами убедились в его силе. Да, мы потеряли множество бойцов усилиями отважных сторонников Дамблдора, и никто не будет забыт! Ни одна капля колдовской крови не была пролита напрасно! Мы стоим здесь больше не как враги, отныне мы — братья. Сегодня мы будем пить и веселиться в этом самом замке. Сегодня, мои бесценные соратники, мы празднуем воскрешение дружбы, которая приведёт нас к победе! И их соединённые руки, вновь взметённые в воздух, вызвали очередную бурную реакцию последователей Гриндевальда. Шрамы от клятвы на их ладонях соединились. Публика отчаянно аплодировала, готовая сбить ладони в кровь, кто-то даже заплакал. Удивительно, как Геллерт умел управлять толпой. Повернувшись к Альбусу, он уличил момент и прошептал: — Сегодня ты — мой. Дамблдору удалось сохранить невозмутимое лицо, на что Гриндевальд лишь усмехнулся. Меланхолично наблюдая за изумрудными искрами фейерверков, Альбус неожиданно уловил суть плана. Хогвартс никогда не был особой целью, за которую надо было сражаться как за стратегически важное место. Хогсмид и ряд других поселений просто уничтожили, сожгли, не заботясь о последствиях, а Хогвартс не пострадал, и в этом не было много заслуги магического щита. Их постепенно оттесняли, вынуждая всех собраться в школе. "Они планировали долгую осаду, — догадался Альбус. — Если бы им нужен был Хогвартс, они бы уже его тысячу раз взяли, их намного больше. Их целью была не школа, и даже не Великобритания. Их целью... Его целью... — Дамблдор посмотрел на Геллерта. Его глаза лучились искренним счастьем, и в них зажглись задорные искорки, когда он заметил, что Альбус наблюдает за ним. — Его целью был я".